Напитались ядами, поняла я. В последний раз, когда при мне использовали енталии, они лишь на секунду замерцали на теле пациента. А ведь он почти умер от переизбытка какой-то отравыв крови!Представляю, как много опасных веществ в теле Маллеса, если енталии не только не погасли, но загорались все ярче и ярче. Еще несколько минут – и листья засияли так, что пришлось отвести глаза.
Рик покачал головой и приобнял меня за талию. Вагр метнул в нас убийственный взгляд и пожал плечами.
– Мы сделали все, что могли. Медсестры управятся. Думаю, здесь больше нечего ждать. Новости в любом случае прогремят на всю больницу. Если он продержится ближайшие пару суток, то, скорее всего, выкарабкается. Не такой Маллес слабак, чтобы сдаться. Тем более, после того, как не позволил себе переродиться.
С этими словами, дракон окатил меня многозначительным взглядом, василиска – испепеляющим и вышел вон.
– Мы не закончили, красотка, –послышалось из-за двери.
Ну да, Вагр не умеет отступать. Что-то, а уж это я успела усвоить.
Василиск утробно зарычал в ответ на слова дракона, и несколько секунд буравил дверь таким взглядом, что я начала всерьез опасаться возгорания.
Наконец, Рик опустил плечи, покосился на меня и мазнул взглядом по верберу. Пока ничего не изменилось. Только глаза Маллеса закрылись, да лицо немного расслабилось. Или мне только почудилось?
Рик тяжело вздохнул. Не припомню, чтобы он так реагировал на трудности с пациентом и даже осложнения на операции. Обычно василиск держался деловито, спокойно и строго. Время от времени отпускал язвительные шуточки на тему расчлененки и прочих кровавых вещей. Но еще никогда он не выглядел таким растерянным, злым и беспомощным.
– Вагр прав, – почти выплюнул имя дракона Рик и тут же смягчил тон: – Пойдем, у нас еще куча других пациентов. Начались сезонные подростковые бои. Слава богу, пока не в разгаре.
Мы молча вышли из стационара, прижимаясь друг к другу так, словно это могло спасти от грядущих ненастий, отвести беды.
Какое-то время я молчала, наслаждаясь близостью Рика, как никогда прежде. Каждой клеткой тела ощущая его – такого жаркого, такого взволнованного. Василиск все больше каменел, все чаще и натужней дышал,все крепче обнимал за талию.
Взять себя в руки удалось лишь к концу коридора. Ах да! Я задолжала Рику несколько гневных фраз! И пусть даже не надеется избежать расплаты!
Я слегка отстранилась, и василиск ссутулился, насупился, полоснул по лицу взволнованным синим взглядом.
– Зачем? – спросила тихо.
Рик притормозил, остановился у двери в отделение, но не открыл ее.
Со стороны кухни потянуло запеченными яблоками. В коридоре было тихо и безлюдно. Медсестры навещали больных строго по расписанию, врачебный обход уже состоялся. Если требовалась срочная помощь, срабатывали системы жизнеобеспечения и по стационару проносился визгливый вой. Словно молодые волки завели очередные «лунные песни».
Возле палаты Маллеса сейчас, наверняка, суета. Самое время медперсоналу выполнять распоряжения Рика – ставить капельницы. Но мы ушли слишком далеко, скрылись за поворотом, и вряд ли услышим…
Я ждала ответа, а василиск не спешил. Вновь обнял за талию, прижал, впился в лицо внимательным взглядом.
И чем дольше тянулось наше молчание, чем горячее, тверже становилось тело Рика, тем меньше хотелось мне его распекать.
– Не удержался, – наконец очень тихо протянул василиск. – Не смог удержаться. Ты была моей. Совсем. Отдалась мне. И я захотел большего. Вначале хотел отступиться. Но не смог. Проклятый гон! – он отвернулся, уставился в стену. – Не думал, что будет так… неконтролируемо… жарко… сильно…
У меня мурашки побежали по спине, слова выветрились из головы, а внизу живота потеплело, стало томно.
Но я не собиралась отступать! Однажды уже отступила. И вот на тебе!
– И что дает метка? – спросила с нажимом и поторопилась предупредить: – И не заставляй меня читать брошюру! Сам!
Рик невесело хмыкнул, опять впился взглядом в лицо. Тело василиска отвечало на нашу близость все сильнее – губы раскраснелись, глаза лихорадочно сверкали, грудь ходила мехами. Твердый бугор на брюках василиска пульсировал возле пупка.
– Я чувствую тебя. Немного. Ощущаю, если с тобой беда, – сипло произнес Рик, и я вдруг поняла, что вовсе не ревность – главная причина. Нет! Он подстраховался, готовился к опасному будущему. Внизу живота стало совсем жарко, губы покалывало.
Рик просек изменение моего настроения мгновенно. Накрыл рот поцелуем, поднял, заставив инстинктивно обхватить себя ногами.
Пару секунд он прижимал, словно не мог оторваться, целовал, словно не мог остановиться. И взял бы меня прямо тут, в коридоре. И я, наверное, тоже не смогла бы наскрести достаточно благоразумия, чтобы остановить его сейчас.
Рик зарычал, и каждый звук вибрацией отозвался в моем теле, задрожал – ия следом за ним.
Василиск суетливо дернулся, заскочил в какую-то пустую палату и уложил меня на постель. Я думала – будет как в прошлый раз. Быстро, рвано, на грани чистой страсти, без прелюдий. Но Рик принялся медленно снимать с меня одежду и покрывать тело поцелуями. И я расслабилась, позволяя ему прикасаться – руками, губами – везде, где хотел. Тело выгнулось дугой, жар собрался внизу живота, и все там сокращалось, требуя своего.
Рик скинул одежду в одно мгновение, лег сверху и принялся снова ласкать, целовать, стискивать. С какой-то торопливой жадностью, словно этот жар, это напряжение жили в нем уже давно, и вот, наконец, василиск отпустил себя, позволил себе то, что запрещал прежде. А я… я гладила мощные бугры мышц Рика, зарывалась пальцами в его густые волосы, касалась губами знойной кожи – слишком гладкой для мужчины.
Наконец, в живот уткнулось то, что подтверждало – как сильно хочет меня василиск, насколько он готов. По телу Рика прошла мелкая дрожь, и он не выдержал. Резко сел и буквально надел меня на себя.
На долю секунду мы прижались друг к другу, близко-близко, до упора, сомкнули губы. Дыхание – одно на двоих обжигало рот. Я почти слышала, как быстро бьется его сердце. Рик задвигался первым, я подхватила, ощущая, как разливается по телу удовольствие, как томление переходит в спазм, а спазм в негу. Сладкий дурман в голове вытеснил посторонние мысли, тревоги. Время словно остановилось, хлопоты и опасности отступили куда-то далеко, за границы восприятия. И остались лишь мы, вдвоем, словно одно существо.
Мы двигались и двигались. Еще… еще… и еще.
Сильные руки Рика скользили по коже, губы обжигали, и наше дыхание смешивалось, настраивалось на единый ритм.
Василиск излился несколько раз, запрокинул голову и довольно зарычал. А у меня внизу живота словно взорвался горячий пузырь, сладкие волны прошлись по телу, резко ушло предельное напряжение. Я ослабела в руках Рика, и он прижался, прошептал на ухо:
– Ты все равно моя. Моя. И я никому тебя не отдам.
От этих слов, колени совсем ослабели. Я сползла на кровать и пару минут видела только его синие глаза и слышала только его натужное дыхание.
8
Вдох и выдох… выдох и вдох… Уфф…
Я медленно приходила в себя, понимая, что пациенты не ждут. А Рик ждал. Так, как умел только он – долго, терпеливо, ни словом, ни жестом не поторапливая, не выдавая внутреннего напряжения.
Василиск давно обмылся в палатном душе, оделся и медлил, позволяя мне спокойно вернуться к реальности. Протянул руку – и я схватилась за нее. Дернул на себя, и я вскочила на неверные ноги. Рик приблизился, страхуя.Ахнуть не успела, как взгляд его помутнел, засверкал знакомым горячечным блеском, скулы предельно натянулись, а тело окаменело.
– Гон, – сквозь зубы процедил василиск.
Ну ничего себе! Ведь только что у нас все было! Человек бы не смог столько раз подряд заниматься любовью! Что уж говорить о теперяшнем!
– А-а-а скоро закончится гон? – осторожно нащупала я почву, не желая обидеть Рика, задеть чувства.
Он беспомощно пожал плечами, окатил очередным лихорадочным взглядом и выдохнул:
– Обычно месяца два, – и отвернулся, словно не хотел смущать, сбивать с ритма.
Я быстро помылась, тщательно вытерлась белым махровым полотенцем с крючка в душевой ипоспешно натянула одежду.
Только после этого Рик повернулся снова – все еще каменный, возбужденный – и расплылся в кривой улыбке.
– Подлатаем народ, и я тебе все расскажу. Про болота. А то пациенты уже теряют части себя, а болота пока держатся.
Я хмыкнула, кивнула и первой покинула палату.
Работы прибавилось. Мамочки-пантеры переполняли приемное, толкались в очередях к хирургам всех специализаций, метались по коридорам в нервном перевозбуждении. Запах тестостерона горчил на языке, смешивалсяс густым запахом металла, перебивал удушливую лекарственную вонь.
Повсюду царил галдеж – под завязку переполненные гормонами подростки шумели, сопели, перекрикивались и умудрялись даже тут затеять ссоры.
Повсюду царил галдеж – под завязку переполненные гормонами подростки шумели, сопели, перекрикивались и умудрялись даже тут затеять ссоры.
Вездесущие медбратья носились по отделению скорой быстрее пули, предупреждая рукоприкладство, строго-настрого запрещая обращения.
Следом шустрили уборщицы, поддерживая приемное и коридоры в более-менее первозданном и гигиеничном виде.
Ну да! Сезон первых боев в животном обличье… Черт! Вчерашнего что ли мало?
Я позволила себе тяжкий вздох, получила от Рика ободряющее поглаживание по спине, теплый синий взгляд и юркнула в третью хирургическую. Здесь, предсказуемо ждал парнишка из племени рыжих пантер. Редкий вид обитал только в одном из миров перекрестья, и одним из последних перебирался к нам – поближе к неиссякаемой энергии и особенному долголетию.
На самом деле оборотни эти вовсе не были рыжими, как я. Скорее желтовато-оранжевыми, с яркими красными пятнами. Также необычно выглядели и их прически – словно все племя поголовно сделало колорирование.
Обитали рыжие в пустынных землях, и почти сливались с барханами.
Мальчик стиснул зубы, скривился и держался за ухо. Белая тряпка в его руке быстро окрашивалась алым.
Парень беспокойно ерзал на кушетке, наблюдая, как я готовлю дезинфектор – плохой признак, слишком переволновался. Я подошла вплотную, и пациент в ужасе отшатнулся. И я применила старый-добрый трюк для мужчин-оборотней –наклонилась так, чтобы грудь оказалась прямо на уровне глаз мальчика. Настроение больного поменялось в одно мгновение. Парнишка уставился на меня, не моргая, скрестил ноги и быстро сглатывал. Мужчины! Хоть пилой их пили, а базовый инстинкт тут как тут.
Я без усилий убрала руку с окровавленной тряпицей, освободив разодранное в нескольких местах ухо больного. Такс… надо проверить– цел ли слуховой проход. Высокий синий шкаф от пола до потолка содержал инструменты на все случаи жизни. Редкие, вроде тех, что куда чаще используют Лоры или глазники, были заранее стерилизованы и упакованы в специальную герметичную оболочку из прозрачного пластика. Я вытащила лор-трубку и обогнула пациента, нарочито покачивая бедрами. Он начал сглатывать быстрее, немного поерзал на кушетке и затих, не сводя с меня горящего взгляда. Отлично! В нашем случае сразу анестетик вводить нельзя. Поврежденное место сильно припухнет, затруднив диагностику. Я осторожно приложила трубку к уху парнишки. Повреждения есть, но барабанная цела.
Дальше все было просто, как учил Рик. Обезболивающее, дезинфекция, проверка на свертываемость, на заражение, швы, энергия жизни. Раны начали зарубцевываться на глазах, и я кивнула мальчику на дверь.
Он вздрогнул, словно только очнулся, смущенно сполз с кушетки и выскочил вон.
Хорошо хоть этому обращаться не надо – с такой травмой при смене ипостаси проблем не бывает.
Мда! Гормоны, гон, сезонные бои… Я как будто застряла в передаче «В мире животных». Невесело хмыкнув, я позвала следующего пациента.
Дальше все шло как по накатанной.
Медсестры сновали из операционной в операционную – туда, где требовались дополнительные руки, капельницы, уколы, стерилизованные инструменты.
После вчерашнего ночного ада сегодняшние все прибывающие с сезонных боев подростки казались мелочью.Оторванные уши, носы, трещины, переломы, разрывы мышц, сухожилий и связок представлялись сущей ерундой.
Пару раз забегала Латифа. Ставила капельницы моим больным – тем, что потеряли слишком много крови, вводила обезболивающие и раствор для свертывания крови. Мельком обронила, что Маллесу хуже не стало, лечение он получает исправно, и засеменила дальше.
Мне нравилась сегодняшняя рутина. Она позволяла расслабить голову, не думать о нижних мирах и всем, что с ними связано, забыть о Маллесе и хотя бы несколько часов не переживать – выкарабкается ли он.
Ближе к утру, когда ноги и руки заныли, а голова загудела как чугунный котел, за мной зашел Рик.
С порогаоптимистично изрек:
– Ну что! Маллес не умер! И в этом его главное на сегодня достижение. Пожалуй, даже большее, чем все остальные достижения в роли главы перекрестных кланов верберов.
Я невольно хихикнула, избавляясь от напряжения смены, а василиск взялпод руку и повел в свой кабинет.
…
Чудища злорадно улыбались мне со стен, скалились из банок. Похожий на экзотический цветок фонарь за окном казался белой дырой в сером полотне предрассветного неба.
Прозрачно-янтарные яблочки-китайки переполняли плетеную вазу на столе Рика, источая на весь кабинет медовый аромат.Слишком приторный после дикой смеси лекарств, тестостерона, адреналина и еще бог знает чего в коридорах и приемной, он приятно щекотал ноздри.
Василиск кивнул мне на диван, а сам привычно отошел к столу. Скрестил руки на груди и вздохнул –тяжело, угрюмо.
Сердце сжалось, болезненно екнуло. Кажется, я даже дышала через раз, ловя каждое слово, вслушиваясь в каждую интонацию Рика.
– Ну что? Нижним тварям хочется в хорошие условия. Жаждут поживиться энергией перекрестья, подпитать ей свою ворожбу, – почти выплюнул василиск. – И они готовятся к новому нашествию. Путы нижней магии простираются почти по всему лесу и продолжают расти. Мы попытались застопорить их, но это ненадолго. А, значит, скоро у Маллеса прибавится собратьев. Будут вместе заниматься продвинутой йогой на больничных кроватях, – ухмылка Рика не имела ничего общего с весельем или даже с его обычной, кривой улыбкой.
– Будет война? – спросила я, ощущая как внутри что-то дрогнуло, оборвалось.В голове царил хаос, тревожные, опасливые, любопытные мысли кружились вихрем, не давая сосредоточиться на чем-то конкретном.
Рик кивнул.
– Будет война. Мы примем бой. Каждое племя перекрестья позовет сородичей из ближайших миров. Но нижняя магия очень опасна. Сама видела. Будем бродить как зомби и дарить друг другу свои печень и почки. Так, на сувениры. Мое сердце уже и так у тебя. Так что на сердце василиска не рассчитывай, – Рик соскочил со стола, изобразил позу суслика на дозоре и ухмыльнулся снова. Его язвительность давала небольшую надежду. Когда дела были совсем плохи, василиск терял свое знаменитое чувство юмора, становился угрюмым и сосредоточенным. Вот как недавно, в палате у Маллеса.
Не успела я ответить, понять – ушла душа в пятки или еще теплится где-то повыше, Рик подскочил, сел рядом, взял за руки и загипнотизировал синим взглядом.
– Сами, – произнес мягко, тихо. – Я не знаю, буду ли воевать. Это зависит от многих факторов. Я нужен тут. Нужен буду и в полевых госпиталях. Но я должен обучить тебя боевой магии. Я буду забирать тебя с занятий и тренировать в Университетском магическом саду.
Я слышала про это удивительное место, но ни разу туда не заходила.
Поговаривали, что там хранятся заклятья всех видов и форм, самой разной опасности и назначения. Они словно законсервированы или заморожены – не знаю что уж тут ближе. И студенты проходят настоящий рискованный квест, обучаясь защищаться от магических атак, уходить от волшебных сетей, бороться с мороком и многое другое.
Рик выдержал паузу, давая мне осмыслить предстоящее и вдруг добавил:
– А еще… я натаскаю тебя обращаться. Давно пора познать свою вторую сущность, черпать из нее силы, использовать, когда нужно.
От удивления я дернулась, выпрямилась и вгляделась в лицо Рика.
Он, что, не шутит?
Василиск расплылся в кривой улыбке – уже совсем знакомой, хитроватой. В уголках его глаз спрятались смешинки, и мне сразу стало легче, теплее, радостней.
–Ты тоже оборотень, Сами, – он приподнял брови и чуть слышно усмехнулся. – Сама знаешь. На перекрестье приживаются лишь те, кто способен менять ипостась. Валькирии тоже могут. Не столько ипостась, сколько энергетику. Она преображается время от времени – в моменты опасности из ауры вырастают крылья, усиливается ее мощь. Но оборотню адаптироваться тут намного легче.
Некоторое время я только моргала и сглатывала, не в силах осознать услышанное. Я? Оборотень? Ой… и в кого же я превращаюсь?
Внезапно снова нахлынули воспоминания.
Словно фильм включился в голове. Я откинулась на спинку дивана, и кабинет растворился, будто смытый водой акварельный набросок.
Вокруг вырос город.
Блеклые коробки десятиэтажек, редкие яркие высотки, пыльные летние улицы, пушистые одуванчики на газонах, духота и машинные выхлопы. Все как всегда. Откуда только взялась эта глупая мысль? Я не могла вспомнить ни этого города, ни этих лабиринтов улиц, ни… людей.
Девушки в модных джинсах, едва висящих на бедрах и коротких топиках на тонких бретельках обмахиваются ладонями и газетами. Обливаясь потом, тяжело вышагивают степенные дамы в длинных широких юбках с оборками.
Не слишком озабоченные приличиями парни стаскивают майки, мужчины потряхивают футболками и рубашками, пропуская воздух между телом и липкой от пота одеждой.