Он вздохнул:
– Разве что на неделю?
Мила счастливо рассмеялась, бросилась ему на шею.
– Куда ты хочешь поехать? – сдался он.
– Мне все равно. Лишь бы вместе. Решай сам.
Андрей думал недолго: уже на следующий день он понял, куда хочет повезти ее.
– Мы едем в Ялту!
– В Крым? – Она обрадовалась, захлопала в ладоши.
Его умиляла Милина непосредственность, умение отзываться на его порывы, радоваться любому знаку внимания, любому подарку, комплименту, та свежесть восприятия, когда все внове, все представляет интерес и ценность (то, что так привлекает мужчин зрелого возраста в юных подружках), и, конечно, как без этого, – собственное отражение в ее восхищенных глазах.
…Когда в самолете Андрей увидел сверху Симферополь, то почувствовал сильное волнение и какой-то шальной, как в детстве, восторг.
Он прошел по знакомым с детства улочкам, радуясь теплу и солнцу.
Андрей отметил, что в увядающей осенней Ялте нет той пронзительной, надрывной осенней тоски, характерной для Петербурга, здесь была бархатная, мягкая, лиричная грусть. Верхушки кипарисов улетали в невероятно синее небо, и особенный, морской, воздух ударял в голову.
Вечером они отпраздновали приезд в кафе на набережной. Он пил красное терпкое вино, смотрел на Милу, которая в этот вечер была особенно хороша, на огромные, словно попавшие под увеличительное стекло звезды, какие можно увидеть только на юге, и быстро хмелел. Очень скоро мир зазвучал, стал разноцветным и радостным, волнение и некоторая неловкость исчезли. (Андрей сознавал всю двусмысленность ситуации – они сняли один на двоих номер, и то, чего оба хотели, должно было случиться этой ночью.) Ему было хорошо, невероятно хорошо – до блаженной улыбки и страстного желания вскочить и сделать какую-нибудь глупость: спеть, станцевать или пробежать по парапету набережной, а главное – забросить далеко в море или расколотить о мостовую свой фильтр, экран, защищавший его от реальности, потому что он больше не хотел скрываться от мира, а желал чувствовать, любить, ошибаться, страдать, жить.
Ночью в отеле Мила шепнула ему:
– Я еще ни с кем никогда…
Андрей смутился.
– Но я не хочу, чтобы это был первый встречный… Мне важно, чтобы это был взрослый, сильный, умный мужчина. – И, потянувшись к нему губами, она рассмеялась. – В конце концов, ты не можешь отказать женщине!
Когда под утро Мила, оказавшаяся пылкой и страстной любовницей, заснула, утомленная страстной ночью, Андрей оделся и вышел из номера. Его переполняли чувства, хотелось пройтись.
Он сидел на берегу и смотрел на море. Еще не рассвело, было прохладно и довольно хмуро. Андрей вдруг вспомнил, как приезжал в Ялту маленьким с отцом и Татьяной. Ему вспомнились дни, наполненные солнцем, долгие пешие прогулки, рассказы отца, замки из песка, которые они строили с сестрой, огромные южные звезды, лунная дорожка в море (по ней так хотелось уйти за горизонт) и ощущение огромного, невозможного счастья напополам со странной острой тоской, какую может чувствовать только ребенок (тоска от осознания конечности этого мира, конечности себя в нем и печального понимания того, что все заканчивается так же быстро, как одна волна сменяет другую).
Этим утром то детское ощущение счастья вернулось к нему.
…Они прожили у моря десять очень счастливых, солнечных дней, а потом что-то случилось… Испортилась погода, зарядил дождь, Мила сделалась раздражительной, стала искать повода для конфликта и, конечно, нашла.
Однажды утром она спросила его: «А что дальше? Когда мы вернемся в Петербург?» Андрей растерялся, не зная, что сказать. Этого молчания и растерянности она ему не простила, ушла в обиду, демонстративно перестала с ним разговаривать. Андрей переживал их первую серьезную ссору и задавал себе тот же вопрос: «А что дальше?»
Последние два дня перед отъездом он провел один – было холодно, ветрено, и Мила предпочитала проводить время в номере. Андрей много гулял, уходил в горы, подолгу сидел на берегу. Он думал о том, что это – то же самое море, те же горы, те же кипарисы, что и тогда, когда он был здесь ребенком. За это прошедшее время «минус сто лет назад» в его жизни многое изменилось, а тут – ничего. Когда-нибудь он непременно приедет сюда с дочерью, и здесь все будет точно так же…
…Уезжали рано утром, хмурые, невыспавшиеся. Мила продолжала дуться. Только в самолете она оттаяла, заговорила с ним, позволила себя поцеловать.
Уже подлетая к Петербургу, Андрей выглянул в иллюминатор самолета – над городом висела свинцовая плотная завеса бесконечных дождей. Серый Петербург порывами пронизывающего ветра согнал с Андрея остатки теплой, южной сентиментальности, как листву с деревьев.
* * *На самом деле все оказалось отнюдь не просто. Это только в фильмах герои берут приемных детей на воспитание, и у них в семье тут же воцаряется порядок и совершенная идиллия. Никакой идиллии у Татьяны с мальчиком Юрой не возникло. Парень оказался с характером, к десяти годам он получил представление обо всем на свете и менять мировоззрение решительно не собирался. Татьяна старалась быть обходительной и терпеливой, «не давить» и не «перегибать палку», но даже ее выдержки порой не хватало, и она чувствовала, что еще немного и взорвется. Увы, в каких-то вопросах Юра оказался совершенным дикарем. Многое в нем раздражало Татьяну: развязность, речь, щедро перемежаемая матом, не пробелы, а прямо-таки зияющие бездны в воспитании! Она переживала и злилась на себя – не рассчитала сил, переоценила свои возможности, а главное, она все время спотыкалась о чувство вины перед мальчиком, настоящий комплекс – нельзя ругать чужого ребенка. Своего бы не пожалела, а чужого, да еще такого несчастного разве можно? Короче, безоблачно складывались лишь отношения Татьяны и собаки. Между ними не возникало никаких трений – одна безоговорочная симпатия и полное взаимное уважение.
А вот с Юрой конфликтов избежать не удалось. В итоге два раза мальчик сбегал, прихватив из дома имеющиеся деньги. Татьяна, проклиная все на свете, неслась к тому самому, предназначенному к сносу дому, находила Юру и подолгу беседовала с ним. Но увещевания на парня не очень-то действовали. В первый раз ей удалось уговорить мальчика вернуться, во второй он наотрез отказался.
– Не пойду!
– Почему?
– Потому. Не хочу!
– Разве тебе здесь лучше?
– Это мое дело!
В серых глазах – упрямство и вызов.
Татьяна терялась, когда он так смотрел на нее.
– Юра, уже зима, холодно, ты не сможешь жить на улице!
– Отстаньте! Зачем я вам сдался? У вас своя жизнь, у меня своя. Деньги раздобуду – отдам.
– Дурак! – вспылила Татьяна. – Не в деньгах дело! – На нее вдруг накатило настоящее отчаяние. – Живи как хочешь. Мой адрес знаешь, если что – приходи!
Она развернулась и ушла. Два дня жила как на иголках, все думала, что там с Юрой…
Татьяна позвонила Полине, чтобы посоветоваться с нею.
Выслушав, сестра присвистнула.
– Ты это серьезно? Какие беспризорники в наше время?
– Представь себе! Я тоже думала, что это анахронизм, пока сама не столкнулась!
– Печально, конечно, но ты-то тут при чем? Почему ты должна решать такие проблемы? Давай подключим социальные органы! Есть же всякие детские дома!
– Он об этом слышать не хочет! Отвечает, что убежит!
– Мало ли что ребенок говорит!
– Ты не понимаешь! Он очень взрослый для своих лет. Такой маленький мужичок… И в детском доме уже был. Ему там плохо.
– А где Юрины родители?
– Он сирота.
– Повезло же тебе! – вздохнула Полина. – Ну и что будешь делать?
– Не знаю. Я думала об усыновлении, но не могу решиться. Парень прожил у меня две недели, а у меня не получается к нему привыкнуть. Он чужой, понимаешь?
– Конечно.
– И я для него чужая. Он дичится меня, принимает в штыки…
Полина усмехнулась:
– А как ты хотела? Что будет как в кино? Он сразу назовет тебя мамой, превратится в покладистого маленького принца и вы будете жить в полной гармонии, как перевоспитавшиеся беспризорники с Макаренко? Со своими-то детьми тяжело, а что ты хочешь от пацана с неизвестно какой наследственностью?
– Я все понимаю, за исключением того, что мне делать дальше.
– Не знаю, Таня, что и сказать. Для начала тебе надо его полюбить.
Татьяна вздохнула:
– Ну как я могу полюбить вот так, сразу?! Это же время нужно… Пока он чужой для меня… Мне просто его жаль.
– Перестань, зачем ты оправдываешься?! Я действительно не знаю, что посоветовать. А что говорит Маша?
– Маруся ничего не знает. Еще не вернулась с гастролей. Ладно, поживем – увидим.
На третий день раздался звонок. Татьяна кинулась открывать. В дверном проеме возникли закоченевшие Юра и собака.
– Замерзли. Нам нужно погреться! – невозмутимо сообщил Юра. – И собаку бы покормить… Она голодная!
– Замерзли. Нам нужно погреться! – невозмутимо сообщил Юра. – И собаку бы покормить… Она голодная!
– Значит, и ты голодный? – с горечью спросила Татьяна. – Скажи, пожалуйста, сколько это будет продолжаться?
– Что «это»? – усмехнулся Юра.
– Твои уходы и возвращения, скитания по улицам?!
Юра пожал плечами:
– Мне такая жизнь нравится!
– Кончится тем, что ты заболеешь!
– Не надо меня учить! Лучше дайте поесть! – огрызнулся Юра.
И тут Татьяна взорвалась. Переживания последних дней, бессонные ночи вылились в сильнейшее раздражение, она схватила пацана за шкирку, волоком втащила в прихожую и закрыла дверь на ключ – фиг теперь убежит! Даже собака прижала уши, поняв, что Татьяна настроена решительно.
– Хватит мне нервы мотать! – крикнула она. – Я за тебя отвечаю, понял? Юра Клюквин был для меня все равно что брат! И я не позволю тебе сгинуть в каком-нибудь заброшенном доме или на вокзале! Не хочешь жить со мной, ладно! Тогда вернешься в детдом. И не надо меня шантажировать! Хватит! Сообщу в милицию и куда следует! Ребенок не должен жить на улице! Все!
– Чего истерите? – фыркнул Юра.
– Не смей со мной так разговаривать! – отрезала Татьяна. – Хам! Сейчас поешь и спать. Утром поедем в детдом.
– А собака? – растерялся мальчик. – Ее куда?
Татьяна надолго замолчала – а действительно, что делать с собакой? Не без внутренних колебаний она наконец выдохнула:
– Ну что ж… Мы в ответе за тех, кого приручили. Она останется у меня. Надеюсь, что тебе разрешат гостить у нас и ты сможешь общаться с собакой. Кстати, давай ее как-нибудь назовем… Что за имя такое – Собака?
– Можно и назвать…
Татьяна улыбнулась:
– Как тебе такое имя – Балалайка?
– Нормально, – кивнул Юра.
Утром поехали в детский дом. Дорогой Юра молчал и даже на прощание не сказал Татьяне ни слова. В его молчании было что-то демонстративное, осуждающее – дескать, ты предала меня, вот и мучайся чувством вины. Домой Татьяна поехала с тяжелым сердцем.
Дома она накормила собаку и к обеду поспешила в издательство, но сосредоточиться на работе так и не смогла – от раздумий и угрызений совести разболелась голова. «В выходные с Балалайкой поедем навестим Юру!» – решила Татьяна и только после этого хоть как-то успокоилась. Но поездки не получилось, поскольку в пятницу утром ей позвонили из детского дома и сообщили, что Юра сбежал. Выходные Татьяна провела как на иголках – вместе с собакой они несколько раз бегали к тому самому заброшенному дому, где когда-то жил Юра. Все безрезультатно – мальчика не было. «Только найдись, пожалуйста, мы со всем справимся!» – повторяла она как заклинание.
Глава 4
Вернувшись из Крыма, он понял, что их с Милой синхронное отсутствие многие в университете (да что там – все!) объяснили правильно и сделали верный вывод об их отношениях; не обошлось и без Милиных усилий – ей зачем-то было нужно, чтобы на курсе знали о том, что у них с Андреем роман, она обращалась к нему по имени, а однажды поцеловала его у всех на виду. Андрей ловил на себе удивленные взгляды коллег и фамильярные, понимающие, студентов; он не то чтобы сильно этим тяготился, но чувствовал неловкость.
Между тем в их с Милой отношениях не было прежней идиллии, а появились напряженность и взаимное недовольство. Проблема заключалась в том, что девушка теперь ждала от него активных действий и решения вопросов, к которым Андрей не знал как подступиться. Надо было найти и снять для нее квартиру (вернее, для них обоих), надо было перевести их отношения в иной статус, надо было еще много чего сделать – и на все это требовалось немало душевных сил и мужества.
Он отчаянно старался быть с ней честным (поскольку считал, что положительный статус мужчины во многом определяется его порядочностью в отношениях с женщинами), посему с самого начала ничего ей не обещал и тем не менее чувствовал себя виноватым. В том числе за то, что начал замечать в самой Миле особенности и черты характера, которых прежде в ней не видел. Теперь он находил, что в девушке как-то много избыточной энергии, если не сказать суеты. Повторялась, в общем, история с зачетом, приключившаяся в день их знакомства, когда Мила поразила его способностью сверхсложные категории умещать в разряд незатейливых, простых понятий. Она для всего умела найти определение и классификацию (что примечательно – делала это легко и быстро). Сам Андрей был ею тоже легко и быстро классифицирован и понят – его духовные метания Мила определила как кризис среднего возраста и тут же выписала рецепт: ему надо развестись с женой! Когда девушка заводила об этом речь, он чувствовал сильное раздражение, старался сдерживаться, но любовница сама начинала ссору, горячилась, плакала, упрекала его. Чувствуя нажим с ее стороны, Андрей терялся, боялся сделать что-то неправильно, еще больше боялся не сделать того, чего Мила от него ждала, и так от этого устал и запутался, что собственных желаний у него уже не было.
Временами история превращалась в фарс. Однажды в университетском коридоре после занятий Андрея окликнули. Остановившись, он увидел студента Сапронова, учившегося на Милином курсе. Парень подошел к Андрею и с вызовом потребовал:
– Извольте объясниться!
– С какой стати? – удивился тот.
Вместо ответа Сапронов подскочил к нему и попытался ударить.
Андрей легко ушел от удара.
– Что с вами, Сапронов? С ума сошли?
Сапронов опять нелепо замахал кулаками. Андрей рассердился и выставил вперед руку, защищаясь от удара. Он превосходил парня в силе и мощи и мог бы быстро умерить его пыл, но драться со студентом ему казалось недопустимым.
– Пользуетесь служебным положением?! – закричал Сапронов. – Подлец!
Андрей изумленно смотрел на него.
– Зачем вы морочите девушке голову?!
Сапронов был худой, длинный и какой-то нескладный, когда он говорил, его голос звенел от обиды и срывался.
– Ах вот оно что! – усмехнулся Андрей.
– Оставьте Милу в покое! – гневно сказал Сапронов. – Или пожалеете!
Андрей внимательно посмотрел на него – волнуется парень, видимо, любит Милу. Он хотел было что-то сказать Сапронову, но махнул рукой, повернулся и ушел.
Ему было болезненно неприятно, что со стороны, для окружающих, все выглядит исключительно пошло – стареющий преподаватель (седина в голову, бес в ребро!) связался с юной студенткой, повез ее на курорт и соблазнил.
Видя колебания Андрея, Мила взяла инициативу в свои руки. Девушка раздобыла его домашний телефон, позвонила Лене и обратилась к ней с патетическим призывом: «Отпустите Андрея, он с вами несчастен!»
Когда вечером ничего не подозревающий Андрей пришел домой, жена потребовала объяснений.
– Андрей, давай поговорим! Я, право, не замечала за тобой прежде дурного вкуса и тяги к дешевой мелодраме, впрочем, возможно, я просто чего-то о тебе не знаю! – еще стараясь сдерживаться, но уже нервно постукивая пальцами по столу, сказала Лена. – С какого перепугу ты подсылаешь ко мне юную любовницу, призывая спасти тебя от жены-тирана?
В этой нелепой и унизительной для себя ситуации Андрей совершенно не знал, что ей ответить. Он только подумал, как все это глупо и походит на бульварный роман.
Лена затянулась сигаретой и насмешливо заметила:
– Дорогой, я не имею ничего против твоих отношений с девицами. Пожалуйста. Взрослый дяденька – можешь позволить…
– Ну конечно, – Андрей не сдержался и перебил ее, – ты так лояльно относишься к изменам, потому что давно разрешила их себе?
Лена, однако, не смутилась и невозмутимо спросила:
– Ты что же, знаешь?
– Я не хотел бы об этом говорить, – отрезал Андрей.
Она кивнула:
– Хорошо, не будем. Поговорим о другом. Повторюсь – я понимаю, что у тебя могут быть увлечения, но подсылать ко мне свою любовницу… Тебе не кажется, что это слишком?
Андрей пожал плечами:
– Я никого не подсылал и никого ни о чем не просил.
– Девочка сама проявила инициативу? Понятно, так случается, – хмыкнула Лена, – наверное, ждет от тебя решительных действий. В общем, я готова закрыть глаза на эту неприглядную историю, но впредь будь добр устроить все так, чтобы я о твоих похождениях ничего не знала.
– Зачем мы мучаем друг друга? – глухо сказал Андрей. – Ведь ничего не осталось, вообще ничего… Давай расстанемся, сохраним хотя бы видимость нормальных человеческих отношений.
– Хочешь развестись?
– Мне кажется, так будет лучше для нас обоих.
– Неужели ты влюблен в эту девочку?
Андрей промолчал, понимая, что не сможет объяснить Лене, что дело не в другой женщине.
– Так ли уж надо нам разводиться? Есть вещи, которые нас объединяют.
– Кредиты на мое имя? – усмехнулся Андрей.
– Главным образом больной ребенок, который, кроме нас с тобой, никому не нужен. Хотя и кредиты тоже.