– Хм… – усмехнулся тот. – Уж лучше присяду, гражданин начальник, как говорится, насиделся предостаточно!
– Не похоже, что насиделся. Что-то мне подсказывает, что у тебя впереди казенный дом, – широко улыбнулся Гончаров. – Вот что мне скажи, Баширов, где ты познакомился со своим подельником?
– Каким еще подельником? – слепил недо-умение Баширов.
– А с тем самым, с которым ты стволы из полицейской академии украл, а потом продавал.
– Гражданин начальник, не знаю я никаких стволов.
– Не знаешь, говоришь… – Майор подтолкнул к задержанному две фотографии и продолжил: – Вот взгляни сюда… На этой фотографии твои пальчики, которые мы сняли у тебя прямо в срубе во время ареста. А вот на этой фотографии отпечатки, обнаруженные на украденном стволе… Что ты на это скажешь?
Тимур мельком взглянул на фотографии и изрек:
– Не знаю, о чем ты говоришь, гражданин начальник, никаких стволов я не брал. И как они оказались в срубе, я не ведаю.
– Только ведь суд на факты смотрит. А что ты там делал, Баширов?
– Знаешь, начальник, накатила на меня в последнее время усталость, сам не свой хожу. Нервы ни к черту, срываюсь почем зря! А любимая женщина страдает, переживает. Вот и решил в тишине нервишки подлечить.
– Получается?
– Немного получается, – широко заулыбался задержанный.
– Баширов, а ведь мы нашли тех людей, кому вы стволы продавали. Они на вас указали.
– Наговор это, начальник. Не знаю никаких людей.
– Не знаешь, говоришь… А вот сюда взгляни. – Открыв папку, Гончаров вытащил из нее фотографию Федора Баскакова и пододвинул к Баширову: – Узнаешь? Это один из ваших покупателей. И ваш ствол «засветился» в одном ресторане. Палил он им направо и налево… Слава богу, что ни в кого не попал. Там случайно наша оперативная группа проезжала, задержали его. Так чего ты молчишь, Баширов?
– Вот что, начальник, чего ты меня все Башировым называешь? Я не Баширов, а Рахимов. Вон у тебя на столе права лежат… Там написана моя фамилия.
– Чего же ты фамилию поменял?
– Разонравилась…
– Чем же она тебе не угодила?
– Так бывает. Захотелось начать жизнь с чистого листа. Имею право… А то чуть что, так сразу Баширов! Кого-то грабанули, полиция ко мне заявляется, кого-то грохнули, опять ко мне! Как будто, кроме Баширова, никого больше не существует. Возможно, у меня и были какие-то нелады с правосудием… но все это осталось в прошлом. Сейчас я законопослушный гражданин.
– Что-то не очень вяжется с тем, что я о тебе знаю. Невозможно быть законопослушным гражданином, сидя на пятнадцати коробках с оружием. Где ты познакомился с Корсунем?
– В одной компании, – слегка улыбнулся Баширов, давая понять, что ему есть что вспомнить.
– И что за компания?
– А какая еще может быть компания? Сидели, выпивали понемногу у кого-то на хате, даже толком не могу припомнить, у кого именно. Девки там были, и вот здесь такая история случилась, поменялись мы с Корсунем подругами. – Баширов широко заулыбался. – Его баба потом моей женой стала. Фарида Рахимова.
– Ах, вот оно что, – хмыкнул Гончаров. – Трогательная история.
– Вот с тех пор наша дружба и заладилась.
– Кто к вам еще приезжал?
– К нам никто не приезжал. Отдыхали мы от всех. От баб тоже, кстати… Он от своей, а я от своей.
– А как же стволы?
– Про стволы ничего не знаю.
– Ладно, это ты на суде расскажешь, когда твои отпечатки покажут и когда против тебя покупатель станет свидетельствовать. Ведь на тех стволах, что вы ему толкнули, по парочке трупов висят.
– Ментовские расклады! На пушку берешь, начальник! Какие еще трупы?
– Чего же ты так напрягся, Башка? Продолжай. Что хотел сказать?
– Если и висят какие-то трупы, так мне чего? Я не при делах, – отвернулся Баширов. – Утомил ты меня, гражданин начальник, в камеру хочу.
– Ты посиди там, подумай. Чистосердечное учтется. Я ведь знаю, что это дело Корсунь организовал. Расскажешь все как было, похлопочу о тебе, чтобы с меньшим сроком пошел. Вам обоим так или иначе сидеть, не отвертеться! Дежурный! – громко позвал майор и, когда сержант вошел, распорядился: – Отведи в камеру… Отдохнуть!
Ближе к вечеру майор Гончаров созвал оперативную группу. Расселись за длинным столом. По неписаному правилу каждый занял свое место. Оставался свободен лишь единственный стул – прежде на этом месте сидел капитан Абросимов, находившийся в отпуске. Майор невольно обратил внимание, что опера, утомленные длинным днем, стараясь не навлечь на себя гнев начальства, незаметно посматривали на часы. Каждый торопил минуты, усиленно соображая, насколько может затянуться непредвиденное заседание? Хотелось бы побыстрее к женам, к детям, к холодному пиву, терпеливо дожидающемуся в холодильнике, а тут вдруг организовалась какая-то внеочередная планерка. Оставалась надежда, что она надолго не затянется, Гончаров был не из тех людей, что любят заниматься пустозвонством.
– Начальство сейчас с меня стружку снимает, – бодро заговорил майор, опускаясь в кресло, – требует, чтобы мы раскрыли дело об оружии в самое ближайшее время. Шансы для этого у нас есть. Имеются двое крепких подозреваемых. Отпечатки пальцев одного из них обнаружили на стволе. Весьма серьезная улика… Оба идут в «несознанку». Впрочем, это их проблема… У нас сейчас другая задача: мы должны установить их связи, очертить круг их знакомых, узнать, с кем они встречаются, с кем общаются. Найти приятелей по двору, по школе, – принялся энергично перечислять он, загибая пальцы. – Узнать, где проживают их подельники. Одним словом, выявить всех тех, кто так или иначе нам интересен. Не хватает двух стволов, и мы должны знать, куда они отправились. Задача всем понятна? – посмотрел майор на капитана Чуркова, сидевшего от него по правую руку.
– Так точно, товарищ майор, – охотно отозвался Чурков.
– Чего тогда сидим? За работу! У нас ее непочатый край.
Было допрошено около трех десятков свидетелей, исписаны кипы бумаг, но дело продвигалось крайне медленно, будто бы сговорившись, очевидцы твердили примерно одно и то же: Ваня Корсунь был добродушным малым, хорошим товарищем, и самый скверный поступок, пришедший на память одному из его школьных приятелей, так это стрельба из рогатки в бездомного кота. Иван, конечно, бывал горяч, но первым в драку никогда не лез, к тому же славился большой отходчивостью. Для многих его криминальное прошлое было большой неожиданностью.
После подобного разговора на Гончарова накатывала несусветная тоска – а того ли человека он ищет?
Умело пряча уныние, майор слушал очередного свидетеля, сидящего напротив, а тот, видимо испытывая какой-то душевный экстаз, энергично рассказывал:
– Марки для Вани были все! Можно сказать, что он фанатик-филателист, во всяком случае, другого такого я в жизни не встречал! Особенно интересовала его флора и фауна. Любил еще собирать марки с изображением картин. Знаете, большие такие марки. В них всегда цвета очень сочные.
– Видел, – вяло согласился Гончаров, едва подавив зевоту.
Он ловил себя на том, что совершенно не понимает, о ком, собственно, ведется речь: не то о закоренелом преступнике, подозреваемом в убийствах и грабежах, не то о наивном мальчике, собиравшем марки. Глядя на его снимки анфас и в профиль, невозможно было представить Корсуня романтичным юношей. Что же такого с ним должно было произойти, если он столь кардинально переродился?
– А цветы он случайно не собирал? – пряча иронию, спросил майор.
– Знаете, собирал, – приободренно откликнулся свидетель, не заметив сарказма. – Особенно он любил марки с полевыми цветами. Мы как раз на этой почве с ним и познакомились. На филателистическом базаре… Ну, знаете, как это обычно бывает у пацанов, он мне свои марки предлагает, а я ему свои. Обмениваемся… Потом часто созванивались, встречались. Друзьями стали. – В голосе свидетеля послышалась заметная грусть. – Я флорой по-серьезному занялся… Поступил на биологический факультет, защитил диссертацию по двусемядольным, а Ваня как-то отошел… у него другие приоритеты появились. Но это совершенно не омрачило нашей дружбы, он постоянно заходил ко мне, бывало, и бутылочку распивали. Только я стал замечать, что у него в глазах какая-то тоска прорезалась.
– А марки он и сейчас собирает, Степан Федорович?
– И сейчас… Правда, без прежней систематики, то, что ему понравится, но на это ведь тоже нужно время.
– Да, конечно, – легко согласился Гончаров. – В настоящее время он занят другими делами.
Странная вырисовывалась история.
Пообщавшись со свидетелями, майор еще больше убедился в том, что у Корсуня и Баширова было немало общего. Если первый слыл заядлым филателистом, то второй в детстве разводил рыбок. Весьма безобидное занятие… И весьма успешное: подрастающую молодь он сдавал в зоо-магазин, с чего имел карманные деньги на мороженое. Оба слыли завзятыми натуралистами, любили природу и не утратили отношений с прежними друзьями детства, в которых была и сигарета, выкуренная на двоих, и бутылка вина на праздник.
– А Корсунь со всеми поддерживал дружеские отношения или только с вами?
– Может, это вам покажется странным, но Ваня со всеми был дружелюбен. И когда он угодил за решетку, то для всех нас это стало настоящим шоком. – Помолчав, чем придал сказанному некоторую драматичность, свидетель продолжил: – Я не знаю, каким человеком он был в тюрьме, но для меня он и сейчас остается хорошим другом. А что именно произошло?
– Не хотел бы вас разочаровывать, Степан Федорович, в друге детства, но действительность такова: Иван Петрович Корсунь – закоренелый преступник, рецидивист с большим стажем. «Погоняло» у него Колючий, потому что никогда не расстается с заточкой. Весьма опасный тип! Его уголовная специализация – грабеж, разбой, квартирные кражи… Совсем недавно из оружейной комнаты Красногорской академии полиции он с сообщ-никами вынес более ста пятидесяти пистолетов. Несколько пистолетов им удалось реализовать, и где в настоящее время гуляют эти стволы, нам неизвестно. А каждый из этих пистолетов – цена человеческой жизни, быть может, даже не одной. Так что нам нужно как можно быстрее найти пропавшее оружие.
– Я понимаю, – растерянно согласился Степан Федорович.
– Вы могли бы назвать человека, которому он мог бы довериться, с которым у него были хорошие отношения?
– Сложно так сразу вспомнить… Все-таки столько лет прошло, – ответил свидетель после минутной паузы. – Хотя круг его знакомых был очень широк.
– Может, он о ком-нибудь рассказывал? Или упоминал?
– Ничего такого он не говорил. В последние годы он стал очень закрытым человеком. Раньше, бывало, все о женщинах трепался… Ну сами понимаете, как это бывает среди мужиков… О своих победах говорил, но чтобы о делах… Что-то я не припоминаю такого. Возможно, вам покажется странным, но Ваня очень интересный собеседник, он много читает, много знает, всегда интересно рассказывает. В последние полгода раза три ко мне наведывался. Брал с собой «Хеннесси», и мы этот коньячок не спеша уговаривали под хорошую закусочку.
– И как же в таком случае он добирался до дома, такси, что ли, вызывал?
– Он водителя держал. Видно, как раз для подобных случаев.
– А вы случайно не знаете, где живет его водитель?
– Не знаю. – Губы Гончарова разочарованно сжались: и здесь незадача! Но в следующую секунду свидетель продолжил: – Но вот телефон его у меня имеется. Тот мне как-то сунул свою визитку и сказал, если нужно будет что-нибудь перевезти тяжелое или просто подвезти, так он всегда к услугам.
– Обращались?
– Как-то не воспользовался. Без надобности было.
– У вас эта визитка сохранилась?
– Где-то лежит.
– Вы можете мне ее показать?
– Сейчас посмотрю, – охотно откликнулся Степан Федорович. – Я могу вам ее даже подарить, она мне не нужна… Так… Где же?.. – постучал он себя по карманам. – Ага, нашел! – вытащил он толстое портмоне. – Где-то здесь лежит. У меня здесь все визитки хранятся. Большая часть из них мне никогда не потребуется, а все равно таскаю с собой. Что у меня за привычка такая, собирать все ненужное. – Свидетель аккуратно разложил визитки на столе и принялся выискивать нужную. – Ага, вот она… Яким Михайлович Пономарев, водитель. Держите! Как говорится, расстаюсь без сожалений.
– Вы очень нам помогли, – улыбнулся майор, забирая визитку. – Хочу вам сказать без всякой иронии, вы мне просто глаза раскрыли на Ивана Корсуня. Оказывается, он был весьма трогательный юноша. Даже не знаю, как все это могло уместиться в одном человеке?
– Значит, такое тоже бывает… Так я могу идти?
– Конечно.
Попрощавшись, майор поднял трубку:
– Это Гончаров звонит. Мне нужен адрес Якима Михайловича Пономарева.
– Подождите немного, – попросил мягкий женский голос.
– Конечно, подожду…
Через несколько минут трубка вновь отозвалась:
– Вы здесь.
– Да, здесь…
– Записывайте!
– Записываю… – поднял майор со стола карандаш.
– Матросская, семнадцать, квартира сорок пять. Записали?
– Да, записал. Спасибо.
Положив трубку, Гончаров вышел из кабинета и заторопился к служебной стоянке. Капот машины был открыт, а подле нее, заглядывая в металлическое нутро сосредоточенным взглядом опытного нейрохирурга, стоял сержант-водитель. Судя по глубокой задумчивости, требовалась неотложная трепанация. Интересно, что он там такого отыскал, если еще вчера двигатель работал как часы?
– С машиной, надеюсь, все в порядке?
Сержант ковырнул что-то гаечным ключом, потом громко хлопнул капотом и бодро ответил:
– В полнейшем, товарищ майор!
– Давай заводи свою колымагу! Поедем на Матросскую, семнадцать.
Разместившись за рулем автомобиля, сержант завел двигатель. Рядом на пассажирском месте устроился Гончаров.
Улица Матросская находилась в соседнем районе, затерявшись среди стандартных пятиэтажек, сложенных в короткие переулочки. Ни матросов, ни тем более моря здесь не было отродясь, отсутствовал даже пересохший ручей. Оставалось предположить, что в названии улицы сыграл роль небольшой фонтан в одном из дворов. От смежных переулков улица выгодно отличалась большим тенистым сквером, растянувшимся на полквартала.
Семнадцатый дом отыскали сразу – он выделялся декоративной колоннадой на фасаде, а еще с торца размещался винный магазин, подле которого деловито сновали потасканные жизнью ссутулившиеся мужички. Со стороны улицы, поднимавшейся к стеклянной двери тремя высокими ступенями, работал продовольственный магазин.
– Останови здесь, – распорядился майор, указав на небольшую асфальтированную площадку перед домом.
– Надолго, товарищ майор? – отчего-то поинтересовался сержант, заглушив двигатель.
– Не переживай, скоро буду. Посмотри пока машину, что-то там пальцы постукивают, – усмехнулся Гончаров, глядя в озабоченное лицо водителя, и вышел из кабины, громко хлопнув дверцей.
Двор был ухоженный, аккуратный, тихий, если не считать того, что с верхнего этажа раздавалась приглушенная женская брань. Не похоже, чтобы женщину убивали, с такими поучительными интонациями отчитывают нерадивых супругов, не оправдавших девичьих надежд. Успокаиваться женщина не собиралась, видно, за воспитание благоверного она взялась весьма основательно.
Сорок пятая квартира оказалась во втором подъезде.
У крыльца на грубо сколоченной лавке в синих трико, вытянутых на коленях, сидел молодой мужчина лет тридцати, с рыжеватой щетиной на острых скулах. Выпуская дым через сложенные в трубочку губы, он задумчиво посматривал на напористого голубя, домогавшегося робкой светло-сизой голубки. Лицо у него было малость помято (по всему видать, после обильного застолья), по тоскливым глазам несложно было предположить, что он мечтает о ядреном рассоле, способном облегчить страдание, но какие-то жизненные обстоятельства крепко вбили его в узенькую лавку, не давая возможности подняться.
Гончарова он приметил сразу, как только тот вышел из-за угла дома, настороженным взглядом выискивая нужный подъезд. Придав голосу жалости, рассчитывая вытянуть сотню на опохмелку, мужик осторожно проговорил:
– Друг, у тебя можно кое-что спросить?
Майор приостановился и с любопытством посмотрел на него. Подобные вопросы всегда заканчивались одним – просьбой денег.
– Спрашивай.
– Полтинника не найдется? Сухота замучила, бутылочкой пива бы подлечиться.
Иногда приятно ощущать себя пророком. Вытащив сотенную, Гончаров протянул ее мужчине. Поблагодарив, тот расправил купюру на ладони, затем свернул ее вчетверо и ленивым движением определил в нагрудный накладной карман.
– Послушай, братан, ты из этого подъезда? – поинтересовался майор.
– Из этого. А ты чего хотел? – Благодушный мужичок отшвырнул окурок и, чиркнув зажигалкой, закурил новую сигарету, явно расположенный к обстоятельному разговору. – Я тут лет тридцать живу, всех знаю. Бабу, что ли, какую ищешь?
– Нет… Мне нужно найти Пономарева Якима Михайловича.
– А-а, – безразлично протянул мужичок. – По какой надобности-то? Он тебе денег, что ли, задолжал?
– Нет, не денег… Кое-что спросить у него хотел.
– А сам ты кто будешь?
– Следственный отдел, майор Гончаров, – раскрыв удостоверение, представился майор.
– Ах, вот оно что! А я-то думал… Мне что, сотенную тебе вернуть, что ли?
– Не нужно, оставь себе. Только скажи, этого Пономарева знаешь?
– Ну, я Пономарев. Так в чем там дело-то?
– Я так и подумал.
– Чего хотел? Спрашивай.
– Ты Корсуня знаешь? – присел Гончаров рядом на скамейку.
– Ивана, что ли?
– Да, его… Ивана Петровича.
– Как не знать, если я у него водителем несколько месяцев проработал. А ты чего интересуешься? Он влип, что ли, куда?
– Вроде того…