— Чего тебе нужно? — спрашиваю, делая грозный вид. Не знаю, правда, получилось у меня это или нет, только пацан не испугался, рассмеялся и дальше спрашивает:
— И много не хватает?
— Десять рублей.
— Далеко ехать?
— Черешневые сады, — отвечаю. — Полтинник есть, а нужно шестьдесят рублей.
— Делов-то, — хмыкнул пацан и, протянув руку, представился: — Иван.
— Михаил, — ответил я, пожав его грязную, но крепкую ладонь.
— А если я тебя на электричку без билета проведу, ты мне полтинник отдашь? — спросил новый знакомый.
— Как это? — удивился я.
— Очень просто, здесь есть одно место, я могу провести тебя в обход турникета. Так что, договорились?
— Ну а потом как ехать? Там же контролеры.
— Ты что, дикий, что ли? — расхохотался Иван. — Какие контролеры? Не знаешь, как от контролеров уходить?
— Знаю, но…
— Чего «но»? Ну, чего «но»? Или ты на вокзале собрался ночевать? Здесь менты быстро тебе ласты завернут. Так что слушай, чего я тебе говорю. Хочешь домой? Давай мне полтинник, а я тебя на электричку посажу. Все по-честному. Идет?
— Хорошо, — неожиданно для себя самого согласился я, — только сначала проводи, а потом я тебе полтинник отдам.
— Базара нет, — сказал Иван и добавил: — Полташ засвети.
— Чего? — не понял я.
— Полтинник покажи, Миха!
Убедившись, что я его не обманываю, Иван повел меня по каким-то закоулкам. Через десять минут я уже сидел в электричке без копейки денег, а Ивана и след простыл. Надо же. Кто он такой, этот пацан? Такой пронырливый. Теперь нужно держать ухо востро. Не попасться бы котролерам. Я перешел в середину поезда. И стал ждать бегущих «зайцев». Вот и я дожил. А говорил, что никогда без билета не поеду. Но так я же не нарочно, так получилось. Странно. Интересно, вы осуждаете меня? А с чего это я взялся людей дураками обзывать? Ну, тех, которые сегодня мимо меня пробегали, спасаясь от контролеров. А сам-то каков? Скажешь, случайно? А почем ты знаешь, что у тех людей случилось? Может, их обворовали? Может, у них и вовсе денег нет или на хлеб не хватает. Кто тебе дал право их дураками называть? Эх ты, Миша-Миша. А теперь вот сам с метровыми ушами едешь в электричке. В этот момент напротив меня уселся новый клоун. Но уже в заячьем костюме. Я искоса взглянул на него и подумал: это ж надо, в электричку пришел в таком костюме. Вдруг заяц наклоняется ко мне и говорит:
— Мишка, зря ты билет не купил. А вдруг не сумеешь контролера перехитрить? Высадят тебя на какой-нибудь платформе и будешь куковать, а ведь уже вечереет. Что будешь делать?
Я рассмеялся, узнав Ваньку по голосу.
— Ваня, — говорю, — не валяй дурака. Чего это ты в зайца вырядился?
— Да нет, Миша, не Ваня я, — отвечает Ванька, ну голос его, точно говорю, — я и есть настоящий заяц, а вот ты липовый, игрушечный.
Смотрю, а у него и впрямь передние зубы настоящие, заячьи. И так щелкает ими, у меня аж мороз по коже. Испугался я жутко. А этот дикий заяц как прыгнет и кусь меня за плечо. Я только хотел схватить его за уши, и тут… проснулся. Передо мной стоит контролер (мужчина), толкает меня в плечо и улыбается.
— Парень, — говорит, — эй, слышишь меня? Проснись. Билетик предъяви, пожалуйста.
Эх, ну что же я за человек такой. Почему я такая никчемная личность? Ни на что не способен. Ни художник из меня не получился, ни попрошайка, даже заяц, и тот никудышный. Ну почему так? Так мне обидно стало, чуть не заплакал.
— Дяденька, — говорю, — честное слово, всегда билеты покупаю, а сегодня так вышло…
Нет, так не бывает. Контролер посмотрел мне прямо в глаза и говорит:
— Я тебе верю, мальчик. И не ссажу с поезда. Но пообещай, что в следующий раз, когда будешь ехать, купишь два билета. Один за проезд, а другой за эту поездку. Обещаешь?
— Да я клянусь вам, — радостно вскрикнул я. Мне вдруг захотелось броситься ему на шею и расцеловать. Я, конечно, этого не сделал бы. Но радости моей не было предела.
Скажите, а вы бы не обрадовались? Вот что значит мужик-контролер. Тетка высадила бы, я в этом уверен. Хотя и тут я не прав. Извините меня, дорогие женщины-контролеры. Просто я тупой в этих вопросах и несу откровенную чушь. Простите меня ради бога. Очень вас прошу.
— Не надо клясться, — улыбнулся контролер, — если ты обманешь, то не меня. Ты обманешь себя. Но повторяю: я тебе верю. Всего доброго…
Не знаю почему, но в ту ночь я не мог долго уснуть. Ворочался, ворочался… Несколько раз пытался читать книгу, но буквы все время проплывали мимо. Уснул лишь после того, как через окно на небе заметил розовую полоску. Увидел ее и уснул.
Глава 8
Проснулся я только к обеду. Хорошо летом. Никуда не надо торопиться. Впрочем, я не сам проснулся. Приехала Лилька со своим «гражданским» мужем. Они меня и вытащили из постели. Ура! Игорь подарил мне новый телефон — № 95. Давно мечтал о таком. Восемь гигов собственной памяти, классный телефончик. Я же говорил, что Игорь — нормальный парень. Отец в прошлом году мне подарил неплохую «трубу». Но в этой школе разве можно что-нибудь уберечь. Уже в конце первой четверти грохнулся мой телефон на пол и… умер. До конца учебного года ходил с самым что ни на есть простейшим телефоном. Родители принципиально не покупали современный аппарат. Ну и ладно. Мне, в общем-то, все равно, главное, чтобы был на связи. Хотя снова вру. Не все равно. Не все равно. Если ваш ребенок скажет после очередного разбивания трубки, что ему теперь все равно, с каким телефоном ходить, не верьте ему. И если не жалко денег, купите хороший.
Поймите, мы не нарочно их разбиваем. Бережем, холим, но вот хоть тресни, в один прекрасный момент телефон почему-то грохается на землю, тротуар, лестничную площадку, перрон и погибает. Что я только (вместе с родителями) ни придумывал для того, чтобы уберечь свою «трубу» от непредвиденных обстоятельств — и какие-то дурацкие мешочки на шею вешал, и чехлы с кнопкой для ремня покупал. Бесполезно. Больше двух четвертей телефон не выживал. А вот простейшая модель почему-то приживается. Кстати, почему так? Вы не задумывались? Чем дешевле телефон, тем менее он падуч. Проходил же я с простеньким телефоном остальные три четверти. И ничего. До сих пор жив. В пятом классе мне покупали мобильники четыре раза. Последний, правда, дотянул и до первой четверти шестого класса, но все равно потом упал.
Может, вы думаете, что мы нарочно их разбиваем, чтобы заполучить новенький? Не смешите меня. Когда навернулся мой последний мобильник, я чуть не плакал, до чего мне было обидно. Я ведь знал, что теперь мне всучат самый наипростейший. Только для того, чтобы мама или папа могли спросить у меня, как дела. Ни видеоролик не скачаешь, ни картинку. Вообще ничего. Нет, нарочно такое делать нельзя. Себе во вред получится.
Я рассказал Лильке с Игорем о вчерашнем приключении, о добром контролере и о том, что пообещал ему купить в следующий раз два билета. Игорь ничего не сказал, только улыбнулся, а Лилька говорит:
— И что, ты на самом деле будешь покупать два билета? — И так смотрит на меня, словно у меня на голове гусь сидит.
— Конечно, куплю, — отвечаю, — я же пообещал.
— Совсем крыша съехала? А как он проверит? — спрашивает сестра.
— Лиля, — отвечаю, — да при чем тут проверит или не проверит. Я же пообещал ему. Понимаешь? Он так и сказал: ты обманешь себя. Понимаешь?
— Не понимаю, — фыркнула Лилька. — Он же никогда этого не узнает.
— Ну и что? — Меня это начало злить. — При чем тут он? Я не хочу обманывать себя. Себя!
Игорь, видимо, поняв, что этот невинный спор может внезапно перерасти в скандал, предложил:
— Лиля, Миша, да забейте вы на этого контролера. Мы две недели не виделись, а вы о каком-то дядьке спорите.
Вы не знаете мою сестру. Она просто так не успокоится. Ее или в ванную с холодной водой нужно окунать, или внезапно колечко какое-нибудь, желательно золотое, подарить. Тогда она вмиг сменит тему. Лилька не унялась:
— Я сейчас не о дядьке говорю, а о том, что этот… этот… малолетний правдоискатель хочет два билета купить. Да, я согласна — это копейки. Подумаешь, шестьдесят рублей. Но ты же эти рубли еще не зарабатываешь, чтобы ими разбрасываться. Где ты их берешь? У папы с мамой. Правильно?
— И что с того? — Я сжал кулаки. Ненавижу, когда мне начинают указывать на возраст. Дескать, ты — мелюзга, сиди и не хрюкай. Вот это я ненавижу. — При чем тут это? Я же не у тебя беру. У меня есть свои деньги, которые…
— Какие свои? Где ты их берешь?
— Отец мне дает, на карманные расходы.
— Вот видишь! — Лилька подняла вверх указательный палец.
— А ты в школе училась, — процедил я, — деньги у родителей не брала?
— Брала, — говорит Лилька, — все берут, но на ветер не выбрасывала. Ясно?
— И я не выбрасываю. Лишний раз в Макдоналдс не схожу. Понятно?
— И я не выбрасываю. Лишний раз в Макдоналдс не схожу. Понятно?
— Да ну тебя к черту, — махнула рукой Лилька и вышла во двор. Игорь за ней. Перед выходом он подмигнул мне. Вернулись они минут через пятнадцать как ни в чем не бывало.
Вообще-то с Лилькой мы и раньше часто спорили. И если бы вы посмотрели на нас со стороны, то непременно подумали бы, что наша ссора затянется лет на пятьдесят, не меньше. Но наши перепалки никогда не переходили временну́ю границу в тридцать минут. Поорем, повизжим, рожи покорчим друг другу, языки покажем и тут же помиримся.
Нет, ну а вы скажите, разве я не прав? Разве мог я обмануть того контролера? Или ничего страшного не произошло бы? Все-таки, мне кажется, нельзя было его обмануть. И я не обманул. Честное слово. А чтобы не забыть, в этот же день пошел на платформу, купил билет, порвал его и выбросил в урну. Моя совесть чиста. Не заяц я. Я — не заяц!
После нашего билетного спора я рассказал гостям, как мы с Юркой ездили к начальнику ГАИ, и показал наш новый дорожный знак. Игорь хохотал, как маленький ребенок. Пойми их. Вроде офицер, должен быть строгим и суровым. А он заливается, словно малыш-карапуз в цирке.
— Ну, ребята, — говорит, — с вами не соскучишься. Где ты его вешать собрался?
— Как где? — отвечаю. — У въезда в поселок. На столбе.
— А ну-ка дай я его сфотографирую, — Игорь щелкнул телефоном. — Покажу своим коллегам. Ну, вы даете.
— Нет, ты скажи, тебе понравился? — допытывался я.
— Хороший знак, — кивнул Игорь, — только вот гаишники его снимут.
— А чем он может помешать? — возразил я. — Мы же не просто так придумали повесить знак. Ты знаешь, сколько у нас гибнет котов и собак из-за этих лихачей. Слушай, может, давай с тобой его повесим, чего мы будем ждать, пока Юрка вылечится. А так он приедет, знак уже висит.
И снова Лилька вмешалась. Вечно эта коза лезет, куда ее не просят (кстати, 1991 год — год козы). Мне показалось, что Игорь был и не против мне помочь, но тут эта… Ух, эта ведьма!
— Чего придумал? — говорит. — Вам, малолеткам, ничего не будет, а его, если гаишники поймают, могут и на пятнадцать суток посадить.
— За что? — спрашиваю удивленно. — За что пятнадцать суток?
— За хулиганство, — отвечает Лилька и смотрит на Игоря: — Не вздумай. Наживешь себе головную боль.
— Да, Миха, — сдался тут же старший лейтенат, — точно. Если меня накроют, последствия действительно могут быть печальными. Так что лучше пока повременим, да и тебе не советую с этим знаком связываться. Это дело серьезное.
— Ладно, — махнул я рукой. — Сами разберемся. Не хочешь, не надо.
— Ну, ты только не обижайся, — виновато так говорит Игорь.
— Не буду, — отвечаю. Я же понимаю его. Офицер, карьера, да еще женушку себе нашел, врагу бы не пожелал. Нет, как сестра она хорошая. А вот как жена, наверное, ведьма. Ишь, как командует офицером. И тот тоже хорош, чуть ли не на носочки перед ней становится. Тоже мне, вояка. Вот пошли такого на войну, а рядом Лильку медсестрой поставь, так он и будет всю войну в рот ей заглядывать. А еще взрослые, говорят. Хуже детей. Никогда ты, Игорь Юрьевич, генералом не станешь.
Я решил больше никому наш знак не показывать и ни с кем этот вопрос не обсуждать. Приедет Юрка, втихаря повесим. С этими трусливыми зайцами каши не сваришь.
Оказалось, что мы дома втроем — я и эта офицерская семейка. Пока я спал, взрослые все разъехались. Ни деда с бабулькой, ни мамы, ни папы. Съехались все только к вечеру. Ну, как обычно — обнимушки, поцелуйчики, охи-ахи. Лопнуть можно, ведут себя так, словно Лилька покинула дом еще до нашей эры. Ах, внученька, ты поправилась, не пополнения ли ждете? Как меня это бесит, если бы вы знали. В феврале Лилька удрала со своим лейтенантом, и каждый раз, как приезжает, одно и то же. Да она бы уже за эти три месяца в атомную бомбу превратилась, если бы все время поправлялась. Какая была, такая и осталась. И где бабушка эти поправки видит, ума не приложу. Так, лишь бы ляпнуть. За дедом лучше смотри, у того пузо растет не по дням, а по часам. Правда, его она за это грызет. Дед уже не знает, куда от нее прятаться. Дошло до того, что мороженое от нее тайком ест. Не верите? Слушайте. Пошли мы как-то с ним вечером прогуляться. Магазин у нас работает до десяти вечера. Я говорю деду, идем в лес. А он меня тянет в сторону магазина.
— Пойдем-пойдем, — говорит. — Мне нужно в магазин.
Ну, я-то думал, он сигарет, может, хочет купить или чего-то другого, а пришли в магазин, я чуть не упал перед прилавком, когда услышал, что он мороженое покупает. Выходим из магазина, он тут же разворачивает его и аж глаза прикрыл от удовольствия. С таким выражением морды наш Макар колбасу ест. Только еще и мурчит на весь дом. Дед кушает мороженое, наслаждается. Съел и говорит:
— Михаил, бабушке не говори.
— Ни фига себе, — говорю, — она что, тебе мороженое не разрешает есть?
— Не разрешает, — вздохнул дед. Да так тяжело вздохнул, что мне до слез его жалко стало. Вот изверги, думаю, до чего деда довели. Мороженое тайком кушает.
— Диета? — спрашиваю.
— Диета, будь она неладна.
— Ну, от одного мороженого не располнеешь, — попытался я успокоить деда.
— Эх, Миха, да не в полноте дело, — говорит дед. — Диабет у меня сахарный обнаружили недавно. Знаешь, что это такое?
— Не-а, — отвечаю. — Болезнь такая? — догадался я.
— Ну да, — снова вздохнул дед. — Сладкого нельзя есть. Можно помереть.
— От сладкого? Помереть от сладкого? — удивился я.
— Да, от сладкого, — кивнул дед. — А хочется.
— Слушай, — вдруг испугался я не на шутку. — А зачем же ты целое мороженое слопал? До дому-то хоть дойдешь?
Дед как рассмеется. Еле успокоился.
— Ты что, Мишка, — говорит, — хоронить меня уже собрался?
— Так ты пошутил?
— Да нет, Мишаня, не пошутил. Просто нельзя сладкое есть.
— Ну, вот ты же сейчас съел, что будет?
— В принципе ничего, но лучше, конечно, не есть. Тут в чем дело — сегодня сделал исключение, завтра, послезавтра. Понимаешь? А потом — бац! — и крышка.
— Тогда больше в магазин не ходим. Рано тебе, дед, еще помирать. Если бы я знал, то и сегодня ты мороженого не получил бы. И курить тебе нужно бросать. Правильно бабушка говорит…
— Ну вот, — вздохнул дед, — еще один контролер у меня появился. Смотри, не продай меня. Ну его к черту, это мороженое. Не буду больше есть. Просто сегодня что-то прям невмоготу стало. Так захотелось. Бывает у тебя такое?
— Угу, — кивнул я. — Бывает. Я иногда сразу по три штуки съедаю, вот как захочется.
— Ну вот, видишь, — дед погладил меня по голове. — Значит, понимаешь меня…
Вечером все собрались на кухне. По такому случаю на столе появились и вино, и водка. Правда, ни бабушка, ни мама не возмущались. Все чинно, выпили, закусили. И тут Игорь объявляет:
— Анна Михайловна, отец, бабушка, дедушка, — хотим вас обрадовать, в августе у нас с Лилей свадьба.
— Господи Иисусе, — перекрестилась бабушка. — Наконец-то! Какого числа?
— Пятнадцатого, в субботу, — говорит Игорь.
Отец чуть не поперхнулся.
— Как пятнадцатого? У меня же юбилей, сорок лет. Лиля, ты что? Забыла?
— Папочка, мужчины сорок лет не отмечают, — говорит Лилька.
— Это еще почему? — удивилась мама.
— Все правильно! — вмешалась бабушка. — Лиля правильно говорит. Мы деду тоже сорок лет не отмечали. А свадьбу давно пора сыграть. А то живут, как не поймешь кто. И обвенчаться нужно обязательно. Вы как, дети, венчаться будете?
— Не думали еще, — пожал плечами Игорь.
— Что значит, не думали? — нахмурилась бабушка. — Уж об этом-то нужно в первую очередь думать. Вы что, ребята? Мы вон с дедом в пятьдесят лет пошли под венец.
— Что-то вы долго думали, — неожиданно ляпнул я, и все рассмеялись, кроме бабушки, конечно.
— А ты не встревай, — нахмурилась она, — когда взрослые разговаривают.
— А что, Мишка разве не прав? — Лилька неожиданно вступилась за меня.
— Внученька, милая, что ты такое говоришь, — запричитала бабуля. — Ты думаешь, мы бы сразу не обвенчались, когда поженились, была бы возможность? Но тогда время было другое. А сейчас никто и слова не скажет… Послушай меня, Лилечка. Игорек, ты уже взрослый мальчик. Отнеситесь к этому серьезно.
— Хорошо, хорошо, Лилия Степановна, — закивал Игорь. — Я не возражаю.
— Это, наверное, лишние расходы? — спросила Лилька.
— Да какие там расходы, — говорит бабушка. — По сравнению со свадьбой это и деньгами не назовешь. В крайнем случае, венчание я сама оплачу.
— Да ну, что вы, Лилия Степановна, — смутился Игорь. — Мы сами справимся. Все будет хорошо.
Нет, ну вы видели? И вот так всегда. «А ты не встревай, когда взрослые разговаривают». Они все, значит, взрослые, а я мелочь пузатая. Как противно. Вот как бы они отреагировали, если бы мы с Юркой общались, и кто-то из них что-то бы вдруг сказал, а я в ответ: а вы не встревайте, когда дети разговаривают. Представляю, сколько было бы возмущений, обвинений и разных дурацких нотаций. Мои воспитатели (в семье которые, а вы уже заметили, сколько их на меня одного) любят длинные и нудные воспитательные беседы. Уж лучше бы подзатыльник отпустили, и дело с концом. Так даже понятнее. Между прочим, и учителей таких полно. Им только попади на язык, могут пол-урока мораль читать. Вот за что я люблю нашу «классную», Оксану Петровну, так за то, что она с нами не церемонится и длинных заумных речей на уроке не толкает. Провинился, она спокойно так скажет: «Подай дневник, пожалуйста». Подашь, она красной авторучкой кратенько напишет: «Мешал на уроке». И все! Дальше урок ведет. Ей фамилию — Гранина — нужно сменить на — Чехова. Краткость — сестра таланта. Это Антон Павлович про Оксану Петровну сказал.