Въ это время я увидался съ другомъ Филиппа, Сестрицею. Онъ писалъ къ ней время отъ времени. Онъ ей сообщилъ о своей любви къ миссъ Шарлоттѣ, и мы съ женою утѣшили Каролину увѣреніемъ, что на этотъ разъ сердце молодого человѣка было отдано достойной владычицѣ. Я говорю утѣшили, потому-что это извѣстіе было печально для нея. Въ маленькой комнаткѣ, которую она всегда держала наготовѣ для него, онъ будетъ проводитъ безсонныя ночи и думать о той, кто для него дороже сотни бѣдныхъ Каролинъ. Она хотѣла придумать что-нибудь пріятное для молодой дѣвушки. На Рождество миссъ Бэйнисъ получила чудно вышитый батистовый, носовой платокъ; на углу красовалась «Шарлотта». Это была лепта любви и нѣжности бѣдной вдовы.
Вы, разумѣется, понимаете почему Филиппъ былъ счастливѣйшимъ человѣкомъ на свѣтѣ, французы встаютъ рано; въ той маленькой гостинницѣ, гдѣ жилъ Филиппъ, весь домъ вставалъ въ такіе часы, когда лѣнивые англійскіе господа и слуги и не думали еще подниматься. Ранёхонько Филю подавалась чашка кофе съ молокомъ и хлѣбомъ, а потомъ онъ отправлялся въ Элисейскія Поля; дымъ его сигары предшествовалъ ему пріятнымъ запахомъ. Въ тѣнистыхъ рощахъ, гдѣ фонтанъ брызжетъ бриліантами къ небу, Филиппъ встрѣчался съ одною особою, съ которой иногда шли маленькій братъ или сестра. Румянецъ вспыхивалъ на ея щепахъ и лицо сіяло нѣжною улыбкой, когда она подходила здороваться съ нимъ, потому-что едва-ли ангелы были чище этой молодой дѣвушка, она и не помышляла объ опасности. Работники шли къ своимъ работамъ, дэнди спали, и принимая въ соображеніе ихъ лѣта и взаимныя ихъ отношенія, я не удивляюсь, что Филиппъ называлъ это счастливѣйшимъ временемъ въ своей жизни. Впослѣдствіи когда, обоимъ пожилымъ джентльмэнамъ случились вмѣстѣ быть въ Парижѣ, мистеръ Филиппъ Фирминъ настойчиво потащилъ меня на сантиментальную прогулку въ Элисейскія Поля, и смотря на старый домъ, на довольно ветхій старый домъ въ саду, сказалъ со вздохомъ:
— Вотъ это мѣсто: тутъ жила баронесса С*. Вотъ это окно, третье, съ зелёной жалузи. Ахъ, сэръ! какъ я былъ счастливъ и несчастливъ за этой зелёной сторой!
И мои другъ погрозилъ кулакомъ на ветхій домъ, откуда давно исчезли баронесса О* и ея жильцы.
Я боюсь, что баронесса затѣяла своё предпріятіе съ недостаточнымъ капиталомъ, или вела его съ такою щедростью, что ея барыши поглощались ея жильцами. Я могу разсказать ужасныя исторіи, оскорбляющія нравственный характеръ баронессы. Говорили будто она не имѣла права на званіе баронессы и на иностранную фамилію С*. Еще живы люди, знавшіе её подъ другимъ именемъ. Баронесса была что называется красивою женщиною, особенно за обѣдомъ, гдѣ она являлась въ чорномъ атласномъ платьѣ и съ разрумяненными щеками. Въ утреннемъ же пеньоарѣ она вовсе не была красива. Контуры, круглые вечеромъ, по утрамъ бывали угловаты и худощавы. Розы расцвѣтали только за полчаса до обѣда за щекахъ совершенно жолтыхъ до пяти часовъ. Я нахожу, что со стороны пожилыхъ особъ, имѣющихъ дурной цвѣтъ лица, скрывать опустошенія времени и представлять глазамъ вашимъ румяное и пріятное лицо, знакъ большой доброты. Станете ли вы ссориться съ своимъ сосѣдомъ, что онъ выкраситъ передній фасадъ своего дома или выставитъ розы на балконѣ? Вы скорѣе будете признательны ему за это украшеніе. Передній фасадъ мадамъ С* украшался такимъ же образомъ къ обѣду.
Филиппъ говорилъ, что онъ уважалъ эту женщину и удивлялся ей. Она дѣйствительно была достойна уваженія въ своёмъ родѣ. Она расписывала своё лицо и улыбалась, между тѣмъ вамъ заботы грызли ей сердце. Она должна била ласкать молочницу, смягчать продавца масла, уговаривать виноторговца, выдумывать новые предлоги для хозяина дома, мирилъ своихъ жилицъ, генеральшу Бэйнисъ съ мистриссъ Больдеро, которыя вѣчно ссорились; заботиться, чтобы обѣдъ былъ приготовленъ хорошо, чтобы Франсоа, которому она уже нѣсколько мѣсяцевъ не отдавала жалованья, не напился или не нагрубилъ, чтобы Огюстъ, также ея кредиторъ, вымылъ чисто стаканы и приготовилъ лампы, а послѣ всѣхъ этихъ трудовъ, въ шесть часовъ разрѣзывать кушанье и быть любезной за столомъ; не слыхать ворчанья недовольныхъ (за какимъ табльд'отъ не бываетъ ворчуновъ?) разговаривать со всѣми, улыбаться мистриссъ Бёнчъ, сдѣлать замѣчаніе полковнику, сказать вѣжливую фразу генеральшѣ и даже похвалить надутаго Огюста, который какъ-разъ передъ обѣдомъ взбунтовался на счотъ своего жалованья.
Развѣ не довольно трудовъ для женщины вести хозяйство безъ достаточныхъ средствъ, смѣяться и шутить безъ малѣйшей веселости? принимать насмѣшки, брань, выговоры, дерзость съ весёлымъ добродушіемъ и ложиться въ постель усталою и думать о цифрахъ?
— Мой бѣдный отецъ долженъ былъ скрывать настоящее положеніе своихъ дѣлъ, говаривалъ Филь, разсказывая впослѣдствіи эти вещи: — но какъ? Вы знаете, у него всегда былъ такой видъ какъ-будто его хотятъ повѣсить. А баронесса С* была превеселая всегда.
— Позвольте узнать, кто такой былъ мосьё С*, спросила одна простодушная дама, слушавшая разсказъ вашего друга.
— Ахъ! порядочная была суматоха въ домѣ, когда былъ предложенъ этотъ вопросъ, сказалъ другъ нашъ, смѣясь.
Да и какое дѣло вамъ и мнѣ и этой исторій, кто такой былъ С*?
Когда Бэйнисы поселились въ ея домѣ, С* и все вокругъ нея улыбалось. У ней жило много индійцевъ; она ихъ обожала. N'était ce la polygamie — индійцы были самые почтенные люди. Въ особенности она обожала индійскія шали. Шаль генеральши была восхитительна. Общество, жившее у баронессы, было препріятное. Мистриссъ Больдеро была женщина свѣтская, жившая въ лучшемъ кругу — это было видно сейчасъ. Дуэты ея дочерей были поразительны. Мистеръ Больдеро охотился въ Шотландіи у своего брата, лорда Стронгитарма. Мистриссъ Бэйнисъ не знала лэди Эстриджъ, посланницу? Когда Эстриджи воротятся въ Шантильи, мистриссъ Больдеро съ радостью представитъ ее.
— Вашу хорошенькую дочь зовутъ Шарлоттой? Дочь лэди Эстриджъ также зовутъ; она почти такого же роста; — хорошенькія дочери у Эстриджей; прекрасныя длинныя шеи — ноги большія — но у вашей дочери, лэди Бэйнисъ, прехорошенькая нога. Я сказала лэди Бэйнисъ? Ну, вы скоро будете лэди Бэйнисъ. Генералъ долженъ быть кавалеромъ ордена Подвязки послѣ своихъ услугъ. Какъ, вы знаете лорда Трита? Онъ долженъ сдѣлать это для васъ, а то братъ мой Странгитрисъ сдѣлаетъ.
Я не сомнѣваюсь, что мистриссъ Бэйнисъ была въ восхищеніи отъ внимательности сестры Странгитриса. Дочери мистриссъ Больдеро, Минна и Бренда играли съ нами на фортепіано, которое было порядочно разбито ихъ украшеніями, потому-что рука у молодыхъ дѣвушекъ были очень сильныя. Баронесса говорила имъ «благодарю» въ самой милою улыбкой; Огюсть подавалъ на серебряномъ подносѣ — я говорю серебряномъ, чтобы не оскорбить приличія; серебро краснѣло, что оно видѣло себя мѣдью — подавалъ на подносѣ бѣлый напитокъ, который заставилъ мальчиковъ Бэйнисъ вскричать:
— Что это за противное питьё, мама?
А баронесса съ нѣжною улыбкой обратилась въ обществу и сказала:
— Эти милыя дѣти любятъ оршадъ! и продолжала играть въ пикетъ съ старымъ Бидоа, этимъ страннымъ старикомъ въ длинномъ коричневомъ сюртукѣ съ красной лентой, который такъ много нюхалъ табаку и сморкался такъ часто и такъ громко. Минна и Бренда играли сонаты. Мистеръ Клжнси, изъ Дублина, перевёртывалъ ноты, а потомъ дамы уговорили его пропѣть ирландскія мелодіи. Я не думаю, чтобы миссъ Шарлотта Бэйнисъ внимательно слушала эту музыку: она слушала другую музыку, которой она занималась вмѣстѣ съ мистеромъ Фирминомъ. О! какъ пріятна была эта музыка! Она была довольно однообразна, но всё-таки было пріятно слышать эту арію.
Пожавъ сперва маленькую ручку, а потомъ руку папа и мама, Филиппъ отправляется по тёмнымъ Элисейскимъ Полямъ, на свою квартиру въ Сен-Жерменское предмѣстье… Позвольте! Какой это свѣтящійся червячокъ сіяетъ у стѣны напротивъ дома баронессы, свѣтящйся червячокъ, издающій ароматическій запахъ? Мнѣ кажется это сигара мистера Филиппа. Онъ смотритъ, смотритъ на окно, мимо котораго время отъ времени мелькаетъ стройная фигура. Темнота падаетъ на маленькое окно. Нѣжные глаза закрылись. Звѣзды сіяютъ на небѣ и мистеръ Фирминъ отправляется домой, разговаривая самъ съ собою и махая большой палкой.
Желалъ бы я, чтобы бѣдная баронесса могла спать также хорошо, какъ и ея видно. Но забота съ холодною ногою пробирается подъ одѣяло и говоритъ:
— Вотъ и я; вы знаете, что завтра счоту срокъ.
Ахъ, atia cura (чорная забота) не-уже-ли ты не можешь оставить бѣдняжку въ покоѣ? Развѣ y ней мало было трудовъ цѣлый день?
Глава XX ПОТОКЪ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ
Мы просимъ любезнаго читателя вспомнить, что мистеръ Филиппъ былъ занятъ въ Парижѣ только корреспонденціей въ еженедѣльную газету, и что, слѣдовательно, у него было очень иного свободнаго времени. Онъ могъ пересматривать положеніе Европы, описывать послѣдніе новости изъ салоновъ сообщаемыя ему, я полагаю, какими-нибудь писаками-товарищами, присутствовать во всѣхъ театрахъ посредствомъ депутатовъ, и громить Луи-Филиппа или Гизо и Тьера въ весьма краснорѣчивыхъ параграфахъ, которые стоили небольшихъ трудовъ этому смѣлому и быстрому перу. Полезною, но унизительною мыслью должно было быть для великихъ и учоныхъ публицистовъ, что ихъ краснорѣчивыя проповѣди годятся только для настоящаго дня и что. прочтя что философы говорятъ во вторникъ или въ среду, мы уже болѣе не думаемъ о ихъ вчерашнихъ проповѣдяхъ.
Глава XX
ПОТОКЪ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ
Мы просимъ любезнаго читателя вспомнить, что мистеръ Филиппъ былъ занятъ въ Парижѣ только корреспонденціей въ еженедѣльную газету, и что, слѣдовательно, у него было очень иного свободнаго времени. Онъ могъ пересматривать положеніе Европы, описывать послѣдніе новости изъ салоновъ сообщаемыя ему, я полагаю, какими-нибудь писаками-товарищами, присутствовать во всѣхъ театрахъ посредствомъ депутатовъ, и громить Луи-Филиппа или Гизо и Тьера въ весьма краснорѣчивыхъ параграфахъ, которые стоили небольшихъ трудовъ этому смѣлому и быстрому перу. Полезною, но унизительною мыслью должно было быть для великихъ и учоныхъ публицистовъ, что ихъ краснорѣчивыя проповѣди годятся только для настоящаго дня и что. прочтя что философы говорятъ во вторникъ или въ среду, мы уже болѣе не думаемъ о ихъ вчерашнихъ проповѣдяхъ.
— Однако были мои письма, говоритъ впослѣдствіи мистеръ Филиппъ:- которыхъ, какъ маѣ казалось, свѣтъ неохотно бы забылъ. Я хотѣлъ перепечатать ихъ въ одномъ томѣ, но не нашолъ ни одного издателя, который рѣшился бы на этотъ рискъ. Одно любящее существо, воображающее, будто во всемъ, что я говорю или пишу, есть геніальность, уговаривало меня перепечатать письма, которыя я писалъ въ Пэлль-Мэлльскую Газету; но я былъ слишкомъ робокъ, или она, можетъ быть, была слишкомъ снисходительна. Эти письма никогда не были перепечатаны. Пусть они забудутся.
И они были забыты. Онъ вздыхаетъ, упоминая объ этомъ обстоятельствѣ и, мнѣ кажется, старается убѣдить себя, скорѣе чѣмъ другихъ, что онъ непризнанный геній.
— Притомъ, знаете, убѣждалъ онъ: — я былъ влюблёнъ, сэръ, и проводилъ всѣ мои дни у ногъ Омфалы. Я не отдавалъ справедливости моимъ способностямъ. Если бы я писалъ для ежедневной газеты, я думаю, что изъ меня вышелъ бы хорошій публицистъ: во мнѣ были всѣ задатки, сэръ, всѣ задатки!
А дѣло въ томъ, что если бы онъ писалъ въ ежедневную газету и имѣлъ въ десять разъ болѣе работы, то мистеръ Филиппъ все-таки нашолъ бы возможность слѣдовать своей наклонности, какъ онъ дѣлалъ это всю жизнь. Кого молодой человѣкъ желаетъ видѣть, того онъ видитъ.
Филиппъ сдѣлалъ много жертвъ — замѣтьте: много жертвъ, которыхъ не всѣ мущины имѣютъ привычку дѣлать. Когда лордъ Рингудъ былъ въ Парижѣ, онъ три раза отказался обѣдать съ его сіятельствомъ, пока наконецъ этотъ вельможа не догадался въ чомъ дѣло, и сказалъ:
— Ну юноша, я полагаю, вы бываете тамъ, гдѣ привлекательнѣе для васъ. Когда вы доживёте лѣтъ до восьмидесяти, мой милый, вы узнаете всю суету подобныхъ вещей и найдете, что хорошій обѣдъ и лучше и дешевле лучшей изъ нихъ.
Когда богатые университетскіе друзья встрѣчались съ Филиппомъ въ его изгнаніи и приглашали его къ Rocher или къ Trois Frères онъ уклонялся отъ этихъ банкетовъ; а отъ двусмысленныхъ собесѣдницъ, которыхъ молодые люди иногда приглашаютъ на эти пиршества, Филиппъ отвёртывался съ презрѣніемъ и гнѣвомъ. Онъ былъ добродѣтеленъ и громко хвастался своею добродѣтелью. Онъ надѣялся, что Шарлотта оцѣнитъ это и разсказывалъ ей о своёмъ самоотверженіи, а она вѣрила всему, что онъ говорилъ, восхищалась всѣмъ, что онъ писалъ, списывала его статьи изъ Пэлль-Мэлльской газеты, хранила его поэмы въ своихъ завѣтныхъ ящикахъ.
По моимъ прежнимъ замѣчаніямъ о мистриссъ Бэйнисъ, читателю уже извѣстно, что жена генерала имѣла также свои недостатки, какъ и всѣ ея ближніе; я уже откровенно сообщилъ публикѣ, что писатель и его семейство не пользовались расположеніемъ этой дамы, я теперь буду имѣть пріятную обязанность сообщить моё личное мнѣніе о ней. Генеральша Бэйнисъ вставала рано. Она была женщина воздержная, любила своихъ дѣтей, или лучше скажемъ, заботилась, чтобы имъ было хорошо; и тутъ, кажется, каталогъ ея хорошихъ качествъ и кончается. У ней былъ дурной, запальчивый характеръ, наружность непріятная; одѣвалась она съ самымъ дурнымъ вкусомъ; голосъ имѣла пронзительный и обращеніе двухъ родовъ: почтительное и покровительственное, и оба одинаково противныя. Когда она приказала Бэйнису жениться на ней, Великій Боже! зачѣмъ онъ не бѣжалъ? Кто осмѣлился первый сказать, что браки устроиваются на небесахъ? Мы знаемъ, что въ нихъ бываютъ не только ошибки, но и обманъ. Развѣ не каждый день случаются ошибки?
Я не думаю, чтобы бѣдный генералъ Бэйнисъ сознавалъ свой положеніе или зналъ какое право имѣлъ онъ считать себя несчастнымъ. Онъ бывалъ веселъ иногда, человѣкъ молчаливый, онъ любилъ поиграть въ вистъ, любилъ выпить рюмку вина; это былъ человѣкъ очень слабый въ обыдённой жизни, въ чомъ должны были сознаться лучшіе его друзья; но я слышалъ, что въ сраженіи это билъ настоящій тигръ.
— Я знаю ваше мнѣніе о генералѣ, говаривалъ мнѣ Филь:- вы презираете мущинъ, которые не обижаютъ своихъ жонъ; да, вы презираете, сэръ! Вы считаете генерала слабымъ — знаю, знаю. И другіе храбрые мущины бываютъ слабы съ женщинами, навѣрно вы объ этомъ слышали. Этотъ человѣкъ, столь слабый дома, былъ храбръ на воинѣ; и въ его вигвамѣ висятъ волосы безчисленныхъ враговъ.
Журнальныя дѣла приводили иногда Филиппа въ Лондонъ и, кажется, во время одного изъ его пріѣздовъ имѣли мы этотъ разговоръ о генералѣ Бэйнисъ. И въ то не время Филиппъ описывалъ намъ домъ, въ которомъ жили Бэйнисы, жильцовъ, хозяйку и всё, что тамъ происходило.
Этой боровшейся съ обстоятельствами хозяйкѣ, также какъ и всѣмъ страдающимъ женщинамъ, другъ нашъ очень сочувствовалъ и очень любилъ; а она платила за доброту Филиппа ласковостью къ мадмоазель Шарлоттѣ и снисходительностью къ женѣ генерала и другимъ его дѣтямъ. Аппетитъ этихъ малютокъ былъ ужасенъ, а характеръ генеральши почти нестерпимъ, но Шарлотта была ангелъ, а генералъ — баранъ настоящій баранъ. Ея родной отецъ былъ такой же. Храбрые часто бываютъ баранами дома. Я подозрѣваю, что хотя баронесса могла имѣть мало прибили отъ семейства генерала, всё-таки его мѣсячная плата очень помогала ея скудному доходу.
— Ахъ! еслибы всѣ мои жильцы походили на него! говорила со вздохомъ бѣдная баронесса.
Я никогда не пускалъ къ себѣ жильцовъ, но я увѣренъ, что съ этой профессіей связаны многія тягостныя обязанности. Что можете вы сдѣлать, если какая-нибудь лэди или какой-нибудь джентльмэнъ не платятъ вамъ? Выгнать её или его? Можетъ быть эта лэди или этотъ джентльмэнъ именно этого и желаютъ. A въ чемоданахъ, удержанныхъ вами съ такимъ шумомъ и скандаломъ, не наидётся и на сто франковъ имуществъ. Вы не любите поднимать шумъ въ вашемъ домѣ. Вы спрашиваете, что я хочу этимъ сказать? Мнѣ жаль называть по именамъ, мнѣ жаль разглашать, что мистриссъ Больдеро не платила своей хозлйкѣ. Она всё ждала денегъ, которыхъ Больдеро всё не присылалъ. Ужасный человѣкъ! Онъ охотился за оленями въ замкѣ Габерлунци у его сіятельства. А въ одинъ печальный день узнали, что Больдеро забавлялся въ Гамбургѣ опасными увеселеніями на зелёномъ сукнѣ.
— Слыхали вы когда о подобномъ развращеніи? Эта женщина самая отчаянная авантюристка! Я удивляюсь, какъ баронесса осмѣливается сажать меня, дѣтей моихъ и моего генерала за одинъ столь съ подобными людьми, Филиппъ! кричитъ генеральша. — Я говорю объ этой женщинѣ, съ двумя дочерьми, которая сидитъ напротивъ; онѣ не заплатили хозяйкѣ ни одного шиллинга въ три мѣсяца; эта женщина должна мнѣ пятьсотъ франковъ: она заняла ихъ до четверка, ожидая будто денегъ отъ лорда Стронгитэрма. Она увѣряла, будто коротка съ посланникомъ, хотѣла представить меня и ему и въ Тюильри, а мнѣ сказала будто у лэди Гаргертонъ оспа въ домѣ; а когда я сказала, что у насъ у всѣхъ оспа была привита и что я не боюсь, она придумала какой-то новый предлогъ. Я такъ думаю, что эта женщина обманщица. Она услышитъ! А мнѣ всё равно, пусть её слышитъ! Какая жосткая говядина! и каждый день всё говядина и говядина, такъ что надоѣстъ!
По этому образцу разговора мы видимъ, что дружба, зародившаяся между обѣими дамами, кончилась вслѣдствіе непріятныхъ денежныхъ споровъ, что отдавать квартиры со столомъ не можетъ быть пріятнымъ занятіемъ и что даже обѣдать за табльд'отомъ не очень весело, когда общество скучное и за столомъ сидятъ двѣ старухи, готовыя швырнуть блюдо въ лицо одна другой. А бѣдная баронесса должна была улыбаться и говорить любезности то тому, то другому. Она знала какова бѣдность и жалѣла даже о мистриссъ Больдеро.
— Tenez, monsieur Philippe, говорила она: — la générale слишкомъ жестока. Другіе тоже могли бы пожаловаться, а молчатъ.
Филиппъ чувствовалъ всё это; поведеніе его будущей тёщи наполняло его смущеніемъ и ужасомъ. Нѣсколько времени послѣ этихъ замѣчательныхъ обстоятельствъ. Онъ разсказалъ мнѣ, краснѣя, унизительную тайну:
— Знаете ли, что въ эту осень я не только работалъ въ Пэлль-Мэлльскую газету, но и Смитъ, корреспондентъ Daily Intelligence, желавшій отдохнуть мѣсяцъ, передалъ мнѣ свою работу по десяти франковъ въ день, и въ это же самое время я встрѣтилъ Редмана, который былъ долженъ мнѣ двадцать фунтовъ еще съ тѣхъ поръ, какъ мы были въ университетѣ; онъ только что воротился изъ Гамбурга и заплатилъ мнѣ. Ну, поклянитесь, что вы не разскажете никому! Я отправился съ этими деньгами къ мистриссъ Больдеро. Я сказалъ, что если она заплатитъ драконшѣ (то есть, мистриссъ Бэйнисъ), я дамъ ей взаймы. И я далъ ей, a она не заплатила!.. Не говорите! обѣщайте, что вы не скажете мистриссъ Бэйнисъ. Я никакъ не ожидалъ получить долгъ отъ Редмана и не сталъ бѣднѣе.