— Блин! — Голова раскалывалась, пульс участился, ухая внутри черепа отбойным молотком. Желудок выворачивало наизнанку. Внезапно пробрал страх: «это не просто мигрень, это приступ. Резкое повышение давления?» Мощный рвотный позыв понемногу утих. С минуту Мириам лежала неподвижно, ожидая пока уймется желудок и в глазах посветлеет. «Черт! А что если это аневризма?» Она сжала медальон с такой силой, что тот едва не продырявил ей ладонь. Она осторожно пошевелила руками и ногами — вроде как повинуются — и вздохнула от облегчения, правда не глубоко и с трудом. Наконец, уверившись, что желудок её не подведет, она рывком поднялась на колени и увидела…
Деревья.
Куда ни глянь — деревья.
В её комнатушке — деревья.
А стены куда запропастились?
Последующая ужасная минута просто выпала из памяти. Кругом стояла тьма, но не кромешная. Она очутилась в сумрачном лесу, на склоне, поросшем березами, вязами и прочими грозящими из сумерек деревьями. Под ней была голая почва, а стул нелепо валялся в зарослях кустарника, разросшегося у подножия здоровенного клена. Оглядевшись, Мириам не увидела никаких признаков своего дома или соседних жилищ, равно как и фонарей вдоль автострады. «Неужто во всем районе свет вырубили? А со мной что такое? Ходила во сне?»
Она поднялась на ноги. Шлепанцы ни в какую не желали шлепать по лиственной мульче и жухлой траве. Мириам пробрал озноб. Холодрыга. Не зимняя стужа, но, черт побери, довольно свежо, чтобы разгуливать в одной майке и шлепанцах. И…
— Что за чертовщина, где я? — вопрошала она в пустоту. — Что за чертовщина?
Потом вдруг до нее дошло в какой нелепой ситуации она оказалась и Мириам захихикала — испуганно, нервозно, боясь, что не сможет остановиться. Она покружилась на месте, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. «Лесная идиллия ночною порою. Натюрморт с шизанутой безработной журналисткой и коричневой офисной мебелью». Внезапно подул ветер, ветви над головой зашумели и встряхнулись, устроив холодный душ. Несколько крупных капель попали на лицо и руки. Мириам передернуло.
Воздух свежий… Даже слишком. А еще напрочь отсутствует гул большого города, этот подпороговый фоновый шум, который вообще никогда не стихает. Такой тишины не бывает даже в сельской местности… Впрочем, когда Мириам застыла на месте и прислушалась, оказалось, что не так-то тут и тихо. Откуда-то издали, из сгущавшейся тьмы, доносились птичьи трели.
Она глубоко вздохнула: раз, другой. Сунула руку с медальоном в набедренный карман и разжала кулак. Какое-то время, словно одержимая, ощупывала карман, постанывая от головной боли. «Дыр нет», — рассеянно подумала она. Как-то у Мириам были джинсы вроде этих и мелочь проделала дырку в кармане, прямо по шву, а потом без конца через ту дырку вываливалась, рассыпаясь по полу — форменное безобразие.
Почему-то мысль об утере медальона повергала её в смертельный ужас.
Она глянула ввысь. Показались первые вечерние звезды. Безоблачное небо предвещало холодную ночь.
— Абзац, — пробормотала она. — Ты не дома. Ай! У тебя трещит голова и, судя по всему, сейчас ты не спишь, сидя на стуле, хотя и прибыла сюда прямо на нем.
И тут она принялась озираться — возникла сумасбродная догадка. Мириам отнюдь не прельщали романы, которые читал Бен, но она насмотрелась достаточно дурацких телесериалов, чтобы ухватиться за возникшую мысль. «Сумеречная Зона», «Патруль Времени» и прочее в том же духе.
— Абзац. Понятия не имею где я и когда я, но точно не дома. Должна ли я оставаться на месте и ждать автомаГического возвращения на свою родную кухню или же… что? Дело в медальоне, однозначно. Должна ли я снова вглядеться в него, чтобы вернуться обратно?
Забеспокоившись, она пошарила в кармане. Пальцы вцепились в теплую металлическую штуковину и Мириам облегченно вздохнула.
— Так-то лучше.
«Нервишки шалят», — подумала она. Одна в лесу, к тому же ночью… А вдруг какое зверье? Медведи… Пумы… Да всё что угодно! То-то будет смеху, если она отправится исследовать местность и наступит на гремучую змею. Может ведь такое приключиться? Хотя по такой погоде…
— Отправлюсь-ка я домой, — прошептала она и почти вытащила медальон из кармана, как вдруг заметила мерцавший неподалеку свет.
Мало того, что она совсем запуталась, устала, прожила пренеприятнейший день, так еще какой-то космический бог-весельчак подсунул ей магический амулет, дабы посмотреть, как она им распорядится. Пожалуй, это единственное объяснение, рассудила она. Будь Мириам в здравом уме, она бы села и проанализировала ситуацию, после чего составила бы план дальнейших действий. Но когда Мириам заметила мерцавшие огни, она была отнюдь не в здравом уме, и поэтому, торя путь сквозь переплетенные ветви, бросилась вниз по холму.
Огни. Вроде как лязг цепей. Топот, ропот, цокот, побрякиванье. Неожиданно Мириам оказалась на открытом пространстве, прямо посреди узкой, раздолбанной в квашню грунтовой дороги. Огни! И она бросилась к ним, к наездникам, скакавшим ей навстречу — один из них держал фонарь, укрепленный на длинном шесте. Тусклый свет отражался от их металлических шлемов и кирас, словно изъятых из выставочного зала музея. Один из них выкрикнул: «Телка!» или что-то вроде того.
«Ишь ты, скачет прямо на меня, — в каком-то оцепенении думала она. — А что если он…»
Охваченная ужасом, она развернулась и задала стрекача. За спиной послышался треск автоматной очереди, озарив ночь короткими вспышками. Поднялся шум и гам, невидимые пальцы с треском прошлись по ветвям над её головой. Сучья хлестали Мириам по лицу — вся в слезах, тяжело дыша, она взбиралась на холм, подальше от дороги. Палили уже вовсю — на самом-то деле редкие одиночные выстрелы, но для Мириам и это была канонада. Она наскочила на дерево, её отбросило назад и мозги в голове затарахтели, словно горошины в стручке; Мириам снова поднялась на ноги, так быстро, что аж самой не верилось и скрылась во мраке, едва переводя дыхание, моля о спасении.
В конце концов, остановилась. Где-то по ходу посеяла шлепанцы. Лицо и ребра, похоже, в синяках и ссадинах, голова гудела, а сама она едва переводила дух. Звуков погони, однако, не слышно. Возникло странное ощущение стянутости кожи, да и вообще Мириам жутко замерзла… Едва остановившись, она тут же сложилась вдвое и зашлась мучительным кашлем, причем бесплодные попытки приглушить его лишь продлили приступ. В груди жгло огнем. «Боже мой!.. Да любой Боже, чей угодно, кто бы ты ни был, забросивший меня сюда Боже, заруби себе на носу: я тебя ненавижу!»
Она поднялась. Где-то высоко над головой вздыхал ветер. Она подумала о преследователях и её передернуло. «Пора домой», — поняла она. Снова передернуло, но от иных опасений… А что если она ошибается и медальон тут ни при чем. Что если её занесло сюда невесть как, обратной дороги нет и она застряла тут на веки вечные?
Как только она его раскрыла, правая створка озарилась. Поползли крошечные искорки-блестки — не фосфоресценция, как на циферблатах, не биолюминесценция одноразовых палочек-фонариков, жутко популярных в народе пару лет назад, но ослепительно-яркое иссиня-белое свечение, как бы мини-звезда. Мириам задержала дыхание и мысленно попыталась окунуться в свечение, однако спустя какое-то время осознала, что кроме усилившейся головной боли это ей ничего не даёт.
— Что же мне сделать, чтобы это заработало? — пробормотала она, озадаченная, разочарованная и смертельно напуганная. — Тогда ведь у меня как-то вышло…
Ага! Вот оно! Надо делать как тогда. Попросту расслабиться и созерцать. Поудивляться на кой черт её родной матери сдалась эта штуковина. Мириам стиснула зубы. И как же ей теперь восстановить чувство отвлеченного любопытства? И это ночью-то, посреди дремучего леса, в котором водятся неизвестные породы стрелков? «Как же…» — она прищурилась. Головная боль. «Положим, я на неверном пути, тогда придется…»
Светящиеся точечки разом вспыхнули и на какой-то миг всё вокруг озарилось как при пожаре. Мириам кувыркнулась вперед и увидела оранжевую муть уличных фонарей, освещавших тщательно подстриженный газон. Желудок взбунтовался и на этот раз она не смогла его усмирить. Единственное на что она была способна — переводить дыхание между приступами рвоты. Её кишки обратились змеиным клубком и мучительные спазмы сотрясали её так долго, что она уже по-настоящему забеспокоилась как бы не порвать пищевод.
Сбросив скорость, с ней поравнялась машина… Но водитель тут же поддал газу, заметив, что Мириам блюет. Крик из окна, что-то неразборчивое, типа «писец упилась бомжиха!» Что-то звонкое покатилось по мостовой. Но Мириам это всё не колышет. Плевать ей на холод, на сырость, главное, что она вернулась из сумрачного леса в цивилизованный мир и ушла от погони. Она сошла с лужайки и в её босые ступни впились камни асфальтированной мостовой. Судя по указателю — родные места, одна из тех улочек, которые выходят на Графтон-Стрит. А от нее ответвляется и её улица. Мириам менее чем в полумиле от дома.
Сбросив скорость, с ней поравнялась машина… Но водитель тут же поддал газу, заметив, что Мириам блюет. Крик из окна, что-то неразборчивое, типа «писец упилась бомжиха!» Что-то звонкое покатилось по мостовой. Но Мириам это всё не колышет. Плевать ей на холод, на сырость, главное, что она вернулась из сумрачного леса в цивилизованный мир и ушла от погони. Она сошла с лужайки и в её босые ступни впились камни асфальтированной мостовой. Судя по указателю — родные места, одна из тех улочек, которые выходят на Графтон-Стрит. А от нее ответвляется и её улица. Мириам менее чем в полумиле от дома.
Кап. Она глянула вверх. Кап. Снова пошел дождь, омывая её разбитое лицо. Одежда вся в грязи и блевоте. Ноги в царапинах и кровоподтеках. Домой. Это приказ. «Левой, правой», — командовала она сама себе в такт оглушительному внутричерепному молотобою. Голова раскалывалась, а всё вокруг кружилось, как будто она на карусели.
Невесть сколько минут спустя — может десять, а может и все тридцать — она различила сквозь пелену дождя знакомые очертания. Промокшая до нитки, продрогшая до костей, она бы с удовольствием залезла в кипящий котел. Дом казался зыбким, как мираж. И тут возникла проблема: она ведь вышла без ключей! «Вот дура, о чем же я думала?» — мелькнула мысль. «Да вот об этом медальончике», — мысленно ответила она, наматывая на указательный палец цепочку.
— Сарай, — прошептали оставшиеся на задворках сознания крохи рассудка.
— О, точно, сарай, — ответила она сама себе.
Мириам обошла дом, миновав заросший зеленью пустырь, имитировавший лужайку, и подошла к сараю. На двери висел амбарный замок, но небольшое боковое оконце не запиралось совсем и если его потянуть вот так, оно откроется наружу. С третьей попытки, обломав ноготь (от дождя древесина покоробилась), она его открыла, просунула руку внутрь и принялась шарить по стене, пытаясь нащупать крючок, на котором висел ключ. Сняв ключ, она открыла замок и беспечно его отшвырнула. Зайдя внутрь, она отыскала прикрепленный клейкой лентой ко дну скамьи запасной ключ от застекленной двери.
Вот она и дома!
Прогулка по дикому краю
Мириам даже умудрилась подняться по лестнице. Факт, ведь она проснулась в собственной постели. Поза скрюченная, ноги ледяные, кожа в пупырышках, а залежи мозга долбит кирками бригада шахтеров. Проснулась Мириам по требованию мочевого пузыря, увлекшего её, полусонную, в ванную, где она сделала полную иллюминацию, щелкнула дверной задвижкой, сходила на горшок и перетряхнула всё в напрасных поисках адвила, который спас бы её от похмельного синдрома. "Всё что тебе нужно, это хорошенько вымыться под душем," — печально сказала она себе, стараясь не обращать внимания на ворох грязной вонючей одежды, валявшийся на полу вперемешку с разбросанными вчерашней ночью полотенцами. Раздевшись догола посреди ярко освещенной розовато-хромированной комнаты, она открыла краны, устало села на краешек ванны и попыталась придумать иной способ как развеять клубившийся в голове болезненный туман.
— Я ведь большая девочка, — сказала она льющейся в ванну струе нестерпимо горячей воды. — Больших девочек не крючит из-за всякой ерунды, — сказала она себе. Например, из-за потери работы. — Большие девочки разводятся. Большие девочки беременеют в студенчестве, после чего отдают ребенка приемным родителям и заканчивают мединститут, а если им не нравится та срань, с которой приходится иметь дело по специальности, они переучиваются на другую профессию. Большие девочки обручаются, а затем находят жениха в постели своей лучшей подруги. Большие девочки сами себя подставляют, гордо заявившись с компроматом к главреду. Они не сходят с ума, воображая, что заблудились в дождливом лесу, для того, чтобы послужить мишенью для вооруженных автоматами рыцарей в доспехах. — Едва сдерживая слезы, она шмыгнула носом.
Пробилась первая рациональная мысль: "Похоже у меня депрессняк, хреново.". Следом пришла вторая: "Где же пенка для ванны?" Пенка для ванны — это ништяк. Пенка для ванны — это мысль! Мириам не из тех, кто любит упиваться жалостью к себе, но в данный момент искушенье столь же велико, как желание принять теплый душ. Она пустилась на поиски пенки для ванны и в конце концов нашла пустой флакон в мусорке. На донышке еще что-то плескалось. Она подержала флакон под краном и вылила остатки геля кружиться и пениться под ногами.
«Депрессию еще можно рассматривать, как вполне адекватную реакцию на увольнение, — твердила она сама себе. — В особенности, если я сама же в этом виновата. Но я ведь не виновата. — Она погрузилась спиной в ароматную воду и вдохнула пар. — Но чтобы крыша поехала? Нет, не думаю".
Она уже переживала тяжелые времена. Начать с того, что на третьем курсе колледжа, она, молодая да ранняя, невпопад забеременела от Бена. Мириам до сих пор не могла четко сформулировать причин, по которым не сделала аборт… Не потому ли, что эта стерва из студенческой поликлиники уверяла, что тут и думать не о чем, а сама Мириам всегда делала обратное тому, что от неё ожидается; вдобавок, она была уверена — пожалуй, даже слишком уверена — в прочности своих отношений с Беном. Последствия: отказ от ребенка.
Далее… Через два года они с Беном поженились, что также нельзя назвать благоразумным поступком. Тут уж и к гадалке не ходи, чтобы понять: единственный возможный итог несложившихся отношений — плачевный. Но она всё это вынесла и мало того, что не спятила, а даже не перенервничала. «Стальные нервы — это про меня». Но сейчас совсем другое дело… Она угодила в лес, наткнулась на рыцаря и этот чувак в доспехах принялся палить по ней из М-16 или чего-то подобного. А это уже действительно страшно. Пора ставить вопрос ребром.
— Я в своем уме? — спросила Мириам у толчка.
«Короче, не знаю что со мной, но в четвертой редакции «Справочника статистики и диагностики психических расстройств» об этом нет ни слова». Мириам пошевелила мозгами, припоминая медицинские лекции десятилетней давности. Вряд ли это шизофрения. Симптомы не сходятся, голоса не слышатся и сговора со стороны окружающих не мнится. Всего лишь единичный случай, очень яркий, живой и реалистичный, как будто…
Она уставилась на свои грязные штаны и джемпер.
— Стул, — пробормотала она. — Если стул исчез — это произошло в действительности. По-крайней мере, хоть что-то да произошло.
Парадокс, но именно мысль о выбитом из-под неё стуле позволила Мириам обрести почву под ногами. Не вытершись, Мириам кинулась вниз по лестнице. Её комнатушка находилась в том же виде, в каком она её оставила. За исключением того, что стул исчез, а за стеклянной дверью виднелись грязные отпечатки босых ног. Она опустилась на колени рядом со столом и принялась исследовать пол. Нашла несколько книг, при падении выбитых стулом с находившейся позади полки, а в остальном никаких неожиданностей. «Значит всё это на самом деле!»
Внезапно Мириам осенило и она заметалась туда-сюда, а затем, поморщившись, бросилась вверх по лестнице в ванную комнату. Медальон!..
Нашелся в кармане штанов. Скривившись, она бережно пристроила его на полке над умывальником, так, чтобы виднелся, а сама забралась в ванну. «Я не свихнулась, — подумала она, расслабившись в горячей воде. — Всё это взаправду».
Через час она вышла из ванной чувствуя себя значительно лучше. Волосы вымыты и уложены, ногти тщательно подстрижены, а остатки вчерашнего лака удалены; ноги жгло и щипало, кожа раскраснелась от жесткой мочалки. Словно заново родилась, соскоблив вчерашние слои грязи и паранойи. Еще не перевалило за полдень, так что она снова оделась: старая футболка, видавшие виды джинсы и пара затрапезных шлепанцев.
Головная боль и озноб понемногу утихали, словно засыпали. Мириам не торопясь спустилась вниз, побросала грязную одежду в стиральную машинку, после чего налила стакан апельсинового сока и без аппетита умяла припасенную на черный день плитку гранолы. Голова заработала на повышенных оборотах, так что поев, Мириам направилась к лестнице, надумав спуститься в подполье.
Подполье — просторный мрачный подвал. К одной из стен крепился зловеще пыхтевший котел. После Бена осталась целая куча всякой всячины, да и родители Мириам нанесли массу всякого хлама, так что противоположная стена топорщилась складскими стеллажами.
Вот коробка, набитая старой одеждой, которую она уж бог знает сколько собиралась отдать в Армию спасения; нет, не подвенечное платье, которому настали кранты в лютый месяц бракоразводного процесса, а так, повседневная одежка, от которой вполне можно отказаться. Вот старая сумка, плотно набитая клюшками для гольфа. Их потускневшие хромированные головки побила ржавчина. Бен тешил себя надеждой, что когда-нибудь он ими помашет. Он вбил себе в голову, что игра в гольф способствует продвижению по служебной лестнице.