— Конечно! И мать наша католическая церковь считает, что время чудес ограничено, коротко говоря, периодом истории церкви, отраженном в Святом Писании. Quod licet Jovi, non licet bovi, пане ротмистр!
— Что? При чем тут лис и святой Иов? — с заминкой отозвался бывший ротмистр.
— Простите великодушно, пане ротмистр, мою скверную латынь. Древние римляне говорили: «Что дозволяется Юпитеру, не позволено быку». Если Господь наш Иисус Христос и некоторые его апостолы совершали чудеса во славу Божью, то это еще не означает, что такой же божественной силой Господь наделил более поздних святых и отцов церкви. Поэтому в католической церкви так тщательно проверяются гуляющие среди верующих слухи о современных чудесах. Точно так же, отнюдь не отрицая присутствия дьявола и подручных его бесов в современном мире, мать наша католическая церковь.
Однако тут прямо перед оратором возникла оскаленная морда чалого жеребца, а грубый голос оруженосца прозвучал едва ли не смущенно:
— Пане ротмистр! И вы, святой отец! Простите, что прерываю ученую беседу. Странное что-то в лесу делается, пане ротмистр. Вроде как гром у нас гремит за спиною — вот только разве может быть гроза в ноябре? Да и небо чистое.
— А мы вот Лезгу спросим, у него ухо чуткое. Пане Лезга, а на сей раз ты что-нибудь расслышал?
Казак Лезга обернулся в седле и смущенно прочистил указательным пальцем свое правое ухо — ухо как ухо, и не сказать чтобы слишком уж оттопыренное.
— Вот как раз прислушивался, пане ротмистр. То не гром, ваш слуга прав. То лесовик кричит, недовольный он.
— Спасибо, пане Лезга, — монашек слегка поклонился казаку и снова повернулся к ротмистру. — Слышали сами — «лесовик кричит». Но я говорил о том, что мать наша католическая церковь не только современным позитивным, так сказать, правильным чудесам не очень-то доверяет, но и явления одержимости бесами тоже проверяет весьма придирчиво. Ведь ни одну еще ведьму не сожгли, пока не были признаны неоспоримыми все против нее свидетельства. Представления о дьяволе и подручных ему бесах приобрели теперь, в наше просвещенное время, более абстрактный, философский характер.
— Видывал я дьявола на фресках и картинах, что в костелах, и сказал бы я, что он вызывает дрожь именно жизненностью своей, что ли. — заметил пан Ганнибал задумчиво.
— Прошу простить, вельможный пане ротмистр, но при всем уважении к твоему природному уму и жизненному опыту, я вынужден заметить, что ты все-таки не богослов. И художников тоже, даже самых умелых, никто не отнес бы к философам. Вот приведу только один пример из своей ничтожной жизни. Пришлось мне побывать с миссией нашего ордена в Баварии, там помогал я отцам-иезуитам, профессорам университета его величества Людвига Максимилиана
в Ингольштадте, и возили мы на каникулы студентов в славный город Мюнхен.
— О Боже! Короче!
— Там, конечно, посетили мы главный костел Мюнхена, под названием Фрауэнкирхе. После мессы пошли мы осмотреть вблизи знаменитый алтарь «Отцов церкви». Народ толпился там перед изображением дьявола, подающего молитвенник святому Вольфгангу, и честные бюргеры, насмотревшиеся вдоволь, буквально отползали с выражением непередаваемого ужаса на бледных лицах.
— Каковое выражение мы увидим вскоре на лицах наших вояк, если ты, патер, не заговоришь короче! — взорвался пан Ганнибал. Быстрым движением руки в железной перчатке засунул он в рот свой правый ус, пожевал, выплюнул и продолжал уже спокойнее: — Доводилось мне слышать об отцах иезуитах, что они не только хитры, но и замкнуты, очень уж себе на уме. Из тебя же твоя, как ее. елейвейнция прет, как пивная пена из бочки, которую забыли заткнуть.
— Но я ведь тоже человек, и я тоже боюсь, пане ротмистр! — взмолился иезуит. — И лучше не прерывай меня больше, потому что короче все равно не получится! В общем, протолкался я к той створке алтаря — что ж, дьявол, написанный художником, меня и вправду напугал. Черный как эфиоп, костлявый настолько, что круглые позвонки его спинного хребта можно пересчитать, хвост короткий, будто у черной свиньи (а такие разве бывают?), тонкие ножки на копытцах. За спиною серо-черные кожаные крылья, как у нетопыря, на голове длинные рога. А морда! Морда и сейчас стоит у меня перед глазами, пане ротмистр.
— О, раны! О, раны Господни!
— Нос крючком, загнутым вверх, огромная алая пасть, а из нее длинные клыки. И белые глазки, горящие на черном ужасном лице.
— Свят, свят, свят! Спаси меня, Матка Бозка! — Это бледный как смерть Тимош, вновь подъехавший прямо к задней грядке телеги, принялся креститься и кланяться.
— Ты, лайдак, лучше назад посматривай! — рявкнул на него пан Ганнибал. — Тоже мне святоша нашелся!
— Признаться, я тогда, перед той створкой алтаря, тоже устрашился, вельможный пане ротмистр. Однако вдруг услышал я рядом с собою хихиканье. Это славный отец Пистоний не сдержал в себе смеха. И смотрю: прочие святые отцы переглядываются и, усмехаясь пристойно, подмигивают друг другу. Если творение благочестивого художника Михаэля Пахера, одобренное церковью, вызвало у просвещенных отцов иезуитов смех как произведение фантазии темного человека, стоит представить себе, что сказали бы они о придуманных безмозглым мужичьем лесных демонах!
Некоторое время только и слышно было, что скрипы тележных осей, мягкий топот копыт, позвякивание оружия и сбруи, да еще далекие громыхания, непонятно от чего происходящие. Потом пан Ганнибал вопросил ехидно:
— Выходит, по просвещенной иезуитской науке получается, что нашего мещанина Хомяка замучило до смерти создание простонародной выдумки? Немногим же помогла мне твоя наука, святой отец.
— А разве не предупреждал я, вельможный пане ротмистр, что существует два взгляда на сущность лесных демонов? До сих пор я излагал только первый, весьма распространенный. Второй же изложил на лекции уже упомянутый отец Пистоний после многих оговорок и заверений, что он высказывает только свое личное предположение — и только для того, дабы дать противоположный тезис для учебного диспута о сущности лесных и прочих демонов простонародного происхождения. Мне же его объяснение показалось тогда идеальным, я и сейчас не вижу в нем серьезных изъянов…
— Постой, святой отец, так ты оканчивал Максимилианов университет? заинтересовался пан Ганнибал.
— Да нет, твой покорный слуга, к глубокому моему сожалению, получил образование в училище не столь знаменитом — в Полоцком коллегиуме, а в названном тобою немецком университете я служил ассистентом профессора Пистония и, конечно же, присутствовал на всех лекциях. И понимал я в них, осмелюсь утверждать, побольше, чем юные губошлепы, рядом с которыми сидел за партой.
— Я же просил, патер, чтобы без мудреных слов!
— Ассистент профессора — примерно такой же его помощник, как оруженосец у рыцаря, пане ротмистр.
— Теперь понятно. следовательно, ты познакомился с учением этого Пистония, будучи уже достаточно зрелым человеком. Вот это мне и нужно было знать.
— Amen. Так вот, отец Пистоний напомнил, что в древнем переводе Библии на халдейский язык, называемом «Таргум», говорится о первой, еще до Евы, жене Адама по имени Лилит. Еврейское предание рассказывает, что она, созданная Господом одновременно с Адамом, принялась ему доказывать, что они равны. Когда же ей это не удалось, она улетела. С тех пор Лилит, превратившаяся в крылатый призрак, навещает ночью одиноких мужчин и соблазняет их, желая иметь от них детей. И не только иудеев соблазняла эта ночная красавица: рассказывают, что уговорила она и одного бедняка-немца в Вормсе — утром сластолюбца нашли мертвым. Однако и в боговдохновенной латинской Библии, «Вульгате», переведенной святым Иеронимом, современные ученые богословы находят свидетельства о людях, существовавших до Адама и Ева. Я и сам потом проверял: действительно, в главе четвертой «Бытия» Каин изгнан Богом за убийство Авеля, и Каин говорит: теперь, мол, меня, изгнанника и скитальца, убьет всякий встречный. И Господь сделал ему знамение, чтобы его всякий встречный не убил. Как это может быть, откуда на земном пространстве возьмется «всякий встречный», если на свете нет больше людей, кроме Адама, Евы, Каина и уже мертвого Авеля? А дальше сказано, что Каин пришел в землю Мод, на восток от Эдема, и женился там. Откуда же взялась там эта женщина, если других людей на земле не было? Отсюда вывод отца Пистония: если уж Библия свидетельствует о существовании преадамитов, то они и вправду существовали.
— Преадо… Как ты их назвал? — наморщил лоб пан Ганнибал.
— Преадамиты. Люди, существовавшие до Адама и Евы. Вот отец Мистоний и доказывал, что вся эта лесная и прочая нечисть и есть те самые преадамиты.
Глава 8. Стычка, в которой пролилась только синяя кровь
Глава 8. Стычка, в которой пролилась только синяя кровь
Неприкрытое изумление пана Ганнибала, а также выражение лица Тимоша, свидетельствующее, что старый оруженосец вот-вот поймет, о чем речь, подстегнули благочестивого оратора, и он с немалым воодушевлением продолжил:
— Не знавшие не только первородного греха, но и постоянной Господней заботы о потомках Адама и
Евы, примерами коей преисполнена Библия, преадамиты одичали и опустились. Люди познали единого Бога, построили города и совершенствовались в земледелии и ремеслах, а преадамиты все прятались от них в лесных чащах, на болотах и в неприступных горных пещерах. Не имея одежды и не научившись ее производить, они обросли шерстью, как звери. Не ведая философии и вообще избегая всякой сложной умственной деятельности, они потеряли человеческий облик, черепа их стали маленькими, а от постоянного жевания твердых кореньев челюсти развились и выдвинулись вперед. Принятие лучшей частью человечества христианства еще более усугубило границу, что пролегла между людьми и потомками преадамитов. Последние и прятались от людей, и интересовались ими, стараясь им даже подражать; они то вредили людям, то помогали им, норовя с ними подружиться. Однако… Разве не точно так же ведут себя и лесные демоны?
Монашек обвел собеседников торжествующим взглядом. Те, ошарашенные, молчали. Наконец, пан Ганнибал промолвил:
— Хорошо, допустим. Но если так, почему же никто их никогда не видел, твоих преадамитов? Почему, если все это время они прячутся рядом с людьми в лесах и болотах, охотники или, скажем, бортники их никогда не ловили?
— Вот именно что и видели, и ловили, пане ротмистр! — чуть ли не прокричал отец Игнаций. — Отец Пистоний читал нам свои выписки из старинных хроник, в которых описывались пойманные дикие существа, похожие на людей. Одно из таких даже крестили в католическую веру, что оказалось деянием явно поспешным. Как только его сняли с цепи, существо сумело удрать в лес.
— Чтобы проповедовать среди прочих диких людей святую католическую веру? — выпучив глаза, осведомился вдруг Тимош.
Пан Ганнибал хохотнул коротко, глаза отведя от монашка. Казак Лезга, обладающий отменным слухом, захохотал без всякого стеснения. Иезуит побагровел, раскрыл было рот. Делать замечание слуге в этом случае было бы то же, что читать нотацию его хозяину. А этот мрачный лес — нелучшее место для выговоров о недопущении насмешек над миссионерством святой католической церкви.
— Отец Пистоний, чью лекцию я сейчас вкратце пересказываю, — мирно, как ни в чем не бывало продолжил монашек, — привел и замечательный пример, когда, как он выразился, доказательство существования преадамитов было высечено в камне. Приходилось ли вам, вельможный пане ротмистр, наблюдать так называемую «медвежью комедию», с которой по всей Европе бродят москали-скоморохи?
— А кто их не видел, этих забавных медведей, святой отец? И ведь смешные их штуки понятны без всякого переводчика.
— Рассказывал отеи Пистоний, что есть во французской земле Пикардии горол Амьен, а в нем знаменитый собор Нотр-Дам, построенный в древние времена. Так вот, на стене этого собора высечены донаторы, благочестивые люди, давшие деньги на постройку. Среди них с кошелем в руках и московит, поводырь медведя. Однако не медведя держит московит на поводке, а мохнатое существо, похожее на человека, вот именно со скошенным лбом и выступающей челюстью. Отец Пистоний сделал конклюзию, то есть вывод, что раньше, в древние времена, московиты-скоморохи отлавливали в лесах и учили всяким штукам именно преадамитов, а уж потом, когда тех стало меньше или научились мохнатые канальи лучше прятаться, пришлось московитам перейти на обучение медведей.
— Ну и что? — вопросил пан Ганнибал устало. — Чем нам поможет твой ученый бред о духах лесных?
— Как же не поможет, пане ротмистр? Еще как поможет. Ведь если это живые существа, а не духи лесные, их можно убить. Мне кажется, что пуля при встрече с ними — аргумент более надежный, чем крест или святая вода. Да и не прихватил я с собою, признаться, святой воды, очень уж торопили меня отцы-начальники.
— А мне сдается, что святая вода нам очень не помешала бы, — заметил пан Г аннибал и, подбоченившись, гаркнул во весь голос. — Эй! Те из панства, кто не расслышал! Отец Игнаций уверяет, что лесная нечисть — это не духи бесплотные, а живые твари! Из плоти и крови! Их можно убить саблей или пулей! Проверьте полки ружей, не просыпался ли порох, пся крев!
Выкрикивал, а сам смотрел на спину мещанина Федка, который, привязав по его приказу свою лошадь к задней грядке хуторской телеги, сидел с вожжами на ее облучке. Неподвижна была согнутая эта спина, словно Федко так перепугался после смерти товарища, что боялся пошевелиться. Все перевернулось в этом мире! Раньше не молодые боялись смерти, а старики, знавшие цену жизни. Впрочем, раньше и девицы заботились о своей чести, и вдовы не предавались распутству столь разнузданно. И разве возможно было бы тогда появление молодчика, бесстыдно объявляющего себя чудесно спасшимся московским царевичем? Однако пану Ганнибалу не удалось завершить свои сетования на современный упадок нравов.
Можно было подумать, лесная нечисть только и ждала окончания лекции монашка, чтобы напасть. Не успели слушатели так-сяк переварить замечательные идеи иезуита Пистония насчет сущности лесных духов, как налетел внезапный шквал. Он сорвал последние листья и сухие ветки с деревьев, бросил их в людей и лошадей. С нескольких казаков были сброшены и унесены шапки, свою шапочку отец Игнаций удержал на голове, только крепко вцепившись в нее обеими руками. Лошади бешено заржали. Тимош показал хозяину на небо и прокричал:
— Небо чистое, пане ротмистр! Это здешняя, лесная буря! Местный Борута над нами пошучивает!
Между тем громыхание не прекратилось, только в нем уже все, не один удачливый на ухо и чуткий Лезга, начали различать ауканье, уханье, рычание и свист. Впрочем, свистел в воздухе, как оказалось, огромный дуб, вырванный с корнем, и приземлился он, ломая сосны, в десятке шагов от отряда. Кони ржали, косясь в ту сторону, где грохнуло об землю дерево, пытались встать на дыбы. А в небе нарастал уже новый свист, и новый дуб, не меньше первого, пролетев на сей раз над дорогой, обрушился на лес еще ближе к отряду.
— Пристреливается, пся крев! — закричал пан Ганнибал. Вперед! И как можно скорее! И держите коней, чтобы не понесли!
Вдруг уханье и рык прекратились, вихрь утих, как по мановению волшебной палочки. Многие перекрестились. Тут казак Каша завопил, показывая нагайкою в ту сторону, откуда прилетели дубы:
— Лесовик! Вон! Нас высматривает. Чтобы наверняка дубьем прибить!
Там, над кромкой дальнего леса, медленно поднималась гигантская фигура Лесного хозяина. Приставив козырьком к глазам мохнатую руку, он беспокойно всматривался в бесконечные ряды деревьев. И вдруг ухмыльнулся, увидев, куда отступил отряд, легко наклонился и, вырвав очередной дуб из земли, раскрутил его в воздухе, окутался серым облаком земли, высыпающейся из корней, и отправил свое метательное орудие в полет.
— Стойте! — закричал что было сил пан Ганнибал, натянул поводья и, сам себя презирая, втянул, как и все в его отряде, голову в плечи.
Маневр удался. Очередной дуб рухнул на дорогу, перегородив проезд, едва ли не прямо перед ноздрями лошади Мамата. Та встала на дыбы. Отряд смешался на узком проселке.
— Все с коней, пся крев! Мушкетеры и кто с самопалом, бейте в великана, берите чуть выше красного кушака! Палите без команды, как успеете прицелиться. Всем остальным — освободить дорогу. Быстрее, если жить хотите!
Между тем Лесной хозяин быстро приближался, преодолев, как прикинул пан Ганнибал, уже половину первоначального расстояния до проселка. Огромный, шагал он по лесу точно так же, как человек шагал бы через луг по высокой траве. Оглушительно хохоча, уже раскручивало чудовище над головою свой смертоносный снаряд, когда грянул залп, будто кусок полотна разорвали. Не все ружья выстрелили, не все пули попали в цель, однако одна уж точно достигла лохматого великана. Когда рассеялся окутавший отряд пороховой дым, стало видно, что из огромного выпуклого живота лесного гиганта ударил фонтанчик синей жидкости, и на красном кушаке его появились и быстро расширились синие пятна. Лесной хозяин выпустил из руки дуб и, присвистнув, изумленно вытаращил безбровые глаза без ресниц, поглядывая то на свой живот, то на лес. Еще раз присвистнул, пробормотал нечто вроде «Вот такие пироги.» и, внезапно резко уменьшившись, нырнул в лесную чащу. Сразу же и ветер утих. Теперь слышно было только тяжелое дыхание людей и лошадей.
— Кажется, пронесло! — Пан Ганнибал обеими руками поднял вверх свой шлем, освободил голову, ткнул шлем Тимошу и перекрестился. Потом вернул шлем на голову и обвел взглядом подчиненных. — Панове, так кто же из вас свалил лесного великана?