Подобныя замѣчанія и разговоры своего родственника Филиппъ пересказывалъ мнѣ. Двое-трое нашихъ знакомыхъ въ Лондонѣ очень хорошо передразнивали этого беззубаго, ворчливаго стараго циника. Онъ жилъ великолѣпно и былъ скупъ, имѣлъ запальчивый характеръ, но его легко было водить за носъ; его окружали льстецы и онъ былъ совершенно одинокъ. Онъ имѣлъ старинныя понятія, которыя, кажется, теперь уже вышли изъ моды у знатныхъ людей. Онъ считалъ унизительнымъ ѣздить по желѣзнымъ дорогамъ, и почтовой экипажъ его одинъ изъ послѣднихъ виднѣлся на большихъ дорогахъ. Не только онъ, но и передразнивавшіе его умерли всѣ и только въ нынѣшнемъ году старика Джэкъ Мёммерсъ передразнивалъ его въ кофейной Байя (гдѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, его передразниванія принимались съ громкимъ хохотомъ). Въ кофейной была печальная тишина; только трое молодыхъ людей за ближнимъ столомъ сказали:
— Что этотъ старый дуралей ругается? Передразниваетъ лорда Рингуда, а кто онъ такой?
Такъ исчезаютъ и забываются наши имена. Я не забылъ милорда, также какъ не забылъ повара въ моей школѣ, о которомъ, можетъ быть, вамъ слышать неинтересно. Я вижу плѣшивую голову милорда, его орлиный носъ, косматыя брови, высокій бархатный воротникъ, большой чорный ротъ, дрожащую руку и дрожащихъ паразитовъ вокругъ него; могу слышать его голосъ, громкія ругательства и смѣхъ. Вы, нынѣшніе паразиты, кланяетесь другимъ знатнымъ людямъ; а этотъ знатный вельможа, бывшій въ живыхъ еще вчера, умеръ какъ Георгъ IV, какъ Навуходоносоръ.
Итакъ, мы прочли, что благородный родственникъ Филиппа, лордъ Рингудъ, пріѣхалъ въ гостинницу въ то время, какъ Филиппъ былъ у насъ, и признаюсь, я посовѣтовалъ моему другу сходить къ его сіятельству. Онъ былъ къ нему очень добръ въ Парижѣ: онъ очевидно полюбилъ Филиппа. Фирминъ должёнъ повидаться съ нимъ. Почему знать? лордъ Рингудъ можетъ быть захочетъ сдѣлать что-нибудь для внука своего брата.
А именно уговаривать въ этому Филиппа врядъ рѣшился бы тотъ, кто его зналъ. Заставлять его кланяться и улыбаться знатному человѣку съ цѣлью заслужить его будущія милости, значило требовать невозможнаго отъ Фирмина. Конюхи королевскіе могутъ отвести королевскихъ лошадей къ водопою, но самъ король не можетъ заставить ихъ пить. Я, признаюсь, нѣсколько разъ возвращался къ этому предмету и безпрестанно уговаривалъ моего друга.
— Я былъ, сказалъ Филиппъ угрюмо: — я оставилъ ему карточку. Если онъ желаетъ меня видѣть, онъ можетъ послать въ № 120, на Королевскій сквэръ, въ гостинницу Уэстминстеръ, гдѣ я теперь живу. Но если вы думаете, что онъ дастъ мнѣ что-нибудь кромѣ обѣда, вы ошибаетесь.
Мы обѣдали въ этотъ день у мистера Мёгфорда, который былъ необыкновенно гостепріименъ и особенно любезенъ къ Филиппу. Мёгфорду нравились письма Фирмина, и вы можете быть увѣрены, что болѣе строгій критикъ не противорѣчилъ добродушному патрону своего друга. Мы поѣхали въ Гэмпстидскую виллу, и запахъ супа, баранины, лука привѣтствовалъ насъ въ передней и предупредилъ о томъ, какія вкусныя кушанья приготовлялись для гостей. Лакеи въ чорныхъ фракахъ, въ бѣлыхъ бумажныхъ перчаткахъ встрѣтили насъ, а мистриссъ Мёгфордъ, въ великолѣпномъ голубомъ атласѣ и въ перьяхъ, въ воланахъ, кружевахъ, драгоцѣнныхъ вещицахъ, встала принять насъ съ величественнаго дивана, гдѣ она сидѣла окружонная своими дѣтьми. Они тоже были въ великолѣпныхъ нарядахъ, съ расчосанными волосами. Дамы, разумѣется, начали тотчасъ говорить о своихъ дѣтяхъ, и непритворный восторгъ моей жены къ послѣднему малюткѣ мистриссъ Мёгфордъ, кажется, тотчасъ пріобрѣлъ расположеніе этой достойной лэди. Я сдѣлалъ замѣчаніе о томъ, что одинъ изъ мальчиковъ живой портретъ отца, но неудачно. Я не знаю почему, но мнѣ говорилъ самъ ея мужъ, что мистриссъ Мёгфордъ всегда думала будто я «поддразниваю» её. Одинъ изъ мальчиковъ откровенно сообщилъ мнѣ, что къ обѣду будетъ гусь, а въ ближней комнатѣ я услыхалъ какъ откупориваютъ бутылки, Затѣмъ мистриссъ Мёгфордъ сдѣлала выговоръ проговорившемуся ребёнку и сказала:
— Джэмсъ, замолчишь ли ты?
Я никогда ни видалъ ни лучшаго вина, ни болѣе бутылокъ. Если когда-нибудь можно было сказать о столѣ, что онъ стоналъ, то это выраженіе именно можно примѣнить къ столу Мёгфорда. Тальботъ Туисденъ накормилъ бы сорокъ человѣкъ тѣми кушаньями, которыми нашъ гостепріимный хозяинъ угостилъ насъ восьмерыхъ. Всѣ почести угощенія воздавались Парижскому корреспонденту, котораго особенно просили нести къ обѣду мистриссъ Мёгфордъ. Мы, разумѣется, чувствовали, что это почотное мѣсто принадлежитъ по праву мистеру Фирмину, какъ внуку графа и правнуку лорда, Какъ мистриссъ Мёгфордъ подчивала его! Она разрѣзывала сама — я очень радъ, что она не просила Филиппа разрѣзывать, потому что онъ, пожалуй, вывалилъ бы гуся на колѣна къ ней — она разрѣзывала, говорю я, и право, мнѣ кажется, она отдавала ему лучшіе куски; но, можетъ быть это одна зависть съ моей стороны. За обѣдомъ безпрестанно говорили о лордѣ Рингудѣ.
— Лордъ Рингудъ пріѣхалъ въ Лондонъ, мистеръ Фирминъ, сказалъ, подмигивая, Мёгфордъ. — Вы, разумѣется, были у него?
Мистеръ Фирминъ свирѣпо на меня взглянулъ и долженъ былъ признаться, что онъ былъ у лорда Рингуда. Мёгфордъ такъ часто обращалъ разговоръ на благороднаго лорда, что Филиппъ, просто отдавилъ мнѣ ноги подъ столомъ.
— Могу я предложить вамъ кусочекъ фазана, мистеръ Фирминъ? вдругъ скажетъ мистриссъ Мёгфордъ. — Ужь конечно, онъ не такъ хорошъ, какъ у лорда Рингуда, и Филиппъ наступитъ мнѣ на ногу.
Или мистеръ Мёгфордъ воскликнетъ:
— Попробуйте-на эту бутылочку, мистеръ Фирминъ! У лорда Рингуда нѣтъ вина лучше этого.
Моя нога страшно наказывается подъ столомъ. Послѣ обѣда разговоръ мистриссъ Мёгфордъ безпрестанно относилась въ Рингудской фамиліи и къ родству Филиппа съ этимъ благороднымъ домомъ, какъ жена послѣ открыла мнѣ. О встрѣчѣ стараго лорда съ Фирминомъ въ Парижѣ разсуждали съ чрезвычайнымъ интересомъ. Его сіятельство назвалъ Филиппа очень любезный. Онъ очень любилъ мистера Фирмина. Маленькая птичка сказала мистриссъ Мёгфордъ, что мистера Фирмина любилъ еще это-то другой. Она надѣялась, что изъ этого выйдетъ свадьба и что его сіятельство сдѣлаетъ что-нибудь хорошее для своего родственника. Жена моя удивлялась что мистриссъ Мёгфордъ знала о дѣлахъ Филиппа.
Мистриссъ Мёгфордъ, сказала птичка — другъ обѣихъ дамъ, эта милая, добрая сидѣлка Брандонъ, которая… Тутъ разговоръ коснулся таинственностей, которыхъ я, конечно, не открою. Достаточно сказать, что мистриссъ Мёгфордъ была одною изъ самихъ лучшихъ, самыхъ добрыхъ и самыхъ постоянныхъ покровительницъ мистриссъ Брандонъ.
— Да-съ, мистриссъ Пенденнисъ, прибавила мистриссъ Мёгфордъ:- наша пріятельница, мистриссъ Брандонъ, разсказывала мнѣ объ одномъ джентльмэнѣ, котораго не нужно называть. Онъ обращенія холоднаго, чтобы не сказать надменнаго; онъ какъ-будто насмѣхается надъ людьми иногда — не говорите нѣтъ; онъ обѣдалъ у меня раза два съ мистеромъ Фирминомъ, но онъ истинный другъ — такъ говоритъ мистриссъ Брандонъ. А когда узнаешь его, то увидишь, что сердце у него доброе.
Такъ ли это? Одинъ знаменитый писатель недавно сочинилъ комедію, въ которой мораль: «мы не такъ дурны, какъ кажемся». Не-уже-ли это опять такъ?
Когда мы разсуждали объ обѣдѣ мистера Мёгфорда на возвратномъ пути домой, я воспользовался этимъ случаемъ я указалъ Филиппу на основательность надеждъ, которыя онъ могъ имѣть относительно помощи отъ своего богатаго родственника, и просто поставилъ его обѣщать навѣстить милорда на слѣдующій день. Но если Филиппъ Фирминъ дѣлалъ что-нибудь противъ воли, то онъ дѣлалъ это нелюбезно. Когда онъ недоволенъ онъ не представляется счастливымъ, а когда мистеръ Фирминъ не въ духѣ, онъ весьма непріятный собесѣдникъ. Хотя онъ ни разу не упрекнулъ меня впослѣдствіи за то, что случилось, я признаюсь, что меня жестоко мучила совѣсть. Если бы я не послалъ его сдѣлать этотъ почтительный визитъ его дѣду, то можетъ быть не случилось бы того, что случилось. Я дѣйствовалъ въ лучшему, но горевалъ о послѣдствіяхъ, которыя имѣлъ мой совѣтъ.
Если Филиппъ держалъ себя поодаль отъ лорда Рингуда въ Лондонѣ, то за то милые родственники кузена ухаживали за его сіятельствомъ и не пропускали случая выказывать ему своё почтительное сочувствіе. Нездоровилось лорду Рингуду — мистеръ Туисденъ или мистриссъ Туисдонъ, или ихъ милыя дочери, или братъ ихъ каждый день являлись въ передней его сіятельства узнавать о его здоровьи. Они почтительно кланялись дворецкому лорда Рингуда, они дали бы ему денегъ, какъ они всегда признавались; только какую сумму могли они дать такому человѣку, какъ Рёджъ? Они пробовали было подкупить мистера Рёджа своимъ виномъ, за которымъ онъ дѣлалъ ужасныя гримасы; они льстили и улыбались ему всегда. Мнѣ хотѣлось бы видѣть эту спокойную, эту высокообразованную мистриссъ Туисденъ, которая бросила бы свою лучшую пріятельницу, если бы къ ней свѣтъ повернулся спиною; я хотѣлъ бы видѣть и могу ей видѣть душевными глазами, какъ она ласкаетъ этого лакея. Она дѣлала дешовые подарки мистеру Рёджу, она улыбалась ему и спрашивала о его здоровьи. И, разумѣется, Тальботь Туисденъ также льстилъ ему по-тальботовски: то онъ подмигнётъ ему, то кивнётъ головою, то скажетъ: «какъ поживаете?» и послѣ надлежащихъ вопросовъ и отвѣтовъ о его сіятельствѣ, прибавить:
— Рёджъ! кажется у моей ключницы приготовлена рюмка добраго портвейна для васъ, когда вамъ случится пройти мимо и милорду вы будете не нужны.
И я могу себѣ представить, какъ мистеръ Рёджъ кланяется мистеру и мистриссъ Туисденъ, благодаритъ и идётъ въ комнату мистриссъ Бленкинсопъ, гдѣ для него готовъ портвейнъ, и я воображаю, какъ мистеръ Рёджъ и мистриссъ Бленкнисопъ разсуждаютъ о характерахъ и особенностяхъ хозяевъ,
Никто не могъ снисходительнѣе мистера Филиппа Фирмина обращаться съ слугами. Въ то время, когда у него въ карманахъ бывало много денегъ, онъ давалъ ихъ зачастую мистеру Рёджу, и тотъ помнилъ его щедрость; когда Филиппъ сталъ бѣдный, и Рёджъ, также какъ и я, совѣтовалъ Филиппу повидаться съ его сіятельствомъ.
Когда, наконецъ, Филиппъ сдѣлалъ свой второй визитъ лорду Рингуду, мистеръ Рёджъ сказалъ:
— Милордъ, я думаю, приметъ васъ, онъ говорилъ о васъ. Онъ очень нездоровъ. Мнѣ кажется у него будетъ припадокъ подагры. Я скажу ему, что вы здѣсь.
Воротившись въ Филиппу послѣ краткаго отсутствія, съ нѣсколько разстроеннымъ лицомъ, онъ повторилъ позволеніе войти и опять предостерёгъ Филиппа, говоря, что «милордъ очень страненъ».
Дѣйствительно, какъ мы узнали впослѣдствіи, милордъ, услыхавъ, что Филиппъ пришолъ, закричалъ:
— Чорть его возьми! пришли его! А! это вы? сказалъ онъ, увидѣвъ Филиппа. — Вы уже давно въ Лондонѣ? Туисденъ говорилъ мнѣ о васъ вчера.
— Я былъ у васъ, отвѣчалъ Филиппъ очень спокойно.
— А я удивляюсь, какъ у васъ достаётъ духу, приходить ко мнѣ, сэръ! закричалъ старикъ, смотря на Филиппа сверкающими глазами.
Физіономія его сіятельства была желта, благородные глаза были налиты кровью и выкатились; голосъ, всегда жосткій и хриплый, теперь былъ особенно непріятенъ, а съ губъ его срывались громкія ругательства.
— Какъ я имѣю духу, милордъ? сказалъ Филиппъ всё очень кротко.
— Да! Туисденъ былъ здѣсь вчера и разсказалъ мнѣ коё-что хорошее про васъ.
Филиппъ покраснѣлъ; онъ зналъ въ чомъ состояли эти извѣстія.
— Туисденъ говоритъ, что теперь, когда вы сдѣлались нищимъ, когда вамъ осталось только разбивать камни на мостовой — вы поступили какъ сумасбродъ и дуракъ — помолвили такую же нищую, какъ вы!
Бѣдный Филиппъ изъ краснаго сдѣлался блѣднымъ и проговорилъ медленно:
— Извините, милордъ, вы сказали…
— Я сказалъ, что вы дуракъ, сэръ! заревѣлъ старикъ:- развѣ вы не слышите?
— Я кажется членъ вашей фамиліи, милордъ, отвѣчалъ Филиппъ, вставая.
Въ ссорѣ онъ иногда выходилъ имъ себя и высказывалъ всё, что думалъ, или иногда — и тогда онъ билъ опаснѣе — онъ казался особенно спокоенъ и величественъ.
— Какой-нибудь авантюристъ, думая, что вы получите денегъ отъ меня, подцѣпилъ васъ для своей дочери — такъ ли?
— Я помолвилъ молодую дѣвушку и я бѣднѣе её, сказалъ Филиппъ.
— Она думаетъ, что вы получите денегъ отъ меня, продолжалъ его сіятельство.
— Она думаетъ? а я не думалъ никогда, отвѣчалъ Филиппъ.
— И eй-богу не получите, если не выкинете этого вздора изъ головы.
— Я не выкину её изъ головы и обойдусь безъ вашихъ денегъ, сказалъ очень смѣло мистеръ Фирминъ.
— Отправляйтесь въ тартарары! закричалъ старикъ.
Филиппъ сказалъ намъ, что онъ отвѣчалъ: «Seniores priores, милордъ» и ушолъ.
— Итакъ вы видите, что если онъ хотѣлъ оставить мнѣ что-нибудь, то надежда теперь исчезла, и славно же я обдѣлалъ мои дѣла!
И я послалъ его туда! Мой добрый Филиппъ не только не выговаривалъ мнѣ за это, но принялъ всю вину на себя,
— Съ тѣхъ поръ, какъ я помолвленъ, сказалъ онъ: — я сдѣлался ужасно скупъ и почти сталъ такой же скряга насчотъ денегъ, какъ эти Туисдены. Я раболѣпствовалъ передъ этимъ старикомъ, я ползалъ у его больной ноги, Я готовъ ползти отсюда до сент-джэмскаго дворца, чтобы достать денегъ для моей маленькой Шарлотты.
Филиппъ раболѣпствовалъ и ползалъ! Если бы ни у кого не было спины такой гибкой, какъ у него, низкопоклонство сдѣлалось бы погибшимъ искусствомъ, какъ придворный минуэтъ. Но не бойтесь! Спины людскія созданы на то, чтобы сгибаться, и порода паразитовъ еще довольно въ славѣ.
Когда нашъ другъ сказалъ намъ, какъ кратко началось и кончилось его свиданіе съ лордомъ Рингудомъ, кажется, тѣмъ, кто совѣтовалъ Филиппу навѣстить его дѣда, сдѣлалось нѣсколько стыдно совѣта, который дали они. Мы достаточно знали нашего друга, чтобы знать также, какъ опасно было отправлять его кланяться въ передней лордовъ. Не способны ли его руки разбить какой-нибудь фарфоръ, а ноги — наступить и разорвать какой-нибудь дамскій шлейфъ? Итакъ вмѣсто пользы мы заставили его поссориться съ его патрономъ. Лордъ Рингудъ признался, что онъ хотѣлъ оставить Филиппу денегъ, а мы, отправивъ бѣднаго молодого человѣка къ больному старику, возбудили ссору между родственниками, которые разстались съ взаимными угрозами и гнѣвомъ.
— О Боже! стоналъ я въ супружескомъ совѣщаніи: — отправимъ его отсюда. Теперь ему остаётся только дать пощочину Мёгфорду, сказать мистриссъ Мёгфордъ, что она пошлая и скучная женщина.
Онъ съ нетерпѣніемъ желалъ воротиться къ своей возлюбленной въ Парижъ. Мы не удерживали его. Боясь еще какого-нибудь приключенія, мы даже желали, чтобы онъ уѣхалъ скорѣе. Въ уныломъ и грустномъ расположеніи духа проводилъ я его на булонской пароходъ. Онъ взялъ второе мѣсто и мужественно простился съ нами. Ночь была бурная; на палубѣ мокро и сыро; пассажировъ множество, а Филиппъ былъ между ними въ тонкомъ плащѣ; вѣтеръ развѣвалъ его рыжіе волосы и бороду. Я теперь вижу этотъ пароходъ; я оставилъ его съ сокрушеніемъ и стыдомъ. Зачѣмъ я посылалъ Филиппа къ этому свирѣпому старику? Зачѣмъ принудилъ его къ этому покорному поступку? Грубость лорда Рингуда была всѣмъ извѣстна: это былъ злой, развратный циникъ, а мы отправили Филиппа кланяться и льстить ему! Ахъ mea culpa, mea culpa! Вѣтеръ дулъ свирѣпо въ эту ночь, и когда я думалъ, какъ бѣднаго Филиппа качаетъ въ холодной второй каютѣ, я безпокойно вертѣлся на своей постели.
Я зашолъ черезъ день въ Бэйскій клубъ и встрѣтился тамъ съ обоими Туисденами. Отецъ цѣплялся за пуговицу одного важнаго человѣка; когда я вошолъ, сынъ пріѣхалъ въ клубъ въ кабріолетѣ капитана Улькома и вмѣстѣ съ этимъ знаменитымъ мулатомъ. Они посмотрѣли на меня какимъ-то особеннымъ образомъ — я въ этомъ увѣренъ. Тальботъ Туисденъ, оглушая своимъ громкимъ разговоромъ бѣднаго лорда Лепеля, бросилъ на меня взглядъ торжества и говорилъ такъ, чтобы я слышалъ. Рингудъ Туисденъ и Улькомъ попивая полынную водку для возбужденія апетита, перемигивались и ухмылялись. Глаза Улькома были одного цвѣта съ водкою, которую онъ пилъ. Я не видалъ, какъ Туисденъ оторвалъ пуговицу лорда Лепеля, но этотъ вельможа съ разстроенной физіономіей поскорѣе отошолъ отъ своего маленькаго гонителя.
— Откажитесь и пріѣзжайте ко мнѣ, я слышалъ, какъ сказалъ великодушный Туисденъ: — я жду Рингуда и еще кое-кого.
При этомъ предложеніи лордъ Лепель съ трепетомъ пробормоталъ, что онъ не можетъ отказаться отъ даннаго слова и убѣжалъ изъ клуба.
Обѣды Туисдена — вѣжливому читателю уже было о томъ сообщено — были замѣчательны: онъ постоянно хвастался, что у него обѣдаетъ лордъ Рингудъ. Такъ случилось, что въ этотъ самый вечеръ, лордъ Рингудъ, съ тремя своими льстецами, обѣдалъ въ Бэйскомъ клубѣ, рѣшившись посмотрѣть пантомиму, въ которой играла очень хорошенькая молоденькая Коломбина, и кто-то шутя сказалъ его сіятельству:
— Вѣдь вы обѣдаете у Тальбота Туксдена. Онъ сейчасъ сказалъ что ждётъ васъ.
— Онъ сказалъ? спросилъ его сіятельство. — Такъ, стало быть, Тальтобъ Туисденъ совралъ!
И маленькій Томъ Ивисъ, разсказывавшій мнѣ объ этомъ вспомнилъ эти замѣчательныя слова, потому-что почти немедленно случилось одно обстоятельство.
Черезъ нѣсколько дней послѣ отъѣзда Филиппа, нашъ другъ, маленькая Сестрица пришла къ намъ, когда мы сидѣли за утреннимъ чаемъ, и ея доброе личико выражало большое волненіе и грусть. Она объяснила намъ причины этой грусти, какъ только наши дѣти ушли въ классную. Между друзьями мистриссъ Брандонъ и постоянными собесѣдниками ея отца былъ достойный мистеръ Ридли, отецъ знаменитаго живописца, который быль слишкомъ благороденъ, чтобы стыдиться своего смиреннаго происхожденія съ отцовской стороны. Отношенія отца и сына не могли быть очень тѣсны и коротки, особенно такъ, какъ въ дѣтствѣ молодого Ридли отецъ его, ничего не понимавшій въ изящныхъ искусствахъ, считалъ мальчика болѣзненнымъ, полоумнымъ ребёнкомъ, который долженъ былъ сдѣлаться родителямъ въ тягость. Но когда Джонъ Джэмсъ Ридли началъ достигать знаменитости въ своей профессіи, глаза отца раскрылись, вмѣсто презрѣнія, онъ началъ глядѣть на своего сына съ искреннимъ, наивнымъ восторгомъ и часто со слезами разсказывалъ, съ какою гордостью и съ какимъ удовольствіемъ служилъ онъ Джону Джэмсу въ тотъ день, когда онъ обѣдалъ у его господина, лорда Тодмордена, Ридли старшій теперь чувствовалъ, что онъ былъ жестокъ и несправедливъ къ своему сыну въ его дѣтствѣ, я съ весьма трогательнымъ смиреніемъ старикъ сознавался въ своей прежней несправедливости и старался загладить её уваженіемъ и любовью.