— Что случилось с Даджи, Себастьян?..
Ай, да Алекс, до чего он хитрый и ловкий! Даже Кьяра, давно и плотно сотрудничающая с полицейскими кругами Вероны, не смогла бы придумать лучшего вопроса, чтобы разговорить мумию. Судя по тому, как спокойно сидела Даджи на руках у близнецов, она была любима. Она была членом семьи (вписывать в фотографию имя посторонней кошки никому и в голову не придет). Так что Сэбу и Лео повезло намного больше, чем Алексу, у которого никогда не было домашних любимцев. В жизни Алекса имела место лишь случайно встреченная живность. Мертвый ястреб, мыши-полевки, полуобглоданный труп лисенка, даже парочка жуков с жесткими надкрыльями — Алекс в любую минуту может вызвать в памяти всех этих, малознакомых ему персонажей. В мельчайших патологоанатомических подробностях.
А ведь Алекс — совершенно обычный человек, с нетренированным умом и такими же нетренированными мышцами. То ли дело близнецы!..
Себастьян просто обязан вспомнить Даджи. Вспомнив, он станет мягче, ведь животные для того и существуют, чтобы смягчать душу человека, даже самую черствую. Себастьян вспомнит и поймет, что дружелюбно улыбающийся Алекс не враг. Он — друг. Прежде всего друг Лео, Алекс и пришел в «Левиафан» как друг Лео; откликнулся на призыв о помощи. А другу Лео по определению не может быть безразлична судьба брата Лео.
Так и есть, рот Себастьяна снова превращается в щель; в нее вот-вот протиснутся воспоминания о Даджи — такие же миниатюрные, такие же пушистые, как она сама. Затаив дыхание, Алекс ждет.
Минуту, две, пять.
Ничего не добившись от щели, Алекс решает скорректировать вопрос:
— У вас с Лео была кошка по имени Даджи. Вы ее помните?
С лицом Себастьяна творится что-то неладное. Если до вопроса о кошке оно выглядело изможденной копией лица Лео, то теперь говорить о сходстве не приходится. Теперь перед Алексом покачивается физиономия завсегдатая психиатрических клиник. Слабоумный идиот. Или это тождественные понятия — слабоумный и идиот?
В психиатрии Алекс не силен.
Ротовая щель расширяется, в нее без труда могли бы пролезть не только воспоминания о Даджи, но и сама Даджи. Конечно, это преувеличение. Гипербола, как сказала бы Кьяра. Интересно, понравился бы ей оборот речи, наскоро сочиненный Алексом, или нет?.. Щель, между тем, наполняется слюной, удержать ее Себастьян не в состоянии, и она стекает по подбородку, пузырится в уголках губ.
— Вот черт!..
В голосе Алекса сквозит раздражение, совсем не такой реакции он ожидал от Себастьяна. Как поступила бы на его месте святая Паола?
Утерла бы льющиеся потоком слабоумные слюни.
Так поступил бы любой (исключение составляет лишь Кьяра, которая ни за какие коврижки не стала бы возиться с идиотом). Так должен поступить и Алекс, в конце концов, это всего лишь слюна, а не дерьмо или что-нибудь похуже. Что может быть хуже дерьма?
Сам Себастьян. Не святой и не подлая душонка, и даже не мумия, и даже не растение (обильное слюноотделение им не свойственно).
— Вот черт, — еще раз повторяет Алекс. На этот раз уже без раздражения.
В закутке за ширмой полно скатанных в рулоны бумажных полотенец. Схватив первый попавшийся рулон, Алекс возвращается к креслу и принимается обтирать рот Себастьяна. На лицо, так ужасно переменившееся, он старается не смотреть. Оказаться в ледяной могиле со слабоумным идиотом — не самое хорошее начало воскресного дня. Ну да, сегодня воскресенье, выходной. И в лучшем случае Алекса хватятся лишь завтра, в начале рабочей недели, когда он не придет на работу в свой маленький магазинчик. Алекс всегда был дисциплинированным работником, об этом хорошо известно синьору Пьячентини. Он никогда самовольно не покидал магазинчик, а свои отгулы обсуждал с хозяином заранее. Так почему бы синьору Пьячентини не забить тревогу по поводу отсутствия продавца? Наверное, так он и поступит. А там, прослышав о лавине, и спасатели подтянутся. Чем Алекс собирался заняться в это воскресенье?
Поваляться в кровати подольше, заполнить несколько QSL-карточек, постричь ногти, встретиться с Ольгой и прогуляться по окрестностям, если она вдруг позвонит ему (лучше бы не звонила!). Остаток вечера будет отдан на откуп телевизору, а начало ночи — радиопередатчику, на этом повестка дня исчерпывается. Никаких глобальных дел на сегодня не запланировано. А ведь он мог метнуться в Тренто, съездить в Больцано, навестить родителей в Вероне. Алекс совсем не ценит время и не страдает от отсутствия новых впечатлений, а это в корне неправильно. Стоит ему только выбраться отсюда — все будет по-другому.
Совсем по-другому.
Когда же кончатся чертовы слюни?
Оторвав очередной кусок от бумажного полотенца, Алекс не выдержал и бросил взгляд на лицо вновь испеченного идиота. Ту его часть, что находилась выше рта. И случайно, совершенно случайно увидел глаза Себастьяна. Холодные и ясные, они выдавали в сидельце человека недюжинного ума, способного не только управлять яхтой и дергать за кольцо парашюта. Но и в принципе придумать столь жизненно-необходимые человечеству вещи, как яхта и парашют. И множество других вещей, множество теорий — научных и философских. Фабулу для романа столетия. Человеку с такими пронзительными, умными глазами многое по плечу. И сидящий в кресле Себастьян стремительно отдаляется от наскоро придуманного Алексом образа слабоумного идиота, оставляя юношу в растерянности — к чему был весь этот спектакль, вся эта дурацкая придумка со слюнями?
Иногда матерые преступники, чтобы избежать наказания, симулируют душевную болезнь, об этом Алекс знает от Кьяры. Себастьян тоже ведет себя подобным образом, но ведь он не преступник! И у Алекса нет причин сомневаться в его болезни, не душевной, — физической. Полностью обездвиженный человек не в состоянии совершить никакого преступления. Он может грезить о преступлении, строить планы, но вряд ли эти планы во что-нибудь выльются. Во всяком случае, у синьора Марчелло, жаждущего утянуть на тот свет как можно большее число народу, не получилось ровным счетом ничего. Но что скрывается за странной эскападой Себастьяна, что послужило толчком для нее?
Алекс спросил о кошке.
Вопроса невиннее и придумать невозможно. Если кошка — всего лишь кошка. А если, сам того не подозревая, Алекс случайно угодил в воспоминания, не слишком приятные для Себастьяна? Помнится, Лео сказал ему когда-то: «Есть вопросы, которых лучше не касаться. И их больше, чем ты думаешь». Ах, да, первая реплика принадлежала самому Алексу, Лео лишь дополнил ее, но сути дела это не меняет. Жаль, что Алекс не слишком умен, вот если бы на его месте сейчас оказалась Кьяра! Уж ей-то удалось бы вывести Себастьяна на чистую воду или хотя бы приблизиться к пониманию ситуации. Но ведь Кьяра и была здесь!
Черт.
«Здесь» — совсем не обязательно в мансарде. Возможно, все ограничилось вторым этажом, как и во время визита Алекса. Лео просто не пустил его наверх, отговорившись тем, что мансарда еще не обустроена. Алекс не стал настаивать, но надо знать Кьяру. Для его сестры не существует слова «нет», отказ Лео лишь раззадорил бы ее. И она проникла бы в обитель Себастьяна не мытьем, так катаньем.
Пока Алекс рассуждает о Кьяре (знакомы ли они с несчастным братом Лео? И какой спектакль тот разыграл перед ней?), Себастьян в очередной раз корректирует свой образ. Он больше не самый светлый ум эпохи, но и не слабоумный идиот, слюноотделение прекратилось само собой. Все возвращается на круги своя, перед Алексом снова возникает тот самый Себастьян, к которому он успел привыкнуть за последние пару часов.
Теперь уже молодой человек не так уверен во внезапных метаморфозах мумии, быть может — всему виной свечи? В их колеблющемся, неверном свете так легко принять желаемое за действительное, вообразить себе невесть что! Единственное, чему можно доверять, — мощный луч полицейского фонарика, но ведь Алекс не изверг. Не один из друзей Кьяры, для которых все средства хороши, — лишь бы выбить показания. И он не станет тыкать в лицо Себастьяна «Mag-Lite’ом» ради сомнительной истины.
Пусть все остается, как есть.
Решив это про себя, Алекс машинально протер подбородок Себастьяна, спустился ниже, к шее и кадыку. И даже — на всякий случай — отогнул край красного свитера, чтобы очистить от слюны ключицы.
И замер.
Так потрясла его открывшаяся взгляду картина. На неверный свет свечей ее не спихнешь. Там, за воротником, таилась та же полоса, что прервала жизнь Джан-Франко. Та же полоса, что предшествовала смерти синьора Тавиани. Но если в первом случае речь шла о перерезанном горле, а во втором — о красном маркере, то сейчас Алекс не отрываясь смотрел на нечто, отдаленно напоминающее след от ожога. Или — от незатянутой до конца петли. Как будто Себастьяна хотели придушить, накинув на шею тонкую веревку и подтянув ее чуть вверх, — но в самый последний момент передумали.
Это не может быть следом от петли.
Хотя бы потому, что полоса имеет границы. Оканчивается там, где оканчивался маркер. И это не рубец, на коже нет никаких припухлостей, она не повреждена. Скорее, речь действительно идет об ожоге. Или о синяке (Алекс в жизни не видел синяков с такими четкими краями!). Или…
О проклятье близнецов!
С Лео случилось что-то ужасное, и оно, как в зеркале, отразилось в Себастьяне. Эта мысль молнией пронеслась в голове Алекса, и он уже не мог отделаться от нее, как ни старался. Взывать к Себастьяну было бесполезно, но Алекс все же спросил:
— Что с вами произошло? Ваша шея… Она не болит?
Впервые за долгое время Себастьян смежил веки, и Алекс неожиданно почувствовал себя страшно одиноким.
— Не умирайте, эй!..
Себастьян и не думал умирать. Об этом свидетельствовала легкая пульсация глазных яблок и кадык: несколько раз он непроизвольно дернулся, раскачивая полосу на шее. Алекс все же не удержался и коснулся ее кончиками пальцев. Его первоначальные предположения подтвердились: кожа на шее была нетронутой, абсолютно ровной. Следовательно, физическое вмешательство можно исключить. И почему только Сэб не хочет говорить с ним?
Проклятье!..
Проклятье — весь этот дом, от первого этажа до третьего. Весь дом, напичканный холодом, тьмой, странными табличками, пугающими картинами, трупами (явными и — что самое страшное — еще не найденными), черными тенями призраков. Проклятый дом, стоящий в проклятом месте; даже природа взбунтовалась против его присутствия, попыталась стереть его с лица земли, уничтожить лавиной. Откуда ей было знать, что внутри «Левиафана» находятся живые, ни в чем не повинные люди?
Претензий к природе у Алекса нет.
Он просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте.
То же можно сказать и о Себастьяне, и о Джан-Франко, и о хозяине «Левиафана». Полоса на шее Сэба (если теория Алекса верна) не дает Лео никаких шансов на счастливый исход. И, думая о Лео, Алекс немедленно упирается в мысли о Кьяре. Он проявил малодушие, спрятал голову в песок и предпочел отсиживаться в мансарде, вместо того чтобы обыскать дом — сантиметр за сантиметром. Вещи Кьяры, найденные в комнате с номером «31», должны были не успокоить — насторожить его. Одно из двух — либо она покинула «Левиафан» в спешке, либо вовсе не покидала его и до сих пор находится в доме. Ничем не выдавая себя. Подобно Джан-Франко или Себастьяну: Алекс всего лишь наткнулся на них, распахнув дверь в ванную комнату и поднявшись на третий этаж. А если бы он не сделал этого, ни бармен, ни брат Лео никогда не были бы найдены. Один труп и один полутруп — от мысли, что Кьяру могла постигнуть столь же плачевная участь, Алексу становится нехорошо. Жаль, что они с Кьярой не близнецы, — тогда бы он точно знал, что случилось с сестрой. Отметки на собственном теле подсказали бы ему. Сны подсказали бы ему — он ведь умудрился даже поспать, находясь посреди всего этого кромешного левиафановского ужаса. Без всяких, впрочем, сновидений. Алекс просто провалился в черноту и спустя какое-то время вынырнул из нее. И никого в этой черноте не встретил.
Но он больше не может оставаться в неведении.
— …Я ухожу, но скоро вернусь, Себастьян. Продержитесь?
Ответа снова не последовало, но Алекс и не ждал его. Прежде чем покинуть мансарду, он еще раз подошел к широким окнам. Подергал защелки, проверяя их на крепость, после чего приложил ухо к стеклу. Оно чуть слышно потрескивало, того и гляди, рассыплется под давлением снежной массы. Наличие или отсутствие стекла ничего не решает и не спасает от холода. Но с ним как-то спокойнее, если вообще можно говорить о спокойствии в этом доме.
Алекс вышел на площадку перед лестницей и несколько минут простоял там, прислушиваясь к дому и продумывая план действий. Он состоял из двух пунктов:
1. Исследовать запертую комнату на втором этаже.
2. Обследовать подсобку под лестницей.
Для того чтобы взломать замок в запертой комнате, потребуются кое-какие инструменты, плечом добротную дубовую дверь не высадишь. А инструменты, согласно логике вещей, скорее всего хранятся в подсобке. Следовательно, и начинать нужно с нее.
…Через минуту Алекс уже стоял перед закрытой на толстый засов дверью. Прежде чем открыть его, он несколько раз подбросил в руке фонарик и остался доволен его тяжестью. В ближнем бою «Mage-Lite’ом» можно орудовать как бейсбольной битой. Ракетница тоже пригодится — если не для поражения противника, то хотя бы для его ослепления. Впрочем, такой сценарий маловероятен, учитывая, что дверь заперта на засов снаружи. Вряд ли он найдет там врага и убийцу Джан-Франко, иначе Лео не послал бы ему такое отчаянное сообщение. И не исчез бы из «Левиафана» так поспешно, оставив на верную смерть беспомощного брата-близнеца. И Кьяра не исчезла бы так поспешно, не прихватив с собой даже верхней одежды. Но он может найти там их обоих — и Лео, и Кьяру.
Не факт, что живыми.
Лучше не думать об этом. Лучше думать, что там никого нет.
Там никого нет, — сам себе сказал Алекс вполголоса, но потребовалась еще минута, чтобы решиться и отодвинуть засов.
— Эй? — бросил Алекс в распахнутую дверь. — Есть здесь кто-нибудь?..
Подсобка при ближайшем рассмотрении оказалась довольно просторным подвалом, периметр которого почти в точности совпадал с периметром дома. Вниз вела лестница, но Алекс не спешил спускаться по ней. Он беспорядочно шарил фонариком по верхам, выхватывая из темноты куски незатейливого подвального интерьера: не меньше двух десятков стеллажей, уставленных пластиковыми ящиками и коробками.
Место хранения припасов, не иначе.
Кроме стеллажей в подвале стояли паровой котел, довольно вместительный резервуар с водой и какой-то станок, а по стенам были аккуратно развешаны свернутые в кольца тросы и веревки разного диаметра. В самом дальнем углу Алекс заметил несколько составленных друг на друга деревянных ящиков с одинаковой надписью «Do not turn over!»[16].
Вроде все чисто.
«Чисто» относилось к наличию людей. Или — к их отсутствию, что в случае Алекса было даже предпочтительнее. Но на всякий случай он на несколько секунд погасил фонарик, прислушиваясь к темноте. И только убедившись, что темнота абсолютно нема, осторожно спустился вниз. Зачем он пришел сюда? Убедиться, что в подвале никого нет, — раз. И два — разжиться хоть каким-то инструментом, чтобы вскрыть комнату на втором этаже. Конечно, можно было бы не совать нос в подвал и ограничиться кухней (что-что, а ножи там точно есть!), но Алекс вовсе не уверен, что только ножа будет достаточно.
Где обычно хранятся инструменты?
У хорошего хозяина (а Лео — хороший хозяин, образцовый порядок в подвале тому подтверждение) они всегда под рукой, следовательно, искать нужно вблизи лестницы.
Расчет Алекса оказался правильным: под инструменты была отведена целая полка на ближнем к лестнице стеллаже. Более того, все они были рассортированы по коробкам с надписями:
«столярка»
«слесарка»
«электрика».
Прямо под лестницей стоял верстак, украшенный целой коллекцией рубанков. Это несколько удивило Алекса: в его сознании образ респектабельного водителя «ламборджини» никак не вязался с образом плотника. Сам Алекс — птица совсем не того полета (унылый черный дрозд против Ptiloris Swainson[17]) и всю жизнь прожил в горном захолустье, но даже он не знает, с какой стороны подойти к любому из рубанков. То есть теоретически это понятно, а вот практически… От мыслей о Лео-плотнике Алекса отвлек топор, притороченный к специальной полке. Вернее, топоров было несколько, самых разных, — включая тот, чье лезвие было повернуто перпендикулярно рукоятке (Алекс откуда-то знал его название — тесло). Пожалуй, для вскрытия двери тесло подойдет как нельзя лучше. Несколько раз подбросив его в руке, Алекс вдруг понял, что можно было и не спускаться в подвал в поисках инструментов. А ограничиться ледорубами.
Один ледоруб он оставил в переставшем существовать тоннеле. Но оставалось еще два — почему Алекс ими не воспользовался? Просто забыл о них, потому что они не попали в поле зрения. Что странно, ведь с того места, где он находился, рассматривая фотоальбом, хорошо видна стойка с этими проклятыми ледорубами.
Он выпустил их из виду? Скорее всего.
Пока Алекс пытался вспомнить, когда он в последний раз видел ледорубы, где-то наверху раздался хлопок. Достаточно сильный — как если бы кто-то в сердцах хлопнул дверью. От неожиданности Алекс едва не выронил топор и тотчас нажал на кнопку фонарика: подвал снова погрузился в темноту. Но ждать, пока глаза привыкнут к ней, бессмысленно, находясь в ледяном мешке, при полном отсутствии альтернативных источников света.