Разгоряченные схваткой корабельщики через распахнутые ворота ворвались во двор дома. Двое стали обходить его справа, а Мишаня с отрядом ринулся в дом. На первом этаже пусто. Мишаня помчался на второй этаж. Наверху путь ему попытался закрыть старый татарин с саблей в руке. Мишаня еще с лестницы рубанул его по ногам саблей, татарин упал, и Мишаня добил его, уколов в грудь.
Коридор от лестницы вел в обе стороны.
– Трое – направо!
А сам побежал влево. Распахнул занавеску и замер, оглушенный пронзительным женским визгом. Да это ведь женская половина, гарем!
– Тихо! – рявкнул Мишаня.
Визг оборвался.
Мишаня ринулся дальше. Одна пустая комната, другая… С противоположного конца коридора доносился шум схватки, звон металла, отчаянный крик, перекрытый русской руганью, и вдруг раздался радостный вопль.
Все побежали туда. В комнате рядом с раскрытым сундуком на полу лежал молодой ордынец с рубленой раной груди. В руке он еще удерживал длинный кинжал.
Корабельщики уже сбили топором замок и откинули крышку сундука. Золотые и серебряные кувшины, подносы, чарки, монеты – все это сияющее богатство лежало вперемешку.
Ушкуйники зачарованно уставились на содержимое сундука.
– Неплохо, – степенно изрек Михаил, стараясь скрыть радость в голосе. – Вдвоем унесете ли?
Двое ушкуйников – те, что помощнее, приподняли за ручки сундук.
– Тяжеловат, так своя ноша не тянет! – шутили обрадованные находкой вятичи. – Как-нибудь до-несем.
– Тогда несите в лодью, потом вернетесь, найдете нас. Остальные – за мной!
Калитка и ворота соседнего дома оказались заперты. Что там, за высоченной стеной? Недолго думая, двое рослых ушкуйников скрестили руки, на перекрестье встал их товарищ, его подбросили, он ухватился за стену и ловко оседлал ее. Ему передали топор, и он спрыгнул во дворик. Громыхнул запор, калитка изнутри открылась.
Все ринулись в дом. Мишаня на свое счастье оказался в середине группы. Первый же вбежавший ушкуйник тут же получил удар саблей сбоку, из-за притолоки двери и упал, обливаясь кровью. А вот второй удар хозяин нанести не успел – ворвавшиеся следом другие корабельщики изрубили его.
– Оставьте его, не теряйте время! – распорядился Михаил. – Ценности ищите!
– А чего он Поликарпа-то порешил?! – горячились корабельщики.
Держа саблю наготове, Михаил обследовал первый этаж. Ничего существенного. А ушкуйники уже тащили со второго этажа свернутые рулоном ковры.
– Бросьте вы их. Золото, серебро ищите!
Этот дом был не так богат, как первый, но все же узел ценностей набрался.
Михаил отправил ушкуйника с ценным грузом на судно.
С третьим домом получилось проще – в переулок даже выходить не стали, просто перебрались через стену. Однако хозяин забаррикадировал чем-то тяжелым дверь дома. Толкнули хлопцы дверь с разбегу плечами – не поддается. Взялись было рубить ее боевыми топорами. Не то! Вот если бы широкие, плотницкие сюда… Зато Михаил увидел, что вдоль всего второго этажа веранда проходит.
– Ну-ка, подсадите меня!
Двое ушкуйников мигом подняли Михаила. Уцепившись за выступ, он ловко подтянулся и перелез через низкую балюстраду, в угаре штурма начисто забыв об осторожности и о строгом наказе Кости проникать в дом только вдвоем.
Мишаня двинулся вперед, и тут же из дверей выскочил евнух – здоровенный, с безбородым бабьим лицом. Он заорал что-то на татарском или арабском – Михаил не разобрал что, и кинулся на него с саблей наперевес. Балкончик был узок – не более двух аршин в ширину, и места для маневров было мало.
Правой рукой с зажатой саблей Мишаня отбивал яростный натиск, а из рукава левой вытряхнул кистень и, улучив момент, с силой запустил грузик евнуху в лоб.
От удара враг на миг замер, оглушенный. Не теряя времени, Михаил всадил ему саблю в живот и отскочил. Евнух секунду стоял, качнулся, перевалился через перила и кулем полетел вниз.
Михаил сунул кистень в рукав, мысленно поблагодарив Митрофана, научившего его пользоваться немудрящим оружием. Осторожно вошел в дверь. За ней оказался гарем.
Женщины подняли визг, укрылись накидками. С женщинами Михаил не воевал. Он проскочил зал, выбежал в коридор и по лестнице сбежал вниз.
Только сейчас Мишаня осознал, что он один. Надо скорее открыть входную дверь! Со двора ушкуйники били в дверь чем-то тяжелым, пытаясь прорваться Мишане на помощь. Тщетно! Она оказалась заперта на дубовый запор и для верности подперта деревянной оттоманкой. Сунув саблю в ножны, Мишаня отбросил оттоманку в сторону и откинул из пазов дубовый брус.
Сзади раздался шорох. Михаил резко обернулся и присел. Это спасло ему жизнь. Над головой, задев волосы, просвистело тяжелое лезвие секиры и вонзилось в дверь. В таком неудобном положении вытянуть саблю из ножен было затруднительно. Мишаня дотянулся до боевого ножа, выдернул его из ножен и, распрямляясь на ногах как на пружинах, ударил ножом подкравшегося врага. Им оказался мужчина лет сорока в арабских одеждах. Удар пришелся в грудь. Изо рта противника хлынула кровь, он завалился на спину и захрипел.
В это же время входная дверь распахнулась от резкого удара ноги, сильно стукнув Михаила в спину. От неожиданного удара он не устоял на ногах и упал на поверженного врага.
В дом ворвались ушкуйники. Двое бросились к лежащему купцу.
– Михаил, ты жив?
– Жив, только зачем так ногой по двери бить? Чуть не зашибли. Обыскать дом!
На удачу, араб оказался богатым. Из дома вынесли два сундука с ценностями. Но черт подери! Счет отнятым ценностям рос, однако отряд Михаила таял на глазах. С сундуками на ушкуи ушло четверо, и трое ушедших ранее пока не вернулись обратно. Вместе с Михаилом оставалось всего трое. Негусто! Если и дальше с боем придется брать каждый дом, то в три дня, что отводил на набег Костя Юрьев, не уложиться. Потому – надо поторапливаться.
Михаила подсадили на забор соседнего дома. Хорошо, что он не залез на забор, а только голову успел приподнять. И тут же – опустился. То, что он успел увидеть, ему не понравилось.
Перед входом в соседний дом стояли колонны, поддерживающие балкон. И за одной из колонн затаился лучник, держа стрелу на натянутой тетиве. Если начать штурмовать дом, одного-двоих лучник успеет отправить на тот свет.
План созрел сразу.
– Прокопий, выйди через калитку и стукни в соседские ворота. У дома лучник поджидает – отвлеки его. Камень брось, что ли!
Ушкуйник отпер доселе закрытую калитку, вышел в переулок, подошел к воротам соседнего дома и стал громко стучать в них ногой.
– Отпирайте подобру-поздорову!
Михаил подозвал Прохора.
– Давай, подними меня и стой.
Михаил взобрался на плечи Прохора, тот медленно стал подниматься.
Лучник натянул тетиву и напряженно смотрел на ворота, ожидая отсюда начала штурма. Михаил занес руку с ножом. Бросок!
В последний миг лучник уловил боковым зрением движение справа от себя, дернулся, но нож по рукоятку уже вошел ему в правый бок – почти в подмышку. Тенькнула спущенная тетива, стрела ударила в глиняный забор. Лучник выронил лук и упал ничком.
Михаил перепрыгнул через забор, отшвырнул ногой лук подальше, подбежал к воротам и быстро отпер. Уже вдвоем с Прокопием они вошли в дом. Не рвались, как прежде, безоглядно, памятуя о смерти Поликарпа.
В доме никого не было, только труп лучника у входа.
– Обыщите дом!
К этому времени через ворота прибежал Прохор.
Михаил же вернулся к лучнику, вытащил из тела убитого нож, вытер его об одежду и сунул в ножны. Набег только начался, пригодится.
Вниз спустились обескураженные ушкуйники.
– Ни людей, ни ценностей!
– Не может быть, дом богатый: везде ковры, кумганы медные да бронзовые стоят. Ищите подвал!
Они подняли один ковер, другой – нет лаза. Он оказался в соседней комнате, под ковром. Едва откинули ковер, как увидели деревянный люк с железным кольцом.
Прохор потянул за него, люк приоткрылся, тенькнула тетива, и из щели вылетела стрела, угодив Прохору в живот.
Прокопий оттащил раненого товарища в сторону.
– Вот суки, стрелу пустили!
– Сейчас мы их оттудова живо выкурим!
Ножом Михаил отсек кусок ковра, облил его маслом из светильника и поджег от жаровни. Кусок занялся чадящим пламенем.
– Подними саблей крышку люка, только сам не подставляйся.
Едва Прокопий приподнял саблей крышку люка за кольцо, Михаил швырнул в щель горящий кусок ковра. Люк сразу захлопнули. Щель по периферии люка осветилась красным, и вскоре из нее повалил дым. Внизу, в подвале, закашлялись.
– Приоткрой люк!
Прокопий саблей снова приподнял крышку лаза.
– Выходите все и без оружия, а то забросаем подвал горящей паклей и сожжем всех вас живыми. Город пал! – для убедительности добавил он.
– Выходите все и без оружия, а то забросаем подвал горящей паклей и сожжем всех вас живыми. Город пал! – для убедительности добавил он.
Из люка валил едкий дым, в подвале кашляли.
– Сдаемся!
– Выходите по одному!
Прокопий полностью отворил люк.
Из подвала сначала начали подниматься женщины. Одна, вторая, третья, … шестая. Молодые и старые, наложницы и служанки. Потом показался старик, за ним, злобно сверкая глазами, подросток лет четырнадцати – чуть помоложе Мишани.
– Все?
– Все, больше никого нет, – покорно кивнул старик.
– Ценности где? Говори!
– Там, – старик указал на люк.
Из подвала продолжал валить дым.
– Ты и ты, – указал на старика и подростка Михаил, – лезьте и достаньте.
– Ты, урус, жалкий раб, свиноед! Как смеешь ты мне указывать? – рванулся к нему подросток.
Прокопий ударил его саблей поперек спины. Плюнул на упавшего.
– Это он Прохора убил, больше некому. Старик тетиву у лука не натянет.
– Собаке собачья смерть! Тогда ты полезай вниз со стариком. Поднимай ценности. Только сначала выбросьте сюда горящий кусок ковра, а не то сами задохнетесь.
Старик покряхтел да и полез вниз. Следом нырнул в люк Прокопий. Почти сразу из люка выкинули горящий кусок ковра, подцепив его на острие сабли.
Мишаня перебросил его на свою саблю, выбежал во двор и сбросил в бассейн. Уж очень едкий дым, даже глаза разъедал.
Из люка выбрасывали кожаные мешочки, приятно позвякивающие при падении.
Показалась голова Прокопия. Глаза его были красные, слезились. Он надрывно кашлял.
– Не могу больше! Дышать нечем!
Из люка выбросили еще два мешочка, затем показался старик.
– Все? Больше ничего нет.
– Ступай!
Старик, кашляя и покачиваясь, ушел.
– Отдышался?
Михаил сдернул с обширного ложа шелковое покрывало, уложил мешочки в центр, связал в узел.
– Неси на ушкуй!
– А ты как же?
– Наши вот-вот вернуться должны.
И правда. Едва Прокопий вышел в переулок, сгибаясь под тяжестью узла, как во двор вбежали ушкуйники.
– Михаил! Как ты?
– Жив. Трофеи на судах?
– Конечно! Надо убираться отсюда. В конце переулка ордынцы собрались – много, бой идет.
Все выбежали на улицу. Не более полусотни аршин от них человек двадцать ордынцев теснили пяток пеших воинов.
– Помогайте!
Ушкуйники бросились к дерущимся. А Мишаня проскользнул вправо по переулку. Надо было найти помощь.
Едва он из переулка выскочил на улицу, как чуть не был сбит конской грудью. По улице от ворот ехали наши всадники.
– Там татары наших бьют! – закричал Михаил. – Срочно помощь нужна.
Конники свернули в переулок, пустили коней в галоп. Михаил бежал за ними. Пешие ратники, завидев подмогу, расступились, и всадники врезались во врага, смяв его конями. Пешие воины и ушкуйники стали добивать ордынцев.
И вот наконец – все кончено! Тяжело дыша, они оглядели друг друга. Все – в пятнах своей и чужой крови, кольчуги на ратниках кое-где рассечены, словом – видок еще тот.
– Идите во двор и умойтесь в бассейне, уж больно вы страшны, – поморщился старший из воинов. Подошел к Мишане.
– Ты помощь привел?
– Я.
– Как звать-то?
– Михаилом. Ушкуйник я хлыновский.
– А меня – Захарием, я десятник из Белой Холуницы. Только вот из десятка моего половина полегла. Хоть войско ханское и ушло в поход, да во дворце охрана сильная осталась. Пешая рать там сейчас с ней дерется, а конники им помогают. И Костя Юрьев там.
– Может – плюнуть на дворец-то? И во дворах трофеев хватает. Не то людей много потеряем.
– У Кости заморочка! Он непременно дворец ханский захватить желает. Ценности главные – там. Их забрать, а дворец сжечь. Это ведь самое гнездо разбойничье. И теперь, когда мы проникли в сердце ордынцев, от задумки сумасшедшей предводитель наш лихой отступится ли?
– Так-то оно так. Только и медлить нельзя. Сам же Костя предупреждал – три дня даю, потом уходим. Неизвестно, есть ли у хана резервы и где они. А если дворец поджечь, дым от пожара внимание привлечет.
– Все правильно говоришь, Михаил, только в набеге воевода – Костя, и потому его слово – закон. Ладно, пошли умоемся.
Они вошли во двор, стали умываться в бассейне. А из дома в это время доносились визги и крики.
– Дорвались мужики, девок сильничают, – бросил Захарий.
– Как не вовремя! Время только переводят на пустые утехи.
А воины уже выводили стыдливо отворачивающихся связанных молодых женщин, отобранных из гарема – самых красивых, и вели их к пристани.
– В полон взяли, – с удовольствием отметил десятник, смачно проглотив слюну.
В Михаиле купец проснулся.
– На кой они нужны? На обратной дороге их поить-кормить надо, охранять, чтобы не убежали. Тут своим людям места в обрез! Суда-то не безразмерные. Невольник по весу куда как больше тянет, чем даже одно блюдо из золота, а стоит много меньше. Где резон?
– А нехай! – отмахнулся десятник, вожделенно ощупывая глазами станы уводимых в полон красавиц.
Не стал настаивать Михаил на своей правоте, такой очевидной для любого сметливого купца. Но только, похоже, не воина! Десятник – воин бывалый, опытный, а таких простых вещей не понимает. Вот и не блюдет выгоды своей.
«Ну, набалуются на обратном пути ратники с бабами, натешатся вволю, а потом что? – досадовал Мишаня. – Потрепанные девки на торгу от силы рубль стоят. А на кожаный мешочек с серебром всю жизнь прожить можно без нужды, тратя с умом».
Тем временем за девками ратники поволокли ковры, рулоны тканей. «Вот бестолковые-то!» – не мог успокоиться недальновидности ратников купец.
До вечера Михаил со своими ушкуйниками успел еще четыре дома обойти. Брали самое ценное, не размениваясь на ковры и меха.
В сумерки уже вернулись на пристань. С облегчением встретили их кормчие, все это время неотлучно находившиеся при суднах. И первый вопрос – к Михаилу и ушкуйникам:
– Все живы?
– Прохор да Поликарп погибли.
– Эдак к третьему дню и грести-то некому будет.
– А у вас тут как?
Павел повел Михаила на суда, показал рукой на осадку.
Да-а! С виду вроде как и груза немного, а ушкуи и лодья просели под тяжестью. Конечно, злато-серебро тяжелые, осадку большую дают, зато весь груз внизу находится, остойчивость хорошая.
На лодье Михаил приметил рулоны с коврами.
– На кой они нам?
– Так это судовые ратники, что Юрий гребцами посадил, натащили.
– Отдайте на другие суда. Впредь брать только самое ценное. Никаких ковров, тканей или невольников. Пусть другие дурака валяют, коли кому охота.
– О, слово мудрого человека слышу! – расплылся в улыбке Павел. – По словам – старик, а посмотришь – вьюнош. Ну, как там в городе? Не томи, сказывай!
– Тяжко добыча дается! Кто ж из богатеев так ценности отдаст? Наши почти за каждый дом дерутся. А основные силы рати нашей у дворца ханского сражаются. Золото на дверях у входа им покоя не дает, – пробурчал досадливо Михаил.
– Костя не только по мошне хана ударить хочет, а и уязвить! – попытался заступиться за Юрьева Павел.
– Павел, есть охота, – отмахнулся Мишаня. – Мы ведь весь день, почитай, не евши.
– Так мы кулеш уже сварили. Как штурм начался, мы костры развели. И лепешки свежие заместо хлеба.
– Годится, угощай.
Ели молча. Все устали и, едва поев, улеглись спать. Завтра снова колготной день ждет.
Михаил тоже улегся. В городе кое-где были видны отсветы пожаров, доносились крики. «То ли судовая и конная рати продолжают штурм дворца, то ли мародеры да освобожденные невольники занимаются грабежами», – терялся в догадках уставший Мишаня, проваливаясь в сон.
Что удивительно, утром, как ни в чем не бывало, снова раздались крики муэдзинов, призывающие правоверных жителей на утреннюю молитву. А объяснялось все просто: как ордынцы не трогали христианские церкви и священников, так и Костя строго-настрого запретил своим ратникам входить в мечети и обижать мулл.
Быстро поднялись, поели и – в город. Михаил шел со своим отрядиком ушкуйников в девять человек. Оружие было у всех: свое – боевые топоры, привычные руке ушкуйника, и трофейные сабли. Еще вчера некоторые корабельщики принесли на суда луки и колчаны со стрелами. Добыча сия считалась весьма выгодной: лук стоил дорого, и продать его можно было с выгодой – да тем же охотникам или ратникам.
Миновали городские ворота. Во вчерашний переулок Мишаня не пошел, а двинули вдоль городской стены дальше. Завидев переулок без видимых разрушений и следов схваток, свернули туда. Какой смысл искать ценности там, где уже побывали другие?
Постучали в ворота. Не дождавшись ответа, один ушкуйник перелез через забор и открыл калитку. Хозяин с прислугой в доме был, но забился в дальнюю комнату, опасаясь расправы. Дом не очень богатый, но мешочек с серебряными дирхемами нашелся и там. К Михаилу ушкуйник Зосима подтащил за шиворот трясущегося от страха хозяина.