Как он говорит мне о том, что только что произошло где-то на краю мира.
«Что такое «расселина»?» – кричу я.
ЧТО ТАКОЕ «РАССЕЛИНА»?
Пусть все это исчезнет!
Все мое тело, каждая клеточка мозга пыталась подавить эти образы, отогнать их, стереть.
– Крепись… – профессор Бегад не отпускал мою руку.
«Вы все должны довериться Ностальгикосу, иначе процесс не будет завершен».
Я знал, что должен был сделать. Но это воспоминание убивало меня.
НЕТ!
Мне нужно было передохнуть. Хотя бы мгновение.
У меня получится. Я попробую еще раз, и тогда все пройдет как надо. Но не сейчас. Мне необходимо было собраться.
Не знаю как, но мне удалось отвернуться, каким-то чудом я смог заставить себя перестать видеть телефон, кухню, глаза папы.
К своему удивлению, я обнаружил, что профессор успел найти свои очки, но сейчас они соскользнули на самый кончик его носа. Лицо старика скривилось в болезненной гримасе. Рядом с ним тяжело дышала Эли, она говорила сама с собой, ее глаза были выпучены и пусты. Касс ушел далеко вперед. Я не мог понять, плачет он или смеется. Удерживать внимание не получалось. Моя собственная боль раздирала меня на кусочки, будто табун диких лошадей.
Впереди вскрикнул Касс, и это вырвало меня из моего кошмара.
– Касс… Касс, сынок, ты должен отпустить! – Бегад выпустил мою руку и попытался добраться до Касса.
Касса дергало из стороны в сторону, грудь выпятилась в крике, а руки поднялись над поверхностью реки:
– Пусти меня! Пусти, пусти, пусти!
– Это просто образ! – закричала Эли. – Дай ему уйти! Не борись с ним, Касс!
– Не могу! – ответил он. – Брось! Пошел прочь!
Он оскалился, а его глаза едва не лезли из орбит. К нему по дну, формируясь из тины, поползло что-то большое и красное.
Я схватил Касса за одну руку, Эли – за другую, но его взгляд был устремлен на поверхность реки.
– Нет… – прошептал он. – Только не ты…
– Джек, смотри! – вскрикнула Эли.
Из потока вырвалась пара желтых глаз, за ней последовала морда с острыми и длинными как кинжалы зубами. Пара перьевых крыльев, казалось, насыщалась глубиной, втягивая в себя затхлый воздух.
Волна несвежего дыхания едва не сшибла меня с ног.
Грифон вернулся.
Глава 28 Утерянные
Мои ушные затычки ни на один децибел не приглушили вопля Касса. Я чувствовал запах грифона, слышал его жуткий крик, ощущал кожей жар его тела. Он прыгнул вперед, и его загнутые когти пронеслись прямо у нас над головами. С обеих сторон из челюсти брызнула ядовитая слюна.
Эли что-то кричала, а Касс замахал руками, пытаясь отплыть назад. Я же понял одно: нам конец.
«Если же вы будете с ними бороться, плохие воспоминания поразят вас как чума. Я столько раз наблюдала это…» – прозвучали в моей голове слова Скилаки.
Эта река убьет нас, если мы ей позволим. Я сделал глубокий вдох, наполняя легкие горячим воздухом с запахом протухшего мяса, и посмотрел прямо в глаз грифона, хотя каждый мускул моего тела дрожал, призывая меня броситься прочь.
Вместо этого я открыл рот и заорал первое, что пришло мне на ум:
– Я НЕ БОЮСЬ ДУМАТЬ О ТЕБЕ!
Следующей мыслью стало, что я идиот. Когти были уже в каких-то дюймах от моих глаз.
Я нырнул, уходя от удара, и почувствовал, как острые концы входят в мое плечо. Боль пронзила меня до самых пяток. Меня потащило вверх.
– Не… сработало… – сказал я сквозь плотно сжатые челюсти.
Касс схватил меня за руку:
– Отпусти его, грифон!
– Эта птица пришла из твоих воспоминаний, Касс! – закричала Эли. – Не из Джека! Посмотри на него! Скажи что-нибудь!
Касс дрожал:
– Я… Я… Я не забуду тебя, и…
– Ну же, мальчик! – прохрипел профессор Бегад.
– Я не боюсь думать о тебе! – прокричал Касс.
Грифон замер. Хватка его когтей ослабла, и я погрузился назад в реку. Дрожь так и не отпускала Касса. Грифон повис над нами, он дергался, будто бился о вдруг возникшую между нами плексигласовую стену. Его яростный взгляд буравил Касса, чудовище рычало и плевалось, но постепенно теряло цвет и растворялось.
Профессор Бегад смотрел на птицельва и тоже дрожал.
– Пожалуйста, нет… Пожалуйста… Пожалуйста, нет… – забормотал он.
Это словно придало грифону сил, и он, развернувшись в воздухе, бросился на профессора Бегада. Старик закричал, когда чудовище вонзило когти в его твидовый пиджак и выдернуло его из потока. Губы профессора дрожали, глаза были широко открыты и налились кровью.
– Он тоже боится его больше всего! – сообразила Эли. – Именно его первым атаковал грифон! Он чуть его не убил! Ему не хватит сил повторить то, что сделал Касс!
– Скажите ему, профессор! – закричал я. – Соберитесь!
Старик в отчаянии молотил руками и ногами. Чудовище издало победный клич и понесло Бегада к противоположному берегу подобно ястребу, схватившему крысу.
Мы с Эли бросились за ними со всей скоростью, что только было возможно, проталкивая ноги сквозь плотный поток прозрачной реки. Касс держался прямо за нами. У чудовища ушло какое-то мгновение, чтобы долететь до берега. Но его крылья уже начали таять, а тело – терять высоту. Профессор Бегад дернулся вниз, а затем упал назад в реку.
Нам было хорошо видно, как он встает, выпрямляет плечи и смотрит прямо на грифона. С такого расстояния мы не могли его слышать, но чудовище явно отреагировало на его слова и начало тонуть.
Грифон, уже едва держась на поверхности, устремился к нам. Его когти, ноги и тело стали черно-белыми, напоминая карандашный набросок. Я раскинул в стороны руки, и наши тела слились – мое и грифона. Чудовище ударило по мне подобно волне летнего зноя. Оно начало опускаться, прошло сквозь молекулы моих ног и исчезло в песке на дне.
Раздражающий скрип помех реки казался приятной музыкой по сравнению с криками грифона.
– Я держу вас, профессор… – Эли помогла профессору Бегаду сойти с камня прямо у поверхности реки.
До противоположного берега оставалось всего несколько ярдов. Касс, не останавливаясь, устремился к нему.
– Очки… – сказал он по дороге. – Вы потеряли очки.
– Это не важно, – ответил профессор Бегад. – Когда наступит час уйти, они мне все равно не понадобятся.
Я помог Эли вывести профессора из реки на сушу. От натуги у меня все мышцы гудели, но стоило шагнуть на берег, и все прошло, как не бывало. Я прекрасно себя чувствовал, даже плечо, раненное грифоном, не болело. И одежда была совершенно сухой.
Профессор Бегад выглядел растерянным:
– Что… Что сейчас произошло?
– Последнее, что я помню, – сказал Касс, – это как Джек кричал что-то о расселине.
Я засмеялся:
– Я кричал о расселине?
– Это такая большая трещина в земле… – Эли осеклась. – Стой. Ты не помнишь?
– Ну… о твоей маме? – спросил Касс.
Мама…
Они возвращались. Звонящий телефон. Ужасное известие. Глаза папы…
Эли сощурилась на меня, затем повернулась к Кассу и профессору Бегаду:
– А вы помните что-нибудь о… грифоне?
– Типа, мифологическом звере? – спросил Касс.
– Мы в Институте Караи полагаем, что он был вовсе не таким уж мифологическим, – сказал профессор Бегад.
Эли смотрела на них так, будто не могла поверить собственным ушам.
– Ты его вызвал, Касс, – сказала она. – Из этой реки. И вы оба его победили.
У Касса округлились глаза.
– А медаль я за это получу?
– Так-так… – Эли оглянулась на реку. – Давайте подумаем. Нам сказали, что река заставит нас забыть плохие воспоминания, но для этого нужно сначала встретиться с ними. Для тебя, Касс, это был грифон. И он пришел. Мы все его видели. Он натворил немало бед, пока мы были в Греции. Но все это начисто стерто из твоей памяти. А ты, Джек… ты забыл телефонный звонок. Не знаешь, что твоя мама…
Она взглянула на меня и оборвала себя на полуслове.
Я понял, что она не хотела рассказывать мне, что именно я забыл. Не хотела, чтобы я знал о смерти мамы.
Но я знал. Я все помнил.
У меня не было «утерянных» плохих воспоминаний.
– А что у тебя, Эли? – спросил Касс.
– Не знаю. Я все помню. – Она довольно усмехнулась. – Видимо, потому что я ничего не боюсь. Ладно, а где Скилаки? Она же должна была встретить нас здесь.
Я посмотрел вдоль берега и выкрикнул имя старой женщины.
– Думаю, нам стоит подняться, – предложил я.
Но вместо этого Эли нагнулась почти к самой реке, всматриваясь куда-то в глубь. На мерцающую поверхность вынырнула пара очков.
– Эй, профессор, теперь вы вновь сможете видеть! – обрадовалась она. – Секундочку…
Она шагнула назад в реку и, подхватив очки, бросила их нам. Мы с Кассом одновременно потянулись, чтобы их поймать, но они шлепнулись на песок.
– Хорошо, что Марко этого не видел, – пробормотал Касс. – Очень хорошо.
– Спасибо, моя дорогая… – осекся Бегад, подобрав очки с земли. Он смотрел на Эли, которая продолжала неподвижно стоять в реке. Ее рот открылся в гримасе невыразимого ужаса.
– Джек… – произнесла она.
Я было двинулся к ней, но тут со дна, всего в каких-то дюймах перед Эли, поднялось нечто расплывчатое красно-белое.
На поверхность, кружа как баскетбольный мяч, вынырнуло отвратительное клоунское лицо.
Я в ужасе отпрыгнул назад. Клоун?!
Смеясь, он прыгнул на Эли, и та издала такой вопль, что у меня волосы встали дыбом.
* * *– Образ клоуна долгое время считался олицетворением страха и детского веселья, – сказал профессор Бегад, пока мы в поисках Скилаки шли по тропе между деревьями.
– Они и меня пугают, – подхватил Касс. – Эти разрисованные лица… Жуть! Я ничуточки тебя не осуждаю, Эли. Ненавижу цирк.
Эли посмотрела на него так, будто он вдруг заговорил с ней по-монгольски:
– Ты о чем?
– Не важно, – вздохнул Касс.
Мы шли уже добрых пятнадцать минут. Или то время, что можно было посчитать за пятнадцать минут, если бы это самое время все еще двигалось. Эли встретилась лицом к лицу со своим воспоминанием о клоуне и напрочь его забыла. Касс сразился с грифоном. Как и профессор Бегад.
Но я все никак не мог выбросить из головы образ звонящего телефона. Как и понимание того, что я его не забыл.
Что это значило? Что, если я все испортил? Может, стоит вернуться в реку?
Но это было последнее, чего бы мне хотелось. Мое плохое воспоминание, как и предсказывала Скилаки, практически подавило меня. Может, троих из четверых справившихся окажется достаточно? В конце концов, мы ведь перешли через реку, живые и невредимые.
Я смотрел по сторонам в надежде заметить бывшую прорицательницу. Она попросила нас подождать ее, но мне была невыносима сама мысль оставаться рядом с той ужасной рекой. Да и потом, от нее вела всего одна тропа. Пойдя по ней, мы рано или поздно должны были столкнуться со Скилаки.
Нас вел Касс, но его шаг постепенно замедлялся. Деревья росли все плотнее, а тропа становилась у́же и начала теряться в траве.
– А мы точно… – профессор Бегад устало привалился к дереву, – идем правильной дорогой?
Мы остановились. Эли оглянулась туда, откуда мы пришли:
– Касс? Куда мы идем?
Касс посмотрел по сторонам:
– Вообще-то… Я не знаю. Я потерял карту в реке.
– Не придуривайся! – разозлилась Эли. – Тебе она не нужна. Ты и так знаешь дорогу.
– Я знал, – ответил Касс. – Но… ее больше нет, Эли. Я не могу вызвать ее в памяти.
– Что значит, ты не можешь? – поразилась Эли. – Если это твой очередной приступ неуверенности, как тогда в Вавилоне, тебе самое время взять себя в руки.
В глазах Касса плескался откровенный ужас.
– Нет у меня никакого приступа. Это так странно…
Я внимательно присмотрелся к нему:
– Касс, ты можешь произнести «река Ностальгикос» наоборот?
– Ностальгикос… река? – неуверенно выговорил Касс.
– О боже, – пробормотал профессор Бегад.
– Касс, ты мог читать любые слова наоборот! – воскликнула Эли. – Ты называл это наизнанским!
Касс с трудом сглотнул.
– Скимизнанна?
– Река… – тихо сказал профессор Бегад. – Она забрала у него его способности.
– Скилаки нас предупреждала… – едва слышно вымолвила Эли. – Она сказала, что река потребует цену…
– Я думал, она имела в виду отдать ей палец руки или ноги! – ужаснулся Касс. – Я и не предполагал, что она заберет то… – Он осекся. Но я и так знал, что он хотел сказать. То, что делало его Кассом.
– Давайте вернемся, – предложила Эли. – Мы ведь должны были ждать ее там. Она говорила, что может задержаться. Вдруг она доберется иным путем.
Я взял Бегада за руку:
– Я помогу вам, если вы устали.
– Я не устал, – ответил он.
Мы пошли назад по той же тропе, но ярдов через пятьдесят неожиданно вышли к развилке в три стороны.
– Я ее не помню, – заметила Эли.
– Тропа разветвляется в том направлении, откуда мы пришли, – сказал профессор Бегад. – Ее легко не заметить, если идешь в другую сторону.
– Давайте разделимся, – предложил я. – Эли пойдет по левой тропе, Касс – по центральной, я – по правой, а профессор Бегад останется здесь. Сосчитаем тысячу шагов и повернем назад. Будем надеяться, что кто-нибудь из нас увидит реку.
Двое моих друзей пошли по своим тропинкам, а я побежал по своей, правой. Почти сразу их шаги стихли. Из-за серости всего вокруг сложно было выделить детали леса, и я постоянно спотыкался о корни и царапал ноги о кусты, оставляя на их колючках капли крови. Но даже кровь в здешнем освещении казалась серой.
Тропа петляла, и вскоре воздух ощутимо нагрелся. Сверху донесся тихий писк, и, подняв голову, я увидел стаю летучих мышей, сорвавшихся с дерева и летящих прямо на меня.
Я упал на землю, прикрывая руками голову, и в этот момент услышал новый звук откуда-то из дебрей леса – шарканье и бормотание, очень похожее на человеческое. Я встал. За деревьями в слоях темноты мелькнуло какое-то движение. Воздух вокруг посветлел до тускло-серебристого – вставало серое солнце.
– Эй! – позвал я.
– А-а…
Я аж подскочил. Лоб покрылся потом. Из глубин леса в мою сторону, будто убегая от первых лучей наступающего дня, неслись сотни маленьких теней, какие-то обезумевшие белки, кроты и мыши.
Я осторожно прошел еще немного вперед, пока не оказался у широкого пустого поля, казавшегося живым из-за бегущих по нему животных. Среди деревьев по краям я заметил фигуры покрупнее. Люди.
Но мои глаза не отрываясь смотрели на лес за полем. Туда, где ревущее пламя пожирало деревья, как вязанки хвороста. Его языки были серы, и зарево от него тоже было серым и ужасающе насыщенным.
А еще оно двигалось в мою сторону.
Я развернулся и побежал. Не останавливался, пока не добрался до профессора Бегада. Он стоял с растерянным лицом и смотрел на лес за моей спиной.
– Великая Калани…
– Сейчас здесь все будет в огне! – закричал я. – Нужно убираться отсюда. Где Касс и Эли?
– Она нас предупреждала, – сказал профессор Бегад. – Скилаки. Нужно было сообразить раньше…
«Река Фотия ограждает дворец. Она пропустит тех, кто перешел Ностальгикос и направляется к Артемисии с чистым сердцем, но уничтожит всех, в ком почувствует враждебные намерения», – прозвучали в моей голове слова Скилаки.
– Но она же говорила о реке, – возразил я. – А не об этом.
– А еще она говорила, что в ней течет не вода, – сказал Бегад. – «Фотия» с греческого означает «огонь».
Глава 29 Дверь
Прежде чем я успел броситься за друзьями, из леса выбежала Эли.
– Ребята, – сказала она, – эта тропа ведет назад к Ностальгикосу, но нам туда не пройти. Пламя распространяется слишком быстро. Где Касс?
Я уже шагнул на тропу, по которой он ушел, когда заметил впереди со всех ног несущуюся в нашу сторону знакомую фигуру.
– Кажется, я нашел выход! – закричал он. – Скорее!
Мы последовали за ним по центральной тропе. Я шел рядом с профессором Бегадом, поддерживая его. Ярдов через сто мы оказались у железных ворот, створки которых свободно покачивались на ржавых сломанных петлях. За ними начинался крутой холм с каменным квадратным строением без окон на вершине.
– Что это? – крикнул я.
Касс бежал впереди, целеустремленно направляясь к свободному от деревьев пространству. Мы догнали его на самом краю леса. Я окинул взглядом сухую землю, камешки и мертвую растительность.
– Смотрите внимательно. – Голос Касса слегка дрожал. – Скажите же, ничего нет? А теперь…
Он сделал пять широких шагов вперед, и прямо из воздуха перед ним материализовалась дверь из полированной темно-коричневой древесины с ручкой, блестящей начищенным золотом.
– Что за… – поразился я.
– Вы должны увидеть, что на другой стороне! – настаивал Касс.
– Дверь, возникающая из воздуха, – с сомнением протянула Эли. – Хм, думаю, я лучше останусь с профессором Бегадом.
– Я пойду! – заявил я с уверенностью, которой на самом деле у меня не было.
Касс взял меня за руку, а другой повернул ручку двери. И вдвоем мы шагнули внутрь.
Встречный воздух по ощущениям был похож на нырок в ледяную воду. Мои легкие будто сковало спазмом, и, подавившись, я закашлял. В первую секунду я видел лишь круглое металлическое ограждение прямо перед нами и цементный пол под нашими ногами. Больше ничего. Ни огня, ни деревьев, ничего, что напоминало бы Царство Мертвых.
– Отдышись, Джек, – сказал Касс. – Ты еще ничего не видел.
Откуда-то снизу послышался громкий металлический скрежет.
Крепко схватившись за перила, я выглянул наружу. Суровая серость Бо’глу исчезла.
Полностью.
Передо мной раскинулись узкие улочки ярко освещенного ночного города с бегущими до самого горизонта крышами: кирпичные здания и водонапорные башни, радиовышки и фонари. Из окна дома напротив гудел горн и ревела музыка. Вдалеке между зданиями я заметил огромный циферблат часов, показывающих «11.17» – ровно четыре часа назад мы, находясь в Турции, вошли в Бо’глу.