– А то сам не знаешь – за деньгами!
Митрофан ногой пнул его в бок:
– Не дерзи!
Разбойник зло глянул на него из-под бровей.
– Кто тебе сказал, что у вдовы деньги есть?
– Не знаю. Со мной товарищ был – он знает.
Мишаня сделал Титу знак. Тот втолкнул кляп разбойнику в рот и ногой наступил на пах, придавив причинное место. Дернулся разбойник, заегозил по земле. На лбу пот выступил, глаза из орбит полезли.
Кляп вытащили. Разбойник тяжело дышал.
– Вопрос повторить?
– Скажу сам, только не мучайте.
– Чудак-человек! Мы тебе вопрос, ты нам – ответ. И никто тебя мучить не будет. Так я слушаю.
– Ватаман наш, Филька Косой, направил. К нему десять ден как человек пришел, шептались они долго. О чем – не слышал я. Только потом они ушли. А как Филька Косой вернулся, так и сказал сразу, что вскорости при больших деньгах будем. Избы сам нам показал. Ну, мы и забрали. Не обманул человек тот, деньги в избах в самом деле были.
– Как человека звали?
– Не знаю, думаю – и ватаман не знает.
– А где твоего Фильку Косого сыскать?
Разбойник Вторуша замолчал. Митрофан ему к горлу нож приставил.
– Зарезать?
– Погоди, Митрофан, успеешь.
– Товарищ твой ночью убит, сейчас небось его в овраге собаки жрут. Хочешь к нему?
Вторуша отчаянно замотал головой – к своему подельнику он явно не хотел. Одно дело – пытать и грабить слабых, другое – самому оказаться на их месте.
– Ну?
– На спуске к Вятке, за монастырем третий дом – его, Фильки. Сам он на дела не ходит, потому как правого глаза нет – в драке выбили. Людей у него и так хватает.
– И сколько же подручных?
– Кроме нас двоих еще шестеро.
Митрофан с Титом присвистнули. Большая шайка!
– Все с Филькой твоим живут?
– Нет. Когда сами к нему приходят, когда – он находит.
– Как он выглядит?
– Высокий, худой, правого глаза нет. Очень силен, в каждом сапоге по ножу.
Михаил сделал знак, Тит заткнул пленнику рот кляпом.
– Ты полежи пока, отдохни, – сказал Михаил, – а я проверю. Если соврал – пожалеешь.
Он отвел в сторону Митрофана.
– Глаз с него не спускать, чтобы не ушел да других не предупредил.
Во дворе Михаил остановился. «Так, надо все хорошо обдумать. Ниточка к разбойникам есть, и можно справиться самим, допустим – взять ушкуйников и нагрянуть к Фильке Косому. Скажет ватаман, где другие живут, – и их под корень. Не может Филька не сказать. А будет упираться – так железом каленым попытать. Только вот закавыка одна: на улице хватать не будешь – соседи стражу городскую позовут. И если в доме крик услышат – то же самое. Здесь как бы самим в подвал не угодить. Поди отмойся, коли самого в грабеже да злодействе обвинят.
Тогда Вторуше надо обязательно жизнь сохранить. Случись непредвиденное – свидетелем или соучастником будет. А может – пойти к Косте? Он или воинов своих даст, или подскажет, как лучше сделать. Опыта-то у меня нет, а дело серьезное».
Так и решил действовать.
Заявился к сотнику домой, поприветствовал старого знакомого с порога.
– О, Михаил! Садись. Что-то на тебе лица нет. Случилось чего?
И Мишаня рассказал ему обо всем: и о том, что вдов ограбили, и о засаде, и о пойманном разбойнике, и о Фильке Косом.
Посерьезнел Костя, выслушав.
– Непростое дело. Хорошо, что сам в него не полез. Про Фильку Косого слыхал: головорез отъявленный, по нему веревка давно плачет. Стражу городскую привлекать не стоит. Сразу вопросы возникнут – что за деньги, откуда… Мы сами справимся. Есть у меня десяток особо доверенных. Те что хочешь сделают, через любую охрану пройдут. Что для них Филька Косой? К вечеру, как смеркаться начнет, подходи ко мне – решим твою беду.
Мишаня домой ушел, да нервничал: за что ни возьмется, все из рук валится. Едва вечера дождался. И – бегом к Косте.
А у него в трапезной воинов полно. Одеты, как простолюдины, только у одного из-под ворота рубахи железо блеснуло. «Кольчуга под рубахой-то», – сообразил Мишаня.
– Вот он вам покажет, – показал на него Костя. – Живым Фильку спеленать и – ко мне его. Сопротивляться будет – помять немного дозволяю, но – тихо!
– Ножи у него в сапогах, и силен, как бык, – предупредил Михаил.
– И не таких пеленали, – фыркнул десятник.
Глядя на его фигуру, на пудовые кулаки, Мишаня ни на миг не усомнился в том, что так и будет.
Мишаня, десятник и трое воинов на телегу уселись, остальные воины сзади двинулись, да не скопом, а поодиночке.
Добрались до места.
После монастыря Мишаня отсчитал третий дом:
– Вот изба Фильки.
Однако подвода проехала еще немного.
Десятник, оставив одного воина у лошади, с остальными вернулся к избе.
– Ты здесь покуда подожди! – сказал десятник Михаилу.
Неслышными тенями перемахнули воины через забор. Ждал-ждал Мишаня, когда калитку откроют, – дождался. Распахнулась она, и вышел десятник. Крякнул, как утка, дважды.
Подъехала телега, из калитки вынесли здоровенный рулон и бросили на подводу.
– Садись! – десятник махнул рукой Михаилу и сам уселся на телегу.
А Филька как же?
– Да вот он! – хлопнул ладонью по свернутому ковру десятник.
Здорово! Все это время Мишаня у калитки простоял, а ни шума, ни вскрика не слышал.
Глава 8
Подвода заехала во двор к Косте. Переодетые воины шустро перенесли ковер с Филькой в подвал.
– Ты вот что, Михаил, – повернулся к нему Костя, – иди домой, отоспись по-человечески, успокойся. Дальше – уже наша забота.
– У меня разбойник дома, связанный, – его куда?
– С воинами на подводе поедешь, они заберут. И пусть слуги приберутся, чтобы следов никаких не осталось.
– Нет у меня слуг. Да и следов нет.
– Это ты зря! Я о слугах. Сторожа постоянного найми, а лучше – двух. Деньги у тебя есть, надо и о безопасности побеспокоиться. И приходи завтра вечером, думаю – тебе будет интересно.
– Еще как! Надо же узнать, кто Фильку с его шайкой на вдов навел.
Вышли воины с десятником и деловито уселись на подводу.
– Чего стоишь? Али пешком пойдешь?
Михаил пристроился на повозке сбоку – дорогу к дому показывал.
На стук подъехавшей телеги выскочили Митрофан и Тит. Михаил соскочил с телеги и встал рядом. Воины узнали старых служак, поздоровались уважительно, по плечам их похлопали, один даже обнялся с Митрофаном.
– Давно я тебя не видел, думал – на завалинке сидишь, кости под солнышком греешь, а ты, оказывается, при деле.
– Да вот, знакомый попросил дом стеречь.
– Так ты и служи у него, – хохотнул воин.
– Ладно, времени для разговоров нет, – веди, показывай своего пленника.
Митрофан взглянул на Михаила – тот кивнул.
Разбойника, не церемонясь, швырнули на повозку так, что он застонал.
– Заткнись, шпынь ненадобный, пока я тебе язык не отрезал, – с угрозой в голосе сказал десятник.
Телега с воинами и пленником уехала.
– Ну, взяли Фильку-то? – поинтересовались ветераны у Михаила.
– Взяли, только о том – никому ни слова. Подельники еще на свободе.
– Нешто мы не понимаем?
Михаил проспал остаток ночи, а днем решил заняться безопасностью дома. Поговорил с ветеранами, и когда те дали согласие, положил жалованье. Дежурить во дворе решили по очереди. Сутки – Митрофан, сутки – Тит. А для экстренного вызова дежурного охранника провели веревку из дома в конюшню, подвесив на конце ее колокольчик. Дернешь за веревку – колокольчик звонит, стало быть – нежелательный гость в доме или в лавке. А еще Михаил забор железный заказал кузнецу – в три пальца шириной. Это не крючок или деревянная задвижка, такой ножом не отодвинешь. Видел он прошлой ночью, как это легко делается.
В беготне и делах день быстро пролетел. Вечером Михаил снова к сотнику направился. Узнали его воины, провели в подвал. Михаил спускался осторожно – ступени крутые, подвал глубокий.
Спустился он и замер в удивлении. Это не просто подвал – тюрьма и пыточная одновременно. В дальнем углу, в полумраке – загородка из железа, в ней – люди. В центре высилась дыба, на ней с вывороченными назад руками висел Филька. Михаил хоть и не видел его никогда, однако узнал сразу же – по выбитому глазу, давшему разбойнику кличку.
В углу стол стоит, за ним, с пером в руке – подвой-ский, в черном судебном кафтане.
Перед дыбой Костя прохаживается. Увидел Мишаню – кивнул сурово, будто и знаком едва.
– А теперь давай, расскажи, Филька, что за человек к тебе приходил, о вдовьих деньгах рассказывал?
Подвойский зевнул, встал из-за стола, собрал бумаги.
– Так я, пожалуй, пойду, Костя? Полагаю, ничего нового я не услышу уже. А если что и будет, завтра продолжим.
Подвойский попрощался и вышел.
– Я тебя спросил, Филька, а ответа не слышу.
– Я тебя спросил, Филька, а ответа не слышу.
Костя махнул рукой, и воин, стоявший за дыбой, потянул за ручку ворот лебедки. Филька истошно заорал. Веревку ослабили. Мишке стало страшно: подвал темный, освещен только тремя чадящими факелами, посредине – дыба с дико орущим разбойником… Невольно он сделал шаг назад. Однако, как услышал ответ Фильки, приблизился.
– Из ушкуйников он – чернявый, высокий.
Вроде – знакомое описание, догадка у Мишани мелькнула.
– А шрам небольшой на шее, вот тут, – Мишка показал на левую сторону, – есть?
– Есть. Из невольников он, еще отметина от серьги на ухе. Свежая.
– Ты гляди, какой наблюдательный! – заметил Костя.
А Мишаня понял уже, о ком идет речь. Сам же гадину на груди пригрел, когда невольников бывших из жалости гребцами на ушкуе оставил. Был у него такой – Захарием звать.
– Костя, есть у меня такой гребец, из невольников бывших.
– На деньги товарищей погибших позарился, значит! Деньги-то мы уже нашли да сюда доставили, правда – не все. Остальные – у гребца твоего.
Стыдно Мишане за оплошность свою стало.
– С деньгами как теперь?
– А никак! Что воинами на меч взято – то трофей. А гребца твоего возьмем сейчас. В углу клетку видишь? То все подельники Филькины; всех ночью поймали, ни один не ушел. И наводчика твоего сейчас возьмем. Владимир!
Со ступенек сбежал воин.
– Бери пять человек и подводу. С купцом поедешь, привезете сюда человека, на которого он укажет.
– Будет исполнено, сотник!
Они уселись на уже знакомую подводу.
Сначала к Павлу приехали. Его изба недалеко от избы гребца была. Мишаня, зайдя в избу, слегка потряс за плечо уже заснувшего Павла:
– Паша, надо Захария вызвать из избы. Скажи – по делу. Изменник подлый, это он разбойников на избы вдовьи навел.
– Не может быть! – протирая глаза, изумился сонный Павел.
– Может! Сам слышал, как Филька – ватаман разбойничий, признался.
– Какая ему в этом корысть?
– Прямая! Ватаман часть денег ему отдавал.
– Ты гляди, змеюка подколодная! Мы его из Сарая, из неволи вызволили, а он – черной неблагодарностью в ответ?
– Ты же, как и я, не знаешь, кем он до неволи был. Может – разбойником?
– Верно. Ну, так я пошел?
– С богом!
Паша направился к недалекой избе гребцов. Воины – за ним. Трое избу окружили, двое по бокам двери встали.
Павел постучал в дверь.
– Кого нелегкая принесла? Ночь уже на дворе!
– Кормчий это, Павел. Пусть Захарий выйдет – дело есть.
Дверь открылась, и на крыльцо, позевывая и почесывая грудь, в одних подштанниках вышел Захарий.
– Спать уж…
Он не успел договорить. Один из воинов мягко тюкнул его по голове длинным и узким мешочком с песком. Захарий начал валиться на бок. Только упасть с крыльца он не успел. Воины подхватили его, засунули в рот приготовленный кляп и понесли к телеге. Все произошло за считаные мгновения.
Купец с подводы распорядился:
– Павел, ты в избу иди, завтра встретимся.
Вместе с воинами и Захарием на подводе вернулся Мишаня в пыточный подвал Костиного дома. Снесли в подвал и пленника – бросили перед дыбой.
– Этот к тебе приходил? – указал на Захария Костя.
– Этот. Из-за него я на дыбу и попал.
– Жизнь у тебя неправедная была, раньше или позже, но все равно здесь бы оказался.
Воин плеснул на Захария воды из деревянного ушата. Тот вздрогнул и открыл глаза.
– Доброй ночи, гость незваный! – усмехнулся Костя.
Воин вытащил у Захария кляп изо рта.
– Узнаешь купца? – Костя показал на Михаила.
Мутными глазами Захарий повел в сторону, увидел Мишаню. Узнал – в глазах страх и ненависть смешались.
– Что же ты, как змея подколодная? Купец тебе работу дал, крышу над головой – а ты? Ведь ты рядом со своими товарищами, кои сгибли безвременно, на одной скамейке за веслами сидел, кусок хлеба делил! А у вдов ушкуйников да детей-сирот деньги отобрал?
– Не я, не я это! – засучил ногами Захарий. – Оговор это, лжа! Он это, он все! – Захарий кивком головы показал на Фильку.
– Ты хоть перед смертью мужиком будь, – простонал Филька. – Сам же меня нашел да про деньги легкие нашептал.
– Деньги где? – Костя ногой наступил Захарию на живот.
– Не скажу! – брызнул слюной бывший невольник.
Костя кивнул головой. Воин взял со стола кувалду и ударил ею Захария по стопе. Послышался жуткий хруст. Захарий истошно заорал.
Мишаню замутило, голова пошла кругом. Как бы не упасть! Тогда посмешищем в глазах воинов станет. Но Костя вовремя заметил, подошел и, взяв за плечо, подвел к скамье у стола.
– Сядь, водички вот попей. Да не переживай ты так – не люди они. Достойные мужи жизнь свою отдали, из неволи выручая вот этих! Мусор это, хуже клопов!
– Да я ничего, я понимаю.
– Он понимает! Они сирот без денег оставили! Им что теперь – идти попрошайничать или голодной смертью помирать?
Захарий перестал кричать – выл тихонько. Костя снова подошел к нему.
– Где деньги, доля твоя?
– У Павла!
– Как у Павла? – у Мишани перехватило дыхание. Неужели и Павел изменник подлый? Кому же верить тогда?
– Я мешочек с деньгами у Павла под крыльцом спрятал, вторая доска сверху прибита плохо. Поднять ее если – там деньги.
У Мишани отлегло от души. Вот ведь гнида такая! Сам продал товарищей, так еще и кормчего хотел подставить. Расчет простой. Если обойдется все, деньги забрать незаметно можно и из Хлынова убираться. А случись, найдут – все подозрения на Павла лягут. А кого еще подозревать, когда он один по вдовам ходил, долю убитых разнося?
Костя подозвал воина, шепнул ему что-то на ухо. Тот сразу вышел.
– А как ты узнал, где вдовы живут? – пересохшим от переживания голосом спросил Михаил.
– Так дело нехитрое – за ним следом ходил. Он и не обернулся ни разу, меня не заметил. Только все это мелочь. Лодью бы сыскать, что с большими трофеями!
– Теперь уж не судьба, – заметил Костя. Он посмотрел на воина, кивнул. Тот подошел к лежащему Захарию, вытащил нож и резким ударом всадил его в сердце предателю. Бывший невольник дернулся и испустил дух.
– Свободу же приобрел, дурень! Жил бы да радовался! Сдох, как шелудивый пес! – сказал Костя и сплюнул на тело убитого.
По лестнице загромыхали сапоги – вернулся воин. В руке его был кожаный мешочек. Он положил его на стол, развязал. Тускло сверкнуло серебро.
– Порешить гада надо было сразу, и все дела! – неожиданно сказал Филька Косой. – Так нет же, пообещал еще денег! Говорил же отец мой – жадность погубит.
– Это точно!
Костя подошел к Михаилу.
– Иди домой спокойно. Осиное гнездо в городе уничтожено – во многом благодаря тебе. Долго Фильку поймать не могли, однако сколько веревочке ни виться, все равно конец будет. Приходи послезавтра на площадь, разбойников прилюдно казнить будут.
– Казнить?
– А чего их в темнице держать? Кормить их задарма – только деньги переводить. Они и так живыми лишнее ходят. И еще не забудь – через седмицу вече будет. Приходи обязательно. Будут воеводу выбирать да посадника городского. Глядишь – и твой голос не лишним окажется.
– Тогда обязательно буду!
Мишаня пришел домой и сразу завалился спать. И так уже большая часть ночи прошла, скоро первые петухи прокричат.
Спал до полудня, последние три ночи вымотали – колготными, суматошными оказались. А после полудня Павел пришел. Отсчитал Мишаня денег из сундука, по мешочкам рассыпал.
– Отнеси вдовам – кроме прохоровской. Я слово свое держу.
– Да воздаст тебе Бог многажды, Михаил! Только зачем от себя отрываешь – ведь деньги воины у разбойников сыскали!
– А то ты не знаешь, что ежели к воинам чего попало – назад не вернешь.
– Верно, – вздохнул Павел. – Так ведь с другой стороны, Костя – вроде как друг тебе.
– Дружба дружбой, а служба службой… Вот, сказывал он, что завтра разбойников на площади казнить будут. Придешь?
– Не по душе мне такие погляделки, уволь.
– Тогда еще скажу: через седмицу – вече. Костя сказывал, воеводу да посадника выбирать будут. Сентябрь на дворе, новый год начался.
– Все на вече пойдут, стало быть – и я тоже.
С утра Михаил на площадь пошел – посмотреть на казнь. Для воров, разбойников и грабителей мера наказания была одна – повешенье.
Виселица уже стояла на площади. Народ собирался на зрелище.
Михаил понимал, что без убийств в этом жестоком мире не обойтись. Но одно дело – убить врага в открытом бою, когда если не ты окажешься более опытным и удачливым, то противник тебя жизни лишит. И потому предстоящая экзекуция удовлетворения у него не вызывала. Он бы и не пошел на нее, но с другой стороны – лично причастен к поимке главаря и ликвидации всей разбойничьей шайки.