Четыре фигуры в черных доспехах призраками взвились по лестнице: двое с оружием, следом двое со спецснаряжением. Дверь спальни открывалась наружу, на маленькую площадку наверху лестницы. План таков: стремительная атака и немедленная нейтрализация жильца.
Однако они не учли несостоятельность Мириам как домохозяйки. Поскольку жила она одна и работала по шестьдесят часов в неделю, на заботы по хозяйству катастрофически не хватало времени, а свою одержимость аккуратностью она каждый вечер забывала на работе. На захламленной площадке стояла переполненная корзина с грязным бельем, ожидавшая спуска в подвал, а два книжных шкафа сужали проход настолько, что бойцам пришлось подниматься гуськом. И это еще цветочки. В доме у Мириам полно книг. И в данный момент на самой верхней ступеньке покоился лицом вниз зачитанный томик "Манифеста пути". Ничуть не теплее коврика, на котором лежал, он был невидим сквозь очки ночного видения. Первые три незванных гостя переступили его даже не заметив, зато четвертый поставил правую ногу прямо на него и последствия оказались столь же плачевными, как если бы на месте книги находилась банановая кожура.
Мириам в ужасе проснулась от несусветного грохота на площадке. В голове ни мысли, одно лишь мигавшее неоном слово «грабитель», набранное кеглем газетных заголовков. Она села в кровати, натянутая как тетива, и нащупала на туалетном столике пистолет, перекочевавший туда после того, как выяснилось, что он ощутим сквозь подушку. Раздался ужасающий треск выламываемой двери и она тряхнула пистолетом, пытаясь сбросить с него простынь…
В глаза ударил слепящий луч. «Бросьте оружие, леди!» — велел фонарик.
Мириам нащупала пальцем предохранитель…
— Оружие на пол! — Свет приблизился и бил прямо в лицо. — Немедленно!
Что-то локомотивом вынырнуло из тьмы и врезалось ей в правую руку. Свет погас.
— Ч-чёрт, — в сердцах выругался кто-то и чудовищная масса навалилась ей на живот. Не чувствуя правой руки, Мириам попыталась набрать воздуха и закричать, но к лицу что-то прижали. Она задыхалась. Воздух стал густым и сладковато-едким — приторно-цветочный запах, как в аптеке. Мириам резко дернулась, ноги запутались в одеяле, глубоко в горле застрял придушенный зловонием крик и перед глазами всё поплыло.
Она не двигалась. "Хреново", — сказал кто-то по ту сторону длинного темного туннеля. Вновь зажглись огни, но тьма не рассеялась. Её окружали темные силуэты, а рука была как не своя. Мириам не могла пошевелиться. Связана. И что-то во рту. "Скорая помощь"? — удивилась она. Свет погас.
Вся свора потихоньку сползла с кровати и встала на ноги. Спец А занялся депрессором языка и трубками, подготавливая объект к вентиляции легких. Лежавший на подушке едкий нахлороформленный комок только мешал — для дальнейшей транспортировки требовалось нечто подейственней и побезопасней. Тем временем, Спец Б подсунул под Мириам раскладную каталку и затянул ремни на икрах, бедрах, плечах и запястьях.
— Чуть все дело не завалили, мать вашу, — досадовал Координатор, подбирая маленький короткоствольный револьвер. — Еще повезло, что на предохранителе. Кто облажался на площадке?
— Сэр. — Подал голос Штурмовик Б. — Там лежала книга. На лестнице.
— Черт знает что! Ладно, пакуйте эту грозную дамочку и готовьтесь к отходу. Бэ, приступить к обыску. Мне нужен её личный архив, где бы он ни был. И ещё: компьютер и все её диски. Далее, кто бы там ни был с ней этим вечером, хочу знать кто это и откуда. Цэ, уложи её вещи в сумки, будто она собралась уехать на отдых… на длительный отдых. Шмотье, всякую дребедень из ванной. Смотри не напутай. И чтобы через двадцать минут все были готовы к эвакуации.
— Сэр. Есть, сэр. — Координатор кивнул. По возвращении, Штурмовику Б светит кича, но недисциплинированность на задании длится до тех пор, пока тебя самого не вздрючат по полной программе девятимиллиметровой штучкой-дрючкой. А Штурмовика Б не вздрючили. Теперь он месяц будет драить сортиры — достаточно времени для того, чтобы поразмыслить почему сонная женщина едва не завалила его из револьвера тридцать восьмого калибра.
Спец А почти управился. Покряхтывая, они со Спецом Б подняли с кровати гробоподобную конструкцию с Мириам внутри. Она была без сознания, связанная по рукам и ногам, словно индюшка, перед приготовлением в пищу.
— Выдержит? — лениво спросил Координатор.
— Думаю, да, — ответил Спец А. — Сильный ушиб на правой руке, вероятно, сотрясение мозга, но вряд ли будут какие-то осложнения. Худшее, что может случится — она блюет во сне и захлебывается собственной рвотой. Но с этим мы справимся, — самоуверенно сказал он. Спец А прошел медицинскую подготовку, а Фургон Два оборудован как «скорая помощь».
— Тогда уносите. Мы подъедем через полчаса, как только всё здесь перероем.
— Да, босс. Доставим её в лучшем виде.
Координатор глянул на туалетный столик, заваленный нижним бельем, журналами месячной давности и полуиспользованными туалетными принадлежностями. При мысли о том, что придется копаться в груде грязного белья его передернуло от отвращения. — Небесный отец, ну и срач!
* * *Неподалеку от Мириамовой камеры находился кабинет. В тихой и спокойной обстановке кабинета, отделанного панелями из красильного дуба и устланного персидскими коврами было что-то от весьма престижного клуба джентльменов викторианской эпохи. У оконной ниши располагался широкий красновато-коричневый письменный стол. Столешницу украшала амбарная книга в сафьяновом переплете, поверх которой лежал банковский пенал набитый документами и вещественными доказательствами.
Хозяин кабинета сидел у стола и просматривал ворох фотокопий и документов с горой заполнявших пенал. Чуть старше пятидесяти, с брюшком, которое успешно компенсировалось высоким ростом, одетый в консервативный костюм, он мог быть отставным генералом или же председателем совета директоров. Не сказать, что оба эти предположения неверны, как и не сказать, что они полностью соответствуют действительности. Похоже, что в данный момент, угрюмо вчитываясь в пожелтевшие газетные вырезки, он изнемогал от головной боли.
— Бред какой-то, — ворчал он. — Сам черт ногу сломит…
В дверь, находившуюся слева от него, позвонили.
Вельможа уставился на дверь сердитым взглядом.
— Войдите, — распорядился он и снова вернулся к бумагам.
Послышался стук шагов по паркету — мужская обувь с кожаными подошвами — внезапно оборвавшийся, когда посетитель достиг устланной коврами святая святых.
— Вызывали, дядя? Неужели наметились какие-то сдвиги касательно внесенного мною предложения? Ежели кому-то угодно, чтобы я…
Ангбард Лофстром отвлекся от бумаг и вперился в племянника глазами-ледышками. Тот поник и стушевался — высокий, светловолосый юноша в костюме вполне уместном в офисе рекламного агенства.
— Потерпи, — сказал дядя по-английски.
— Но я…
— Сказано тебе, потерпи. — Ангбард разложил на столе газетные вырезки и посмотрел на племянника. — Сейчас не время обсуждать твое предложение. О котором, кстати, и сказать толком нечего. Не торопи события, научись выбирать время, ежели хочешь добиться успеха, ведь те перемены, на кои ты нас подбиваешь, чреваты политическими осложнениями.
— Сколько же можно ждать? — вспылил молодой человек.
— Столько, сколько я посчитаю нужным, — взгляд Ангбарда посуровел. — И попрошу не забываться.
— Я… Слушаюсь, милорд. Благоволите принять мои извинения…
— А как там наша узница? — неожиданно спросил Ангбард.
— О, последний раз, когда я проверял, то бишь пятнадцать минут назад, она все еще была без чувств, но сон в норме. Она в одной из доппельгангерных камер. Я изъял мнемосхему, которая была у нее при себе и велел одной из служанок осмотреть узницу на предмет татуировок. В её камере нет зеркал и бритвенных принадлежностей. Я распорядился, чтобы мне доложили, когда она проснется.
— Гм. — Ангбард пожевал губами с выражением крайнего неодобрения. — А что говорит лекарь?
— Лекарь говорит, что позже наложит ей на руку шину — у неё ушиб, однако никаких серьезных повреждений во время спецоперации она не получила.
— Добро. — Ангбард махнул рукой в сторону стульев, расставленных перед столом: — Сядь. — Его племянник с готовностью сел и приосанился. — Всё ли мы довели до ума, граф Роланд?
— Не всё, сэр, впрочем, ничего страшного. Мы раздобыли документы, фотоаппарат, магнитофон, персональный компьютер и все прочее имущество, которое только смогли найти. В её доме царил беспорядок, но мы совершенно уверены, что обнаружили всё, что можно — свою канцелярию она содержала в должном порядке. Окна мы вставили, а соседям косвенным образом сообщили, что она в длительной командировке. Она незамужняя, близких немного. — По лицу Роланда скользнуло легкое неодобрение. — Упоминается её одинокая пожилая мать. В отчете подрядчика значится единственная возможная проблема. Очевидно, что при её последнем перемещении присутствовала некая женщина, личность которой не установлена. Она привезла её на место, затем отогнала машину, а впоследствии, когда та вернулась, приехала за ней и отвезла домой. Предположительно, подруга. Проблема в том, что в период наблюдения она скрылась на такси никем не замеченная — рискну предположить, что она вызвала его посредством мобильного телефона, — а личный состав команды нашего подрядчика был ограничен, поэтому организовать слежку не представлялось возможным. Поэтому я распорядился, чтобы они продолжали наблюдение за домом и вышли на связь в случае если подруга объявится. А рано или поздно она объявится, и тогда…
Роланд пожал плечами.
— Ты знаешь, что делать… Я хочу, чтобы их взяли под стражу и чем быстрее, тем лучше. — Ангбард прочистил горло. — Что же касается положения узницы… — он помолчал, чуть склонив голову набок.
— Сэр? — Роланд был сама предупредительность.
— С узницей велю обращаться учтиво и рассматривать её как равную тебе по происхождению и даже более того, как вышестоящего члена Клана. Как почетный гость, она переходит под твою личную опеку.
— Сэр! — Роланд не смог совладать с потрясением.
Ангбард впился в него взглядом.
— Вы что-то хотели сказать, любезный граф? — холодно спросил он.
Роланд сглотнул.
— Слушаю и… и, разумеется, повинуюсь, — сказал он. — Позвольте лишь сказать, что это просто… это вызывает удивление…
— Твоё удивление зафиксировано, — холодно констатировал Ангбард. — Тем не менее, до поры до времени я намерен хранить свои соображения при себе. А тебе ныне положено знать лишь одно: с узницей, как говорят в народе, носится как с писаной торбой. — Ангбард внимательно посмотрел на юного подчиненного, но не обнаружив никаких признаков неповиновения несколько смягчился. — Это, — он жестом указал на лежавший перед ним пенал, — чревато сильнейшими потрясениями. — Он ткнул пальцем в верхний лист бумажной стопки. — Или же ты сталкивался и прежде с кем-то не из Клана, обладающим фамильным даром?
— Н-нет, сэр, не сталкивался. — Роланд, похоже, впал в задумчивость. — Каковы же ваши соображения?
— Позже, — отрезал Ангбард. — Главное проследи, чтобы её переместили в комфортабельный и безопасный доппельгангерный номер. Будь вежлив и гостеприимен, завоюй её доверие и относись к её особе с величайшим почтением. И дай мне знать когда она будет готова ответить на мои вопросы.
— Слушаю и повинуюсь, — откликнулся Роланд, уже не столь озадаченный, сколь погруженный в размышления.
— Ты знаешь, что делать, — громыхнул Ангбард. — Ступай.
Племянник герцога поднялся, одернул пиджак и направился строевым шагом к двери; по ноге сбоку хлопала шпага. После его ухода Ангбард с минуту молча смотрел на дверь, затем снова перевел глаза на предметы, находившиеся в ящичке. Среди них был медальон, который он видел и раньше — почти треть века назад.
— Патриция, — прошептал он с придыханием. — Что же они с тобой сделали?
* * *Дневной свет. Это было первое, что заметила Мириам. Второе же, что её похмелье — всем похмельям похмелье. Голову словно ватой укутали, правая рука зверски болела и всё вокруг было какое-то неправильное. На всякий случай она прищурилась. Её голову действительно укутали ватой… либо перебинтовали. И одета она во что-то чужое. Она легла спать как всегда в маечке, но сейчас на ней была ночная рубашка… а ведь у неё сроду не было ночных рубашек! Что случилось?
Дневной свет. Перед глазами всё плыло, мысли путались, а голова раскалывалась. Мучила жажда. Она повернулась на бок и обескураженно глянула туда, где полагалось стоять ночной тумбочке. В шести дюймах от её носа белела стена. Как странно, прямо как в том бессмысленном кошмарном сне с ярким светом и аптечной вонью…
Кошмарном сне?
Она перекатилась на другой бок, ноги запутались в ночной рубашке и она едва не упала с кровати, оказавшейся довольно узкой. Это не её кровать. На миг ею овладела паника, а потом она задумалась: интересно, что же всё-таки произошло. И тут всё встало на свои места. «Гангстеры или федералы? Должно быть федералы», — прошептала она вслух. «Должно быть за мной следили. Или за Поли. Или-или».
Внутри у неё все похолодело. Они зароют тебя так глубоко, — вспомнила она, — так глубоко, что…
Горло драло, словно она всю ночь кричала. Странно это всё. Может это первое предупреждение?
Она умудрилась свесить ноги с чужой кровати. Слишком уж скоро они коснулись пола и она села, отбросив тонкое одеяльце в сторону. Дальняя стена находилась чересчур близко, а окно слишком высоко. В общем-то вся комнатка была размером со шкаф. Никакой иной мебели кроме маленького умывальника из нержавейки, прикрепленного к стене напротив двери. Сама же дверь — неприметная древесная панель с глазком. С унылым чувством она отметила, что дверь идеально гладкая, без ручек или замков на идеально ровной поверхности: вероятно, древесный шпон поверх металла.
Рука поднялась к горлу. Медальон исчез.
Мириам встала на ноги, пошатнулась и чтобы не упасть прислонилась к стене. В голове стучал пульс, а правая рука невыносимо болела. Она повернулась и посмотрела на окно. Слишком высоко, не выглянуть даже если она найдет в себе силы влезть на кровать. Высокое, маленькое, незашторенное окно до жути напоминало слуховое окошко тюремной камеры. Это как же понимать, подумала она, я в тюряге?
От этой мысли, Мириам потеряла остатки спокойствия. Прижавшись к двери, она принялась колотить по ней левой рукой, но только зря нашумела, однако остановилась лишь когда заболела рука и волна удушающего страха, с пузырившейся на её гребне злостью, сошла на нет. Мириам села, спрятала лицо в руки и тихонько заплакала, да так и сидела, пока дверь не щелкнула и не открылась наружу.
Мириам подняла глаза.
— Вашу мать, кто вы такие? — требовательно спросила она.
В дверях стоял молодой человек лет тридцати в изысканно-строгом костюме. Его бесстрастное лицо было чисто выбрито, да и весь он — от носков кожаных туфель до кончиков искусно уложенных светлых волос — выглядел изрядно холеным. Такой вид мог иметь и мормонский проповедник, и агент ФБР.
— Мисс Бекстайн, не будете ли вы столь любезны пройти со мной?
— Кто вы такие? — повторила она. — Разве вы не обязаны зачитать мне всякие там права?
Что-то с ним было не так, но она никак не могла понять что именно. За его плечом смутно виднелся темный коридор… И тут она поняла, что именно не давало ей покоя. Он при шпаге! Уму непостижимо!
— Видимо вы заблуждаетесь. — Он улыбнулся, причем довольно приветливо. — Мы не обязаны зачитывать вам права. Однако если вы пройдете со мной, то мы отправимся в другое, более подходящее для разговора место и обсудим возникшую ситуацию. Впрочем, может быть вас вполне устраивают и здешние санитарно-гигиенические условия?
Мириам вскользь оглянулась, внезапно остро осознав, что её мочевой пузырь готов лопнуть, а желудок вывернуться наизнанку.
— Кто вы? — нерешительно спросила она.
— Если пройдете со мной, узнаете, — успокаивающе сказал он.
Он отступил в коридор, а у Мириам вдруг возникло подозрение, что в его последней фразе либо таится какой-то подвох, либо он что-то недоговаривает. Она с трудом поднялась на ноги, пошатнулась и он взял её под руку. Она инстинктивно оттпрянула, избегая физического контакта, но наткнулась на кровать, потеряла равновесие и с размаху плюхнулась на спину, ударившись головой о стену.
— О, господи, — произнес он. Она уставилась на него затуманненным болью взором. — Я привезу коляску, прошу вас, не двигайтесь.
Перед глазами Мириам медленно вращался потолок. Накатила слабость, а вслед за ней тошнота. Голова раскалывалась. «Интересно, это мигрень или отходняк после анестезии?» — подумала она. Франт со шпагой, нелепо торчавшей из-под полы пиджака, вернулся с креслом-коляской и еще одним мужчиной в зеленой санитарской робе. Сообща, они подняли Мириам и перенесли в кресло, скинув её, словно мешок с картошкой.
— Ой-ё! — еле слышно простонала она.
— Неслабо вы бахнулись, — сказал посетитель. Он шел рядом с креслом. Над головой проносились световые полосы, по обеим сторонам коридора — закрытые двери. — Как вы себя чувствуете?
— Паршиво, — выдавила она. Её правая рука спелась с черепом. — Кто вы?
— А вы настырная, да? — заметил он. Коляска завернула за угол, впереди простирался еще один коридор. — Я Роланд, лорд Лофстром. В настоящий момент я несу ответственность за ваше благополучие. — Кресло остановилось перед полированными панелями из нержавеющей стали — лифт.
За створками заурчали механизмы.
— Вы не должны были проснуться в изоляторе. Вас поместили туда по халатности административного персонала. Виновный уже понес наказание.
У Мириам по спине пробежал холодок, продрав болезненную оторопь.
— Меня не интересует как вас зовут, — пробормотала она. — Я хочу знать кто вы такие, ребята. Имею право, черт подери.
Створки лифта раздвинулись и санитар подтолкнул её внутрь. Роланд шагнул следом и взмахом руки отослал того прочь. Затем нажал на кнопку, находившуюся у неё за головой, вне поля зрения. Створки сошлись и лифт пошел наверх, но не прошло и несколько секунд, как остановился.
— Нет, ну вы явно заблуждаетесь, — повторил он. — Без конца твердите о каких-то ваших правах. Вы про эту… как её там… декларацию Миранды, что ли?