— Может быть, всё вместе, — вздохнул Себастьян. — Мы этого не знаем, не ведаем, как это началось и когда прекратится, и единственное, что нам остается — каждый раз избавляться от трупов. Поверь, я много думал, но так и не нашел лучшего решения.
— Но как такое возможно? Вы сжигаете тела, но куда деваются бумаги, документы? Неужели все это можно уничтожить так, чтобы не осталось следов? Неужели вас так никто и не поймал?
— Представь себе, нет. Какой смысл в деле об убийстве, когда жертва, целая и невредимая, гуляет по городу? Никому не хочется выглядеть дураком, допытываясь, как это получилось. Даже газетчики не хотят с этим связываться. Проще думать, что произошла какая-то ошибка, очередной сбой в базах данных. Пара телефонных звонков, и все улаживается. Это давно уже стало рутиной, уверяю тебя.
Несколько мгновений Анна казалась ему ангелом мщения с пылающим мечом, но затем она разом погасла и устало опустилась в кресло.
— Почему? Почему так?
От ее голоса по спине Себастьяна побежали мурашки. Как он ни готовился к этому разговору, но сейчас ему нечего было сказать. А если не удастся ее убедить, он наживет врага. И самое главное: он может усомниться в том, что все сделал правильно.
— Если не веришь мне, попробуй обратиться к начальству, — произнес он. — Поглядишь, захотят ли они тебя слушать. Впрочем, если ты так умна, как мне кажется, ты уже знаешь ответ.
Он сделал небольшую паузу, глядя на Анну. И потом продолжил твердо и уверенно:
— Ты же не думаешь, что кто-то действительно хочет узнать правду? Что правда имеет какое-то значение? — он снова помедлил и потом сам ответил на свой вопрос: — Конечно же, нет. Особенно, когда правда так невероятна… Если эта история выплывет на свет, все перевернется с ног на голову. Нам придется признать, что мы очень мало знаем о мире, в котором живем. Никто на это не отважится без крайней необходимости. Гораздо проще уничтожить труп и забыть о нем. И мы останемся нормальными людьми в обычном, предсказуемом мире. Мы же в конце концов полиция, наш долг — заботиться о людях. Мы не вправе обрушивать на них информацию, с которой они не справятся. Ученые — другое дело. Но раз ученые помалкивают, то зачем нам заниматься чужой работой, в которой мы ничего не смыслим? Ты согласна?
Он помолчал, давая Анне возможность обдумать сказанное и свыкнуться с правдой. И с радостью заметил, как она медленно кивнула.
— Ну, вот и хорошо, вот и умница…
Но Анна просто встала и вышла из комнаты, не удостоив его ответом. Себастьян с горечью подумал, что они никогда не будут заниматься любовью. Девушка слишком горда, а он только что выставил ее полной дурой. Как будто он в чем-то виноват!
Со злости он ударил кулаком по полке, и на пол посыпались папки с документами. Проклятье! Почему мир не может быть устроен попроще?! Почему, вместо того чтобы просто переспать с девушкой, которая ему нравится, он должен рассказывать ей о вреде правды и пользе лжи.
Он думал об этом вплоть до того момента, когда дверь начала медленно отворяться и изумленный Себастьян увидел на пороге своего двойника, сжимающего в руке револьвер. Однако даже в эту секунду часть его сознания — вероятно, та, где гнездилась совесть, — была уверена, что все происходящее глубоко правильно и закономерно.
Перевела с немецкого Елена ПЕРВУШИНА
© Bernhard Schneider. Routine. 2011. Публикуется с разрешения автора.
Сергей Малицкий Толкование
Иллюстрация Владимира БОНДАРЯСтаричка «Быстрого» трясло. Пережившие несколько сроков годности внутренности — пластиковые двери шкафов, рукояти огнетушителей, гравитационные панели, перегородки — дребезжали, звякали, скрипели на стыках и трещали. Пытаясь перебить вонь хлорки из уборной, климат-контроль накачивал узкий коридор припланетника запахом горелой изоляции. Освещение моргало, вода в кране отдавала ржавчиной, холодильник рычал, как реактивный заплечник.
К счастью, сам катерок космонадзора пока разваливаться не собирался, сержант Ардан загодя облазил его от рубки до дюз, кое-что перебрал, кое-что заменил, израсходовал десяток баллонов композита и гарантировал при бережном отношении пару лет надежной работы, но вибрацию убрать не смог.
— Возраст, — содрав с головы колпак скафандра, низкорослый, наголо обритый крепыш ожесточенно почесал нос, поковырялся в ухе. — Это ж как с человеком. Трясет — лечись весь. В комплексе. А вылечишь что-то одно, руку или ногу, жди — как раз она и отвалится в первую очередь. Да и куда нам летать? Мы ведь ненадолго в этой дыре?
— Ненадолго, — с досадой буркнул Стамб, предполагая, что скорее выйдет в отставку, чем выкарабкается вместе с крохотным отрядом спецназа из проклятого угла Вселенной. Вперевалочку, не торопясь, под пивко и отвратительную акустику в местном баре Стамб сам не заметил, как пролетело шесть месяцев, и вот уже он правит «Быстрого» к точке разрешения всех проблем и даже покрикивает на старшего помощника.
— Рудж, хватит скалиться. Боекомплект проверил? Я и без тебя знаю, что он не пригодится, но ты его проверил? Проверь. Вот ведь… полгода ждать и готовиться, чтобы все через суету и спешку… И посмотри заодно, что делает этот чертов аналитик. Если я еще раз увижу, что он сует нос, куда не надо, не поздоровится вам обоим. Его место или в кубрике, или в рубке, или в сортире. И лучше, чтоб я его видел! Нет, в сортире будешь следить за ним сам… Ардан, вытащи губную гармошку изо рта. И капсюли из ушей. Я помню, что ты не на вахте. Какого черта ты здесь торчишь? До точки еще четыре часа. Не видишь, что я вполне справляюсь с твоей посудиной? Иди спать, явился на борт с красными глазами… Кама!
— Что?
Вот ведь девка, всего только и сделала, что повернулась, а от изгиба затянутого в серую униформу бедра загудело в затылке. Что же он хотел у нее спросить?
— И еще, Рудж: у меня по-прежнему хороший слух, и я не взбеленился. Боезапас проверяй!
— Ты назвал мое имя.
Кама слепила глаза не хуже диска Виласа, который уже отдалялся, но все еще перегораживал половину панорамы. Впрочем, какая панорама в тесной рубке припланетного катерка? Три на полтора метра исцарапанного стекла. Но Кама… Пора уже было Стамбу признаться, хотя бы самому себе, что последние полгода были не самым гнусным временем в его жизни. Давно ли он так искренне радовался каждому новому дню? Ведь спешил на службу только для того, чтобы увидеть присланную из центра девчонку. Отшивал ухлестывающих кавалеров, которые словно выныривали из вентиляционных патрубков. Дарил какие-то милые безделушки. Что, вновь захотел ощутить ветер молодости? Не поздновато ли? А почему бы и нет… Да, с женой лейтенант расстался давно и уже отнес себя к категории окончательных холостяков, но плох тот командир, который не может поменять направление атаки. На то они и вводные, чтобы реагировать на них адекватно.
— Ты это… — Стамб в растерянности замычал.
— Я ничего не путаю: разговорчивость молчуна-лейтенанта первая примета серьезной заварушки? — с усмешкой сдвинула тонкие брови Кама. — Меня тоже куда-нибудь отправишь? В кубрик? А не боишься, что аналитик пристанет?
Сержант Рудж излишне громко хмыкнул, пригладил короткие седые волосы, щелкнул каблуками, подмигнул Каме и, миновав под испепеляющим взглядом лейтенанта два ряда обшарпанных пилотских кресел, скрылся за овальной дверью (крохотный арсенал располагался сразу за кубриком). Сержант Ардан повторил жест старпома и с сожалением пожал плечами — ему приглаживать было нечего. Зато, как любил повторять техник, выдирать ему также было нечего. Однако, отвечал ему лейтенант, грамотная жена всегда найдет, за что ухватиться. Через четыре часа именно Ардану не будет цены, никто лучше него не управлял катерком в ручном режиме, а после залпов на автоматику рассчитывать не приходилось.
Стамб вытянул сканер, процедил диапазон, поймал мелодию, которую слушал, подыгрывая себе на губной гармошке. Все как обычно. Старомодные духовые и хриплый голос неизвестного певца.
— Что там? — спросила Кама.
— Старье, — поморщился Стамб, записывая на всякий случай темку. — Что-то о розовом цвете. Или о цветах[15]. Устаревший диалект. Но неплохо. У лысого нюх на хорошую музыку.
— Кипишь?
Она смотрела на лейтенанта насмешливо. Так, словно давно догадалась, что он уже полгода собирается подобрать к ней ключик, но всякий раз по мужской нужде отправляется в ближайший бар и за толику кредиток снимает сговорчивую девчонку. Наверное, старый служака из космонадзора так и должен поступать. А матерый волк из спецназа? Впрочем, кто ее знает, о чем она думала. Стамб десять лет прожил с бывшей женой, но так ни разу и не угадал ее мыслей, хотя та почему-то числила эту способность в ряду его необходимых качеств.
— Успокойся, — Кама в мгновение стала серьезной. — Залп был, ответный тоже. Разбежка чуть меньше расчетной, но в пределах допустимого. На этом наша секретная миссия должна закончиться. А там на базу, к нормальной технике, к нормальной жизни. К нормальной форменной одежде, кстати. Надоела эта космонадзорная серость. Зафиксируем все, что нужно, и забудем и об этом захолустье, и об этом корыте.
— И друг о друге? — удивляясь сам себе, брякнул Стамб.
— А есть что вспоминать? — подняла брови Кама и тут же подмигнула Стамбу. — Ладно, лейтенант. Дел осталось на один день. Тем более, думаю, даже фиксировать ничего не придется… Разве только увеличившийся кратер да пылевой смерч. Ведь батареи больше нет? Не должно быть. Возмущения кажутся недостаточными. Крейсер должен был бы грохнуть сильнее. Но если перед этим он подрастратил арсенал… Представляю, что там сейчас творится. У нашей развалины хотя бы радиационная защита в порядке?
— Послушай, — Стамб замялся, не зная, что сказать девчонке. — Зачем тебя прислали? Мы прекрасно работали в тройке. Тот же Ардан — техник, каких поискать. Зачем мне еще техник? Тем более что мы не ремонтом занимаемся, а зачисткой.
— Я знаю, чем мы занимаемся, — скривила губы Кама. — Но техник технику рознь.
Четвертая батарея была обречена. На секретных картах Федерации она помаргивала не на спутнике Виласа Удайе, а в поясе астероидов, в полумиллиарде миль за орбитой планеты, но Стамб — с десятком других специальных военных чинов — точно знал, где топорщились жерла излучателей антивещества. По официальному адресу сверкала защитными колпаками обманка. Четвертая батарея ждала своего часа под личиной законсервированной автономной навигационной станции. Станции врага, станции аньятов.
Она ждала своего часа и, похоже, дождалась. Скорее всего, крейсер аньятов выскочил из нуля именно возле Удайи. Где же еще? В планетарной системе без навигационной привязки особо не развернешься. А здесь пусть ныне и безжизненная, но родная планета. Выходцы с Виласа славились склонностью к сантиментам и приверженностью своему собственному малопонятному кодексу чести. Это их в итоге и погубило. Так что рано или поздно крейсер должен был объявиться вблизи Удайи, а уж остальное возлагалось на технику. И судя по тому, что батарея произвела залп, техника не подвела. Защититься от точно наведенного залпа стационарной батареи невозможно: все, что могли предпринять системы защиты крейсера, это за мгновение до собственной гибели произвести ответный залп, что они, судя по всему, и сделали, вот только батарее это почему-то не повредило. Стамб ощущал несоответствие всей своей не единожды порченой шкурой, чувствовал по дрожи, которая пронизывала его сухие руки, как бы она ни маскировалась под вибрацию «Быстрого». Да и по несвойственной самому себе болтливости тоже. А вот Кама пока ничего этого не понимала, хотя обычно умудрялась понимать больше, чем ей было положено. И вряд ли чувствовала.
Девчонка-техник вообще порой казалась Стамбу бесчувственной. И уж точно слишком расчетливой и холодной. Знающей, умелой, подтянутой, ловкой, но чересчур выдержанной. Или же просто не нашлось пока детонатора, который смог бы запустить ее в небо, как осветительную ракету? А сам-то Стамб годился еще на роль детонатора? Или мог только с тоской думать о нерожденных детях и вспоминать, когда был последний раз в гостях у единственного племянника? У каждого своя судьба.
Его ли судьба — Кама? И что он нашел в ней? Да, красива, но он-то ведь и не юнец, и не красавец, и не богач. Нет, пора остепениться. Детонатор! Кому он теперь вообще нужен? Рудж, к примеру, предпочитал без всякого детонатора завести долговременное знакомство с какой-нибудь покладистой вдовушкой. Ардан, хоть и не отличался особой верностью жене, исповедовал несокрушимый принцип: на службе ни-ни! Да и какой из Ардана детонатор! Музыкант и выпивоха — да. Вот Винл, судя по личному делу, годился. К счастью, он не был знаком с Камой.
Именно командир батареи Винл, который вместе с сотнями тонн металла, изрядным куском Удайи и тремя сослуживцами должен был обратиться в пыль, через час после атаки сбросил сквозь треск помех короткое сообщение на личную линию Стамба: «Живы». Лейтенант связался с командующим и объявил сбор. Через пять минут вся команда была на борту, а еще через четверть часа скромный кораблик космонадзора, пришвартованный к захудалой орбитальной станции с парой сотен ошалевших туристов, двумя гостиницами и тремя барами, взял курс к Удайе.
«Чего ты хотел, старый перец? — спросил сам себя Стамб, когда «Быстрый» разжал магнитные захваты и оттолкнулся от пирса орбиталки. — Настоящей работы? Вот она. Окончания дозора? Он почти завершился».
Оставалось поставить жирную точку. И сделать это предстояло именно Стамбу. Никакого другого начальства поблизости не наблюдалось. Сектор был пуст, по-настоящему пуст, иначе не удалось бы выманить к Виласу крейсер. Туристов, жаждущих полюбоваться на опустошенную планету главного врага человечества, доставляли на станцию пару раз в месяц на старомодных пассажирских лайнерах, путевки в разоренное аньятское захолустье сбывали за гроши, в барах на станции дешевого спиртного было хоть залейся.
Все должно выглядеть естественно. Даже катерок Стамба не только казался подлинным, но и был таковым — без бортового вооружения, из числа списанных планетарных тихоходов, настоящих ветеранов космонадзора. Лазутчики аньятов могли оказаться где угодно, но операция не должна была провалиться. Так что подводить итог последней схватке с единственным серьезным врагом человечества предстояло именно лейтенанту, а также вот этой самонадеянной черноволосой девчонке, двум проверенным сержантам и военному аналитику с идиотским именем Рипух, который был омерзителен всеми своими чертами и свойствами, начиная с нестираемой со старческого лица кривой усмешки и заканчивая постоянным судорожным подергиванием рук и ног.
Что ж, таков был приказ командующего. Хорошо хотя бы полномочиями не пришлось делиться — Стамб оставался старшим.
Впрочем, в профессионализме тайному резиденту Рипуху отказать нельзя. Если бы не приказ командующего и не шипение начальника разведки, Стамб так и не догадался бы, что барменом в худшем из трех баров орбиталки служит порученец Генерального штаба.
— Ты что-то недоговариваешь, — сказала Кама.
— Батарея уцелела, — процедил сквозь зубы Стамб. — Или же уцелел кто-то из ребят. Я получил сообщение. Через час после залпов. Возможно, с зонда.
— Это нарушение инструкции.
— Значит, у них были основания ее нарушить. Конечно, если они не отстрелили зонд еще до залпа.
— А вот это уже потянет на срыв операции, — скрестила руки на груди Кама.
— Но зачем? — словно не услышал ее Стамб. — Предсмертная шутка?.. Как они могли предугадать, что крейсер аньятов появится именно теперь? Запрограммировали зонд на эфирное возмущение? Слишком сложно. Нет, Кама. Батарея уцелела. Думаю, что уцелела. Впрочем, скоро увидим.
После залпов связь во всех спектрах рухнула, на орбитальной станции вылетели все гражданские коммуникаторы, но зонд с надежным защищенным передатчиком у ребят был. И это значило, что операция пошла не так. Ответный залп крейсера не достиг цели? Да черт с ним, дошел бы до цели залп батареи! Или это и в самом деле изощренная шутка? Винл-весельчак в своем репертуаре?
Кама снова сдвинула брови, облизала верхнюю губу, на которой выступила бисеринка пота, и сказала твердо:
— Крейсер не мог промахнуться. В последнем бою, за мгновение до того, как уйти в ноль, он уничтожил одним залпом сразу три линкора. В армии Федерации нет ни одного корабля, сравнимого по мощности с главным кораблем аньятов.
— Ты видела тот бой? — удивился Стамб.
— Видела, — она поправила прядь черных волос. — Из рубки одного из линкоров.
— Но ведь в том бою все наши погибли, — не понял Стамб. — Да и столько лет уже прошло…
— Смирись с фактом, что погибли не все, — фыркнула Кама. — Или считай меня призраком… Впрочем, не забивай голову чепухой. Ранение, криоген, центральный госпиталь, и вот я под твоим началом. Что было в сообщении?
— Одно слово, — растерянно пробормотал Стамб. — «Живы».
— Значит, живы, — уверенно кивнула Кама. — Если бы Винл оставил посмертную записку, написал бы какую-нибудь гадость.
— Ты знаешь Винла? — опять удивился Стамб.
— Я очень хороший техник, — заметила Кама. — К тому же иногда изучаю личные файлы сотрудников.
— Недостаточно знаю, какой ты техник, но допуск у тебя высокий, — задумался Стамб и поморщился, вспомнив, что можно извлечь из его собственного файла.
Через четыре часа Ардан взял управление «Быстрым» на себя. Команда заняла кресла у него за спиной. Искусственную гравитацию пришлось отключить, что немедленно вызвало у Стамба тошноту. Серый шар Удайи, висевший над горизонтом Виласа, занял весь экран, но батарея находилась на обратной стороне спутника. Правда, когда проспавшийся сержант засверкал лысиной над пультом управления, Стамб уже мог разглядеть огромное облако дыма и пыли, обращающее яблоко спутника в грушу, и магнитные сполохи на всю высоту его азотной атмосферы. Навигатор катерка заморгал огнями и работать отказался. По экрану побежали зигзаги и пятна. Ардан потянулся за видеошлемом. Почти сразу перегрузка вдавила отряд в кресла. Действительно, управлять в таких условиях тихоходом можно только вручную.