И снова дети обступили Вову, чтобы потрогать машину. Они даже выстроились в очередь, чтобы повозить ее по краю песочницы. И все было хорошо, пока на площадку не вышел Илюша. В руках он нес две машины – полицейскую и кран. Вова тяжело засопел. Он опять сделал попытку поменяться с Илюшей машинами, но тот отказался, за что получил пожарной машиной по голове. В ответ Илюша ударил Вову сначала полицейской машиной, а потом краном.
– Вова, у нас же дома есть полицейская машина! – запричитала бабушка. – Точно такая же! Пойдем возьмем и вернемся.
– Кана нет! – заорал Вова.
Крана в его игрушечном автопарке действительно не было.
И снова бабуля звонила, теперь уже невестке, давала Вове порыдать вволю в трубку и просила после работы заехать в магазин и купить ребенку машину-кран.
На следующее утро Вова, умытый, накормленный кашей, вышел на детскую площадку, держа в руках машину-кран. Бабушка следом за внуком везла пожарную машину на веревочке, милицейскую машину и еще несколько гоночных – на всяких случай. На тот же случай бабушка захватила и лопатку, и новое ведро с изображением героев мультика «Тачки», а также три печенья, две конфеты, порезанное яблочко и баранки. Она была готова ко всему.
Наконец на площадке появился Илюша. Он толкал перед собой детскую тачку, в которой лежали грабли и прочие инструменты…
– Нет, ну такого я от вас не ожидала! – сказала бабушка Вовы бабушке Илюши…
Му-му, или Самый страшный доктор
Маленькие дети, да и почти взрослые дети терпеть не могут чистить зубы. Они выдавливают пасту на язык, жуют щетку и делают все, чтобы избежать этой процедуры. Да, в нашем детстве поход к стоматологу был испытанием на прочность. Но ходили, опускали карту в специальную прорезь в двери, послушно сидели на диванчиках, потом садились в страшное кресло и даже не пытались укусить врача. Сейчас все по-другому. Когда я впервые попала в специальную стоматологическую клинику для детей, то сама открыла рот. Уже на входе. На стене висел огромный плазменный телевизор, где нон-стоп шли мультики. В углу – игровая со всеми мыслимыми игрушками, от детской кухни до железной дороги. Аквариумы с экзотическими рыбками, огромный сундук с подарками, в который можно было нырнуть с головой и выбрать любой. Часики в виде Буратино, оранжевое кресло и еще один телевизор, вмонтированный в потолок, – открой рот и смотри на здоровье. Врачи в смешных костюмах с зайками и мишками, специальные пасты со вкусом клубники.
Можно кричать, орать, ерзать в кресле, кусать врача за руку, дрыгать ногами. Можно все. Никто и слова не скажет.
Моя дочь Сима дважды уходила из одной клиники, устроив показательный рев, но забрав из сундука подарки. Женщины-стоматологи с ней не справились. Я нашла другую клинику.
– Скажите, а у вас есть врач-мужчина? Молодой желательно? – спросила я, когда записывалась на прием.
– Есть, конечно, – вежливо ответили мне, не спросив, не сошла ли я с ума.
Симе достался прекрасный молодой доктор и не менее прекрасная медсестра. Во всяком случае, когда я лежала на дочери, держа ее ноги, медсестра обдувала меня из специального шланга, чтобы я не потела. И промакивала лоб ваткой.
Врач надул Симе два шарика с помощью другого прибора и завязал зубной нитью.
– Скажи спасибо, что у тебя есть возможность предоставить ей выбор, – строго сказала моя мама, когда я поделилась с ней радостью: мы нашли врача и запломбировали зуб.
И ведь она права. Да, это счастье, что у меня есть такая возможность. И счастье, что моя дочь не будет вспоминать своего первого стоматолога, как вспоминаю его я. То есть ее. Меня лечила женщина, которая называла меня исключительно с…ой. И я боялась спросить у мамы, что значит это слово.
Кстати, нашего доктора – красивого юношу с ласковым голосом – мамы девочек передают друг другу «из рук в руки». Девчушки в него влюбляются немедленно и открывают от восторга рот. Мамы тоже в него влюбляются, ведь нам нужно не так много – сказать, что эта покрасневшая от крика, брыкающаяся девица в кресле – красавица.
Вот мальчики – совсем другие. Я повела сына к стоматологу, однокласснику моего мужа. Виктор Анатольевич – замечательный врач. Хотя бы потому, что он единственный человек, который разговаривает с моим мужем как с умалишенным. «Делаем кусь-кусь», – говорит Виктор, и муж послушно прикусывает бумажку. «Теперь плескаться-бултыхаться», – велит доктор, и муж отхлебывает из стаканчика и прополаскивает рот. А еще он достает искусственную челюсть, зубную щетку и учит моего мужа «чистить зубки». И тот сидит и внимает. С нашим сыном Васей Виктор разговаривает как со взрослым. Он показывает ему снимки чужих челюстей, объясняет, для чего нужен каждый прибор, и разрешает рассмотреть в зеркальце мой кариес. То есть я лежу в кресле, а надо мной свисают две головы – Виктора и Василия.
– Открой рот пошире, – велит Виктор. – Ребенку не видно.
Вася очень любит ходить к Виктору и одно время даже подумывал стать дантистом. Со мной стоматолог очень любит поговорить – про жизнь, про детей. Он задает вопрос и сам на него отвечает. Спорить, находясь в зубоврачебном кресле с открытым ртом, я не могу – только мычать или издавать гортанные звуки типа хрипов. Но Виктору этого вполне достаточно. Он считает меня замечательной собеседницей.
Главное, что я его никогда не узнаю без маски, шапочки и врачебной униформы. И каждый раз мне бывает стыдно. И по телефону я его не узнаю, потому что со мной он разговаривает, не снимая маску. Такое знакомое бу-бу-бу. А если без маски – совсем другой голос.
Но история не об этом. У Васи на школьном медосмотре нашли кариес, и я повела его к Виктору. Василий лежал в кресле, я стояла рядом и впервые в жизни могла вести со стоматологом нормальную беседу. Мы смеялись, обсуждали школьные проблемы, пока Вася не начал стонать. Виктор увлеченно ковырялся в ребенкином рту.
– Вася, лежи спокойно! – прикрикнула я на сына.
– Что? Мешает? – Виктор подергал трубочку, которая отсасывает слюну, не знаю, как она называется.
– М-м-м-м, – продолжал стонать Вася.
– Потерпи, – велела я. – Уже большой.
– Сейчас закончу, – пообещал Виктор.
Василий в кресле уже начал ерзать и корчиться.
– Вася, что?
– Гы-мы-ы, – ответил ребенок.
– Кресло пониже? Или сглотнуть хочешь? – спросил Виктор.
– Хр-хы, – ответил сын. Он начал вставать, отмахиваясь от рук Виктора.
– Еще две минуты, и я тебя отпущу, – пообещал доктор.
Вася начал биться в конвульсиях.
В этот момент в кабинет зашла медсестра. Посмотрела на нас с Виктором и кинулась к Васе. Одним движением она сорвала с него медицинскую маску, которую Виктор любит надевать пациентам на глаза – чтобы не брызгалось, когда он снимает налет.
– Он же у вас чуть не задохнулся, – сказала нам медсестра.
Василий шумно начал втягивать воздух. Оказалось, что маска сползла ему на нос, и дышать ему было почти нечем.
– Чего не сказал-то? – удивился Виктор.
– Герасим… – ответил сын.
– Кто? – не понял доктор и посмотрел на меня.
– Это Вася у нас так шутит. Они «Му-му» в школе проходят, – объяснила я.
– Какие уж тут шутки! – проговорил Вася, сползая с кресла.
Вне зоны доступа, или Лагерное детство. Как отпустить ребенка в поездку одного?
Я всегда была очень тревожной мамой и отдавала себе в этом отчет. То есть головой я понимала, что моему сыну рано или поздно придется оторваться от моей юбки, но сердце кричало: «Нет! Ни за что!» Когда Васе было шесть лет, я решила отправить его в спортивный лагерь, чтобы мальчик почувствовал себя в коллективе, подготовился к школе. Лагерь нашелся быстро, тренеры были замечательные – умные, внимательные, но, в сущности, дети: по двадцать лет. В лагерь мы поехали вместе – я напросилась на роль вожатой и честно отработала смену.
На следующее лето я клятвенно пообещала себе, что отпущу сына одного. Пусть ему будет непросто, но пережить это надо, говорил мой разум. «Кому надо?» – кричало сердце. Буквально перед отъездом я узнала, что в лагерь едут еще три мамы – будут жить по соседству, чтобы не мешать детям социализироваться. И конечно же, я оказалась четвертой. Мы не мешали детям, как могли – и своим, и чужим. Мы были всеобщими мамами. Подкармливали, следили из-за кустов, стирали белье, переодевали.
Еще один раз я ездила вожатой и один раз помощником повара. Господи, как вспомню эти ведра макарон и супы в кастрюлях размером с котел, так плохо становится. Вожатой ездить лучше – я возвращалась похудевшая на десять килограммов и с хорошо поставленным голосом. После вахты на лагерной кухне я приехала с перебинтованными от порезов руками. Степень моей тревожности не уменьшалась, а только возрастала. Вася уже смирился. Муж был даже рад – так было спокойнее.
И мне было спокойнее, потому что я знала лагерную жизнь изнутри.
До сих пор вспоминаю девочку-вожатую. Она была чудесной, милой, доброй, детей любила до дрожи. Ей едва исполнилось девятнадцать.
– Катечка, а если что-то случится? Тебе не страшно брать на себя ответственность? – спросила я.
– Ничего не случится, с Божьей помощью. – Катечка оказалась глубоко верующей девушкой, которая была убеждена, что если помолиться, то ничего страшного не произойдет. – Вот Господь мне вас послал.
Я смотрела на нее, раскрыв рот. Она кротко улыбалась. И я понимала, что теперь буду нести ответственность не только за своего сына, но и за остальных пятнадцать детей, да еще и за Катечку – меня об этом просила ее мама:
– Приглядите там за ней, – и перекрестила меня на дорогу.
А другую вожатую я потеряла на третий день. Девчушка влюбилась в местного жителя и ушла к нему в светлое будущее. Если бы девушке было тридцать лет, я бы только вздохнула с облегчением, но ей было двадцать, и я переживала. Телефон ее молчал. Через два дня вожатая появилась, заплаканная, нечесаная. Любовь оказалась, естественно, несчастной. Парень ее обманул в самых лучших ожиданиях – оказался женатым. И до конца смены я ее искала по всем углам – то она закрывалась в ванной и рыдала, то уходила в подсобку и плакала в телефон, то запиралась в комнате и не открывала дверь. На детей она могла реагировать только всхлипами и слезами – ведь она так мечтала о ребенке! В какой-то момент я собиралась купить ей билет на самолет и отправить ближайшим рейсом. Но девушка все еще надеялась на чудо, только ей ведомо, какое именно. Мне было важно привезти ее домой, на родину, живой и здоровой. А ведь она упиралась – собиралась остаться и ждать не пойми чего. То есть понятно чего – счастья и любви до гроба.
Была еще одна девица. Не дура совсем: неглупая, образованная, могла любого подростка уболтать, заинтересовать. Только находила себе приключения на одно место. Мы ее теряли по вечерам. Но ближе к обеду следующего дня она возвращалась как ни в чем не бывало. Дома ее при этом ждал жених – умный парень, то ли физик, то ли химик. А ей хотелось настоящего, простого и временного! Вот и искала.
Мне нравились эти девочки, но своего ребенка я бы им не доверила даже на сутки. Им самим нужна была вожатая – разговаривать, успокаивать, следить, чтобы чего не натворили. Дети – это колоссальная ответственность, а девочки этого не могли понять в силу возраста и отсутствия опыта и страха – родительского страха, который приходит только после родов.
Я все школьные годы провела в лагерях и не хотела, чтобы у моих детей был такой же опыт выживания, какой приобрела я. Поэтому я готова была следовать за сыном хоть тушкой, хоть чучелком – уборщицей, вожатой, кем угодно, – но только чтобы быть с ним.
Когда Васе исполнилось двенадцать, он сказал, что на школьные каникулы поедет на экскурсию в Питер. С классом. И если я поеду с ним, то вообще… Это ему физрук посоветовал, когда надо было играть в футбол за округ. Вася сообщил, что у него в этот день репетитор, занятия… Физрук сказал: «Просто поставь перед фактом». Теперь Василий следует совету физрука.
Вася принес домой инструкцию для родителей: дети прибывают на Ладожский вокзал, живут в гостинице такой-то, экскурсии по пушкинским местам, встречать тогда-то.
– Ладожский? – У меня упало сердце. – Где в Питере Ладожский вокзал?
Я уже рассчитала, что если уеду на Сапсане, то успею перехватить ребенка на вокзале. И только один клик отделял меня от заказа билета.
– Мама, если ты это сделаешь, то я не знаю, что сделаю! – пригрозил сын.
Три дня. Три перемены белья. Обувь, тапочки, чистые рубашки. Телефон, зарядка. Деньги на телефон. Еще раз проверить зарядку.
– Очень тебя прошу, звони мне два раза в день – утром и вечером! – заламывала я руки.
– Хорошо, – кивал сын, вырываясь из моих жарких и тревожных объятий.
Телефон он отключил сразу. Потом все-таки позвонил – сообщил, что сидит в поезде. Вагон плацкартный. Все хорошо – рядом мужики пьяные. Я успела только вскрикнуть. Сын оказался вне зоны доступа.
Утром телефон был выключен. В обед тоже. Вечером – никаких признаков жизни. Я даже зашла на страницу сына «ВКонтакте» – исключительно из соображений безопасности, но и там его следов не обнаружилось.
Я хотела позвонить учительнице, которая их сопровождала, но почему-то боялась.
– Позвони ты, – попросила я мужа.
– Уже поздно, после одиннадцати звонить неприлично, – ответил он.
– Речь идет о нашем сыне! – заорала я. – Звони!
Телефон учительницы тоже был выключен.
– А она какой предмет преподает? – поинтересовался муж.
– Не помню! Не спросила! – Я глотала валерьянку. – Завтра они пойдут по пушкинским местам. Надо их перехватить.
– Где именно? – вежливо уточнил муж.
– Не знаю! Надо подключать питерских знакомых!
– Ну, можно позвонить Инне. Она как раз по этим местам специализируется. Экскурсоводом работала. – Муж как-то мечтательно задумался.
– Знаю я, по каким местам она специализируется! – Я орала, валерьянка не действовала.
Инна когда-то была влюблена в моего на тот момент еще не мужа. Она водила его по пушкинским местам, дворам-колодцам и очень хотела выйти за него замуж. Я видела Инну один раз в жизни. Она подошла ко мне и заявила: «На твоем месте должна была быть я!»
Мой муж очень любит Питер. В той же степени, в какой не люблю этот город я. Ну, меня можно понять. Ведь там я встретилась с Инной, которая завела меня в какой-то двор и сказала все, что обо мне думает. Кстати, у нас с городом нелюбовь взаимная. Когда бы я ни приехала в Санкт-Петербург, он встречает меня шквалистым ветром, ураганом, снегопадом, резким скачком температуры. В гостинице отключают воду, а если и включают, то вода пахнет болотом, отопление работает с перебоями, странные люди хватают меня за руки, машины обдают душем, я мерзну и страдаю. Однажды меня водил по городу знакомый мужа. Он все время смотрелся в витрины магазинов. Не мог собой налюбоваться. Стоял и подолгу смотрел в отражение. А с виду казался нормальным. Еще одна знакомая носила кружевные перчатки в любое время суток, была при этом лысой, то есть бритой наголо, и очень злобной. Впрочем, Инна тоже была со странностями. Моему будущему мужу она решила отомстить, связав свою судьбу с пушкинистом-фантастом, который писал роман о том, как на дуэли погиб не Пушкин, а Дантес.
Я живо себе представила, как Инна разыскивает моего сына и отбирает его у меня, и пошла пить коньяк.
– Другие варианты есть? – поинтересовалась я у мужа.
– Есть. Там сейчас мой друг Дима.
Пришлось налить себе еще коньяка. Дима – чудесный человек, практически святой. Только пьет много и от этого становится еще чудеснее и святее. Он даже букашку не обидит. Женщин лобызает страстно, детей тоже. Любит всех. Готов всех взять замуж, удочерить, усыновить и еще раз взять замуж. Ну, смотря, сколько выпьет. У Димы есть дочь, которую он однажды потерял в гостях и не помнил, в каких именно. А еще один раз чуть не утопил в бассейне. Был еще случай, когда он забыл девочку на вокзале, перепутав с другой. Но все эти случаи заканчивались счастливо – с дружным братанием, лобызанием и распитием спиртных напитков. Я бы Диме даже морскую свинку не доверила, ее тоже жалко. Он бы ее научил пить, целоваться и подавать лапу. Дима знает подход к людям, его все любят…
Телефон Васи был отключен. На второй день к вечеру я сдалась.
– Звони кому хочешь, – сказала я мужу.
Буквально через час сын позвонил сам.
– Ты где? – заорала я.
– В пивном ресторане. У меня все хорошо, – ответил сын и дал отбой.
Немедленно позвонил Дима, который сообщил, что уже выпивает с учительницей и лобызает ей руки. Жаль, что дети рядом, поэтому пока только руки. А еще раньше их нашла Инна на экскурсии. И даже ее провела.
Телефон зазвонил снова.
– Да, Васюш, малыш, у тебя все хорошо? – проблеяла я.
– На твоем месте должна была быть я! – услышала я голос Инны.
И тут же в трубке послышался Дима:
– Машка, нормально все, я тебя обожаю, люблю, целую.
– А где учительница? – прокаркала я.
– Инусь, а где учительница? – ласково спросил Дима, и я услышала громкий звук поцелуя. – Машка, все хорошо, Ванька с нами.
– Вася! – заорала я. – Сына зовут Вася!
Эти двое, неизвестно как встретившиеся, вытащили с экскурсии другого мальчика, Ваню, Васиного однофамильца. Перепутали. Притащили его в ресторан вместе с учительницей и другими детьми. Инна, выпив, проводила им экскурсию «на месте». То есть они нашли другую группу, но ведь нашли!
А мой сын в это время, поужинав в другом пивном ресторане, спокойно спал в своем номере.