– Одного прирезали, факт! – кивнул Сула. – А второго дубинкой заквасили. Валить надо. Никто не поверит, что фазан сам справился.
– Куда валить? – запричитал Каин. – Давайте посмотрим, вдруг живые они.
– Бежим к Переходу, – сказал Сула. – Больше некуда. Я слышал, его иногда включают. Если повезёт, сразу у депа на куличках окажемся.
– А что такое «переход»? – спросил я. – Нет. Я, конечно, знаю, что это когда стоишь в одном городе, а потом сразу оказываешься в другом. Но как эта штука работает?
– Это недалеко, – махнул рукой Сула. – Пошли покажу. Они нарочно тюрьму рядом со станцией сделали, чтобы зэками было легче обмениваться.
Он первым вышел из камеры.
Я, конечно, со своим узлом не замешкался. Каин зашлёпал следом…
* * *Сперва двигались узкими ходами, потом коридоры стали шире. Сула держался уверенно, но осторожно. Задерживаясь на «перекрёстках» и перед дверьми, он подолгу прислушивался, прежде чем тронуться с места.
Дважды чудом разминулись со спешащими по своим делам людьми. Один раз долго стояли, пропуская длинную вереницу тачек с зерном. Грузчики были молчаливы и злы. Мне показалось, что кто-то из них нас заметил, но тревогу не подняли, и мы прошли дальше.
Через час с четвертью оказались в просторном помещении. Странное освещение делало лица серыми. Только я и на солнце не назвал бы своих спутников розовыми, так что, возможно, в их бледности виноваты не только светильники. Вдоль стены тянулся ряд круглых проёмов, забранных огромными, в мой рост, лепестками. Один из проёмов был открыт.
– Везёт дуракам! – с непонятной интонацией сказал Сула и побежал к открытому входу.
Я не решился отставать. Судя по шлёпанью босых ног за спиной, Каину наше общество тоже пока не надоело.
Едва мы оказались внутри, как «лепестки» дрогнули и с шорохом трущегося металла развернулись, отрезав нас от зала. Сула радостно воскликнул: «Деп подери! Работает!»
С тем же шуршанием лепестки сложились обратно. Только теперь нам открылся другой зал. Это я по противоположной стене понял: на ней была другая вязь выписана. И на фанерном щите буквы были другими.
Сула немедленно вышел, а я осторожно выглянул. Его тёмная фигура уже расплывалась на фоне ослепительного выхода. Каин нетерпеливо толкнул меня в спину, и я сделал шаг через высокий порог.
– Ты тоже ничего не почувствовал? – спросил я, крепче прижимая к груди узел.
Каин, не глядя на меня, буркнул: «Дай пройти» – и пошлёпал к выходу.
4. МУТНЫЙ ПЕК
Пек пребывал в сомнениях. Единственный уцелевший из конвоя, похоже, не врал – незнакомцы оказались неподалеку весьма кстати. Жаль только, что сами «спасатели» явно чего-то недоговаривали. В каком-нибудь другом месте, более близком к цивилизации, их неловкая игра могла развлечь и позабавить. Но здесь, в глуши Поля, подобные «игры» могли иметь печальные последствия. Нужно было принимать или условия, или меры.
– Тебя что-то беспокоит, – сказала Мара, положив купцу на плечи невесомые руки. – Я же вижу. Что не так?
– Как тебе сказать? – невесело усмехнулся Пек. – Из пяти осеменителей в живых остался один. А трое разбойников не те, за кого себя выдают. Во всём остальном – полный порядок.
– Вот как? – удивилась Елена. – А мне они кажутся именно разбойниками.
Пек с заметным раздражением освободился от объятий Мары и в два шага оказался возле выхода из гостиной.
– Они утверждают, что давно знакомы, но говор у всех разный, а у того, что в лохмотьях, загар мне кажется искусственным: вокруг глаз – белая кожа, а подушечки пальцев темнее руки. Судя по останкам, разбросанным вокруг транспорта, на нас напало не меньше десятка химер. Чтобы справиться с таким противником, нужно быть ловким воином. Но лохмотья господина «Загорелые Ладони» если и были когда-то одеждой, то ещё до Упадка.
– Разбойники могли принять его в свою компанию только недавно…
– И тут же доверили вести переговоры? Назначили старшим? – Пек разгладил под поясом складки кафтана. – Странно всё это… У нас чипсы остались?
– Чипсов нет. Только сухарики с беконом.
– Дай-ка немного… – Он подождал, пока Мара отсыпала ему в стакан сушь, благодарно кивнул, закинул несколько кусочков в рот и уже невнятно продолжил: – Невероятное стечение обстоятельств: нападение стаи химер и тройка умелых бойцов неподалеку! Но даже если и так, даже если услышали шум битвы… почему не подождали, пока конвой не будет уничтожен? Я бы поверил, что они – разбойники, если бы при нашем выходе из убежища они попытались меня убить, вами развлечься, а мануфактуру отнести на брянский базар. Глупости, конечно, но они-то этого не знают!
– В благородство ты не веришь? – спросила Елена. – Просто так, по-человечески, эти люди прийти на выручку не могли?
– Почему же, верю, – сказал Пек. – Могли. Но я ещё не слышал о благородстве, которое бы пряталось под маской грабителя.
– Робин Гуд, Джесси Джеймс… – подсказала Елена.
Пек поправил высокий воротник и, поразмыслив, возразил:
– Неудачные примеры. Эти бандиты грабили именно таких, как мы. Их произвол называли благородством совсем другие люди.
– И что же ты думаешь?
– Я думаю, что они – дружинники. На ментов или санитаров не похоже. Слишком глупо спланировано. И наспех. Вот только в толк не могу взять – что им от нас нужно? Скорее всего, какая-то ошибка.
– Но они спасли Феликса!..
– …чтобы он подтвердил их роль в уничтожении химер!
– И что ты будешь делать?
– То, чего они добиваются: предложу им работу в конвое. – Пек доел сухари, развернул холодильник и достал банку с пивом. – Отказывать глупо. Всё равно не отвяжутся. Но и нам нужно восполнить убыток в живой силе. Насколько я понял, ваш флирт с московитами успешным не назовёшь?
– У меня вообще ничего не было! – фыркнула Елена. – И я даже рада, что этих олухов химеры поели. Хотя бы на корм сгодились.
– Мне тоже хвастать нечем, – призналась Мара.
– Плохо, – расстроился купец. – На Перевале с этим строго, девушки. Оплодотворённая икра – единственный пропуск на Руину. Так что я беру бойцов с собой, вдруг кто-то из них подойдёт сепаратору. И в любом случае у вас ещё остаётся Феликс. Пожалуйста, не теряйте времени.
Он откупорил банку и приложился к пиву. Поперхнулся. Закашлялся:
– Деп подери! Тёплое!
– Так, может, сами икре поспособствуете? – ехидно улыбнулась Елена, от души приложив ладонью купца по позвоночнику.
– Или сводных братьев и сестёр перевальное кодло не жалует? – подхватила Мара.
– Нет. Не жалует, – сипло отозвался Пек. – Гены хохлы отслеживают чётко, это вам не «Клара у Карла» эсэсовцев. И если папой снова буду я, они вам не насыпят свежих батареек. Им не нужны ленивые инкубаторы. Ладно, не буду каркать. Пойду наших «спасителей» порадую. И замени холодильник, Мара. У этой тряпки фандр совсем выдохся. Если так дальше пойдёт, через три-четыре сотни отбоев придётся искать новое озеро.
Пек вышел на палубу, выбросил за борт банку и откашлялся, прежде чем сообщить «разбойникам» о своём решении…
5. ИВАН КУПЧЕНКО
Не операция, а цирк какой-то. Со змеиным душком криминала. Нормальный себе барыга. Тюбетейка, полукафтан, шаровары. Таких сейчас – через одного каждый. Ведёт свой частный промысел, никого не щемит, не убивает. На кой ляд он нам сдался? А вот «коллеги» смежной земуправы кажутся подозрительными. Низенький и вертлявый – это Булыга. Пустой человечишко – пришиба. В толпе я бы на такого и не глянул: худенькие, острые черты лица, редкие волосы, скошенный лоб, едва намеченный подбородок. Будто пожалели на бедолагу материала. Зато в общении с природой нет равных. Это он химер на лагерь навёл. Башковитый малый. Мыслительная железа, что разум продуцирует, у него перед совестью не тормозит и не морщится. С таким лучше не ссориться. А ещё лучше – дружить.
Второй коллега, Данила: высокий и стройный. Чистое открытое лицо, красивая улыбка… размышлялка тоже на месте. Только, о чём он всё время размышляет – я бы не взялся угадывать. Уверенно сказать могу одно: думает он не о работе. Измазать пальцы в тонере и не положить крем на веки – это нужно быть конченым идиотом. Одежда наверняка снята с пугала, и уж в любом случае ни один бродяга такое на себя не напялит. С Данилой наша команда больше похожа на стайку даунов, чудом избежавших зачистки санитарного отряда, чем на доходяг-побирушек. На разбойников мы точно не похожи. Эта публика не так одевается и не так себя ведёт.
Да и что здесь делать разбойникам? Это караванные пути на Север: Ярославль, Питер, Мурманск – «сладкие» дорожки. А на Запад к Шостке только фандровый путь ведёт. Умельцев – по пальцам пересчитать. Грабить таких – становиться поперёк всех законов: и воровских, и человеческих. Потому что перекрыть фандру кислород – значит убить отрасль. Многие куска хлеба лишатся. Да и сам фандр – непоследний аргумент в борьбе за выживание расы.
Нет. Дурацкая легенда. И реализация дурацкая.
Поэтому, когда Мутный вышел на палубу и, засунув руки в карманы, предложил работу, я был порядком озадачен. Что он нас раскусил – был уверен. Почему же так легко пустил к себе? Или понял, что не отвяжемся? Поиграть захотел? Что он чист от древоружия, слепому ясно. Судя по леталкам, девкам и размеру фандрового убежища – лучшее для себя бережёт. Что же он специально для нас плазмострела не припас? А ведь я был готов и к такому обороту. И Булыга был готов – я видел. А вот Данила опять отвлёкся: глаза мечтательные, пальчики шевелятся, будто кошку гладит, губки дудочкой… И кто таких в Поле выпускает?! Погибнет же! Может, девчонку в Калуге оставил? Хорошо бы с потомством, порода всё-таки. Жаль будет такие гены потерять.
А девки у Мутного – блеск! Но с гнильцой. Вон как глазками стреляют. На Булыгу – ноль внимания. Данилу тоже игнорируют… так что весь шарм и очарование нацелены на нас с Феликсом. Вот дуры! Феликс всё ещё в ауте – земляков потерял. А я так приучен, что, когда вижу бесплатный сыр, думаю только о мышеловке.
И даже в этом шарада!
Это что же, купец своих женщин не знает? Отворачивается. Даже демонстративно как-то. Противно. А что, если Мутный весь расклад просчитал и теперь от нас девками откупиться хочет? Так ведь нет за ним ничего!
Древоружия нет, работорговли нет… ещё бы: предполагаемых рабов мы час назад истребили. В порядке тотального освобождения. От жизни и вообще…
Может, он нас за санитаров принял? Мало ли какие претензии у этих выродков к купцу. Если он им должен, то… тем интереснее. Как-никак, СС – моя фишка, хобби и геморрой. Помимо милиции и дружины.
Крепкий он, Мутный. Волосы короткие, седые. Осанка прямая, плечи широкие. Двигается легко: при мне несколько раз с леталки прыгал и поднимался наверх. В движении! Глазастый, мосластый… И что самое неприятное: нисколько нас не боится. Нет в нём страха. А ведь должен быть! Любой на его месте менжевался бы: без охраны встретить в Поле головорезов…
И девки красивые, и сундуки с товарами…
И вместо того чтобы бежать от беды подальше, сформировал конвой из бандитов. А если бы мы и вправду злое задумали? Нас трое, их двое. Женщин считать не будем. А если с умом подойти – то и Феликса можно на свою сторону переманить. Собственно, даже сейчас это неплохая мысль – барахла у купца на четыре состояния. И нас четверо. Каждому хватит! Но лучше подождать, пока ему на Руине из шмоток фандр сделают, – это же вообще «о-го-го!» – казна не всякого города такое сокровище потянет. Может, поэтому он так спокоен? Вычислил, что умных людей на борт берёт, которые по дороге к складу рыпаться не будут, а дождутся настоящего куша?
А что? Такое предположение вполне возможно. И многое объясняет.
Но это значит, что в Шостке он от нас избавится. С учётом, что это уже не Московия, и тамошние порядки он знает лучшего нашего… да. Избавится, легко.
Но тогда как он вернётся? Один, с женщинами? Или девок он тоже бросит?
Ничего не понимаю!
6. КАИН ГУДЛАЙ
Сула, как вышел из отсека мгновенного переноса, так мы его больше не видели. Даже не попрощался, зараза. Сгинул, пропал, будто под землю провалился. Может, и я туда же хотел? Под землю. А куда мне ещё? Совсем недавно, считай – только что, я был уважаемым человеком: торговал в лавке, меня знали соседи, и я был уверен в завтрашнем дне. И ведь всё сам! Родня от чумы вымерла в Коломне… Только не вздумайте туда ходить – эта бацилла срока давности не имеет. В обход карантина меня вывез дядя Хаем на своей латаной леталке. Он бы и Цилю взял, сестрицу мою, да только упёрлась Циля – без сундука с приданым эвакуироваться не захотела. Так что привёз меня дядя Хаем в Калугу, да и подался обратно за моим семейством…
Сколько лет сгинуло: ни его, ни семейства.
А сейчас я дал дёру с кичмана и наверняка объявлен в розыск как убийца дружинника. Теперь, если поймают – разбираться не станут. Сула, разве что, мог бы подтвердить. Только кто поверит Суле? И где он, Сула?
Прохожу мимо огромного барельефа забавной росписи – забытое древнее письмо – и фанерного щита: «БРЯНСК». Под названием города кривыми, пьяными буквами значится: «Внимание! Переход лишает ткань фандровых свойств».
Всё лучше понимаю, что назад дороги нет. Если Рыжий идёт к Началу Тьмы, то нужно падать ему на хвост и мотать отсюда. Только к Началу, понятное дело, пешачить мне незачем. По дороге отыщу местечко для новой жизни и отвяну. А во Тьму пусть он сам идёт. Если при Свете жизнь неласкова, могу представить, что там, во Тьме, делается.
Выхожу из-под купола станции и тут же наступаю на что-то влажное и скользкое. Какая-то тварь торопится зарыться в мусор из мха и опавших листьев.
Оборачиваюсь к тёмному провалу:
– Рыжий! – кричу и шёпотом добавляю: – Катухес тебе на живот…
Зреет соблазнительный план убить своего «приятеля», а труп отнести дружинникам. Вдруг простят? Но вот Рыжий выходит, и я понимаю, что мне с ним не справиться. Походка уверенного в себе человека. Скользящие движения бойца, остановить которого может или смерть, или дружинник по имени Данила.
– Почему кричишь?
– Да вот думаю, с чего это Переход сразу в джунгли выводит?
– Ты меня спрашиваешь? – Он подходит ближе, осматривается. – Это не джунгли, Каин. Здесь парк когда-то был. Вон там аллея по кругу шла, видишь? Остатки ограждения ещё сохранились.
Движением плеча Рыжий поправляет поклажу, а свободной рукой показывает чуть в сторону от станции. Он делает это так уверенно, будто и в самом деле видит и аллею, и ограждение. Вот только поверить его словам проще, чем что-то разглядеть.
Всё, что я вижу, – это потёртый временем купол и букву «П» на высоком шпиле.
– Свобода, Каин! Хорошо! – говорит Рыжий. – А где это мы?
– Мимо вывески прошёл и уже забыл, как город называется?
– Сколько слов… – Он качает головой. – Ответить не проще?
– Неграмотный, что ли? «Брянск» там написано!
– Брянск?! – Рыжий не скрывает удовольствия. – Это же двести километров! Может, вернёмся и куда дальше махнём?
– Ага! Вернулся один… Для Перехода нужен код доступа самая тайна из всех государственных. О глобальном мануале слышал?
– Нет, – беспечно отвечает Рыжий, – я много чего не слышал, Каин. Нужная вещь?
– «Нужная»… – злюсь на его бестолковость. – Если знать коды доступа, в любую точку Края перейти можно… Переходами Москва заправляет. Скажи спасибо, что сюда подбросили. Не иначе кого-то из своих отправляли и забыли выключить.
– Ну и ладно, – говорит Рыжий. – Две сотни тоже неплохо.
Он обходит меня и смело углубляется в заросли.
Тороплюсь следом. Боюсь потерять его из виду. Жалуюсь:
– В ноги колко, лапти в тюрьме отобрали.
– Вот чучело! – добродушно сетует Рыжий, сбрасывая с плеча узел. – Я ж тебе сразу говорил: надень ботинки!
Он бросает мне носки и обувь. С неимоверным облегчением присаживаюсь на ближайшую корягу: колени дрожат, меня колотит. Я никак не могу успокоиться. Аз ох ун вей! Каин убийца!
Но обуться не успеваю: Рыжий стремительным броском сметает меня с дерева. Я опрокидываюсь, и мы катимся по земле. Кажется, успеваю ударить его кулаком в грудь.
– Ты рехнулся!
Вместо ответа он поднимается и смотрит в сторону, откуда мы только что прикатились: не было больше «коряги». Зелёное в коричневых пятнах тело билось в конвульсиях, сжимая-разжимая кольца в том месте, где секунду назад была моя задница.
Я в шоке. Теперь мне так страшно, что решаюсь спросить:
– Зачем было убивать дружинников?
– А нужно было попросить? – удивляется Рыжий. – Отпустили бы?
– Нет, конечно. Но ты должен был подчиниться…
– И ни фига не «должен»! Я – не гражданин. И вашим порядкам не подчиняюсь. Зашёл в город сменить одежду, инструмент и разузнать дорогу. И за всё заплатил, между прочим! А какие-то люди не выпускали меня из лавки, потом избили, обобрали и заперли. В чём долг-то? Не пойму. Кстати, я тебе только что жизнь спас. Мог бы и поблагодарить.
– Что-то не хочется, – с нервным смешком отвечаю я, но тут же добавляю: – Впрочем, когда я спасу тебе жизнь, можешь не поблагодарить меня. Тогда будем квиты.
Пока он размышляет, я поднимаюсь и отряхиваюсь.
– Не могу такого представить, чтобы мне спасли жизнь, и я не захотел сказать за это спасибо. Кстати! – Рыжий щёлкает пальцами. – Ты всё ещё мне должен за кинжал!
– Который ты украл у Пека?
– Не знаю я никакого Пека!
– Если такой правильный, почему убегал от Данилы?
– Он показался мне очень сильным, – голос Рыжего становится доверительным и кротким. – Опасный тип. Я решил оставить нож и уносить ноги. Хоть и жалко. Залезть в схрон, где такие ножики хранятся, было делом непростым. Кстати, железка была самым обыкновенным кинжалом, пока в твои руки не попала. Ты по ней также пальцем поводил, как по платку?
– Нет, – мне становится дурно от понимания, что сам заварил эту кашу. – Там потайная кнопка есть. И это не кинжал. Это вибронож. Такие делали перед Упадком.