Стало темно.
Нет, ощущение темноты возникло не из-за того, что небо облепили плотные тучи, а именно – стало темно, словно свет обратился в свою противоположность.
Темно стало всюду, но особенно – над Зелёным островом, который захватили не сумерки, а полноценная ночь.
Тьма окутала Ростов несмотря на то, что до заката оставалось несколько часов.
Тьма пришла…
– Жажда движет миром. Жажда дарует нам силу. Жажда есть соль чувств и движитель сущего! Жажда зовёт нас вперёд!
Факелы вспыхнули ярче, их пламя поднялось до середины клёна, и если бы свет огня был не красновато-жёлтым, а белым, могло показаться, что на поляну вернулся день.
– Жажда требует повиновения!
– Мы повинуемся, – произнёс распластавшийся на символе Слуги Зоран.
– Жажда требует крови!
– Мы приготовили жертвенного зверя!
– Жажда требует смерти…
Виктор медленно подвёл равнодушного Коллекционера к символу Перехода, и подоспевший Жрец ловко, стремительным, но необычайно точным движением перерезал маньяку горло.
– Да! – У Зорана, слегка привставшего над символом, раздулись ноздри. Он почувствовал лишь отголосок того наслаждения, которое должна дарить чужая смерть верным адептам Камня, и остро позавидовал Жрецу, на долю которого пришлась основная сладость.
А в следующий миг устыдился своей зависти и вновь уткнулся носом в символ Слуги, продолжая шептать восхваляющие арканы.
Кровь Коллекционера потоком хлынула на Ритуальный Круг. Смирнов, который наблюдал за происходящим от двери землянки, тоскливо завыл.
– Смерть Зверя напитает Символы нашей Жажды подлинной благодатью!
Вебер легко, как пушинку, подхватил ещё хрипящего Коллекционера, перевернул его и понёс, орошая Круг свежей кровью.
– Жажда требует!
– Да! – Внутри у Зорана стало сладко-сладко.
Жажда требует! Жажда зовёт, и только смерть способна напитать её. Жажда есть и цель, и смысл. Жажда есть жизнь.
– Жажда требует повиновения!
– Мы повинуемся, – повторил Зоран.
– Жажда требует крови!
– Мы приготовили жертвенного зверя!
Вебер швырнул опустевшего Коллекционера в сторону и подвёл к символу Перехода Смирнова. Тот выл, но не вырывался, будучи скован заклинанием пут.
– Жажда требует смерти…
Острый, как бритва, клинок ритуального ножа режет горло маньяка, и Вебер вновь отправляется в путь, насыщая Символы новой кровью.
– Приди к нам!
Корнюшин разводит руки в стороны и замирает.
– Приди, – повторяет Зоран, отползая с символа Слуги. Зоран чётко знает свою роль.
– Приди, – шепчет Виктор, вытрясая из Смирнова последние капли крови. После чего бросает тело рядом с Коллекционером и тоже отступает от нарисованных на земле Символов.
– Приди!
И огонь охватывает Круг.
Несколько секунд пламя пляшет, пожирая окропившую символы кровь, а затем яростно, словно истомлённый жаждой зверь, набрасывается на стоящее в центре дерево. Сразу – со всех сторон. Сразу – жестоко. Пламя схватывает древний клён так, словно не полное сил дерево возвышается в центре поляны, а сухостой, только и ждавший поднесённой спички. Пламя схватывает его, образует шумный огненный столб, безумным вихрем поднявшийся к небу, через минуту рассыпается миллиардами яростных искр, и когда раскалённая метель оседает, вместо роскошного древа в центре поляны оказывается чёрный обелиск, украшенный причудливыми письменами.
– Камень! – всхлипывает Корнюшин. – Мой Камень!
И опускается на колени, следуя примеру чуда и люда.
* * *– Бей его!
– Не жалей!
– Ногами!
– Вызывайте подкрепление!
– Немедленно разойдитесь!
– Смерть ментам!
На улице дрались…
Нет, пожалуй: на улице ДРАЛИСЬ. Все со всеми, и каждый против всех. Простые прохожие с бандитами, женщины с мужчинами, подростки друг с другом, а все вместе – с полицейскими, которые ещё надеялись привести людей в чувство.
Но с каждой секундой надежды таяли, как снег под солнцем.
Потому что они уже давно начали применять водомёты и резиновые пули и успели убедиться, что спецсредства не помогают: люди не боялись. Не боялись ничего. Люди хотели только одного – убивать.
Посреди улицы горел перевёрнутый патрульный внедорожник. Напротив него – рейсовый автобус со спущенными шинами, похожим на решето корпусом и выбитыми окнами. Несколько минут назад здесь произошла перестрелка: полицейских зажали в огненные тиски с двух сторон, и автобус случайно попал под огонь. Потом явился спецназ, и напавшие на блюстителей порядка горожане разбежались.
Раненых и три трупа унесли, а машины продолжали гореть.
– Да? – тихо произнёс Томба, поднося к уху зазвонивший телефон. – Я слушаю.
Он не сводил взгляд с горящей машины.
– Это Терс.
– Слышу.
– Как дела у тебя?
– Нормально…
– Правда?
– А ты как думаешь?! – резко и неожиданно, без всякого предупреждения взорвался шас. – У меня всё плохо, Спящий тебя умой! У меня под окнами стреляют! Челы окончательно рехнулись: бегают по улицам и дерутся! Что происходит?
– Не открывай никому дверь, – посоветовал хван.
– Без тебя знаю.
Помещение ломбарда было отлично защищено магией: невидимые стены защищали от ударов и взрывов видимые, каменные; особое усиление приходилось на дверь и окна, способные выдержать пулемётную очередь в упор; но её не должно было случиться, поскольку мощное гипнотическое поле «Ничего особенного» заставляло спятивших горожан старательно отворачиваться от ломбарда. С другой стороны, Магар видел, что нынешние беспорядки не имеют ничего общего с погромами: челы не грабили и не мародёрствовали, они просто убивали друг друга. Причём абсолютно бессистемно: не «чёрных», не «белых», не полицейских, а всех, кто попадался на пути. Объединялись в группы, чтобы справиться с сильными противниками, и с яростью набрасывались друг на друга после победы.
Они хотели убивать.
Ничего больше.
– Я постараюсь всё уладить, – негромко пообещал хван.
– Что «всё»?
– Кажется, я знаю, что происходит.
– Ад!
– Нет – артефакт.
– Какой артефакт? – похолодел шас.
– Я сейчас на Зелёном острове, – сообщил Терс. – Корнюшин погрузил на грузовик здоровенный чёрный обелиск, напоминающий египетский…
– Чёрный? – упавшим голосом переспросил Магар.
– Да… – Четырёхрукий прекрасно считывал эмоции по голосу и сразу понял, что шасу что-то известно. – Рассказывай!
– Я…
Но закончить Магару не удалось: в трубке затрещало, зашуршало, защёлкало, на линию обрушились помехи и слышно стало через слово.
– Я…
– Что ты?
– Я… – Томба с отвращением посмотрел на трубку, но снова поднёс её к уху. – Ты меня слышишь?
– Главное – не покидай дом! – прокричал хван, сообразив, что связь вот-вот оборвётся. – Понял?
– Обелиск – это Камень!
– Что?
– Камень!
– Не покидай дом! Ты понял, Магар?! Не поки…
Соединение прервалось, и Томба громко выругался:
– Проклятие!
Попробовал ещё раз, но тщетно: телефоны в Ростове умерли.
Где хван – неизвестно.
Но он успел сказать главное: сообщил, из-за чего сыр-бор – что древняя легенда оказалась реальностью, и получается…
«Бом-м!»
Шас положил телефон на стол, вздохнул и повернулся.
Полночь. А значит, будет двенадцать ударов, следующих друг за другом через короткие промежутки. Ровно двенадцать. Не больше и не меньше.
Магар выслушал их все. Каждый. Выслушал молча и, как могло показаться со стороны, совершенно равнодушно, поскольку ни один мускул не дрогнул при этом на его лице.
«Бом-м!»
В двенадцатый раз сообщили часы:
«Бом-м!»
В двенадцатый раз отозвалось в душе шаса.
Он подождал немного, словно надеясь, что артефакт продолжит подавать голос, затем снова вздохнул, сунул руку под прилавок, вытащил увесистый молот, усиленный парой особенных заклинаний, и решительно направился к двери.
* * *– Чего вы хотите?
– Крови!
– Чего вы хотите?!
– Крови!!
– Чего вы хотите?!!
– Крови!!!
– Зачем?
– Утолить нашу Жажду!
– Дети мои, – умилился Корнюшин, вскидывая руки в благословляющем жесте. – Славные мои дети…
– Крови!
«КамАЗ» медленно ехал по обожжённым улицам города, и при его появлении, как по волшебству, прекращались драки и насилие. Озверевшие горожане переставали бить и стрелять, опускали дубинки и велосипедные цепи, торопливо добивали тех, кто ещё дышал, и радостно бежали навстречу машине.
Совсем как дети, увидевшие Деда Мороза с раскрытым мешком.
Горящие глаза. Радостные лица. Тянущиеся руки… Каждый хотел прикоснуться если не к самому Камню, чёрным обелиском возвышающемуся в кузове грузовика, то хотя бы к автомобилю, которому повезло тащить на своей спине священный груз. И на который, соответственно, сошла часть его благодати.
– Крови!
– Да!
– Крови!!
– Крови!
– Да!
– Крови!!
– ДА! – Корнюшин развёл в стороны руки и закрыл глаза в блаженной истоме. – ДА!
Теперь не было нужды искать жертвенных животных – они сами умоляли выбрать их. Раз в пять или шесть минут – в зависимости от требований Камня, – Виктор или Зоран наклонялись к толпе, протягивали руки и выдёргивали в кузов очередного «счастливчика».
Рыдающего от радости человека подводили к Камню, позволяли прикоснуться к святыне, поцеловать, после чего Жрец резал жертве горло, орошая обелиск свежей кровью.
– Во имя нашей Жажды!
– Кровь!
* * *– Ненавижу!
– Ты спятил?
– Ненавижу!
Сначала полицейский показался Терсу адекватным, да к тому же вполне приличным для чела профессионалом, способным хоть как-то прикрыть ему спину в случае необходимости. Хван был уверен, что Брагин поверил его глуповатой истории о «психотронном оружии» и останется на его стороне, что бы ни случилось, и вот – незадача.
– Ненавижу!
Фёдор Семёнович напал на четырёхрукого неожиданно, сзади, выбрав момент, когда они осторожно пробирались через какую-то арку, раздумывая, выходить ли на широкую улицу, по которой то и дело пробегали группы вооружённых чем попало челов. Путешествие по городу и так-то напоминало движение разведотряда через линию фронта, требуя предельной концентрации, и предательский удар с тыла показался хвану излишним.
– Ненавижу!
Полицейский выхватил пистолет, но допустил три ошибки. Первая: издал эмоциональный крик. Второе: за мгновение до крика зашуршал одеждой, с головой выдав профессиональному киллеру свои намерения. Третье: вообще связался с хваном.
– Ненавижу!
Убивать идиота Терс не стал. За мгновение до выстрела развернулся, ушёл от пули, поднырнул под вытянутую руку полицейского, благо стоял Фёдор Семёнович совсем рядом, одним шагом оказался позади, ударом в голову отправил недолгого попутчика в отключку и даже успел подхватить падающего подполковника и бережно уложить на землю.
– Так лучше.
Оставался маленький вопрос: что делать дальше?
* * *– Меня!
– Нет, меня!
– Возьми меня!
– Меня!!
Челы тянули руки, отпихивали друг друга, в надежде оказаться ближе к колеснице Камня, толкались, но и только – драться не смели, боясь осквернить происходящее.
– Меня!
– Я хочу умереть!
– Возьми меня!
Они с надеждой смотрели на рыжего помощника Жреца, а тот…
Виктор не задумывался над тем, кого выхватывает с земли и подводит к Камню: женщину, старика, мужчину, подростка… Всё равно. Важно было лишь то, что всякий раз, когда Жрец взмахивал ножом, Веберу становилось на удивление хорошо, как будто часть крови жертвы попадала не на обелиск, а на него, на чуда… проникала глубоко внутрь и действовала подобно наркотику счастья.
– Выбери меня!
Виктор подхватил с земли миловидную женщину, руки которой были испачканы кровью, и поставил перед Камнем.
– Я люблю тебя! – шепчет дура холодному обелиску.
Корнюшин взмахивает ритуальным ножом, капли горячей крови летят во все стороны.
«Хорошо…»
Непрерывные убийства сливаются в бесконечную череду смерти, Вебер не различает лиц и пола жертв, действует как автомат, хотя… Разве автомат способен пребывать в экстазе? А Виктора трясло не переставая: от крови, от смерти, от повторяющихся взмахов ножа, от чувства сопричастности к грандиозной Церемонии, от любви к Камню.
И люд, как понял Виктор, бросив мимолетный взгляд на напарника, испытывал те же чувства.
«Хорошо…»
Один лишь Корнюшин оставался спокоен и деловит, убивая челов с хладнокровием хорошо отлаженного пулемёта.
«Он из железа, что ли? Или из камня?»
Грузовик свернул на Шолохова и, миновав Пролетарское кладбище, по улице 14-й линии пустился в обратный путь к Зелёному острову.
Кульминация случится там, где все началось. Именно на острове напившийся крови обелиск удесятерит свою силу.
Сначала – удесятерит…
* * *Мобильная связь в Ростове «умерла», однако магическая – между крылатым разведчиком и хваном – работала исправно, и четырёхрукий наблюдал за происходящим глазами планирующего над городом тукана. «Картинка» шла на металлическую пластинку: её обратная сторона временно превратилась в шестидюймовый монитор, на котором Терс видел и медленно движущийся грузовик с обелиском в кузове, и выстроившуюся за ним процессию из попавших под влияние Камня горожан. Сначала хван решил, что обелиск провезут по всему Ростову, после чего, возможно, направят его по окрестным городам, но, проанализировав перемещение «КамАЗа» понял, что церемониальная процессия совершает круг, явно собираясь вернуться на остров.
«Туда, где все началось?»
Терс не входил в число выдающихся магов современности, однако знал, что многие артефакты, особенно древние, проведшие на одном месте слишком много времени, становятся необычайно чувствительны к «уютным гнёздышкам», в которых им пришлось пролежать века или тысячелетия. И чем больше прошло времени, тем теснее устанавливается эта связь, и разорвать её бывает необычайно сложно.
«Обелиск собрал жатву и возвращается на привычное место, дабы… Дабы… Дабы…»
Что именно «дабы», четырёхрукий не придумал, всё-таки он не входил в число выдающихся магов современности. Зато понял, что нужно делать: взял ближайшую машину, благо сегодня в Ростове полиция не исполняла свои обязанности и понятие «угон» временно ушло в небытие, и отправился на Зелёный остров.
В дороге обошлось без эксцессов, поскольку беспорядки, как ни странно, практически прекратились. Первая волна насилия схлынула, и очарованные горожане предпочитали не драться, а следовать за огромным Чёрным Камнем, медленно пересекавшим Ростов.
Жрец и слуги камня были совершенно убеждены в своей безопасности.
Убеждены настолько, что сняли всю магическую защиту с небольшой полянки, окружённой плотной стеной колючего терновника. Грузовик грубо проделал в ней широкий проход. Эту полянку Терс до сих пор изучал только с помощью крылатого разведчика.
Землянка, внутрь которой хвану так и не удалось заглянуть, стояла с распахнутой дверью, однако сейчас не вызывала интереса. Нет. Вместо этого четырёхрукий внимательно изучил нанесённый белым Круг и обожжённую воронку в его центре, там, где раньше стоял раскидистый клён. Потоптался возле некоторых символов, пытаясь припомнить, что они означают, потерпел неудачу и протянул глубокомысленно:
– Гм…
– Ты всё понял?
– Что?! – От неожиданности Терс едва не подпрыгнул и резко обернулся, готовый к любым неприятностям. Даже к той, которая сейчас стояла в шаге от убийцы. – Как ты здесь оказался?
– А где я ещё должен был оказаться? – сварливо поинтересовался шас. – На другом конце Земли?
– Ты должен был запереться в ломбарде, как я велел.
– Ты не забыл, что это мой город?
Несколько секунд хван смотрел на Магара, вспомнил поговорку навов о том, что пререкаться с носатыми торговцами можно бесконечно, и вздохнул:
– Как ты сюда добрался?
– Испуганно, – не стал скрывать Томба. – У меня ведь нет ни оружия, ни навыков убийцы…
– Кстати, о навыках, – перебил собеседника хван. – У тебя нет желания кого-нибудь пришить?
– Например, тебя?
– Например, меня.
– Я – шас, – напомнил Томба. – Я никогда не испытывал и никогда не испытаю желания убивать.
– Уверен? – прищурился Терс.
– А почему ты спрашиваешь? – насторожился Магар.
– Да просто так… – протянул четырёхрукий, раздумывая, стоит ли рассказывать торговцу об охватившей город эпидемии ненависти.
Однако выяснилось, что Томба в курсе происходящего.
– Ты решил, что раз челы гробят друг друга, то и я должен? – хмыкнул шас.
– Что у тебя в сумке? – поинтересовался в ответ хван.
– Дорогостоящий артефакт.
– Разумеется, дорогостоящий. Дешёвых у тебя отродясь не водилось.
– На этот раз – действительно дорогостоящий, – веско произнёс Магар. – Как часы.
Он поставил сумку на землю, расстегнул молнию и продемонстрировал четырёхрукому невзрачный чёрный молот, на рабочем теле которого стояло маленькое клеймо: грызущая орехи белка.
– Что это? – негромко спросил Терс.
– «Камнебой», – улыбнулся шас, с уважением разглядывая молот. – Гарантированно уничтожает любой артефакт, созданный на основе камня.
– Откуда?
– Его создали навы по заказу моего деда. – Томба вздохнул. – Видишь ли, Терс, когда мой умный дедушка впервые услышал о возможности… Точнее, о легенде о Чёрном Камне… Короче, я хочу рассказать…
– Пропустим лирику, Магар, времени мало. – Хван хорошо знал о невероятной предусмотрительности шасов и совсем не удивился наличию у Томбы требуемого артефакта. Который наверняка, как положено по инструкции, каждые десять лет проходил плановую проверку. – Что нужно сделать этим молотком?