— Чортъ меня возьми, сэръ! говаривалъ Филиппъ, крутя свои рыжіе усы: — я люблю, чтобы меня ненавидѣли нѣкоторые люди.
И надо признаться, что желаніе мистера Филиппа исполнялось. Кажется, другъ и біографъ мистера Филиппа имѣлъ нѣчто похожее на это чувство. По-крайней-мѣрѣ относительно этой дамы тяжело было поддерживать лицемѣрную вѣжливость. Имѣя въ насъ нужду по нѣкоторымъ ей одной извѣстнымъ причинамъ она скрывала кинжалъ, которымъ охотно пронзила бы насъ; но мы знали, что она сжимала его въ своей худощавой рукѣ, въ своёмъ тощемъ карманѣ. Она говорила намъ самые приторные комплименты, и гнѣвъ такъ и сверкалъ изъ ея глазъ — это была завистливая, лукавая женщина, но она любила своихъ дѣтей, берегла ихъ, сжимала въ своихъ худощавыхъ рукахъ съ ревнивой любовью.
— Прощай, душечка! Я оставляю тебя у твоихъ друзей. О, какъ вы добры къ ней, мистриссъ Пенденнисъ! Какъ мнѣ благодарить васъ и мистера Пенденниса… а смотрѣла она такъ, какъ-будто хотѣла отравить обоихъ насъ, уходя съ поклонами и съ приторными улыбками.
У этой дамы была искренняя пріятельница, полковница Бёнчъ, мужъ которой служилъ въ бенгальской кавалеріи и былъ теперь въ Европѣ съ женою и дѣтьми; они поселились въ Парижѣ для воспитанія молодыхъ людей. Сначала, какъ мы слышали, мистриссъ Бэйнисъ предпочитала Туръ, гдѣ жила ея сестра и гдѣ квартира и съѣстные припасы были довольно дешевы. Но Бёнчъ проѣзжалъ черезъ Булонь, отправляясь къ женѣ въ Парижъ, и встрѣтившись съ своимъ старымъ товарищемъ, такъ описалъ генералу Бэйнису дешевизну и удовольствія французской столицы, что генералъ началъ подумывать, какъ бы направить свои стопы туда. Мистриссъ Бэйнисъ не хотѣла и слышать о подобномъ планѣ. Она непремѣнно желала съ своей милой сестрѣ и въ Туръ; но когда въ разговорѣ полковникъ описалъ балъ въ Тюильри, гдѣ онъ и мистриссъ Бёнчъ были приняты съ самой лестной вѣжливостью королевской фамиліей, въ мысляхъ мистриссъ Бэйнисъ произошла перемѣна. Когда Бёнчъ началъ утверждать, что балы у калькуттскаго губернатора ничто въ сравненія съ тюильрійскими или съ балами префекта Сены, что англичане приглашаются и уважаются вездѣ, что посланникъ былъ чрезвычайно гостепріименъ, что пасторы удивительны, что въ ихъ гостинницѣ, которую содержала генеральша и баронесса С*. въ Petit Cliuteau d'Espagne, Avenue de-Valmy, Champs Elysées, у нихъ бывалъ балъ два раза въ мѣсяцъ, преспокойная квартира, самое избранное общество и всевозможныя удобства за столько-то франковъ въ мѣсяцъ — я говорю, что мистриссъ Бэйнисъ была сильно взволнована.
— Не балы у посланника и въ Тюильри прельщаютъ меня, говорила она: — потому, что я старуха и, несмотря на ваши слова, полковникъ, не могу представить себѣ послѣ баловъ у калькуттскаго губернатора что-нибудь великолѣпнѣе въ какомъ бы то ни было французскомъ дворцѣ. Богу извѣстно, что я говорю не о себѣ: но дѣтей надо воспитывать, а мою Шарлотту надо представить въ свѣтъ; о томъ, что вы говорили о превосходномъ пасторѣ мистерѣ К* я думала всю ночь, а болѣе всего о возможности дать хорошее воспитаніе моимъ малымъ дѣтямъ.
За этимъ послѣдовалъ восхитительный разговоръ и расчоты. Бёнчъ показалъ свои счоты у баронессы С*. Оба джентльмэна дѣлали разсчоты цѣлый вечеръ. Трудно было даже для мистриссъ Бэйнисъ принудить цифры согласоваться съ доходомъ генерала; но наконецъ ей удалось преодолѣть ариѳметическія затрудненія, и фунты шиллинги и пенсы распростерлись передъ нею. Они могутъ съэкономничать на этомъ, отказать себѣ въ томъ; они должны сдѣлать жертву для воспитанія своихъ дѣтей.
— Сара Бёнчъ съ дочерьми бываетъ при дворѣ — вотъ какъ! Отчего же и моей дочери не быть тамъ? спрашивала она.
На это генералъ ей говорилъ:
— Ей-богу, Элиза, вотъ ты о чомъ думаешь!
На это Элиза сказала: «нѣтъ» разъ двадцать, при каждомъ разѣ всё болѣе сердясь. Она объявляла передъ Богомъ, что она не желаетъ бывать ни при какомъ дворѣ. Генералу стыдно говоритъ такимъ образомъ. И затѣмъ произошла сцѣна. Хотя я не былъ при этой семейной ссорѣ, но мнѣ пересказалъ её мистеръ Фирминъ, а мистеръ Фирминъ узналъ это отъ одной особы, которая въ это время привыкла разсказывать ему всё тайны своего юнаго сердца, которая спрыгнула бы съ плотины въ море рука-объ-руку съ нимъ, еслибы онъ сказалъ; «пойдёмь», и безъ его руки, еслибы онъ сказалъ: «ступай», особа, которой вся жизнь измѣнилась — измѣнилась мѣсяцъ тому назадъ — измѣнилась въ одну минуту, въ ту минуту, когда она увидала рыжіе усы Филиппа и услыхала его громкій голосъ, привѣтствовавшій ея отца между коммисіонерами на набережной передъ таможней.
Туръ былъ по-крайней-мѣрѣ на полтораста миль дальше чѣмъ, Парижъ отъ… отъ одного города, гдѣ жилъ молодой джентльмэнъ, которымъ интересовалась миссъ Шарлотта Бэйнисъ: вотъ отчего, я полагаю, пришла она въ восторгъ, что ея родители рѣшились выбрать своимъ мѣстопребываніемъ болѣе обширный и ближайшій городъ. Притомъ она признавалась по секрету моей женѣ, что её мама и тётушка Мак-Гиртеръ вѣчно ссорились между собой; она предпочитала жить подальше отъ тётушки Мак-Гиртеръ. У ней никогда не было такого друга, какъ Лора, никогда. Она никогда не была такъ счастлива, какъ въ Булони, никогда. Она всегда будетъ любить всѣхъ въ нашемъ домѣ, всегда, всегда. Обѣ эти женщины горѣли энтузіазмомъ «къ спасителю» бэйниской фамиліи, какъ они называли этого высокаго молодца, котораго я вызвался быть біографомъ. Лѣнивый плутъ лежитъ и грѣется въ чудной теплотѣ и солнечномъ сіяніи юной любви. Онъ клялся, что онъ не жилъ и не былъ счастливъ до-сихъ-поръ; объявлялъ, что смѣётся надъ бѣдностью и презираетъ её; бранилъ издателей «Пэлль-Мэлльской» газеты за то, что они отказались напечатать любовные стихи, которые мистеръ Филиппъ теперь сочинялъ почти каждый день. Бѣдная Шарлотта! не получала ли ты эти драгоцѣнныя сочиненія? не восхищалась ли ими? не запирала ли ихъ въ тайной шкатулкѣ твоего сердца такъ же какъ и въ своёмъ маленькомъ столикѣ? не вынимала ли ихъ наединѣ, не цаловала ли и не благословляла ли небо за то, что оно даровало тебѣ такія драгоцѣнности? Это навѣрно. Я могу представить себѣ всё это и не видавши. У Филиппа же, который былъ самымъ безпечнымъ человѣкомъ на свѣтѣ и разбрасывалъ своё платье и бѣлье на полу своей спальной, въ это время карманъ сюртука былъ вѣчно набитъ бумагами, которыя шумѣли самымъ смѣшнымъ образомъ. Онъ всегда смотрѣлъ на этотъ драгоцѣнный карманъ и прикладывалъ къ нему свою большую руку, какъ-будто оберегалъ его. Въ карманѣ лежали не банковые билеты — вы можете быть увѣрены въ этомъ; въ немъ лежали документы, пояснявшіе, что насморку мама лучше, что Джонсизъ пилъ чай, Джулія пѣла, и проч:
Мистеръ Филиппъ оставался недѣлю за недѣлей, объявляя моей женѣ, что она совершенный ангелъ, что держитъ его такъ долго. Бёнчъ писалъ изъ Парижа всё болѣе и болѣе восторженныя письма объ удобствахъ своей квартиры. Балы были особенно великолѣпны въ эту зиму; тамъ было нѣсколько старыхъ индійскихъ знакомыхъ — словомъ, они могли составить клубъ. Рѣшили, что Бэйнисъ поѣдетъ осмотрѣть мѣстность. Онъ поѣхалъ. Баронесса С*, самая изящная женщина, угостила его великолѣпнымъ обѣдомъ: генералъ былъ въ восторгѣ. Бёнчъ отдалъ своихъ сыновей въ знаменитую школу, гдѣ они учились всѣмъ современнымъ языкамъ — словомъ Бэйнисы отправились въ Парижъ не задолго передъ тѣмъ, какъ мы воротились въ Лондонъ.
Вы, безъ сомнѣнія, замѣтилъ, какъ въ нѣкоторыхъ нѣжныхъ обстоятельствахъ женщины помогаютъ одна другой даже тамъ, гдѣ имъ не слѣдуетъ помогать. Я сказалъ, что моя жена чувствовала эту нелѣпую симпатію къ молодимъ людямъ, о которой мы сейчасъ только говорили. Когда день отъѣзда Шарлотты приближался, эта несчастная, заблуждающаяся матрона брала дѣвушку гулять въ какіе-то уединенные переулки и тихія улицы, и по самому странному стеченію обстоятельствъ большіе сапоги Филиппа непремѣнно оставляли свой слѣды возлѣ маленькихъ женскихъ ножекъ. Что скажете вы, когда я сообщу вамъ, что я самъ, отецъ семейства, когда входилъ въ свой собственный кабинетъ, былъ встрѣченъ на порогѣ Еленою, моей старшей дочерью, которая, протянувъ свои ручки передъ стеклянной дверью, въ которую я хотѣлъ войти, сказала мнѣ:
— Вы не должны туда входить, папа; мама никому не приказала изъ насъ входить туда.
— Почему, позволь спросить?
— Потому, что дядя Филиппъ и Шарлотта говорятъ тамъ по секрету и никто не долженъ мѣшать имъ — никто!
Честное слово, не ужасно ли это? Позволю ли я бѣдному молодому человѣку украсть сердце у молодой дѣвушки, у которой нѣтъ ни копейки? Буду ли я помогать этой непростительной интригѣ?
— Сэръ, говоритъ моя жена (мы воспитывались вмѣстѣ съ дѣтства и я признаюсь, что я раза два сумасбродно волочился прежде чѣмъ сдѣлался вѣрнымъ супругомъ) — сэръ, говоритъ она:- когда вы съ ума сходили о Бланшъ и клали письма къ ней въ дупло я видѣла эти письма, но никогда ихъ не трогала. Эти молодые люди нѣсколько побольше любятъ другъ друга, чѣмъ любили вы и Бланшъ. Мнѣ не хотѣлось бы разлучить теперь Шарлотту съ Филиппомъ. Ужь слишкомъ поздно, сэръ. Она никогда уже не будетъ любить никого такъ, какъ любитъ его. Проживи она сто лѣтъ, она никогда его не забудетъ. Зачѣмъ бѣдняжечкѣ не быть счастливой немножко, пока она можетъ?
Сквозь большое окно я вижу въ маленькой комнатѣ двѣ фигуры у стола. У одной каштановые волосы, у другой рыжіе усы.
— Бѣдняжечки, шепчетъ моя жена:- они разстаются завтра. Пусть ихъ наговорятся. Я увѣрена, что она выплачетъ всѣ свои глаза. Бѣдная Шарлотта!
Пока моя жена жалѣла миссъ Шарлотту такимъ патетическимъ образомъ и хотѣла уже прибѣгнуть къ носовому платку, изъ той комнатки, гдѣ влюбленные ворковали, вдругъ послышался сначала громкій хохотъ Филиппа, а потомъ серебристый смѣхъ миссъ Шарлоты и эта молодая особа вышла къ намъ въ садъ, съ круглымъ личикомъ вовсё неорошеннымъ слезами, а румянымъ, свѣжимъ и весёлымъ. Шарлотта присѣдаетъ передо мною, а моей женѣ подаётъ руку и бросаетъ на неё ласковый взглядъ. Онѣ удаляются, обвившись руками, какъ виноградная лоза обвивается вокругъ окна, хотя которая лоза и которая окно въ этомъ сравненіи, я не берусь рѣшить. Онѣ входятъ въ дверь балкона, проходятъ черезъ гостиную и, безъ сомнѣнія, выходятъ на улицу, а мистеръ Филиппъ вдругъ высовываетъ голову изъ окна верхняго этажа съ огромной трубкою во рту. Онъ не можегъ «работать» безъ своей трубки, говоритъ онъ, и моя жена вѣритъ ему.
Миссъ Шарлотта сдѣлала намъ опять маленькій визитъ вечеромъ, когда мы были одни; дѣти легли спать. Душечки! Шарлотта должна пойти поцаловатъ ихъ. Мистера Филиппа Фирмина не было дома. Она, кажется, вовсе этого не примѣчала и не сдѣлала ни одного вопроса о нёмъ. Мы были тамъ добры къ ней, такъ ласковы! Забудетъ ли она когда нибудь нашу доброту? Она была такъ счастлива — о! такъ счастлива! Она прежде не была такъ счастлива. Она будетъ писать очень часто и Лора будетъ писать постоянно — будетъ?
— Да, милое дитя! говоритъ моя жена.
Потомъ опять пошли поцалуи, а тамъ ужь пора возвращаться домой. Какой чудный вечеръ! Луна сіяетъ на пурпуровомъ небѣ, а звѣзды блещутъ міріадами.
— Прощайте, милая Шартотта; будьте счастливы!
Я схватилъ ея руку. Я почувствовалъ отеческое желаніе поцаловать ея круглое личико. Ея кротость, ея безыскусственная весёлость и добродушіе заставили насъ всѣхъ полюбить её.
— Постойте, моя милая! вскричалъ я съ любезностью: — я провожу васъ до дома.
Надо было бы вамъ видѣть тогда ея бѣлое, круглое личико: какое плачевное выраженіе разлилось по нёмъ! Она поглядѣла на мою жену, а мистриссь Дора дёрнула меня за фалду.
— Что это значитъ, моя милая? спрашиваю а,
— Не выходи въ такую ужасную погоду. Ты простудишься, говоритъ Лира.
— Простужусь, душа моя! говорю я. — Помилуй, въ такой чудный вечеръ…
— О! какой же ты глупый! говоритъ Лора и начинаетъ смѣяться.
А миссъ Шарлотта уходить-себѣ отъ насъ, не говоря болѣе ни слова.
Филиппъ воротился черезъ полчаса. И знаете ли, я сильно подозрѣваю, что онъ ждалъ за угломъ. Еслибы это прежде пришло мнѣ въ голову, я, конечно, не предложилъ бы миссъ Шарлоттѣ проводить её домой.
Очень рано на слѣдующее утро встала моя жена и истратила, по моему мнѣнію, очень много безполезнаго времени, хлѣба, масла, холодной говядины, горчицы и соли на цѣлую кучу сэндвичей, которые были завёрнуты въ «Пэлль-Мэлльскую газету». Эта страсть приготовлять разныя закуски на дорогу довольно странна въ женщинахъ, какъ-будто въ гостиницахъ и на станціяхъ желѣзныхъ дорогъ не довольно находится съѣстныхъ припасовъ. Я отнёсъ сэндвичи въ контору дилижансовъ, откуда отправлялись наши друзья. Генеральша Бэйнисъ разсадила всѣхъ по мѣстамъ, указала генералу его мѣсто зонтикомъ и fouette cocher! Прощайте хорошенькая Шарлотта, съ вашимъ нѣжнымъ личикомъ, нѣжнымъ голоскомъ и добрыми глазками! Но позвольте спросить, почему мистеръ Филиппъ Фирминъ не пришолъ проститься?
Прежде чѣмъ дилижансъ тронулся, мальчики Бэйнисы поссорились и подрались, кому сѣсть наверхъ, на имперіалъ, но кондукторъ не пустилъ мальчиковъ туда, говоря, что оставшееся мѣсто занято однимъ джентльмэномъ, котораго они должны взять на дорогѣ. Кто же это оказался? За городомъ этотъ джентльмэнъ вскочилъ на имперіалъ; его лёгкая поклажа была уже на дилижансѣ и эта поклажа принадлежала Филиппу Фирмину. А! вотъ почему они были тамъ веселы вчера — въ день разлуки, потому что они вовсе не разлучались. Клянусь по совѣсти, я во всю мою жизнь не слыхалъ о подобномъ неблагоразуміи. Да это вѣрная нищета для того и для другого: они умрутъ съ голода!
— Я не люблю вмѣшиваться въ чужія дѣла, сказалъ я моей женѣ:- но подобное сумасбродство выводитъ меня изъ терпѣнія. Я жалѣю зачѣмъ я не говорилъ съ генераломъ Бэйнисомъ объ этомъ. Я напишу генералу.
— Мой милый, генералъ знаетъ, сказалъ, по моему мнѣнію неблагоразумный другъ Шарлотты и Филиппа: — мы говорили объ этомъ, и какъ человѣкъ съ здравымъ смысломъ, генералъ сказалъ:- молодые и останутся молодыми. Ей-богу, сударыня, когда я женился — я долженъ бы сказать когда мистриссъ Бэйнисъ приказала мнѣ жениться на ней — у ней не было ничего, а у меня только капитанское жалованье. Живутъ же люди какъ-нибудь. Молодому человѣку лучше жениться и уберечь себя отъ праздности и разныхъ бѣдъ; а я обѣщаю вамъ, что тотъ, кто женится на моей дочери, получитъ сокровище. Я люблю этого мальчика ради моего стараго друга Филя Рингуда. Я не вижу, чтобы люди съ богатыми жонами были счастливѣе, или чтобы мущины не должны были жениться до-тѣхъ-поръ, пока они не сдѣлаются старыми подагриками.
Итакъ Филиппъ отправился за своей очаровательницей. Бэйнисы позволили этому бѣдному студенту правовѣдѣнія ухаживать за ихъ дочерью и провожать ихъ въ Парижъ.
Вскорѣ послѣ этого, въ концѣ сентября, лондонскій пароходъ въ прекрасный солнечный осенній вечеръ высадилъ насъ у таможни среди густого тумана. Ахъ, какое возвращеніе послѣ двухнедѣльнаго отсутствія! Какая куча писемъ лежитъ въ кабинетѣ! Мы весело пьёмъ чай утромъ при свѣчахъ въ первые два дня послѣ нашего возвращенія, а я имѣлъ удовольствіе обрѣзать себѣ подбородокъ, потому что слишкомъ темно бриться въ девять часовъ утра.
Моя жена не можетъ бытъ такъ нечувствительна, чтобы хохотать и быть весёлой оттого, что со мной случилась бѣда, которая навремя обезобразила меня? Передъ ней лежитъ письмо, отъ котораго она совершенно въ восторгѣ. Когда она особенно довольна чѣмъ-нибудь, я могу видѣть по ея лицу и по особенному одушевленію и ласковости ея ко всему семейству. Въ это утро лицо ея сіяло. Комната освѣщалась имъ, а можетъ быть также и двумя свѣчами, которыя стоятъ на чайномъ столѣ. Дрова въ каминѣ трещатъ, огонь весело пылаетъ.
— Письмо отъ Шарлотты, папа! кричитъ одна изъ дѣвочекъ.
— Письмо отъ дяди Филиппа, папа! кричитъ другая:- и имъ такъ нравится Парижъ, продолжаетъ маленькая вѣстовщица.
— Вотъ сэръ, не говорила ли я вамъ? кричитъ моя жена, подавая мнѣ письмо.
— Мама всегда говорила вамъ, повторяетъ ребёнокъ, важно кивая головкой:- и я не стану удивляться, если онъ будетъ очень богатъ; а вы будете удивляться, мама?
Я не напечатаю письма миссъ Шарлотты, потому что она не совсѣмъ правильно писала, а въ письмѣ было такъ много помарокъ, что для меня было ясно, что воспитаніе ея было небрежно; а такъ-какъ я очень её люблю, я не желаю поднимать её на смѣхъ. А письма мистера Филиппа я напечатать не могу потому, что я не сохранилъ его. Кчему сохранять письма? Я говорю, что ихъ надо жечь, жечь, жечь. Не нужно сомнѣній; не нужно упрёковъ; не нужно вчерашняго дня. Счастливъ онъ быль или несчастенъ — думать объ этомъ грустно всегда.
Въ письмѣ Шарлотты заключался подробный разсказъ, какъ Бэйнисы помѣстились у баронесы С*, гдѣ дѣйствительно имъ было очень удобно и дёшево жить. Филиппъ же помѣстился въ Сен-Жерменскомъ предмѣстьи, въ гостинницѣ Пуссенъ, которую ему рекомендовали его друзья-художники, въ улицѣ этого имени, которое лежитъ, какъ вамъ извѣстно, между Мазариновой библіотекой и Музеемъ изящныхъ искусствъ. Въ прежнія времена мой джентльмэнъ жилъ роскошно и хлѣбосольно въ англійскихъ гостинницахъ; теперь онъ очень прилично помѣстился за тридцать франковъ въ мѣсяцъ и съ пятью или шестью фунтами, какъ онъ послѣ безпрестанно говорилъ, онъ очень комфортэбельно могъ прожитъ мѣсяцъ. Я не говорю, мой юный путешественникъ, чтобы вы нынѣ могли быть такъ счастливы. Мы разсказываемъ то, что было двадцать лѣтъ назадъ, прежде чѣмъ локомотивы начали визжать по французскимъ рельсамъ и когда Луи-Филиппъ былъ королёмъ.
Какъ только мистеръ Филиппъ Фирминъ разорился, нужно ему было влюбиться. Чтобы не разставаться съ возлюбленнымъ предметомъ, нужно ему было послѣдовать за нимъ въ Парижъ и бросить занятіе юриспруденціи на родинѣ, хотя, надо отдать ему справедливость, я думаю онъ ничего не сдѣлалъ бы хорошаго. Не пробылъ онъ въ Парижѣ и двухъ недѣль, когда причудливая госпожа Фортуна, которая, повидимому, убѣжала отъ него, вдругъ улыбнулась ему какъ бы говоря: «юный джентльмэнъ, я еще не покончила съ тобою».
Не предполагайте будто Филиппъ вдругъ выигралъ двадцать тысячъ ф. с. въ лотерею. Не очень нуждаясь въ деньгахъ, онъ вдругъ получилъ возможность пріобрѣсти нѣкоторую сумму довольно легко.