Военный до мозга костей, верный присяге и преданный Родине, Андрей Зимин не мог с легкостью перечеркнуть прошлое и продолжал считать, что находится в «затянувшемся автономном плавании».
И лишь насущная необходимость заставила его принять непростое решение о создании нового государства.
15 ноября 2079 года адмирал флота Зимин объявил себя секретарем Исполнительного комитета Союза Народных республик и Главнокомандующим его Вооруженными силами.
В настоящее время Русская Арктика включает в себя девять республик, расположенных на побережье Северного Ледовитого океана, Карелии и Ленинградской области, а ее флот контролирует весь арктический бассейн.
— Бобрыкин? — в привычной для себя рассеянной манере переспросил Туман. — Большая Мама сказала, что он служил зигенам, вот и растерялся под моим взглядом.
— И ты ей веришь? — удивился Порох. Он уже понял, что новый напарник наивностью не страдает, и слова, даже произнесенные с максимальной искренностью, пропускает мимо ушей.
— Нет, конечно, — вяло отмахнулся ликтор. — Он явно пробовал мясо, но я сильно удивлюсь, если выяснится, что Бобрыкин — тот, кого мы ищем.
— Почему?
— Потому что он — работяга. Забитый и послушный. Он бы не осмелился перечить Большой Маме, а Большая Мама ни за что не разрешила бы ему убивать в Ярике. — Пауза. — Думаю, Бобрыкин ел мясо только ради выживания и только в Жрущие Дни. И с тех пор мучается.
И снова — прозвучало настолько уверенно, что Порох постеснялся уточнять, как Туман обо всем этом узнал. Но при этом здоровяк не промолчал.
— Ты не кажешься сильным, — бросил он, многозначительно разглядывая узкие плечи ликтора.
— Я и в действительности не такой, — не стал спорить тот.
— Как же ты справляешься с Жрущими?
— Хитростью.
— Убиваешь исподтишка?
— Тебя это смущает?
— Нет. — Порох покрутил головой. — Пожалуй, нет.
— Хорошо. — И ликтор открыл дверь тамбура.
В голове любого эшелона Берцев располагались вагоны первого класса. Первого по меркам Зандра, разумеется, но от обычных пассажирских «коробок» эти вагоны отличались кардинально. Вместо железных полок в них монтировали оставшиеся с «прошлой жизни» диваны и кресла, окна закрывали настоящие стекла, уборщики регулярно мыли туалет, а главное — внутри сохранилось деление на купе, люди не сидели друг у друга на головах, а имели возможность уединиться.
Большого числа желающих оплатить комфортное путешествие не наблюдалось, вагонов первого класса в эшелоне имелось всего три. Порох, помнивший внутренние инструкции Железной Безопасности, остановился, едва выйдя из тамбура, размышляя, как бы провести расследование, не задев тонких чувств важных персон, а вот не скованный корпоративными правилами Туман продолжил действовать с прежней бесцеремонностью: рывком распахивал двери купе, внимательно разглядывал опешивших пассажиров, тем, кто спал, нагло светил фонариком в лицо и двигался дальше, не отвечая ни на вопросы, ни на возмущенные возгласы. Двигался, пока не отыскал интересных для себя людей, а вот как ликтор их определял, Порох не понимал до сих пор, несмотря на три десятка оставшихся позади вагонов.
— Григорий и Александра Самойловы?
— Да…
Он был большим, когда-то, видимо, полным, теперь изрядно похудевшим, но по-прежнему большим благодаря широкой кости. Лет сорока, не более, с большими черными глазами, толстыми губами и коротким ежиком совершенно седых волос. Руки у него были натруженными, но не привычно мозолистыми, как у Бобрыкина, а огрубевшими от непривычного труда.
Она — верная спутница. Большая, под стать мужу, но тоже исхудавшая. Чувствовалось, что в последнее время их жизнь трудно было назвать сладкой.
Тем не менее Самойловы занимали все купе, без попутчиков.
— Бежите с Зандра?
— А вы…
— Железная Безопасность, — сообщил из-за плеча напарника Порох. — Вы можете отвечать. — Поразмыслил и добавил: — Извините за беспокойство.
— Бежите с Зандра? — повторил Туман, из вежливости позволив здоровяку закончить фразу.
— У нас… — Самойлов сбился, но тут же взял себя в руки и твердо продолжил: — У меня контракт с Карельской Народной Республикой, мы едем в Петрозаводск.
Так вот откуда взялись такие условия…
Все серьезные государства планеты остро нуждались в квалифицированных специалистах, в инженерах, ученых и врачах, способных работать на производстве, преподавать в школах и училищах, а то, глядишь, и восстанавливать фундаментальную науку, отодвигая почти умершую цивилизацию от феодализма. Таких людей искали, в том числе — с помощью вездесущих папаш, которым платили за грамотеев двойные, а то и тройные премии, таким людям помогали выбраться с Зандра и предлагали контракты, гарантирующие понятное будущее и даже обеспеченную старость.
Судя по разложенной на столике снеди — ломти настоящего мяса, хлеб и сыр — и отсутствию попутчиков, Самойлова считали очень нужной Петрозаводску персоной, однако Берецкий говорил с ним так же, как допрашивал нищих переселенцев из общих вагонов: вежливо, но холодно, иногда — с оттенком превосходства.
— Вам доводилось встречаться с людоедами?
— Это имеет значение? — поднял брови Григорий.
— Имеет, раз я спрашиваю.
— А вы, извините, кто? — Самойлов справился с волнением, уселся на диван — Туман последовал его примеру — и теперь говорил спокойно, даже чуточку вальяжно.
— Вы знаете, кто я, — ровно ответил Берецкий.
— Вы — ликтор.
— Теперь вы ответите на мой вопрос? — осведомился Туман, давая понять, что ничуть не впечатлен проявленной собеседником прозорливостью. — Вам доводилось встречаться с людоедами?
— Вы знаете ответ.
— Меня интересует не ответ, а то, как вы его произнесете.
Несколько секунд Самойлов таращился на тощего ликтора, затем качнул головой, беззвучно признавая, что встретил достойного противника, и сухо ответил:
— Доводилось.
— Кто оказался людоедом?
Вопрос не понравился. Александра поджала губы, а Григорий помрачнел. Но попытался сделать ответ легким:
— А если я скажу, что видел Жрущих во время нападения их банды на наше поселение?
— Я вам не поверю. — Берецкий неприятно улыбнулся. — Кто оказался людоедом?
— Соседи, — не сдержалась женщина. И отвернулась.
— Большая семья?
Порох почему-то вспомнил Бобрыкиных.
— Муж и жена, — медленно ответил Григорий. — Вы должны простить Сашу: мы знали Васильковых еще до Времени Света… С Мишей я учился в университете.
Прозвучало очень проникновенно, однако Туман, похоже, был сделан из железа высшего сорта — его не задело.
— Как вы поняли, что ваши соседи — людоеды?
— На соседней ферме пропал ребенок, — вздохнул Самойлов. — А в их подвале нашли… Нашли тело. Извини, дорогая.
Александра всхлипнула.
— Что с ними сделали? — поинтересовался ликтор, равнодушно разглядывая расстроенную женщину. Настолько равнодушно, что его спокойствию удивился даже Порох.
— Сожгли.
— Вы принимали участие в экзекуции?
Всхлипывание.
— Да.
— Поэтому вам неловко вспоминать о том эпизоде?
— Мне не неловко, мне неприятно!
— И это не эпизод! — взвилась женщина. — Они жили рядом с нами, ясно? Все время рядом с нами! Мы были друзьями!
— Понятно.
— Неужели?
— Поверьте, в этом поезде я понимаю вас как никто. — Берецкий обозначил улыбку, но тут же вернулся к делам: — Сколько вы пробыли в Ярике?
— Около двух недель.
— Почему так долго? Эшелоны на Белозерск ходят каждые два дня.
— Мы сами уехали с Зандра, и с представителями КНР я связался только здесь, в смысле — в Ярике.
— Вы хороший специалист?
— Ремонт и обслуживание авиационной техники, — с законной гордостью ответил Самойлов. — До войны я был главным инженером авиационного завода.
— Вы — умный, образованный и внимательный человек, вы довольно долго пробыли в Ярике… — Ликтор чуть подался вперед. — Вы не видели там людей, чем-нибудь напоминающих ваших соседей?
Всхлип. Григорий бросил на собеседника недовольный взгляд и стал чуть грубее:
— То, что я сжег пару Жрущих, не означает, что я стал в них разбираться. И я до сих пор не могу представить Васильковых этими… Каннибалами…
— Вы были с ними близки?
— Не имеет значения.
— Понятно…
Туман убрал планшет в сумку, но подняться с дивана не успел.
— Вы когда-нибудь ошибались? — нервно спросила Александра.
— Да.
— Что?
Она явно не ожидал прямого ответа.
— Вы спросили — я ответил, — пожал узкими плечами Берецкий и сделал два вдоха через маску Z. — Я ошибался.
— Понятно…
Туман убрал планшет в сумку, но подняться с дивана не успел.
— Вы когда-нибудь ошибались? — нервно спросила Александра.
— Да.
— Что?
Она явно не ожидал прямого ответа.
— Вы спросили — я ответил, — пожал узкими плечами Берецкий и сделал два вдоха через маску Z. — Я ошибался.
— Вы обвиняли человека в людоедстве…
— А потом оказывалось, что он не виноват, — закончил за собеседницу ликтор.
— И вы его отпускали? — тихо спросил Григорий.
— Как правило, правда всплывает после исполнения приговора, — очень спокойно произнес Туман. — Все мои ошибки заканчивались смертью подозреваемых.
Порох вздрогнул и посмотрел на Берецкого с уважением. С большим уважением. А вот ученое семейство решило, что получило основание для атаки.
— И какое наказание вы понесли?
— Мне было неприятно.
На этот раз всхлип был больше похож на карканье.
— Вы убивали невинных и вам было просто неприятно? — Александру затрясло от бешенства.
— Вас беспокоит, что ваши соседи могли оказаться обыкновенными людьми? — быстро спросил Туман.
— Они кричали перед смертью. — Женщина закрыла глаза. — Они кричали.
— Не лезьте к ней, — хмуро попросил Григорий. — Или я пожалуюсь русским.
— Все кричат перед смертью. — Ликтор прищурился. — Но если вам интересно, кого я вижу, когда бреюсь, то я вижу людоеда.
Александра распахнула глаза и с испугом посмотрела на Берецкого. Самойлов дернулся, как будто захотел отпрыгнуть прочь. Порох вздрогнул.
— Вы ведь это хотели услышать, не так ли? Хотели указать мне место? Так я его знаю. Я все о себе знаю. — Тонкий палец прочертил невидимую линию по потрепанной сумке, в которую ликтор убрал планшет. — Абсолютно все…
— Как вы с этим живете? — прошептала женщина. — С такой виной…
— Ваш супруг ремонтировал самолеты, и на его совести наверняка есть хотя бы одна катастрофа. — Туман усмехнулся. — Ведь есть?
Григорий понял, что промолчать не получится, и буркнул:
— То была случайность.
— Верно: вы убили случайно, по недосмотру, — согласился Берецкий. — Возможно, не проверив подчиненных, которые праздновали день рождения сестры механика, явились на работу с больными головами и не выполнили все пункты инструкции. Или же вы не заменили вовремя деталь, решив, что она еще послужит, но сыграл шанс на миллион и металл разрушился… Случайность… В моем же деле случайностей нет, меня сознательно обманывают и подбрасывают улики. А теперь вопрос: кто виновен больше? Вы, отдавший свою ответственность на волю случая, или я, которого целенаправленно вводят в заблуждение изворотливые преступники? В каком случае речь действительно идет об ошибке?
Несколько секунд в купе царила тишина, прерываемая лишь равномерным постукиванием колес по рельсам, после чего Александра тихо ответила:
— Я об этом не думала.
— Никто не думает. — Берецкий рывком поднялся на ноги. — Всего хорошего.
Это был самый омерзительный сон, какой только можно представить. Страшный, как месть анархиста. Противный, как плененный падальщик. Отчетливый, как только отчеканенная монета. Пронзительный, как крик насаженной на клинок женщины, и злой, как цепной «баскервиль».
Омерзительный сон… повторяющийся из ночи в ночь.
Кастрюля супа на столе.
Ее вид заставлял кричать и просыпаться в холодном поту, тяжело дышать, глядя в равнодушную тьму, трясущимися руками переворачивать мокрую от слез подушку и долго лежать без сна.
Кастрюля супа на столе.
Очень простая кастрюля тусклого серого металла. Весьма приличной вместимости. Большая кастрюля с крышкой. Немного помятая, с двумя царапинами, но крепкая, не прохудившаяся.
Она стоит на столе, сбитом из плохо обработанных досок, на грубом, самодельном столе, какой можно увидеть в пещере, ставшей убежищем. Или в землянке. Или в подвале. Кастрюля не подходит убежищу, несмотря на вмятину и царапины, она явно дорогая, ее место — на превосходно оборудованной кухне загородного дома, но все изменилось, и теперь она на грубом столе. Справа от нее блестит перепачканный жирным бульоном половник. А рядом с половником — нож. Большой кухонный нож, лезвие которого покрыто засохшей кровью.
И кухонный топорик. Тоже испачканный.
Пахнет мясным супом. Пахнет до одури вкусно. Настолько вкусно, что начинает тошнить.
От голода.
И от взгляда на перепачканный в крови нож.
Но запах супа сводит его с ума…
Он голоден. Он страшно голоден, и потому подходит к столу. Он знает, что ни в коем случае нельзя открывать крышку и заглядывать в кастрюлю. И еще он знает, с первой секунды проклятого сна знает, что обязательно заглянет.
Поднимет крышку.
И увидит то, что заставляет его кричать и просыпаться. Увидит то, из-за чего у него, лютого и беспощадного, льются слезы. Увидит то, из-за чего он каждое утро хочет себя убить.
— Лихо ты их отбрил, — вполголоса одобрил Порох, когда они вновь оказались в тамбуре. Туман по обыкновению задержался подышать — в последнее время его кашель усилился, и здоровяк затеял разговор. — Вообще непонятно, как эти чистоплюи выжили в Зандре. Ошибка, мать ее! Как вы себя чувствуете после нее…
— Нормальным людям претят убийства, и этим они отличаются от людоедов, — тихо ответил Берецкий. — Некоторые до сих пор путают убийство с приведением в исполнение приговора.
— Угу…
— А когда я ошибаюсь…
— А ты просто ошибаешься.
— Именно. — Ликтор глубоко вздохнул и следующую фразу произнес не отрывая от лица маску, поэтому получилось глухо: — В душе Самойловы знают, что без нас их съедят, причем в буквальном смысле. В душе они оправдывают совершаемые нами убийства, и это их тоже раздражает.
— Их все раздражает.
— Да, — подтвердил Туман. — Такие люди.
— Я не спрашивал.
— Знаю.
Мужчины рассмеялись, а затем Берецкий, легко, как бы в продолжение смеха, поинтересовался:
— Ты когда-нибудь ошибался?
И услышал в ответ честное:
— Разумеется.
Порох не собирался скрывать очевидное.
— И?
— Бухал и шел дальше. — Здоровяк слегка развел руками. — А что еще делать?
— Я редко пью, — вздохнул Туман, опуская маску на грудь.
— Как же ты расслабляешься?
— Убиваю людоедов. — Воспаленные глаза впились в темные Пороха подобно двум красным клинкам.
— Тебе это нужно? — негромко спросил ошарашенный здоровяк.
— Да.
Пауза.
— Ты — садист?
— Нет, я — убийца. — Ликтор рассмеялся и, повернувшись к напарнику спиной, открыл дверь во второй вагон первого класса. — Кто у нас остался?
— Самые интересные ребята, — пробурчал Порох, все еще переваривающий неожиданный и резкий ответ Берецкого.
— Циркачи?
— Они…
Занимали два соседних купе, не спали и встретили незваных гостей крайне неприветливо.
— Давайте поговорим в Белозерске. — Возглавлял группу из Цирка Уродов приземистый черноволосый крепыш, в гены которого явно вписали протокол «Пантера» — Берецкий сразу обратил внимание на характерные повадки. — Мы вам не доверяем и не хотим…
— Вам сказали, что за расследование мы проводим? — громко осведомился Порох. Входить к циркачам первым ликтор поостерегся, укрылся за широкой спиной напарника, вот и пришлось здоровяку вести основные переговоры.
— Ищете Жрущего и сразу к нам? — возмутился в ответ Пантера.
— Мы в поезде уже три часа, весь его прошли.
— И что?
— То, что не сразу, — весомо объяснил Порох. — Совсем не сразу. Ясно?
Циркачи переглянулись. Внешне эти люди, подвергшиеся «экспериментальному генетическому преобразованию», выглядели странно, некоторые — страшно, однако мозги у них работали, и Пантера прекрасно понял, чем может обернуться отказ от сотрудничества с Железной Безопасностью.
— Мы ничего не знаем о Жрущем, — произнес он, выискивая угрюмым взглядом стоящего в тени ликтора. — Ты слышишь?
— Как долго вы сидели в Ярике? — поинтересовался Туман, не выходя из-за спины напарника.
— Вчера приехали.
— Эти двое сидели на станции с прошлого понедельника. — Порох коротким жестом указал на Гиббона и вторую Пантеру. В ответ послышалось сдержанное рычание.
— Откуда знаешь? — негромко спросил главный циркач.
— Я из Железной Безопасности, — язвительно ответил здоровяк.
— Разве мы для вас не на одно лицо?
— Отвечай на вопрос.
— Я…
— Пусть скажет Гиббон, — неожиданно велел Туман.
— Что скажет? — растерялся Пантера.
— Где он был вчера ночью?