— Не знаю, — отвечает Маша и краснеет.
Я заметил, Машка часто краснеет. Чуть что, сразу заливается, становится как помидор. Но общаться с ней все равно интересно и приятно. И красивая она очень.
— Маш, а твоя мама знает, что ты пробовала курить? — неожиданно спросил я.
— Нет, — Машка, как мне показалось, даже испугалась вопроса. — Ты что? Мне стыдно в этом признаться. А твои родители знают?
— Да, — сказал я.
— Сам признался?
— Что я дурак, что ли? — усмехнулся я. — Отец поймал.
— Так он же сам курит, как он узнал? — удивилась Машка.
— Сначала заподозрила мама, давай меня обнюхивать. Я говорю, что в электричке было накурено. Вроде убедил. Но тут пришел папа.
— И что? — вытаращила глаза Машка.
— А то! Папа оказался хитрее мамы в сто раз. Говорит ей: что ты ему лицо нюхаешь. А ну-ка, — это он мне говорит, — дай руку. Понюхал пальцы, да как врежет мне по затылку, у меня искры из глаз посыпались.
— Пальцы понюхал?
— Ну да, — кивнул я. — Лицо-то я умыл, зубы почистил, полмешка жвачки сжевал, а на пальцах запах табака так и остался. Вот так я лоханулся. Но не только я. Папа точно так же погорел в детстве. Мне потом дед рассказал. Он его тоже по пальцам вычислил. Так что, если мой сынок в будущем закурит, я знаю, как вывести его на чистую воду.
Машка рассмеялась:
— Ты так смешно сказал: мой сынок…
— Ну а что тут смешного? — усмехнулся я. — Все мы когда-то станем взрослыми. Дети пойдут, внуки…
— А мне даже не верится, — говорит Маша. — А сколько у тебя будет детей?
— Ну, не знаю. Двое, наверное, — говорю. — Нас же с Лилькой двое у родителей. Тоже двоих заведу.
— А я хочу много-много детей. Не меньше пяти.
— Ни фига себе, — удивился я. — А справишься?
— Конечно, справлюсь. У нас есть знакомые, они часто бывают у нас в гостях. Так вот у них семеро детей. Представляешь?
— Не представляю, — помотал я головой. — Это не семья, а детский сад какой-то.
— Зато они такие дружные. Я как-то была у них в гостях. Старшей девочке уже семнадцать. А младшему всего два годика. Так вот все помогают маме. Старшая кушать готовит, младшие пылесосят, посуду моют, мусор выносят. У каждого свои обязанности. И знаешь, у них в квартире идеальный порядок. Все постели заправлены, чистота кругом, на подоконниках цветов, как в оранжерее. Так мне у них понравилось.
— Порядок — это хорошо. А у меня с порядком проблемы, — говорю.
— В каком смысле? — удивилась Машка.
— Вот ты скажи, ты всегда кровать заправляешь, после сна.
— Конечно, — говорит Машка. — А как же…
— А я вот не пойму, зачем из этого трагедию делать? Мама меня готова задушить, если я кровать утром не заправлю. Ну забыл, ну и что? Да и вообще, кто в мою спальню заходит? Кто там видит мою кровать? Зачем ее заправлять, если вечером все равно ложиться спать. Понимаю, когда в отпуск уезжаем или…
— Нет, Мишка. Ты не прав. Кровать необходимо заправлять каждый день. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что в течение дня постель пылится. А когда она закрыта, пыль вовнутрь не попадет. Понял? Это же элементарная гигиена. Твое здоровье.
— Ерунда все это, — махнул я рукой.
— Нет, нет и еще раз нет. Твоя мама права. Кровать нужно заправлять. Понял?
— Понял, — говорю. — Можно подумать, ты никогда не забывала заправлять кровать.
— Ну, если честно, было пару раз, но не более. И то просто опаздывала в школу и забыла. Так что приучайся…
— Хорошо, постараюсь. А вообще, женщины такие зануды. Я имею в виду маму и бабушку, хотя Лилька недалеко от них ушла. Они постоянно меня ругают.
— За что?
— Ну, то я куртку свою не там бросил, то рубашку, то майку. Ты видела, у нас в прихожке диван стоит? Ну вот какая разница, куртка лежит на диване или висит на вешалке. Так чуть ли драться на меня не бросаются: ты почему куртку не повесил. Да сдалась она вам, эта куртка? Лучше в мире жить, чем грызть постоянно то меня, то папу, то дедушку. Представляешь, мама сама носит нашу фамилию, а нам говорит, что все Мировы — поросята. Скажи, это справедливо?
— Так она же в шутку это говорит, — рассмеялась Машка. — У нас, кстати, то же самое. Папа везде оставляет свои вещи. Например, смотрит телевизор, жарко ему стало, рубашку или майку снял и забыл. Мама потом ругается. Так что это, наверное, во всех семьях такое бывает.
— И Юрка, мой друг, мне жаловался как-то. Им тоже с отцом достается.
— Ну, вот видишь, — рассмеялась Машка, — получается, не женщины зануды, а все мужчины разгильдяи…
Что за манера, сразу выводы делать. «Все…»
Глава 17
Оказывается, Машка ничего не забывает. Утром следующего дня она потащила меня в церковь. Там мы пробыли недолго. Мне кажется, в церкви и невозможно долго находиться. Хотя моя бабулька утверждает, что из нее вообще выходить нельзя. Но это она, конечно, так образно выражается. Я даже не знаю, что по этому поводу сказать. Наверное, я еще до конца не осознал ее слова.
Экскурсия в храм мне понравилась. Красиво там. Только запах не очень мне нравится. Конечно, с электричкой не сравнишь, но все равно очень душно. А так ничего. Мы поставили свечки, как объяснила Маша, за здравие своих родных, затем в церковной лавке купили небольшую иконку, которую решили подарить моему новому другу Владимиру. Мы же так ничего сами и не соорудили, а сделать подарок очень хотелось. Кстати, на иконе был изображен лик святого Владимира — тезки моего нового друга. Владимиру, наверное, понравится. По дороге домой Машка стала прощупывать меня на предмет моей религиозности.
— Я смотрю, — говорит, — ты как-то равнодушен к церкви. Не веришь в Бога?
— Не знаю, — пожал я плечами. — У нас только бабушка любит ходить в церковь, а остальные так, иногда. По каким-то праздникам. А ты? Такая верующая?
— Да, я верю в Бога, — говорит Машка. — И мама моя верит, говорит, что без веры в Бога жить нельзя.
— Что-то на монашку она у тебя не похожа, — усмехнулся я.
— При чем тут монашка? — удивилась Маша. — Дело ведь не в том, как одевается человек. Главное, заповеди соблюдать. Ты знаешь заповеди Христа?
— В смысле эти, не убий, не укради, не… что там еще?
— Эх, ты! Небось, и Евангелие ни разу не читал?
— Почему же? — говорю. — Читал. Бабушка давала. Ну, по правде, так полистал.
— А ты почитай. Интересно очень. Там Христос всякие чудеса творит, людей лечит, воскрешает, помогает.
— Маш, ну а ты сама в это веришь? Это же все легенды, сказки.
— Какие сказки, Миша, ты что? Христос — это историческая личность. И все его чудеса были на самом деле. Люди это видели.
— Ну, а где он сейчас?
— Как где? — оторопела Маша. — Везде. Бог это все, что вокруг нас.
— Ну, а кто его видел? Ты видела Бога? Кто-нибудь его видел?
Мария замолчала и некоторое время шла молча.
— Обиделась, что ли? — спрашиваю.
— Нет, — говорит Машка. — Не обиделась. Ты вот спрашиваешь, видел ли кто-нибудь Бога. А скажи мне, ты ум видел?
— Чего? — Я даже остановился. — Чего видел?
— Ум свой видел? — повторила Маша.
— Как я его увижу? Ум же это… ну…
— Вот видишь? Но при этом ты не скажешь, что у тебя нет ума. Правильно?
— Но я же могу это показать, то есть видеть не вижу, но ум…
— Все правильно! Мы не видим ума, не видим любви, не видим зла. Мы только видим проявления всего этого. Правильно?
— Ну, в общем-то, да.
— Вот так же и Бог. Мы видим проявления Бога на каждом шагу. Если не Бог, кто же все это создал? — Машка остановилась и раскинула руки.
— Природа, — говорю.
— А природу? Кто создал природу?
Машка совсем меня запутала. Нет, вы посмотрите, какая философша нашлась. Это ж надо. Нужно их с бабушкой поближе познакомить. Та любительница о Боге поговорить.
— Это все в Евангелии написано? — интересуюсь.
— Нет, в Евангелии пишется о жизни Христа, о его деяниях, о распятии, о воскресении. Там не сразу можешь все понять. Но к нам в школу приходят священники и рассказывают более доступным языком. Мы задаем им вопросы, в общем, интересно очень.
— А мой дед говорит, что священников в школу пускать нельзя.
— Это еще почему?
— Говорит, что мешают нам учиться.
— Он не верит в Бога?
— Он бывший коммунист, — говорю. — А они в Бога не верят.
— Это плохо. Но твоя бабушка ведь верит.
— Бабушка верит, а дедушка нет, — рассмеялся я.
— Наверное, часто ругаются?
— Да чего им ругаться? Дед говорит, что это диалектика.
За этим разговором мы и не заметили, как пришли домой.
По дому бегала сияющая Лилька. В обед приехал Игорь с громадным букетом цветов. Лилька дулась недолго. Да и чего дуться? Приехал, значит любит. Но Машке он почему-то не понравился. Дискуссионные качели поскрипывали, Машка отмахивалась от комаров.
— Бабушка верит, а дедушка нет, — рассмеялся я.
— Наверное, часто ругаются?
— Да чего им ругаться? Дед говорит, что это диалектика.
За этим разговором мы и не заметили, как пришли домой.
По дому бегала сияющая Лилька. В обед приехал Игорь с громадным букетом цветов. Лилька дулась недолго. Да и чего дуться? Приехал, значит любит. Но Машке он почему-то не понравился. Дискуссионные качели поскрипывали, Машка отмахивалась от комаров.
— Мне кажется, он не совсем искренний, — вдруг говорит она.
— Кто? — Я сразу и не понял, о ком речь.
— Игорь, Лилин муж.
— С чего это ты взяла? — удивился я.
— Почему он вчера не приехал?
— Ну, может, какие дела, может…
— Если любовь, никаких дел быть не может. Понимаешь? Девушка уехала, он должен был все бросить и примчаться, хоть в три часа ночи.
— Ну, это если девушка, — возразил я, — а они ведь уже муж и жена.
— Это не имеет никакого значения, — твердила Машка. — Поссорились, мужчина должен не оттягивать перемирие, а мириться сразу.
— Да ну, ерунда все это, — не согласился я. — У меня иногда папа перед командировкой поругается с мамой и уезжает на три дня. Что ж ему теперь, все бросить и возвращаться домой? Так и с работы уволят…
— Так мама же не уезжала.
— Вот именно, — говорю. — А зачем она уехала от Игоря? Что-то мои родители ругаются, мама никуда не уезжает. А Лилька бабах, и к маме с папой. Ничего себе жена называется. Нет, тут я с Лилькой не согласен.
— Разве тебе ее не жалко? — удивилась Маша.
— Жалко, конечно, но и она должна себя правильно вести. Чего она бегает от мужа?
— Ничего ты не понимаешь, — пыталась убедить меня Машка.
— Да все я понимаю. Дед говорит, если вышла замуж, держись за мужа. Поругались, помирились, никто не должен знать. Есть такая пословица «Нельзя сор из избы выносить». Все думают, что это мусор. Нет, если бы мусор из избы не выносили, то дом превратился бы в свалку. Я выкопал в Интернете объяснение. Пословица говорит о другом: «Нельзя выносить из избы не сор, не мусор, а ссор». Понимаешь, ссоры должны оставаться в доме, в семье. А Лилька не успела поругаться, тут же приметелила домой, к маме и папе. И бабушка, и мама пьют лекарства, волнуются. Ну, скажи, и зачем все это нужно? Поругалась она. А теперь помирилась. Восемнадцать лет, а ведет себя как в детском саду.
Машка больше не стала спорить со мной. Какое-то время мы сидели молча.
— Миша, — прервала молчание Мария, — а ты любил кого-нибудь?
— Даже не знаю, — растерялся я. — Девчонка нравилась в классе. Но… разонравилась.
— Почему?
— Да не знаю, — пожал я плечами. — Разонравилась, и все. А ты? Любила кого-нибудь?
— Нет, — Машка покраснела, — тоже нравился мальчик, но он оказался подлецом. Дима Карпенко.
— Почему? — вот это интересно.
— Мы с ним однажды гуляли вечером, и он предложил мне поцеловаться…
— И что? — меня словно кто-то ужалил. — И что ты?
— Ну, поцеловались, — Машка опустила глаза и тихо добавила: — Один раз. А он на следующий день рассказал об этом всему классу.
— Идиот, — заключил я. — А зачем он это сделал?
— Не знаю, — ответила Мария, — мама сказала, что он, видимо, хотел перед друзьями выглядеть взрослым.
— А ты что, матери рассказала? — удивился я.
— Маме учительница рассказала.
— И что дальше? — Мне было ужасно интересно узнать, что было дальше.
— Ничего, — усмехнулась Маша, — один мальчик, одноклассник, вызвал Карпенко на дуэль и побил его.
— Ни фига себе, у вас школа, — рассмеялся я. — На дуэли вызывают. И на чем они дрались?
— На кулаках, — сказала Мария и улыбнулась. — А ты что подумал, на пистолетах, что ли?
— Ну, дуэль же все-таки.
— Нет, просто этот Сережа Дягилев сказал Диме, что он подлец и негодяй, и бросил ему под ноги свою перчатку. Поэтому все назвали это дуэлью.
— И ты теперь дружишь с Сережей? — предположил я.
— Да, мы друзья. Но у него есть своя девушка.
— И как та девушка относится к тому, что вы друзья? — удивительные вещи рассказывает Мария.
— Нормально, мы даже вместе в кино ходим.
— Втроем, что ли? — удивился я.
— Да.
— Долго так не протянется, — заявил я. — Скоро подружка твоего Сережи потребует от него: или я или она, в смысле ты.
— И пусть говорит, я не обижусь. У них ведь любовь.
— А сейчас ты никого не любишь? — вдруг спросил я, и мне стало неловко.
— Пока нет, — грустно ответила Маша.
— Что значит пока? — спросил я изумленно.
— Мама говорит, что любовь жертвенна. Понимаешь?
— Не понимаю, — честно признался я.
— Чтобы кого-то любить, нужно уметь чем-то жертвовать. Теперь понимаешь?
— Например? — Я действительно не понимал, что она имеет в виду.
— Ну, к примеру, своим комфортом, благополучием…
Я мысленно подумал, что мне для Машки не жалко. Что у меня есть самое сейчас ценное? Ноутбук, наверное. И мобильник.
— Мария, — говорю, — а хочешь, я тебе свой мобильник и ноутбук подарю?
— Ты что? — опешила Машка. — Зачем?
— Хочу пожертвовать для тебя…
— Пожертвовать? — открыла рот Машка.
— Ну да, — я опустил глаза. Неужели она не понимает, что я уже почти ее люблю и проверяю свои чувства.
— Нет, Миша, ты извини, я не могу принять от тебя такой подарок.
— А полюбить меня сможешь? — Я уставился в ее глаза, чтобы она не приняла меня за труса.
— Ой, Мишка, — прыснула Машка в кулак. — Я не знаю. Мы так мало знакомы еще. А ты что, влюбился в меня?
— Кажется, да…
— Мне нужно подумать, — тихо сказала Маша и спрыгнула с качелей.
— Погоди, — крикнул я ей вслед, — ну хоть скажи, я тебе нравлюсь?
Машка, так ничего не ответив, направилась в дом. Я смотрел ей вслед и кусал губы. Вдруг она остановилась, резко обернулась и, послав мне воздушный поцелуй, скрылась за углом дома.
Кокетничает, подумал я. Значит, полюбит.
Я еще долго сидел на качелях в одиночестве. Затем, когда мне это бесцельное сидение надоело, я разыскал свою возлюбленную и предложил ей поехать в кино. Она с радостью согласилась и пошла в спальню собираться. Узнав, что мы хотим ехать в Москву, помирившиеся молодожены предложили нас подвезти. Но мы отказались. Лилька с Игорем, как мне показалось, даже обрадовались и уехали вдвоем, счастливые и улыбающиеся. Бабушка-поговорщица напоследок их успокоила: «Милые бранятся — только тешатся» — и перекрестила. И чего она их крестит, они же еще не обвенчались.
Глава 18
Чтобы попасть в кинотеатр, нам нужно снова проделать путь от нашей ж/д платформы до Курского вокзала. Там, прямо рядом с вокзалом, расположен торговый центр «Атриум», в котором несколько кинотеатров. Вернее, кинотеатр-то один, но с несколькими залами.
Где-то на середине пути мне позвонил Баталин Ромка. Мы с ним учимся в одной школе, но он на класс старше меня. Вообще-то он пацан нормальный, мы с ним часто ходили в кино, гуляли по Арбату, бузили на «Патриках», но в тот день он позвонил мне зря. А если по правде, то я сам дурак. Взял и ляпнул, что мы с Машей идем в кино. Запомнится мне этот день навсегда.
— Классно! — говорит Ромка. — Может, меня с собой возьмете?
— Присоединяйся, — говорю. Вот это и было моей дуростью. Какой же я идиот! Но все по порядку.
Ромка встретил нас на вокзале, ему на метро от дома до Курской ехать минут пятнадцать. Я познакомил их с Машей. Купили билеты, до начала сеанса решили подкрепиться в суши-баре. Как выяснилось, Мария ни разу даже не пробовала суши. И мне очень хотелось угостить ее заморским блюдом. И все было бы ничего, но Ромка — очень большой болтун. Несет всякую чепуху, причем не останавливаясь. Скабрезные анекдоты сыплются из его незакрывающегося рта, как горох из разорванного пакета. Однажды баба Лиля на кухне неосторожным движением разорвала пакет с горохом. Мы полдня всей семьей собирали горошины, выуживая их из всех уголков кухни. И чего я так удивляюсь, словно не знал, кого пригласил? Однако я не думал, что болтовня моего приятеля станет меня так раздражать. Честное слово, даже предположить не мог. Но в какое-то мгновение я понял, что Машка забыла о моем присутствии. Вот когда я и вспомнил заплаканную Лильку, хотя виду не подал. А Ромка меры не знает, все балагурит и балагурит. Машка хохочет, как дурочка. Но больше всего раздражало, что Маша, которая все уши мне прожужжала разговорами о нравственности и добропорядочности, слушала всю эту пошлятину с упоением и даже не пыталась остановить зарвавшегося рассказчика.
— Слушай, — не выдержал я, — надоел ты своим треском. Можешь немного помолчать? У меня уже голова от твоей болтовни болит.
Но Ромке мои слова, как об стенку горох. А тут еще моя «благоверная» Маша встревает: