Нужно будет устроить еще одну душевую, принимаю решение стоя под мощными струями. В каждом афийском доме есть умывальная комната, а в некоторых даже не одна. Обычно это каменная бадья, в которую тонкой струйкой течет вода поступающая под естественным напором из горной речки. Зимой вода настолько ледяная, что афийцам приходится таскать из кухонь котлы с кипятком. Но летом греть воду не принято, и в умывальной комнате никто не задерживается больше одной – двух минут. Зато все каждый вечер ходят купаться к океану, за исключением тех дней, когда шторма делают это невозможным. Я заранее веселюсь, представляя, как Трик с Баметом в первый раз испробуют на себе контрастный душ, и, выйдя из кабинки, первым делом отправляю роботов с новым заданием.
Одевшись, иду проведать своего Малыша. Он как всегда трогательно рад моему визиту, трется змеиной головкой о руки и, закрыв глазки, в экстазе застывает, весь воплощение преданности. Взяв черепашку на руки, отправляюсь погулять с ним по садику. Но уже на лестнице, окунувшись в ароматы, распространяющиеся из кухни понимаю, что вовсе не против завтрака. Или это уже обед?!
– Доброе утро, Фарина! – приветствую кухарку, отворив двери кухни. – Не могли бы вы принести мне в садик чего-нибудь перекусить?!
– Да, да, конечно, – приветливо отзывается она, оборачиваясь от столика, на котором что-то лепит из теста. И ахает, выронив из рук на пол почти готовый пирожок. – Что это за гадость у вас в руках?!
Вынырнувший из-под полки ушани деловито принимается уничтожать несостоявшийся шедевр, а Малыш, завидев его вытягивает шею и угрожающе шипит, еще больше пугая Фарину.
– Это мой питомец, – извиняющимся тоном объясняю я, здорово подозревая, что таким любимцем навсегда подорвал свой авторитет в глазах кухарки.
Мы спешно ретируемся из кухни и, пройдя через холл, выходим в садик. Я тут же опускаю Малыша на дорожку, и устраиваюсь на скамье около фонтанчика. Черепашка деловито обследует почву под кустами, не отходя, однако, далеко от меня. Вскоре в дверях, ведущих в садик, появляется Фарина. Опасливо поглядывая под ноги, она несет поднос, уставленный разнообразными тарелками и кувшин с соком.
– Спасибо! – благодарю я, забирая у нее поднос и ставя рядом с собой на скамейку. – А не могли бы вы налить мне кружку кипятка?!
Изумленно расширив глаза, кухарка молча кивает.
Я понимаю ее удивление, здесь не пьют кофе, а травяной чай заваривают заранее и пьют слегка остывшим. Но я сегодня хочу именно кофе, такой вот неожиданный каприз. И виноват во всем пушистый хомяк, пробудивший во мне неведомую раньше тоску по родному миру. Сейчас я не имею права бросить здесь все и улететь домой. Но хоть кофе то мне можно?!
Фарина приносит кипяток и с тревогой следит, как я бросаю туда из маленькой серебристой конволюты черную таблетку концентрированного растворимого кофе. Знакомый запах мгновенно достигает моих ноздрей, заставляя зажмурится от предвкушения.
– Можно вас спросить? – робко начинает кухарка.
– Конечно. – Открывая глаза киваю я, и делаю первый глоток. Великий космос, как здорово!
– Спрашивайте, – приглашаю ее продолжать, тем временем прикидывая, стоит ли давать ей попробовать мой напиток, если она спросит, не собираюсь ли я отравиться.
– Господин Эзарт, – неуверенно начинает Фарина.
– Во-первых, просто Эзарт, мы же друзья, вы забыли?! – перебиваю я ее. – А во-вторых, садитесь, я не могу спокойно завтракать, когда около меня стоят.
– Да, конечно, – поспешно соглашается она, усаживаясь на краешек скамейки, и, немного поколебавшись, продолжает, – Так вот, я хотела спросить…, то-есть, я видела, как вы изменили лицо Трика, то-есть Рикена, и я подумала, если вы такое можете, тогда возможно надо еще изменить… ну как это называется…
Совсем запутавшись, Фарина смолкает, стиснув кулачки и беспомощно глядя на меня. Не пойму, чего же она хочет?! Внешность Трика от вмешательства мику только выиграла. Хотя прибор лишь стимулировал отложение жира в области подбородка и скул, лицо изобретателя сразу из тонкого и полудевичьего стало мужественным и волевым. Лично я был почти в восторге от полученного результата, однако чувства матери пока оставались для меня совершеннейшей загадкой.
– А что вам в нем не нравится, Фарина?! – осторожно интересуюсь я. – Мне казалось, Рикен стал очень неплохо выглядеть. Вот нужно только еще фамилию ему подобрать подходящую, да договориться, откуда он мог приехать сюда. Ведь все заметят, как вы к нему относитесь, вот я и хотел спросить, а что, если мы назовем его вашим племянником?! Допустим, приехавшим из Ламоко?! У вас там нет родственников?!
– У меня был двоюродный брат в Картане, – качает головой Фарина, – но он погиб в рудниках. Еще пятнадцать лет назад.
– Прекрасно! – одобрительно киваю я. – То – есть, я хотел сказать – мои соболезнования. Но у него вполне мог быть сын, о котором вы не знали. Ну, незаконный, от любимой женщины. И когда мальчик подрос, мать на смертном одре рассказала ему, кто был его отец, и что в столице у него есть тетя. Бывает такое?!
– Да, но брат не был женат! Почему бы он ни признал своего сына? – сомневается Фарина.
Да, действительно, загвоздка. Афийцы любят своих детей, и если уверены в отцовстве, им достаточно сказать об этом священнику в любом храме. Он тут же внесет соответствующую запись в свиток. И ребенок автоматически перестает быть незаконнорожденным. Но ведь могут же быть обстоятельства, помешавшие брату Фарины это сделать?!
– Ну, а если, ваш брат не знал, что у него будет сын?! Допустим, отец девицы перевез семью в другой город, когда она сама еще не поняла, что беременна? Или насильно выдал ее замуж за выгодного жениха и тот увез жену подальше?! А у девушки остался только браслет на память о любимом?! И она одна знала правду, кто отец ее ребенка? – фантазирую я.
– И мальчик приехал ко мне, когда узнал про казнь, – подсказывает она, невольно заражаясь азартом создания легенды.
– Правильно. Только он уже несколько лет как покинул свой город, сбежав после смерти матери на торговом судне. Это, чтобы никто не начал копаться в его прошлом. А как звали вашего брата?! Кстати, вам он мог рассказать о своей любви, и поэтому, увидав браслет, вы сразу поняли, что перед вами племянник.
– Да, да – уже обживает в своем сердце эту легенду Фарина. – А звали брата Гридас Карзи.
– Чудесное имя. Девушка могла назвать сына в память об отце Гриден. А фамилию Карзи можно записать в любом храме с вашего согласия. Ну как, подойдет?! Гриден Карзи! По моему неплохо. А то, что вы зовете его Рикен, ну это вы попросили его разрешить так называть в память о сыне. Вы этого хотели, Фарина?!
– Нет, – неожиданно отвечает она, – то – есть, да, всё это правильно, у мальчика будет законное имя, но я говорила про другое. Вы изменили его лицо, я понимаю, так нужно, мне даже нравится, он стал еще красивее, я думала, это невозможно… Только… изменить его внешность мало. Это чувство…, ну к королеве, ему самому не справится… я вижу, он страдает… если бы… ну вы понимаете… – она смахивает слезинку с глаз и отворачивается к фонтану.
Так. Вот теперь, кажется, понимаю. Мамочке жаль сыночка, он мучается оттого, что девушка, которую он любит, не узнаёт его с новым подбородком. И я должен быстренько стереть из его памяти все воспоминания об этой любви. И все заживут счастливо. Единственное, чего она не допускает, так это того, что человек только сам имеет право решать, что для него лучше. Забыть любовь и жить счастливым как идиот, или быть несчастным, но помнить, как это было прекрасно, когда тебя любили.
– Простите меня Фарина, – говорю я тихо, – но этого я сделать не могу. Даже если бы хотел. Менять память человека означает убить его как личность. Тело будет жить, и может, даже будет счастливо, но это будет совсем другой человек, вы должны это понять. Это все равно, что вылить из кувшина молоко и налить чай. С виду тот же кувшин, но суть совсем другая. И еще, такое нельзя делать без согласия человека, а я никогда не поверю, чтобы Трик согласился. Простите.
– Это вы меня простите, – вытирая слезы встает Фарина. -Я, наверное, кажусь вам такой глупой, но у меня все время болит за него сердце.
И стремительно уходит, не ожидая, что я придумаю, чтоб ее утешить. Я без прежнего удовольствия допиваю остывший кофе, и, поглощая пирожки, начинаю обдумывать план дальнейших действий. И вдруг чуть не подавившись пирожком, подпрыгиваю на месте. Тьма меня забери! Я тут прыгаю в спортзале как клоун, занимаюсь душещипательными разговорами с кухаркой, а в башне меня ждет связанный шпион! Стремительно сорвавшись со скамьи, лезу под куст, где последний раз видел Малыша, и нахожу его наполовину закопавшимся в рыжую, едва просохшую почву. Несмотря на сырость, в ямке ему нравится и мне стоит больших усилий выманить черепашку оттуда.
– Чем ты там занимаешься, Эзарт?! – раздается над моей спиной заинтересованный голос Трика.
– Чем ты там занимаешься, Эзарт?! – раздается над моей спиной заинтересованный голос Трика.
– Проверяю, как ты делаешь свою работу, – рычу я, на коленях выползая из-под куста с Малышом в руках.
– Какую работу?! – непонимающе смотрит секретарь.
– Где песок, который я просил тебя насыпать в саду?! – пытаясь хоть немного отчистить безнадежно испорченную одежду, сердито интересуюсь я.
– Какой… а разве ты говорил серьезно?! – упавшим голосом бормочет Трик.
– А разве я хоть раз говорил несерьезно?! – возмущаюсь я, направляясь к дверям.
– Но ты ушел в тюрьму, и я… – плетется за мной растерянный секретарь.
– Я ушел в тюрьму, и попросил вас покинуть замок. – Продолжаю накачку, поднимаясь по лестнице, – Но, пользуясь моим дружеским отношением, вы решили никуда не уходить. Хорошо. Остались, и, вместо того, чтоб сделать то, что я просил, отправились собирать по городу пациентов доктора Каса. И еще зачем-то рылись в моей спальне.
Последнее обвинение добавляю просто так, чисто интуитивно, но, оглянувшись на притихшего Трика, понимаю, что неожиданно попал в точку. Так вот откуда взялся на моей постели ушани! Интересно, что же они хотели найти в моей комнате?! Или просто как дети, попавшие в лавку волшебника, трогали все подряд?! Но весь фокус в том, что вещи, которые им не стоит знать или брать, хорошо защищены. Мои шкафы и ящики открываются только моими руками, для этого они оснащены специальными идентификаторами. Так что любопытные туземцы только зря потратили время. Но, разумеется, я не собираюсь вменять им это в вину. Таковы уж все афийцы, слегка суеверны, чуть больше консервативны, но в основном независимы и любознательны. И именно эти их качества и импонируют мне больше всего.
– Приведи ко мне Бамета, – бросаю Трику, запирая Малыша в его комнате.
Едва успеваю снять грязную одежду, как раздается стук в дверь. Быстренько он однако обернулся, вот что значит хорошая головомойка, усмехаюсь я, и крикнув, – Входите, – отступаю за распахнутую дверцу огромного платяного шкафа.
Однако, спешно натягивая на себя чистые вещи слышу голос доктора Тормела, а вовсе не Трика.
– Садись сюда, – заботливо суетится доктор, и, видимо не найдя меня взглядом, тревожно спрашивает: – Эзарт, вы где?
– Здесь, одеваюсь, – бурчу я, догадываясь, кого привел мне старый хитрец.
Я и сам намеревался взглянуть на его пациентку, но теперь, возмущенный назойливостью Тормела собираюсь немного проучить партизана. Пусть не считает, что мной можно беззастенчиво манипулировать. Не торопясь заканчиваю одеваться, и, закрыв шкаф, поворачиваюсь к доктору, намеренно не замечая тонкую фигурку примостившуюся на краю кресла.
– Здравствуйте доктор, – сухо приветствую его, – вы что – то хотели?!
В этот момент в дверь снова стучат, и, получив разрешение, деликатно входят Бамет и Рикен.
– Да мы только… – заторопился Тормел, уяснивший, наконец, что явился не вовремя. – Это Ланала Дак, она уходит и хотела вас поблагодарить.
Что-то слишком быстро она излечилась, соображаю я, небрежно оборачиваясь к докторской протеже с заранее заготовленной скучающей миной. И, как мышь в мышеловку, попадаюсь на ясный свет серых глаз. Эти измученные недомоганьем, огромные на высохшем личике глаза смотрят с такой невообразимою мудростью и добротой, что мне становится бесконечно стыдно. А девочка, поднявшись с кресла, светло улыбается бескровными губами и тихо шепчет:
– Спасибо за все, мне стало легче. Прощайте.
Она успевает сделать только пару шагов, как я уже опомнился и принял решение. Как там говорит Симон, до царя далеко?! И, в крайнем случае, Бенгала не самое худшее место в этой галактике.
– А теперь послушайте меня, – сурово заявляю я, глядя на Тормела. – Сейчас у меня срочное дело, и вы, доктор, пойдете с нами. Но сначала Бамет поможет Ланале пройти в ее комнату. И когда я освобожусь, то сам решу, стало ей лучше или нет. Бамет, поторопись!
Бамет, правильно поняв мой приказ, подхватывает тощее тельце на руки и выносит из комнаты. А я подхожу к столу и демонстративно протянув руку в сторону датчиков компа, с нажимом говорю по афийски:
– Без моего разрешения никого из замка не выпускать. Двери не открывать. Повторить приказ.
И послушный комп, не умеющий удивляться ни странному обращению, ни выбранному языку, бодро рапортует:
– Принято, без разрешения никого не выпускать, двери не открывать.
Разворачиваюсь и, не оглядываясь на онемевших зрителей, решительно выхожу из комнаты. Трик и Тормел опомнившись, торопятся следом, Бамет догоняет нас на последних ступеньках лестницы. Отпираю замок и, сделав всем знак на всякий случай отодвинуться, распахиваю дверь в нижнее помещение башни. Яркий свет заливает комнату, где главным украшением служит печь для сожжения останков казненных преступников. В свое время мне пришлось пойти на то, чтоб печь была настоящей, ее принимала комиссия из королевских советников. Хорошо еще, что никто из них не захотел проверять гильотину, поверив мне на слово. И сейчас около этого страшного атрибута башни смерти лежит, не подавая никаких признаков жизни, связанный шпион.
– Он умер?! – тревожно выдохнул Тормел, и, несмотря на запрет, ринулся к лазутчику.
– Не думаю, – крепко поймав доктора за руку и со всей возможной осмотрительностью приближаясь к телу, скептически бурчу я, – люди с его способностями так просто не умирают.
Кожа рук шпиона на ощупь холодная, пульс не прощупывается, и доктор, присевший возле него, скорбно поджимает губы. Противное ощущение непоправимости происходящего охватывает меня, заставляя сильнее биться сердце и потеть лоб. Ну не может же быть, ведь ничего плохого я ему не сделал! От удара усыпляющих волн еще никто не умирал, это проверено. Правда, я немного усилил излучатель, и ударил его не один раз. Но ведь на него меньшее и не подействовало! А может потому и не подействовало что у него мозг как-то по-другому устроен?! Нет, такого не может быть. Я снова наклонился и еще раз тщательно ощупал незнакомца. И внезапно понял, что именно в его кажущейся гибели показалось мне неестественным. Холодная кожа на ощупь была живой и эластичной. Либо он умер недавно, либо… Уже смутно подозревая, с чем мне пришлось встретиться, кладу на лоб незнакомца свой браслет, шепнув в него на межгалактике пару команд. И то, что доложил крохотный динамик в моём ухе, просто ошеломило. Шпион был жив, но все процессы в его теле замедлились в сотню раз. И в это состояние он, по-видимому, ввел себя сам, совершенно добровольно. Потому что изо рта свисала, сразу не замеченная мною, бронзовая цепочка. Непонятно, как незнакомец умудрился достать губами свой медальон, но он это сделал.
– Обратите внимание, доктор, на еще одну невероятную способность жрецов темной луны, – забирая свой браслет, говорю Тормелу. – Этот человек с помощью своего медальона сумел в сотню раз замедлить свой пульс. И я подозреваю, что только с помощью тайного пароля, который известен другому жрецу, он сможет вернуться к нормальной жизни.
– Не может быть, – недоверчиво хмыкнул доктор, кладя пальцы на пульс шпиона.
Целую долгую минуту мы ждем, вглядываясь в напряженное лицо Тормела и облегченно вздыхаем, лишь увидав вспышку изумления в его глазах.
– Боже мой, если бы мне рассказали, я бы не поверил! – потрясенно бормочет Тормел. – Эзарт, можно я останусь, понаблюдаю?!
– Нет, – твердо пресекаю исследовательские порывы доктора, – Я не знаю, на что еще он способен, может даже слышит наш разговор, и едва мы уйдем, нападет на вас. Нет, пока нет! Но возможно, позже я что-нибудь придумаю, – примиряющее добавляю, сжалившись над расстроенным доктором.
– Эзарт, а как ты догадался, что он не мертв?! – осторожно спрашивает Трик, когда, заперев башню, мы направляемся к лестнице.
– Я не догадался, а вспомнил. В моем мире тоже были когда-то люди, умевшие на долгое время останавливать свое сердце, а потом запускать его вновь. Но, чтобы так делать, нужно было тренироваться долгие годы. И не всегда потом удавалось выйти из этого состояния.
– И что с ними стало?!
– А ничего. Медицина все время развивалась, и однажды нашли способ останавливать сердце надолго без всяких тренировок. И никто больше не захотел годами тренироваться, чтобы получить сомнительный результат.
– Эзарт, объясните, как это делается? – загораются глаза у Тормела.
Вот дурак, и зачем я это рассказал! Теперь доктор захочет за час разобраться в том, к чему наша наука шла больше тысячи лет! Да я и сам не знаю всего, я же не специалист!
– Не сегодня, доктор, нас кажется, ждет пациентка?! – увиливаю я от объяснений. – Рикен, так я не понял, песок у моего животного будет?
– Но выйти же нельзя! – оскорбляется Трик.
– Кто тебе сказал?! – Усмехаюсь я, и громко объявляю: – Рикен, в дальнейшем именуемый Гриден Карзи, может выходить, когда захочет!