А мой сын в это время, поужинав в другом пивном ресторане, спокойно спал в своем номере.
Дети-консерваторы, или Как правильно выйти из подъезда. Ритуалы в жизни ребенка
Да, давно никто не спорит – ритуалы для ребенка важны и нужны. Правильный отход ко сну способствует спокойному сну. Утренний подъем определяет весь день. Нужны и семейные ужины, и традиционные пироги по субботам, и чтение книжки на ночь. Можно выработать ритуал ухода мамы на работу – махать рукой в окно, строить рожицы. Если повторять это каждый раз, ребенок будет знать, что мама вернется, и будет спокоен.
Конечно, режим дня очень важен не только для маленьких детей, но и для родителей – тогда хоть понятно, когда успеешь сходить в душ и помыть полы.
У нас тоже есть ритуал выхода не только родителей, но и всех гостей из дома – нужно обязательно помахать рукой на лестничной площадке, пока ребенок смотрит в дверной глазок. И потом уже не важно – вернется гость или нет, но важно помахать.
Воскресным утром я всегда жарю сыну гренки. В принципе могу пожарить их и в понедельник, и в среду, но он ест гренки исключительно по воскресеньям. А ему уже почти тринадцать лет.
В каждой семье – свои ритуалы. Как правило, случайно придуманные. Есть семьи, в которых даже родители не знают, что будут делать через пять минут. И дети прекрасно себя чувствуют – засыпают, когда уснут, встают, когда проснутся.
Но есть совершенно ничем не объяснимые ритуалы, которые придумывают себе дети. Вот я в детстве шла обедать или ужинать только после того, как мама позовет меня к столу три раза. Если мама звала только два и потом кричала: «Все, останешься без обеда!» – я соглашалась остаться без обеда. И не помню, чтобы очень от этого страдала. Прошло достаточно времени, пока мама не разгадала мой ритуал, который я хранила в тайне. С того времени мама трижды звала меня к столу, я получала регулярное питание и сильно растолстела.
А одна мама на детской площадке рассказывала мне, что в детстве не засыпала без стакана теплого молока, которое терпеть не могла. Но бабушка ей сказала, что без молока ей приснятся черти с рогами и копытами, и бедная девочка давилась молоком на ночь. Даже когда она ездила с родителями в пансионаты и в те места, где нет возможности подогреть молоко, ее мама грела молоко кипятильником, чтобы дочь, на тот момент уже тринадцатилетняя девица, наконец уснула. Сейчас ее сын запасается на ночь провизией, как в голодные годы. И это не конфетка с печеньем, а колбаса, сыр, хлеб и даже тарелка с макаронами. Сын это не ест – важно, чтобы поднос стоял рядом с кроватью. Никто мальчика не пугал чертями, никто не запирал на ночь холодильник. Но мама вынуждена перетаскивать его содержимое в детскую.
А еще одна мама рассказывала мне, что дочь предпочитает только белые трусы. Без рисунка. И никакие киски, бантики, звездочки и розочки не производят на нее впечатления. Только белые. В других из дома не выйдет. Попробуйте найдите сейчас в магазинах просто белые трусы, без рюшечек, оборочек и прочих красот, и вы поймете эту маму.
Опять же, мой сын-подросток садится делать уроки только в четыре часа. Не раньше и не позже – я засекала. Даже если у него тренировка, репетитор или он вообще болеет и лежит дома, много заданий или мало, за уроки он сядет только в четыре. Хоть ты тресни.
Про ритуалы, граничащие с суеверием, – обуться только с правой ноги, встать непременно с левой, в день зачета пойти в черных брюках (это опять мой сын придумал), а не в серых, потому что серые – «несчастливые», я даже говорить не хочу. Потому что черные – заношены до дыр, а серые – почти новые, и я только что их погладила.
Но от ритуалов никуда не деться. И наши дети ищут счастливые номера на машинах, приговаривая «Мое счастье, мое счастье, мое счастье», кладут учебники под подушку и ложатся спать только после того, как два раза выключат и включат свет, требуя, чтобы электричество горело в коридоре, а занавеска была задвинута не до конца, но почти, нет, еще чуть-чуть, пока не появится нужный зазор.
Маленькие дети – самые консервативные консерваторы. Если однажды сложился порядок, то его надо придерживаться. И смена ритуалов равносильна революции.
Знаете, как отличить женщину или мужчину, у которых есть маленькие дети, от всех остальных жителей подъезда? Нужно зайти в лифт. Мать ребенка никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не нажмет кнопку вызова лифта или этажа первой, если рядом стоит ребенок, даже чужой. И будет покорно ждать, пока малыш тянется к кнопочке, а потом долго выбирает нужный этаж, нажав еще на парочку ненужных. Потому что она знает: если ребенка опередить, скандал будет такой, что услышит весь подъезд и еще два соседних.
Точно так же обстоит дело с кнопкой открывания двери подъезда. И мужчина, который не спешит нажимать кнопку и открывать дверь, вовсе не плохо воспитан. Это означает только одно – он отец маленького ребенка и уже твердо уяснил: с этим может справиться только малыш.
Иначе что? А то, что ребенок может вообще отказаться выходить на улицу, и несчастной матери придется возвращаться в квартиру и повторять весь ритуал сборов на прогулку. Моя дочь, например, со слезами и криками возвращается в квартиру, раздевается, потом снова одевается, выходит, закрывает ключом дверь (только верхний замок, к нижнему она равнодушна), нажимает кнопку, потом еще одну, и еще одну и в конце пути лично толкает дверь подъезда. Однажды мы так два раза возвращались. На третий раз сосед попытался нам помочь и нажать кнопку двери подъезда.
– Не трогайте! – заорала я как полоумная. Да такой я и была в тот момент, учитывая, что мне тоже приходилось раздеваться и одеваться, чтобы все было «по правилам». Потому что если дочь раздевается, а мама нет, то это нечестно и не взаправду, так что не считается.
Мужчина отскочил от двери как ошпаренный, и мы, к счастью, вышли.
Если вы думаете, что моя дочь избалована и с ней надо быть построже, то даже спорить не стану. Но тогда уж надо быть построже и с мальчиком Петей с десятого этажа, и с девочкой Дашей с восьмого. Они любого взрослого переупрямят. У нас, мам, есть еще одна задача – сделать так, чтобы эти трое не оказались в одном лифте. Иначе мы из дому вообще никогда не выйдем и в дом никто не попадет. Так один раз было. Дети нажимали на этажи «по очереди» – кто первый, причем назло второму и так, чтобы последняя кнопка осталась за третьим ребенком. Вниз мы ехали минут десять, останавливаясь на всех этажах, общаясь с диспетчером (кто-то из детей нажал «вызов»). Потом эта троица кинулась к входной двери, снеся с ног консьержку, и чуть не сорвала с петель железную дверь, перед этим раз тридцать нажав на кнопку выхода – каждый хотел, чтобы именно после его нажатия открывалась дверь.
Мы, мамы, вжались в стены, делая вид, что проверяем почтовые ящики, рассматриваем герань и оказались на лестнице случайно, поскольку с двух сторон – в подъезде и на улице – образовались очереди на вход и выход. И стоило кому-нибудь из соседей, желающих войти в подъезд, открыть дверь, как наши дети объединяли усилия и начинали громко орать, чтобы сосед отпустил дверь. Правда, одну бабулечку они выпустили. Бабуля, видимо, сама была счастливой обладательницей явно не одного внука, поэтому сохраняла стоическое спокойствие, даже равнодушие. Она залезла в карман, достала три карамельки, раздала их детям и спокойно вышла, пока те шуршали обертками. Слава богу, дети были еще слишком маленькими и не додумались взымать плату конфетами за вход и выход…
Те же ритаулы сопровождают выкатывание и закатывание самоката или велосипеда в дом. Я затаскиваю велосипед по пандусу. А когда на прогулку вышел папа, ему было проще снести его на руках. Он мне позвонил с первого этажа под дикий рев дочки.
– Чего она хочет? – восклицал муж, перекрикивая ор дочери.
– А что ты сделал? – проорала я в ответ.
– Ничего!
Пришлось выяснять подробности – как спускались, кто нажимал кнопки, кто первым выходил из лифта, на каком лифте спускались – на правом или на левом, что имеет колоссальное значение.
– Как ты спустил велосипед? – допытывалась я с настойчивостью следователя по особо важным делам.
– Спустил, и все! – Муж не понимал, что происходит.
– Ты его скатил или снес? – уточнила я.
– Взял в руки и спустил, а что? – Муж уже чувствовал себя виноватым, но никак не мог понять в чем.
– Тогда поднимись снова и скати по пандусу! – сказала я.
Можно, конечно, спросить, почему дочь не объяснила, как именно должен быть спущен велосипед. Но она объясняла – хватала велосипед и пыталась затащить его на лестницу, продолжая орать. Говорить она не могла, поскольку была занята криком и подъемом велосипеда.
Велосипед – это еще ладно. Вот у мальчика Пети с десятого этажа есть особый ритуал купания. Он не может просто так залезть в ванну, только по особой схеме: сначала раздеться, и только потом мама может включить воду. Если мама набирает ванну раньше, чем Петя разделся, она вынуждена слить воду, Петя должен вернуться в комнату, одеться и раздеться снова. И сначала он чистит зубы, а потом моется. То есть если мама начнет ему мыть голову, забыв о том, что Петечка еще не почистил зубы, то мы возвращаемся в начало. Петя с ревом вылезает из ванны, мама спускает воду, Петя идет одеваться, потом раздеваться, затем мама включает воду, Петя чистит зубы и только после этого разрешает помыть себе голову. И ему все равно, что уже и ванная, и мама, и коридор, и комната в пене и в воде по щиколотку, мама уже почти не говорит, а только икает. Петя соблюдает ритуалы.
Велосипед – это еще ладно. Вот у мальчика Пети с десятого этажа есть особый ритуал купания. Он не может просто так залезть в ванну, только по особой схеме: сначала раздеться, и только потом мама может включить воду. Если мама набирает ванну раньше, чем Петя разделся, она вынуждена слить воду, Петя должен вернуться в комнату, одеться и раздеться снова. И сначала он чистит зубы, а потом моется. То есть если мама начнет ему мыть голову, забыв о том, что Петечка еще не почистил зубы, то мы возвращаемся в начало. Петя с ревом вылезает из ванны, мама спускает воду, Петя идет одеваться, потом раздеваться, затем мама включает воду, Петя чистит зубы и только после этого разрешает помыть себе голову. И ему все равно, что уже и ванная, и мама, и коридор, и комната в пене и в воде по щиколотку, мама уже почти не говорит, а только икает. Петя соблюдает ритуалы.
А девочка Даша с восьмого ложится спать только после того, как посмотрит, есть ли звездочки на небе. И можно представить себе замешательство бабушки, оставленной посидеть с внучкой, когда Даша с диким криком полезла на подоконник. Ведь сделали все как положено – и книжку почитали, и песенку спели, и ночник включили, и тут – скандал на ровном месте. И Дашина мама, вырвавшаяся в театр, просидела почти весь спектакль в фойе, расспрашивая бабушку о каждом сделанном дочкой шаге. Когда дошли до звездочек на небе, спектакль закончился. Но Дашина мама была рада – дочка на три секунды забралась на подоконник, убедилась, что звезд нет, и спокойно легла спать. Бабушка пошла пить валерьянку.
Клоун Леша, или Любимые игрушки. Детские привязанности
У каждого ребенка есть любимая игрушка. Настолько любимая, что она становится полноправным членом семьи. У меня в детстве была плюшевая кошка. Достаточно большая и, как я теперь могу оценить, страшноватая с виду. Черная, с белой грудью, угрожающе торчащими усами и недобрыми зелеными глазами. С кошкой я не расставалась – спала с ней, ела, носила в детский сад и поликлинику. Никто не мог разлучить меня с игрушкой, даже когда шерсть у нее полиняла и зияла проплешинами, половина усов отвалилась, а один глаз оторвался. Моей маме даже было стыдно со мной выходить на люди – у ребенка такая старая и ужасная игрушка. Неужели нельзя купить новую? Новые кошки, а также зайчики, мишки, белочки не помещались в ящике. Несколько раз мама предпринимала попытки подарить кошку детскому саду, «забыть» в поликлинике или на детской площадке. Но под мой рев и крик кошка возвращалась домой. Кстати, она у нас хранится до сих пор. В нее играл сначала сын, а потом дочь. Без трепета, однако с большим уважением. Кошка, которой я так и не дала имя, живет на шкафу, около батареи. Лежит себе спокойно и, думаю, достанется еще моим внукам.
Дочка моей подруги лет до пяти ходила с детским одеялком, скорее пледиком. Плед был застиран до дыр, но дочка таскала его за собой повсюду. И никакие убеждения – ты уже большая, зачем он тебе нужен – не действовали. А до пледика эта малышка не расставалась с пеленкой, которую приходилось привязать к соске, чтобы не терялась. Она шла, а за ней всегда тянулась пеленка.
Поскольку я и моя подруга – уже другое поколение мам, то мы очень беспокоились по поводу таких привязанностей. И конечно, читали на эту тему разнообразные статьи. Что нам говорят психологи? Что у ребенка – недостаток внимания и материнской любви. Что он испытывает стресс, который пытается компенсировать такой привязанностью к игрушке (пледу, одеялу, сумочке). Налицо явные проблемы психологического характера.
Но тогда получается, что у нас вообще нет психически здоровых детей и в каждой семье – нездоровый климат. Потому что я видела куклу с оторванной рукой, лысую, в разорванном платье, которую маленькая девочка прижимала к груди и сажала ее за стол в ресторане на отдельный стул. И родители не спорили. Видела машинку, точнее, остов от машины – без колес, с облупившейся краской, с которой не расставался мальчик, обладатель внушительного игрушечного таксопарка. И пледики, в которые дети заворачиваются даже в несусветную жару, мне попадаются часто. И уточки (дельфинчики, поросята, тигрята и прочая живность), о которых можно только догадываться, что они уточки (и так далее), тоже встречаются на каждой детской площадке чуть ли не у каждого ребенка.
Сима, например, одно время очень любила Смешариков. Они ей достались в наследство от старшего брата. После очередного занятия в детском клубе выяснилось, что одну из них, Нюшу, мы забыли на стуле в раздевалке. Сима горько плакала, надевала штаны, сапоги и рвалась спасать свою любимицу, отказываясь обедать и ложиться днем спать. Мне оставалось только сесть в машину и ехать назад. Нюша валялась в углу под стулом. Я схватила ее и поехала домой. Сима увидела Нюшу и зарыдала еще горче. До истерики.
– Не надо! – закричала она.
– Что «не надо»? Почему?
Сима кинулась в комнату и принесла мне еще одну Нюшу.
– Ну, будет у тебя две. Хочешь конфету дам? – Я пыталась успокоить дочку.
– Нет!
После пересчета всех Смешариков выяснилось, что потеряли мы Кар-Карыча, а не Нюшу. Сима успокаиваться никак не хотела. Я опять села в машину и поехала в детский клуб.
– Вы Кар-Карыча тут не видели? – спросила я у охранника, в очередной раз облазив все закутки раздевалки.
– Нет, – ответил тот. – Тут женщина между вами какую-то свинью искала.
– Нюшу! А что значит «между вами»?
– Она приехала после того, как вы ее забрали, и до того, как сейчас вернулись, – объяснил охранник.
– Как зовут женщину? Вы телефон знаете? Адрес? Почему вы ничего не проверяете? Зачем вы вообще здесь сидите? – накинулась я на него.
Вместе с администратором клуба и тремя педагогами мы пытались установить, как зовут ребенка, у которого в руках кто-то видел Нюшу. Получалось, что таких девочек было четыре. Вроде бы.
– А почему вы мальчиков не считаете? – все еще обиженно спросил охранник. – Мальчиков тоже надо считать.
– Давайте я вам дам список всех детей, которые были сегодня на занятиях. Будете обзванивать родителей. Только мы пропуски не отмечаем. Или хотите, заберите из зала снежинки и вот, у нас тут кукла есть… – предложила администратор.
– Нет, буду звонить, – решила я.
– Здравствуйте! – На пороге появилась взмыленная женщина. – Мне нужны телефоны всех родителей детей, которые сегодня утром были на занятиях!
– Что-то случилось? – спросила администратор.
– Случилось!!! – почти закричала мама, как будто речь шла о жизни и смерти.
– Что? – ахнула администратор.
– Несчастный случай!!!
– Хорошо, подождите минутку. – Администратор пошла к компьютеру.
Женщина села на стул, встала, опять села. Точно так же вела себя я.
Администратор подготовила список в двух экземплярах – для женщины и для меня.
Получив на руки списки, мы синхронно начали звонить.
– Здравствуйте, я из детского клуба, скажите, вы сегодня были на занятиях? Да? А игрушку чужую не забирали случайно? – В один голос спросили мы у абонентов.
– Нюша? – повернулась я к соседке.
– Кар-Карыч? – откликнулась она.
Мы торжественно достали из сумок игрушки, обменялись и обнялись на прощание.
Все маленькие дети, без исключения, любят воздушные шарики. Они на них производят прямо-таки завораживающее впечатление. Моя Сима, например, следит, чтобы в доме были шарики всех цветов. И если лопается синий, то нужно срочно бежать восполнять коллекцию. В доме всегда праздник – шарики везде: над головой, под ногами. А тут ей в детском клубе подарили клоуна из воздушных шаров. Голова – один шар; руки, ноги, туловище – много маленьких шариков. Приз был торжественно вручен женщиной-охранником за примерное поведение и отличные достижения в танцах.
– Слава богу, избавились наконец! – шепнула мне она с искренним восторгом. – Прямо заколдованный, прости господи! Кстати, его зовут Леша.
– Кого? – не поняла я.
– Так его же! Клоуна! Он даже отзывается. Я с ним тут по вечерам разговаривала…
Конечно, я потребовала подробностей о заколдованном клоуне Леше, вспоминая, что эта милейшая женщина, меньше всего пригодная для охраны детского учреждения, смотрит на маленьком телевизоре битвы экстрасенсов и прочие магические сериалы.
Историю она мне рассказывала жарким шепотом, чтобы «не услышали дети». Хотя дети тут же начали «греть уши», как сказала эта женщина-секьюрити. Клоун, ростом со взрослого человека, был подарен мальчику Никите на день рождения от мамы. Мама и подумать не могла, что это чудище окажется таких размеров и станет причиной ее невралгии.