Мама идет молча. Ее теплая рука крепко держит руку сына. Миша принимается думать о том, какой подарок себе выберет.
– Мандельштам, – произносит мама.
Они проходят мимо парикмахерской. Неподалеку от входа сидит в инвалидном кресле здоровенный дядька с плакатиком: «Помогите инвалиду Афганистана». У инвалида нет ног. Красивый, сильный, молодой.
Мать дает сыну деньги, чтоб тот положил безногому в лежащую на земле военную шапку.
– Спасибо, сестра, – говорит дядька и протягивает маме руку. – У меня у самого такой же пацан. А я, видишь, у тебя прошу. Ты мальца своего береги… Чтоб рос большой, здоровый.
Саша горестно вздыхает:
– Слава Богу, там (она кивает на табличку со словом Афганистан) все кончилось.
– Ну, на этот счет ты будь спокойна, сестричка, там кончилось, где-то еще начнется, у нас есть кому об этом позаботиться. Так что береги мальца. Поняла? А лучше б дочерей рожали! – неизвестно кого упрекает калека.
В ирландском магазине красота. Совсем другой мир. Заграница. Такая красивая, правильная, чистая. Пол блестит. Запахи вкусные.
Мама кладет в корзинку конфеты и всякие невиданно красивые съедобные штуки.
А потом Мишка видит его. Винни Пуха. Желтого и доброго, в суперской майке, на которой вышито его имя. Миша обнимает обретенного друга. Самый лучший подарок найден.
Ребенок укладывается спать в обнимку с Винни Пухом.
Его мама когда-то точно так же обнимала во сне черного тряпичного медведя.
Жизнь все равно продолжается.
Главное – меньше на улице бывать.
6. Стратегические запасы
Но дома тоже нет покоя. Почему-то именно когда и так еле живешь, напасти так и сыплются, одна за другой.
C одной стороны, газеты и журналы стараются вовсю, пугая читателей немыслимыми бедами. Увидела как-то Саша в киоске журнал. На обложке блокадник в зимней шапке, истощенный, не лицо, а череп, обтянутый кожей. Над фото многообещающая надпись: «Переживем ли мы эту зиму?»
Никто равнодушно мимо этой обложки не проходил. Кому понадобилось доводить измученных людей до полного безумия? Не с кого спросить… А только помнит Саша, как испугалась она за детей. Всерьез испугалась, как только может мать. Она представила себе грядущую зиму, голод, просьбы детей дать поесть… Невозможность их накормить…
Она и так уже не всегда могла после работы купить что-то из еды. Мишка, например, молоко любил. Обыкновенное молоко. И каждый вечер просил молока. А его не было. И вот как-то Мишка не поверил своей маме, заплакал и сказал:
– Ты просто не хочешь дать мне молока!
Саша хотела, еще как хотела, чтобы молоко всегда было у ее детей. Или хотя бы какая-нибудь еда, в случае, если на страну, несущуюся непонятно куда без руля и без ветрил, обрушится окончательный гибельный голод. Спасибо, что предупредили. Несчастных ленинградских блокадников никто заранее не предупредил, все случилось слишком быстро, внезапно, склады продовольственные разбомбили, есть стало нечего людям, окруженным кольцом врагов.
А их вот предупреждают. Значит, надо решительно действовать.
Саша, как и все вокруг, стала запасаться любыми продуктами длительного хранения, которые только могла достать.
Ходил тогда по Москве очень веселивший всех анекдот:
Возвращается семья домой с работы. Не успели еще включить свет в прихожей, на головы хозяевам падает с антресолей мешок с мукой, выливается подсолнечное масло, потом они спотыкаются о коробку с консервами, падают и восклицают:
– Проклятый голод! Скорей бы уж начался!
Вся большая кладовка в Сашиной квартире была сверху донизу заставлена всевозможными бакалейными товарами: коробки с макаронами громоздились на коробках с рисом и гречкой. Был даже отдельный неприкосновенный запас мясных консервов. К этим сокровищам нельзя было прикасаться ни в коем случае: они представляли собой важнейший стратегический запас на случай обещанного зимнего голода.
Почему-то угрозы голодом показалось кому-то мало.
В их доме затеяли капитальный ремонт. Именно тогда.
Пришли в конце весны бодрые сипящие краснолицые слесари-сантехники, срезали у всех батареи и продолбили по всему подъезду дырки в полах и потолках, чтобы поставить новые отопительные трубы.
Трубы установили на удивление оперативно. Отверстия же вокруг них зияли во всем своем простодушном безобразии несколько долгих месяцев.
Дырки жутко напрягали. Во-первых, стало слышно каждое слово верхних и нижних соседей, причем не только непосредственно верхних и нижних, но и далеких верхних и сильно нижних.
Но даже это было ерундой по сравнению с обонятельными ощущениями, которые приходилось испытывать, когда соседка снизу жарила рыбу. Саша многие годы после дырок в потолке и полу даже думать не могла о жареной рыбе, не то что есть ее.
Однако и это было всего лишь присказкой по сравнению с той сказкой, которая ждала их впереди. Назвать эту сказку можно было не иначе как «Щелкунчик, или Мышиный Король». Потому что через дырки к ним в квартиру напа€дали мыши. В доме, еще по давней сталинской традиции, жили не только чинные министры, генералы и артисты, но, как напоминание и предупреждение о вполне возможной иной участи, ютились в коммуналках бесшабашные простые смертные, у которых почему-то наиболее охотно рождались в большом количестве дети, а также усиленно размножались мыши и всевозможные домашние насекомые. В общем, как писал когда-то Александр Блок: «Молчали красные и синие; В зеленых плакали и пели». [5]
Вот из этих коммуналок и объявились вражеские полчища. Первой заметила мышей Элька.
– Я видела мышь! – предупредила она вернувшуюся с работы мать.
Но Саше не хотелось верить. Мышей она боялась панически. Она предпочла думать, что дочке все это показалось. К сожалению, в скором будущем то же самое показалось Ромке, Мишке, а потом и самой Саше. Мыши, не прячась и не спеша, спокойно расхаживали по их длинному коридору. Людей они совершенно не остерегались. Наоборот: люди паниковали и страдали от их присутствия.
Купили в хозяйственном магазине какой-то дешевый сомнительный яд, не принесший никаких ожидаемых результатов. Мыши закрепились в квартире основательно: благополучно плодились, размножались, ходили по комнатам ночами. Спать приходилось при свете, который пока еще, к счастью, слегка нервировал почему-то дерзких грызунов.
Наконец хозяйственная Элька разузнала, что за помощью в таких случаях надо обращаться в санэпидстанцию.
– Да их, наверное, уже и в природе не существует, станций этих, – недоверчиво возражала Саша.
И оказалась не права. Почему-то санэпидстанции пока функционировали и оперативно откликнулись на призыв о помощи.
На следующий же день после вызова в дверь позвонили. На пороге стояли две маленькие тетеньки, жутко похожие на подросших мышей. Они прошлись по квартире, заглядывая в темные уголки крохотными глазками и поводя острыми носиками.
– Мышки есть! – постановили тетеньки удовлетворенно. – И много!
– Да! Да! – кивала им Саша, молитвенно сложа руки на груди. – Много, очень много мышек! Помогите!
– Поможем, что ж не помочь! – пообещали серьезные серенькие тетеньки. – Только дырки надо заделать в потолках, а то опять нападают. Вот заделаете дырочки, позовете нас, мы тут же и поможем.
Ох ты, мать честная! Ничего нельзя было сделать легко и просто! Одно цеплялось за другое. Надо было срочно искать заделывателей дырок. Саша звонила в диспетчерскую. Там объясняли, что надо вызывать бригаду. Саша умоляла срочно вызвать бригаду. У бригады, однако, был свой график, в который дырки в данном подъезде никак не вписывались еще месяца три. Саша горячо обещала невероятную благодарность. Наконец, сжалившись, вечерком заглянул один из пролетариев, входящий в состав вожделенной бригады. Осмотрелся.
– Ну че, закрою вам че надо. Завтра с утра придем и сделаем. Только, хозяйка, сразу скажу: недешево!
Саша была готова на все.
– Сколько? – подобострастно спросила она.
– Три! – веско рубанул спаситель. – Три поллитры!
Поллитры – это была такая валюта в пору тогдашнего полусухого закона. Саше на работе поллитры продавали во всяких праздничных заказах, она их берегла, как золотые слитки.
– Согласна! – обрадовалась Саша.
Утром явились члены бригады. Выглядели они почему-то жалкими, дрожащими и недоверчивыми.
– Хозяйка, покажи поллитры, – просипел пролетарий постарше.
Саша немедленно с готовностью продемонстрировала три прозрачные бутылки с внушительными этикетками, на которых колосилось пшеничное поле, а синее небо с ясным солнышком озаряло вызревающие злаки добрым понимающим светом.
Глаза рабочих прояснились, страждущие руки, дрожа, потянулись к бутылкам с живительной влагой.
– Дай одну авансом, хозяюшка, – облизывая иссохшие губы, взмолился бригадир.
Саша уже было протянула бутылку, но тут из-за ее спины выскочила Элька.
– Только когда все сделаете! – властно объявила дочь, едва вступившая в подростковый возраст, но, как оказалось, лучше матери разбирающаяся в суровой прозе жизни.
Потом дочь строго обратилась к матери:
– Мам, ты хочешь, чтоб они взяли сейчас бутылку и свалили, да? И чтоб мы их больше не увидели?
– Нет, что ты! – сказала Саша с почтительным уважением к неожиданно тонкому психологическому чутью собственного ребенка. – Я хочу, чтоб они скорее заделали проклятые дырки и мы избавились от мышей.
– Тогда запомни! Ничего им не давать, пока все окончательно не сделают, что должны. Показывать бутылку можно, это их взбодрит. Но – не давать!
Саша покорно послушалась.
Все вышло по-дочкиному.
Изможденные иссушающей жаждой рабочие трудились порционно. Каждая порция изнурительного труда длилась примерно 10–15 минут. По окончании очередного вклада нечеловеческих усилий трудящиеся поднимали утомленные головы и тревожно оглядывались. Саша тут же показывала им бутылку. Они пристально внимательно вглядывались в этикетку, в манящую блестящую пробочку, тусклые глаза прояснялись, начинался следующий мучительный трудовой этап.
Все! Дыры были залеплены, замазаны, заглажены, будто и не было их вовсе.
Три поллитры немедленно перекочевали к своим заждавшимся обожателям.
Вызвали мышиных тетенек. Те незамедлительно явились с кучей аккуратных кулечков, в которых, по их словам, находился чудодейственный яд. Разложили кульки куда надо – им виднее. И отбыли, отказавшись от платы – вообще полная фантастика.
– Мы, – говорят, – государственные служащие!
Вот как!
Начался трагический исход мышиного царства. В потаенных уголках, о которых знали только бескорыстные тетеньки-убийцы и сами мыши, находили обнаглевшие незваные гости кулечки с зернышками и угощались ими без опаски. И зря. Яд действовал быстро, и вскоре мышей действительно не осталось. Извели всех.
Хотелось поскорее убраться, уничтожить все следы мышиного нашествия. Чистили, мыли где только можно. Наконец дошла очередь до кладовки с припасами.
Как говорится, женщин и слабонервных просят удалиться! Удаляйтесь скорее, потому что сейчас предстоит узнать жуткую правду!
Никаких стратегических припасов в кладовке не было! То есть – коробки стояли. А в больших коробках – маленькие коробки. Но – пустые. Все пожрали проклятые мыши! То-то им так хорошо и вольготно жилось!
То есть получился такой круговорот дерьма в природе: Саша каждую минутку своего свободного от зарабатывания детям на хлеб насущный времени тратила на то, чтобы прокормить тучное стадо мышей!
Она даже не расстроилась. Единожды и навсегда поняла одну очень важную вещь: в Евангелии есть предупреждения на все случаи жизни, просто имеет смысл хотя бы один раз внимательно прочитать и довериться.
Вот, смотрите:
«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут,
но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут,
ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»
(Евангелие от Матфея. Гл. 6, 19, 20, 21).«Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?»
(Евангелие от Матфея. Гл. 6, 26).Господь улыбался с небес своим неразумным чадам.
Урок был усвоен.
Больше они никогда никакими накоплениями не занимались, ни съестными, ни вещевыми, ни денежными.
7. Срам (93-й год)
Вы когда-нибудь просыпались ранним осенним утром от мощного артобстрела? Взаправдашнего, не киношного? Причем в своем родном городе, в своем родном доме, в окружении всего годами сложившегося и привычного? Если да, вам будет легко понять, какие чувства при этом обуревают проснувшихся от грохота пушек домочадцев.
Если нет, то лучше не надо. Этот опыт – лишний, поверьте.
И тот, кто велит устроить подобное светопреставление в столице вверенного ему государства, не сильно мудрый человек.
Что-то с ним не то.
Может, была прежде у него какая-то психическая травма. Понравилось когда-то выступать с танка. Полюбилось видеть, как одобрительно при виде его колышутся народные массы.
Эх, кто знает, что кому и когда понравится. Чужая душа потемки.
Славная осень выдалась в 93-м году! Ясная, тихая, солнечная. Не осень, а подарок свыше. Лето словно бы и не кончалось, только поменяло свои ярко-зеленые одежды на красно-золотые, но не лишило ни тепла, ни света, ни даже легкого беззаботного настроения.
Саша много гуляла с детьми той осенью. Бродила по родным московским переулочкам, дышала запахами опавшей листвы, старых, с раннего детства знакомых домов.
Жизнь шла своим чередом, налаживалась. Хотелось передохнуть, попросту радоваться благодатной осени, предаваться ежедневным нечрезмерным естественным заботам, делать с детьми уроки, ходить в спортзал. У них неподалеку открылся прекрасный частный спортзал с тренажерами: оплачиваешь время, и занимайся сколько хочешь. Тут тебе и душ, и сауна – красота, одним словом. Два раза в неделю Саша, Ромка и Мишка ходили «качаться»: по средам и воскресеньям. Элька редко к ним присоединялась. У нее были свои дела, девичьи.
В теплое воскресенье начала октября отправились Саша с парнями, как обычно, в спортзал. Вышли оттуда через пару часов усталые, распаренные, расслабленные. Хорошо! Улицы были пустынны и тихи. Впереди понедельник, но у нее он был свободным днем. Хлопоты – только приятные. Они шли, болтая о всякой ерундовой всячине. Мишка предвкушал, как завтра по кабельному каналу, который почему-то случайно ловился их теликом, будут показывать американский фильм «Бетховен» – не про композитора, а про огромную собаку-сенбернара – и он его запишет на видак, потом отнесет в школу и поменяется с Федькой на страшнейший триллер. Саша очень любила триллеры, вот Мишка и старался.
Хорошо устроиться всей семьей на диване, обложиться со всех сторон подушками, запастись пакетом чипсов или еще чем-нибудь вкусным и вредным и смотреть ненастоящие страсти-мордасти, пугаться, вопить, закрывать друг другу глаза. И потом долго вспоминать, как испугались, кто как кричал и какие действительно жуткие места особенно поразили воображение.
Шли они себе, мирно планируя свои мелкие обывательские радости, а, оказывается, в это самое время решалась судьба отечественной демократии!
Демократия – это такая невидимая, но ощутимая субстанция, которую полагается беречь, защищать, ложиться ради нее костьми, если не желаешь прослыть врагом рода человеческого.
Ну, вот раньше, совсем еще недавно, таким объектом всеобщей защиты и охраны был маячивший на горизонте коммунизм.
В предперестроечные годы люди кое-как приспособились жить с ним по обоюдному согласию: мы тебя не трогаем, и ты нас оставь, пожалуйста, в покое, какими есть.
Демократия же была слишком молода и непредсказуема. Поэтому в первые годы частенько давала о себе знать.
Обычно она существует сама по себе, а люди сами по себе. И коли так – все хорошо.
Но иногда ей требуются доказательства безграничной любви и нежной заботы народной о ней, вожделенной.
Вот тогда – держитесь, дорогие братья и сестры!
Главное: для неискушенного человека, осмелившегося просто и бездумно жить отпущенные ему дни и часы существования, кранты подкрадываются незаметно.
Ну, какие-то там ведутся дебаты по телевидению. Кто-то с кем-то в чем-то не согласен. Противостоят друг другу разные силы. Перетягивают канат. Меряются… ну, скажем, демократическим запалом. У кого он больше, глубже, тверже и протяженнее.
Это их жизнь. Они знают, за что сражаются под знаменем демократии. За власть.
И пусть себе. Но им хочется втянуть в это дело массы. Чтоб громче было, сильней прозвучало, по всем углам раздалось.
Саша по пути домой с удивлением видит большие отряды милиционеров, вооруженных до зубов. В касках, бронежилетах и с боевым оружием.
Тревожная картина. Что происходит? Отечество в опасности? Пора кричать караул?
Ах, да, да! Там же президент не поладил с парламентом. Обиделись они друг на друга, и президент, как бо€льший демократ, приказал разогнать недемократический парламент на фиг. А те закрылись в Белом доме. И теперь что-то будет.
Но все равно это как-то воспринимается отстраненно. Не как два года назад. Как-то не всерьез.
Однако все более чем серьезно. Они, оказывается, очень многое пропустили, расслабляясь в своем шикарном спортзале, как барчуки.