Вспомнив о своем недавнем обещании навестить бабушку Мьин, после работы я поехала домой к Ко Чи Та. Дверь мне открыла Эй Мья. Она молча пропустила меня вперед и, постояв с минуту на месте, пошла заниматься своим делом.
Ко Чи Та только что вернулся с работы. Когда я вошла, он надевал чистую рубашку.
— Ты уходишь?
— Хочу с До Ту За сходить в кино. Пойдешь?
— Нет. Я смотрю, тебе холостяцкая жизнь пришлась по вкусу.
— Ты ведь тоже не теряешься. Не далее как вчера тебя после свадьбы кто-то привез на машине.
— Это приятель Чи Мей У. Я за всю дорогу и словом с ним не обмолвилась.
— Вполне возможно, но разве допустимо, чтобы замужняя женщина разъезжала в машине с незнакомым мужчиной?
— Ты прав, Ко Чи Та. У меня сегодня на работе был пренеприятный разговор. Там распустили слух, будто мы разошлись. Неужели ты можешь спокойно относиться к подобным сплетням?! Надо немедленно что-нибудь предпринять.
— До Ту За ни за что не хочет, чтобы я переезжал отсюда.
— Ну при чем здесь До Ту За! Ты-то сам что думаешь?
— Говори потише, услышат, пожалуй. Пока До Ту За нет дома, пойдем к бабушке Мьин. Может быть, она что-нибудь посоветует. Она очень огорчена нашими делами и, если мы найдем подходящий дом, готова дать нам денег на уплату аванса.
— Как подумаю о вас, сердце разрывается, — сказала бабушка Мьин. — С До Ту За спрос невелик — она ведь никогда не была замужем. Ее и слушать нечего. Это не дело, чтобы муж и жена жили врозь — семья есть семья.
Разговор с бабушкой Мьин нас немного взбодрил. Ко Чи Та отменил свой поход в кино, чем немало огорчил свою обожаемую тетку, и мы отправились с ним на берег Инья.
— Это озеро для нас святыня, — сказала я, прислонившись головой к плечу Ко Чи Та, — к нему мы несем и радости свои, и печали. Давай сейчас пообещаем друг другу никогда не расставаться.
Ко Чи Та крепко сжал мою руку в своей ладони.
— Хлайн, мы ведь женились по любви, и мне очень худо без тебя. Долго ли мы с тобой будем скитаться по разным углам?!
Мы медленно шли вдоль берега. Я нарвала букет луговых цветов.
— На сей раз давай вить гнездо сообща. Главное — побыстрее найти дом. Я не хочу больше жить одна.
— И я мечтаю быть вместе с тобой. — Ко Чи Та обнял меня.
— Пусти, Ко Чи Та. Люди подумают бог знает что, неудобно, смеяться станут.
После работы я вышла на улицу и направилась к парку Сулей, где находилась конечная остановка девятого автобуса. Я обратила внимание на то, что за мной по пятам следует один из сотрудников нашего департамента. Я знала его в лицо, слышала, что зовут его У Мья Аунг, и на его приветствия отвечала только из вежливости. Никогда прежде я не замечала, чтобы он ездил той же дорогой, что и я. На остановке он подошел ко мне и, будто продолжая прерванную беседу, сказал:
— Надо подождать следующего.
— Да, — согласилась я.
Один автобус мне действительно пришлось пропустить: он был набит до предела.
— На следующий тоже вряд ли удастся сесть, — заметил У Мья Аунг. Он стоял, небрежно прислонившись к металлической ограде парка, и я вдруг представила, что любой человек со стороны наверняка решит, что мы давнишние, даже более того — близкие друзья и направляемся куда-то вместе. От этой мысли мне сделалось не по себе.
— У Мья Аунг, вы в каком районе живете? — набравшись смелости, решительно спросила я.
— Я… я хотел вас проводить до автобусной остановки.
— Напрасно вы себя утруждаете. Мне провожатых не требуется. Взгляните-ка, сколько женщин вокруг. Вот из их числа и подберите себе подходящую спутницу. — Не пытаясь скрыть своего негодования, я втиснулась в битком набитый автобус.
На следующий день я спросила свою yовую подругу Свей Свей Мьин, знает ли она У Мья Аунга.
— Смазливый такой? — сказала она пренебрежительно. — Это же известный негодяй. Он распустил слух, что развелся с женой, чтобы легче было соблазнять молодых девчонок. Одна тут уже его пожалела.
Теперь мне стало все ясно. Он, по-видимому, не сомневался в том, что я разведена, и решил попытать счастья.
— А у него и жена красивая, и детишки славные.
Я так увлеклась работой, что не заметила, как к моему столу подошел Ко Чи Та.
— Хорошо, что ты пришел, — обрадовалась я, увидев его. Теперь все убедятся в том, что у меня есть муж, и прекратят распространять обо мне всякие сплетни.
Между тем мои сослуживцы разглядывали нас с нескрываемым любопытством.
— Знаешь, Хлайн, один сотрудник дал мне адрес дома, в котором сдаются комнаты.
— И ты уже ездил туда?
— Ездил. В общем, мне понравилось. Правда, аванс великоват — три тысячи джа.
— Бог с ним. Я продам свои сережки.
— Бабушка Мьин обещала дать две тысячи. Остальные добавит отец.
— Вот и прекрасно! Когда можно переезжать?
— На днях, когда освободятся комнаты. Потерпи еще немного. Как только выяснится, я тебе позвоню. Ты, между прочим, очень похудела за последнее время. Следи за собой. Как подумаю, что моя жена живет одна и мне ничего неизвестно о ее времяпрепровождении, так сразу настроение портится. Даже работа на ум нейдет. А у тебя как дела?
— Какие у меня дела? Работа меня интересует мало — просто нет другого выхода. Я по дочке соскучилась — целых две недели не видела. Хочу ее навестить. Поедешь со мной?
— Она уже, должно быть, говорить научилась. Меня-то наверняка и не помнит. Надо бы съездить.
Я проводила Ко Чи Та на улицу, купила, в чайной разных сладостей и отправилась на радостях угощать сотрудников по комнате.
— А мы скоро переезжаем. Муж подыскал квартиру, — с удовольствием сообщила я Свей Свей Мьин.
— Очень рада за. вас. Да, я забыла тебе сказать, дом, о котором я тебе говорила, уже сдан.
— Ну и пусть. Я сегодня на вершине блаженства.
— Мне нравится этот дом. Конечно, не так просторно, как в предыдущем, но нам с тобой тесно не будет. И потом, хорошо, что от работы недалеко.
Мы хотели увезти дочь, но мама нас отговорила. Ведь я целыми днями на работе, кто же будет с ней сидеть? О том, чтобы взять няню, не могло быть и речи. Этот расход мы не осилим. И мама и тетя были очень рады, что на сей раз со мной приехал Ко Чи Та.
Наконец состоялся наш долгожданный переезд на новую квартиру. Оказалось, что вещей у нас поднакопилось изрядно. Устраивая наше жилье, Ко Чи Та проявил много выдумки и вкуса. Кое-что из мелочей мы приобрели дополнительно. Теперь, когда работала и я, мы могли позволить себе даже некоторые излишества.
Я с усердием и любовью убрала угол для молений, поставила гладиолусы, зажгла лампадку и позвала Ко Чи Та.
— Ко Чи Та, давай помолимся за то, чтобы мы с тобой всю жизнь прожили неразлучно.
— Зачем ты все это придумала, Хлайн? — удивился он.
— Делай, что тебе велено.
— Ты за меня помолись, а я посижу рядом.
— Нет, мы должны помолиться вместе. В противном случае наше желание не исполнится.
— Ну ладно, ладно. Пусть я проживу сто лет вместе с симпатичной женщиной, которая сидит со мной рядом. Пусть мы выиграем сто тысяч в лотерею. Пусть у нас будет своя собственная шикарная машина.
Квартплата — семьдесят джа.
Рис — сорок.
Масло арахисовое — тридцать два.
Керосин — двадцать пять.
Электричество — семь.
Маме — десять.
Дочери — пятьдесят.
Перец, лук и пр. — пятнадцать.
Транспорт на двоих — двадцать.
На личные расходы для меня и Ко Чи Та — сто.
Итого: триста шестьдесят девять джа.
Расходы наши состояли из зарплаты Ко Чи Та — триста восемьдесят джа, и моей — сто тридцать. Итого пятьсот десять. Таким образом, денег опять было в обрез — оставалось всего сто сорок один джа на необходимые и непредвиденные траты.
Я с тяжелым вздохом закрыла тетрадь, Ко Чи Та стоял за моей спиной и молча наблюдал за моими подсчетами.
— Теперь мы работаем вдвоем, а свободных денег остается столько же, сколько и прежде, — заметил он.
— А цены! Они ведь растут с каждым днем.
— Отчего же ты вздумала сократить мои карманные расходы?
— Но я ведь издержки на транспорт теперь считаю отдельно.
— Стакан чая с молоком стоит шестьдесят пья, а одна сигарета — тридцать.
Я легла на кровать и закрыла глаза. За сегодняшний день так намаялась, что едва могла шевельнуть рукой.
— На базар ходить — одно расстройство. Креветки стоят тринадцать джа, рыба — двенадцать, куры — шестнадцать, утки…
Ко Чи Та прикрыл мне рот ладонью.
— Можешь дальше не перечислять. Скажи лучше, зачем тебе столько денег на личные расходы? Ты ведь не куришь, не пьешь.
— На базар ходить — одно расстройство. Креветки стоят тринадцать джа, рыба — двенадцать, куры — шестнадцать, утки…
Ко Чи Та прикрыл мне рот ладонью.
— Можешь дальше не перечислять. Скажи лучше, зачем тебе столько денег на личные расходы? Ты ведь не куришь, не пьешь.
— А парикмахерская? А всякие там кремы, пудры? И главным образом — одежда. Твои деньги тоже на одежду уйдут.
— Это почему же?!
— Очень просто. В кооперативном магазине теперь ничего не купишь. Там совершеннейшая пустота. Может быть, только майку удастся достать. Там ни единой тряпочки не приобретешь. Хорошо еще, что мама снабдила меня кой-какими отрезами. У частников модные ткани стоят невероятно дорого, а на работе у нас все ходят нарядные. Откуда у них только деньги берутся?
— На этот вопрос тебе может ответить твоя подружка — Ти Та Нве.
Ко Чи Та вознамерился было меня обнять, но я отстранила его руку.
— Ты снова за свое? — рассердилась я. — Что ты к ней привязался?! Что ты о ней знаешь?!
— У меня на работе один знакомый говорит, что она из бедной семьи, а живет, ни в чем себе не отказывая. Очень жаль, говорит, ему эту девушку.
— И ты любишь жалеть девушек?
— Кроме тебя, мне некого жалеть. К слову будь сказано, ты должна мне родить сына.
Ко Чи Та часто мне говорил об этом, однако я и слышать не желала о втором ребенке.
— Родить-то не трудно. А вот прокормить, воспитать! Мы свою единственную дочь вынуждены были отдать матери. Ведь детский сад нам не по карману.
На заре нашей супружеской жизни мы, лежа рядышком, мечтали о первенце, о том, как станем его растить, одевать, баловать.
— Неужели тебе не свойственно чувство материнства, естественное для каждой женщины?
— Конечно, ты можешь упрекать меня в чем угодно. Не забывай только одного: все трудности, все семейные проблемы ложатся главным образом на наши, женские, плечи.
— Давай не возвращаться к этой теме, а то снова поссоримся.
Теперь у нас с Ко Чи Та существовала договоренность, что он будет помогать мне во всем. По утрам мы вместе готовили завтрак и обед. Затем Ко Чи Та убирал постель, а я приводила себя в порядок. Наконец, захватив с собой еду, мы отправлялись на работу. Закончив работу, я обычно заходила на рынок. Тем временем Ко Чи Та спешил домой и, вымыв рис, ставил его на огонь. Как правило, к моему приходу рис уже бывал сварен.
— Что ты сегодня купила?
— Рыбу. Она уже разделана.
— Такую рыбу я не люблю. В ней очень много костей.
— Но зато она дешевая. Я для тебя кости выну.
Несмотря на все мои старания, Ко Чи Та умудрился уколоть горло костью. Ни слова не говоря, он вышел из-за стола. Я сделала вид, что ничего не произошло. Решила на сей раз промолчать. Но на следующий день разговор все-таки состоялся.
— Ну и упрямая же ты, Хлайн! Зачем ты на обед дала мне снова рыбу? Ты ведь видела, что вчера у меня кость застряла в горле.
— У меня ничего другого не было. Что еще я могла тебе дать? Ты же говоришь, что от гороховой приправы тебя уже тошнит.
И снова мы повздорили. Но что я-то могла поделать? В нашем положении трудно было позволить себе есть мясо ежедневно. Однако на следующий день, желая искупить свою вину, я решила приготовить свинину. Я долго упрашивала продавца отрезать мне двести граммов от большого куска. Наконец он согласился, и я, придя домой, принялась за стряпню. К ужину я потушила часть свинины с капустой, а из оставшегося кусочка сделала приправу с фасолью. Довольная тем, что мне удастся порадовать Ко Чи Та лакомым блюдом, я разложила обед по судкам. Вечером снова возник скандал. Ко Чи Та заявил, что недоваренную фасоль есть не намерен. Затем упрекнул меня в том, что я небрежно глажу его рубашки.
— Утюг совсем не греется, — оправдывалась я. — Того и гляди перегорит.
И утюг действительно перестал работать. Да ему пора уже было сломаться. Сколько лет можно пользоваться одним и тем же утюгом? Я купила его, когда училась на первом курсе университета. Мне приходилось чинить его чуть ли не каждую неделю. А ремонт стоил десять — пятнадцать джа. Пришлось попросить у соседей обычный, и, купив древесного угля, я перегладила все белье.
А тут случилась новая беда — я потеряла зонтик. Села в автобус, в одной руке корзинка с продуктами, в другой — кошелек. Зонтик пришлось положить поверх продуктов. В автобусе народу тьма. На остановке вышла, а зонтика нет. Жаль мне стало его до слез. Зонт-то новый, складной. Стоит теперь не меньше пятидесяти джа.
Я с грустью вспоминаю время, когда жила у мамы. Все мне давалось легко и просто, стоило только пожелать. И за модой успевала. А вот сейчас о моде и подумать не смею!
— Мне бы не мешало купить новую куртку. В этой уже неприлично появляться на работу, — сказал однажды Ко Чи Та.
— Покупай. Только получим зарплату. А я могу старыми тряпками обойтись.
— А что прикажешь делать? Я ведь не миллионер. Тебе все сразу подавай: и одежду красивую, и собственный дом. При твоих запросах следовало быть более осмотрительной, не выходить замуж за человека бедного.
— Уж тебе ли меня поучать! Сам небось жалеешь, что не послушал свою милую тетушку. Женился бы на той, которую она тебе подыскала, — не было бы у тебя никаких забот.
Наш брак, основанный на взаимной любви, по-видимому, был еще достаточно прочен. В противном случае он не выдержал бы всех тех испытаний, которые преследовали нас с Ко Чи Та на протяжении нашей пока короткой супружеской жизни. По-моему, утверждения некоторых о том, что семью следует создавать лишь тогда, когда каждый из молодых людей прочно стоит на ногах, несостоятельны. Иному человеку не удастся обрести материального благополучия до глубокой старости. Должен ли он из-за этого обречь себя на одиночество?!
Мало-помалу в наших отношениях с Ко Чи Та появилась некоторая отчужденность. Дело в том, что Ко Чи Та жить не мог без кино. Позволить себе роскошь ходить в кино вдвоем мы не могли, тем более что билеты приходилось покупать с рук, а значит, втридорога. Таким образом, мне оставалось довольствоваться его пересказами. Если же Ко Чи Та шел в кино со своей теткой, то она старалась как можно дольше не отпускать его домой — то пошлет за лекарствами для бабушки Мьин, то упросит поужинать с ними.
Однажды мое терпение лопнуло, и я объявила Ко Чи Та, что мне надоело проводить выходные дни в одиночестве.
— Если я не имею возможности пойти вместе с тобой, это не значит, что ты можешь проводить время, как тебе заблагорассудится, — заявила я. — Меня, как всякую любящую жену, твое отсутствие огорчает.
— Но должен же я хоть изредка навещать своих родственников? Они меня, естественно, приглашают ужинать, и обижать их своим отказом мне не хочется.
— Их-то обидеть ты боишься, а со мной можно не церемониться! Может быть, тебе просто не нравится, как я готовлю? Конечно, соперничать с ними мне трудно: я не имею достаточно денег, чтобы ежедневно кормить тебя мясом.
— Неужели ты считаешь меня таким эгоистом?! Я отлично понимаю, что при нашем бюджете у тебя не бог весть какие возможности, да ничего подобного и не требую. Хорошо, будем считать вопрос исчерпанным — больше я обедать у них не стану.
Ко Чи Та говорил спокойно, однако чувствовалось по голосу, что он раздосадован. Мне стало не по себе, опять я не удержалась от своих вечных попреков! Вместо ласкового, внимательного обхождения, столь естественного для молодой любящей жены, Ко Чи Та встречает с моей стороны лишь недовольство и грубость.
— Ко Чи Та, — ворчу я, — ну что ты бесконечно чиркаешь спичками?! Ведь один коробок стоит двадцать пять пья.
— Зачем мы выбрасываем рис в помойное ведро? — Новый повод для недовольства. — Не желаешь есть — не надо: я доем. Рис дорожает с каждым днем!
— Ко Чи Та, за маленький тюбик зубной пасты я плачу целых пять джа, а ты выдавливаешь на щетку такое количество, словно собираешься ею завтракать.
— Хлайн, — сказал мне однажды Ко Чи Та, — когда ты мне напоминаешь, что сколько стоит, мне кажется, будто я нахожусь не у себя дома, а в такси, где с бешеной скоростью крутится счетчик. Я боюсь сделать лишнее движение.
По-видимому, мое ворчание ему основательно надоело, и он старался по возможности реже бывать дома.
Взяв трехдневный отпуск за свой счет, мы с Ко Чи Та отправились в Пегу навестить дочурку. Для своего возраста она была довольно рослой, и платье, которое я ей купила, оказалось мало.
— Ко Чи Та, посмотри, какой толстушкой стала наша доченька. Она с каждым днем все больше походит на тебя.
Дочь смотрит на нас словно на чужих.
— Поедешь с нами в Рангун? — спрашиваю я.