Сколково: принуждение к чуду - Олег Рашидов 21 стр.


Выпускники Физтеха придумали модель, написали программу, научились худо-бедно зарабатывать на этой программе деньги, но ни на йоту не приблизились к фазовому переходу от простого к великому. Один оставил успешную корпоративную карьеру, другой — успешную карьеру ученого, и все ради того, чтобы стать тривиальной сервисной компанией, обсчитывающей чужие перспективные разработки?

Мир новых технологий завораживает своим блеском. Но у него есть и обратная сторона. Истории успешных технологических стартапов одинаково хороши, каждая из них достойна экранизации. Истории неудачных стартапов известны лишь специалистам. Миллионы идей, технологий, которые по тем или иным причинам «не подошли», рынок выплюнул, даже не прожевав. Индустрии, как и кинематографу, нужные только кумиры, о неудачниках здесь принято умалчивать, притом что, по статистике, таких неудачников — большинство. Компании, которые нам хорошо известны, продуктами которых мы пользуемся каждый день, расцвели фактически на костях своих не менее талантливых, но менее удачливых собратьев. Причем расцветали часто вопреки здравому смыслу и разумной логике. Это совсем не естественный отбор, скорее рулетка, где понимание правил игры, опыт и даже талант едва ли увеличивают шансы на успех, где на первый план выходит стечение обстоятельств, которое невозможно просчитать даже с помощью самой лучшей компьютерной программы.

В тот самый момент, когда создателям Quantum Pharmaceuticals впору было разбегаться (благо, разбегаться еще было куда), случился вполне кинематографический поворот сюжета. В офисе компании, где все еще витал бессмертный дух креативного, но наивного Чебурашки, раздался телефонный звонок. Странный человек не очень твердым голосом заговорил о деньгах. И был это не налоговый инспектор, как это часто бывает в России, а ученый-химик, которого три года назад наняла «нехорошая компания» для того, чтобы он довел до кондиции молекулы, придуманные программой Федичева и Винника. «Нехорошая компания» исчезла, так и не заплатив ученому, но он, как это часто бывает в России, не умыл руки. Все оказалось совсем неплохо, даже очень хорошо — молекула оставляла большие надежды на то, чтобы стать инновационным противотуберкулезным препаратом.

Федичев и Винник заплатили ученому и, собрав последние силы, провели исследования активных молекул на мышах. Они показали положительный результат, и Федичев с Винником стали методично обзванивать российские фармакологические компании. Тогда они и не представляли себе, что для российских компаний эффективный препарат от туберкулеза — это препарат мечты. В стране, по данным Всемирной организации здравоохранения, 40 % больных туберкулезом страдают устойчивой к традиционным лекарственным препаратам формой это болезни. Лекарства от туберкулеза государство закупает на тендерах, их не нужно, что называется, впаривать потребителю в аптеках. А это — понятный для российских компаний механизм распространения, продажи на десятки миллионов долларов, судьба которых решается на государственных аукционах. А если у тебя вдобавок ко всему появляется инновационный препарат, сделанный в России, то это вообще круто, потому что большинство фармакологических компаний в России торгует «дженериками», которые плохо лечат лекарственно устойчивые формы болезни. И уж если заявиться на тендер с новым, еще «неизвестным» туберкулезной палочке препаратом, это серьезно увеличит шансы на успех.

Федичев с Винником этих нюансов тогда не знали и действовали наугад. Стань первым, к примеру, лекарство от герпеса, рынок мог и выплюнуть его, не поморщившись. Но колесо рулетки повернулось так, что выпало зеро. На десятом звонке им сказали: «Нам это очень интересно, встречаемся».

…Молодой человек, похожий на владельца ретро-автомобиля и участника студенческих посиделок одновременно, прихлебывал капучино из бумажного стаканчика и показывал мне на экране планшетного компьютера иллюстрации к лекции, которую он незадолго до этого прочитал в Физтехе. На владельца ретро-автомобиля Петра Федичева делали похожим высокие шнурованные ботинки и кожаная куртка, а на участника студенческих посиделок — футболка с портретом мудро улыбающегося Мао.

Многие студенты Физтеха хотели работать в Quantum Pharmaceuticals. Компания была резидентом и грантополучателем Сколково. Первый лекарственный препарат, разработанный Quantum Pharmaceuticals, уже проходил клинические испытания. Летом основатели компании должны были рассказывать о своих достижениях в области изучения аномальных свойств воды на Международной физической конференции в Колорадо. Острожный в формулировках, Петр Федичев называл все это «некоторой ясностью, которая появилась в жизни».

«Российской фармакологической компании, которая хотела купить „туберкулез“, так понравились наши идеи, что они купили у нас долю в компании и профинансировали нас так, что мы получили возможность уже „по-взрослому“ развивать наши проекты. Мы начали делать то, о чем мечтали, — разрабатывать лекарства, а не оказывать кому-то услуги. Имеем четкий бизнес-план и понимание, как доводить наши лекарства до рынка, — объяснял Федичев преимущества технологии Quantum. — Пока у нас рекорд: с момента, когда мы подумали, а не попробовать ли сделать новый препарат от гриппа, до новых, никому не известных молекул, прошел год. И сейчас мы находимся в гонке, потому что две исследовательские группы, одна из Британии, а другая из Гонконга, получили свои молекулы на ту же „мишень“. Если отследить их гранты, статьи, то получается, что они занимались этим делом не меньше пяти лет. Ну и, конечно, цена вопроса. Если у вас есть идея лекарства, но нет прототипа, вам надо взять грант на несколько миллионов долларов и потратить его только на перебор веществ. Для того чтобы сделать препарат от гриппа, наши конкуренты провели скрининг 70 тысяч веществ. Нам наша программа выдала 20 веществ, которые требуется проверить на чистоту. Потому мы берем у инвесторов меньше денег уже для того, чтобы провести доклинические исследования. Сейчас программа наделала нам кучу лекарственных „кандидатов“, некоторые из них уже удалось „превратить“ в первоначальные инвестиции. Да, пока мы живем на привлеченные заемные деньги, но скоро надеемся перезапуститься уже на собственные средства. Рассчитываем остаться научной компанией, которая будет разрабатывать новые препараты и продавать права на них»[73].

С одним из таких «кандидатов», которые в будущем могут превратиться в принципиально новое лекарство от СПИДа, Quantum Pharmaceuticals пришла в Сколково.

«Правильный парень» Петр Федичев не любит хвалить государство, потому что поводов хвалить его у него не было. За семь лет существования их научная компания ничего не получила от государства. «В России с нами никто не хотел разговаривать, нас просто не существовало для организаций, поддерживающих науку. Мы не были государственным институтом, и грант на компанию получить было невозможно», — говорит предприниматель.

Петр Федичев не любит хвалить государство еще и потому, что, кроме всего прочего, оно фактически «забило» на его родной Физтех. Но Сколково он называет уникальным проектом, и не только потому, что Фонд обеспечил инвестиции, хотя деньги и были важным моментом для «правильных парней», которые пришли в проект со своими идеями.

«У Сколково несколько уровней поддержки, — объяснял ученый-бизнесмен. — Во-первых, когда ты формулируешь проект для Сколково, это наводит порядок в голове. Тебя заставляют описать проект, составить бизнес-план, прописать всех партнеров — это примерно 150 страниц текста. Документ этот, кому бы ты его ни показал из инвесторов, производит очень хорошее впечатление. Кажется, мелочь, но это очень важно и экономит кучу времени. Во-вторых, если тебя одобрило Сколково — это определенный „знак качества“. Ты проходишь две экспертизы — тест на вменяемость проекта. Это экономит инвесторам время и деньги, им не нужно заказывать отдельную экспертизу. Сколково погружает тебя в условия, при которых ты вынужден действовать по определенным правилам. Но это правильные правила, и ты совершаешь меньше ошибок. Сколково помогает с патентами, помогает искать сотрудников, лаборатории.

Сколково не требует взамен прав на интеллектуальную собственность. Говорят, в будущем будут просить немножко, но это „немножко“ не идет ни в какое сравнение с тем, что забирают себе венчурные капиталисты. Это дает нашим ученным возможность получить деньги за свою работу, а не отдавать ее за копейки на начальном этапе финансистам, которые умеют правильно „упаковать“ проект. Сколково помогает нам конкурировать с иностранцами. В США компании могут получить грант, похожий на сколковский, через Национальный институт здоровья. Как было раньше? Американцы не отдают долей в бизнесе и получают от государства деньги. А мы должны были отдать больше половины своей компании, чтобы эти деньги получить. Помощь Сколково выводит нас в эту же весовую категорию. Под совместные со Сколково проекты проще привлекать деньги российских фармакологических компаний, потому что они получают двойной рычаг на свои инвестиции. В результате Сколково умудрилось за короткий срок создать в стране моду на инновационные препараты, о чем семь лет назад было страшно подумать.

Сколково не требует взамен прав на интеллектуальную собственность. Говорят, в будущем будут просить немножко, но это „немножко“ не идет ни в какое сравнение с тем, что забирают себе венчурные капиталисты. Это дает нашим ученным возможность получить деньги за свою работу, а не отдавать ее за копейки на начальном этапе финансистам, которые умеют правильно „упаковать“ проект. Сколково помогает нам конкурировать с иностранцами. В США компании могут получить грант, похожий на сколковский, через Национальный институт здоровья. Как было раньше? Американцы не отдают долей в бизнесе и получают от государства деньги. А мы должны были отдать больше половины своей компании, чтобы эти деньги получить. Помощь Сколково выводит нас в эту же весовую категорию. Под совместные со Сколково проекты проще привлекать деньги российских фармакологических компаний, потому что они получают двойной рычаг на свои инвестиции. В результате Сколково умудрилось за короткий срок создать в стране моду на инновационные препараты, о чем семь лет назад было страшно подумать.

Сколково знакомит тебя с другими коллективами, создает среду, где ты не чувствуешь себя белой вороной. Ты узнаешь, что в Москве тоже есть люди. Мы же русские: все скрытные, сидели по своим углам, каждый был сам за себя. Сейчас все раскрылись. Мы понимаем, что есть конкуренция, но видим процесс, и это помогает. Ну и, наконец, за все время работы со Сколково у нас не было ни одного некорректного разговора, который заставил бы нас усомниться в прозрачности наших взаимоотношений».

Глава 22 «Распилочная» команда

ЧЕТЫРЕ СОТНИ КОМПАНИЙ, которые стали участниками проекта «Сколково» к концу 2011 г., были весьма причудливой смесью самых разных коллективов со всех концов большой страны. Здесь были и известные ученые, и не очень, молодые, и пожилые, и вчерашние студенты со своими «кнопками для iPhone», и разработчики «тяжелых» инженерных технологий.

Среди участников проекта «Сколково», что приятно, тесно от выпускников инженерных вузов, людей, когда-то сделавших выбор в пользу науки и технологического предпринимательства. Физик из Троицка Валерий Раевский 20 лет назад придумал фотоядерный метод обнаружения взрывчатых веществ и безуспешно пытался заинтересовать этой технологией хоть кого-нибудь в своей стране. Зато технология очень нравилась американцам, и последние десять лет разработку детектора для проверки багажа в аэропортах финансировал Американский фонд гражданских исследований и разработок. Экспериментальную установку собрали в Москве, была надежда, что при помощи Сколково удастся сделать промышленный образец и запустить прибор в производство. Раевский не мечтал стать миллионером, зато мечтал реализовать еще один свой проект — передвижной детектор, который позволяет быстро и надежно обнаруживать мины. Технология, разработанная Раевским, может помочь очистить планету от минных полей за несколько лет, тогда как, по расчетам ООН, традиционные методы разминирования займут несколько десятилетий.

Мне нравится и немолодой уже Владислав Федорович, который начинал заниматься возобновляемыми источниками энергии еще в 2003 г. на химфаке МГУ. Технология микробных топливных элементов позволяет утилизировать органические отходы и одновременно вырабатывать электричество. Разработки Федоровича финансировало Министерство науки Шотландии. Теперь он вернулся в Россию и при помощи Сколково надеется построить коммерческую установку на 20 кубометров, которая будет способна, например, утилизировать отходы небольшой гостиницы, частично снабжая ее электричеством.

Мне нравится совсем юный Илья Гельфенбейн, математик из Новосибирска, который уволился из IT-компании и на собственные сбережения основал стартап SpeakToIt. Компания разрабатывала свой voice Messenger для платформы Android. Илья снимал в Москве квартиру, совершенствовал свою технологию, и к концу 2011 г. его бета-версию «голосового помощника» скачало уже 600 тысяч человек по всему миру.

Принцип присвоения статуса участника Сколково был в то время еще довольно простым: проект соискателя должен был укладываться в одно из пяти направлений, которое поддерживал инновационный центр; в проекте должны были присутствовать инновационный и коммерческий потенциалы; в команде проекта должен был быть иностранный специалист. Для того чтобы получить предварительную экспертизу, достаточно было пройти формальную процедуру регистрации на сайте и представить описание проекта. Дальше — проверка правильности заполнения анкеты, отправка случайной выборке экспертов и голосование. Если проект получал одобрение, запускалась, согласно требованиям Сколково, процедура оформления документов.

Участником проекта могло стать только юридическое лицо, зарегистрированное на территории РФ. Компании, получавшие статус участников, могли на льготных условиях арендовать помещения в Городе (разумеется, когда он будет построен), а их сотрудники — там же квартиры. Ну и, конечно же, налоговые льготы, которые вступали в силу с момента обретения статуса участника, — десятилетние каникулы по налогу на прибыль, земельному и имущественному налогам, льготная ставка по обязательным страховым взносам — 14 % вместо 34 %, право выбора в отношении уплаты налога на НДС, таможенные льготы.

Для компаний, ставших участниками проекта, «Сколково» выступал в роли акселератора, усиливающего их предпринимательский потенциал. Фонд проводил обучающие семинары, тренинги, венчурные ярмарки для потенциальных инвесторов, возил представителей компаний-участников на смотрины в Европу и Америку. IT-кластер Сколково провел образцовое роуд-шоу для 12 своих проектов в Калифорнии. На мероприятиях Фонда побывали и знаменитый венчурный капиталист Гай Кавасаки, и представители венчурных топ-фондов Excel Partners и Sequoia Capital. Антрепренеры и пресса поначалу с недоверием отнеслись к «русской государственной программе», но оказалось, что и в России есть реальные, интересные проекты.

Впрочем, большинство компаний пришли в Сколково, не польстившись на обучающие семинары и не за налоговыми льготами.

Они стали участниками в надежде получить гранты на развитие своих проектов.

К концу 2011 г. в Фонде существовало четыре стадии поддержки компаний: нулевая — на стадии «идеи», первая — «посевная», вторая — «ранняя стадия» и наконец третья — «продвинутая». Каждый этап имел свои лимиты по сумме финансирования и свои требования по привлечению внешних денег. На этапе зарождения проекта компания могла претендовать на грант не более 1,5 млн руб., при этом софинансирования не требовалось. На «посевной» стадии Сколково давал гранты до 30 млн руб., но треть этой суммы должен был профинансировать инвестор.

Соискатели подавали заявки на грантовое финансирование руководителям кластеров и далее в инвестиционную службу. Проекты проходили более тщательную экспертизу, выходили на грантовый комитет под председательством Виктора Вексельберга. К концу 2011 г. гранты получили порядка 300 проектов, не более 13 % от общего количества участников.

По какому принципу Сколково наделяло компании деньгами? «Мы отстаиваем присутствие в наших советах и экспертных группах ученых потому, что для нас очень важно, чтобы в проектах, которым мы даем гранты, было что-то достойное с интеллектуальной точки зрения, — говорит Алексей Бельтюков, который входит в состав грантового комитета. — Когда в основе проекта лежит правильная научная идея, даже если наши инвестиции не позволяют компании сразу „допрыгнуть до рынка“, само направление может получить развитие, что-то вырастет рядом, образуются новые компании и новые разработки»[74].

С Алексеем Бельтюковым интересно общаться прежде всего потому, что он старается всегда честно отвечать на вопросы, находящиеся в его компетенции.

«Правда ли, — спросил я его, — что определенным людям, имеющим связи „там, где надо“, деньги в Сколково выдают чуть ли не по звонку сверху?»

«Неправда», — ответил Бельтюков и признался, что на первых порах такие просьбы были, но сотрудники Фонда, отвечающие за принятие решений, быстро научились их игнорировать, и просьбы прекратились.

«Нам очень нравится процедура присвоения статуса участника проекта, — говорит Бельтюков. — Она не допускает никакого вмешательства извне, и для нас это исключительно важно, ведь с момента нашего создания все только и ждут, когда же мы начнем „пилить“. И как только мы дадим какое-то основание так считать, можно будет ставить крест на нашей деятельности. Не потому что нас всех тут разгонят; государство почему-то очень толерантно к этому относится. Как раз предприниматели, ради успеха которых и затевалось Сколково, относятся к коррупции очень негативно. Ведь как рассуждают те, кто сталкивается с коррупционной структурой? Раз „пилят“, значит, надо пойти с кем-то и договориться, а если я не знаю, с кем договариваться, то и идти нет никакого резона. Мы делаем все, чтобы стало понятно: „спилить“ здесь невозможно. И тогда, может быть через несколько лет, все уляжется. Мы постараемся продвинуться в этом направлении, в процедуре присвоения грантов максимально уменьшим влияние человеческого фактора. Это сложная история, потому что более тщательная экспертиза проекта требует личного общения с заявителем. Если сейчас заявка подается в кластер, и уже кластер принимает решение, будет ли он ее продвигать, то мы думаем над тем, чтобы заявка на грант, как и заявка на статус участника, подавалась на веб-сайт, а дальше уже шла проверка документов и отправка материалов экспертам. Это не только исключит фактор предвзятости, но и увеличит нашу пропускную способность. Гранты, понятное дело, получат не все, но наша задача — как можно быстрее сообщить человеку окончательное решение. Глядя на себя в зеркало, мы считаем, что мы очень медленные, бюрократичные, отвратительные, ничего не понимающие, мучающие предпринимателей своими придирками и требованиями. Но когда мы сравниваем себя с другими государственными агентствами в России, мы считаем, что мы лучшие. Скорость принятия нашего финансового решения в несколько раз быстрее. Над нами не довлеет требование обеспечить возврат инвестиции, а это тоже инструмент толерантного отношения к неудачам».

Назад Дальше