- Ну и что же мне делать в таком случае?
- То же, что и нам. Раствориться, исчезнуть. Улетучиться с Корсики... И поверь нам, пожалуйста, доверяй нам! Бабушка твоя доверяла нам. И она кое-что сделала, чтобы мы могли жить и найти тех людей, которые причастны к страшным делам, происходящим за пределами Корсики.
- Вы не с малым ребенком разговариваете, синьор! Что вы имеете в виду, говоря про "страшные дела"?
Брэй взглянул на Талейникова и, словно получив его разрешение, хотя и данное не очень охотно - неуверенным кивком, - продолжил:
- Есть люди, мы, правда, не знаем, сколько их, которые живут ради того, чтобы убивать других. Они сеют подозрительность и недоверие и, наметив жертву, оплачивают убийство. Ненависть побуждает их сталкивать лбами политические группировки и правительства разных стран. - Скофилд помолчал немного, стараясь по выражению лица Антонии понять, насколько внимательно она его слушает. - Ты сказала, что прежде ты участвовала в политической борьбе, была коммунисткой. Отлично. Мой коллега - тоже. - Брэй кивнул в сторону Талейникова. - Его обучали и воспитывали в Москве. Я - американец, учился в Вашингтоне. Мы - враги и долгие годы ненавидели друг друга. Опуская подробности, скажу: теперь мы работаем вместе, сотрудничаем. Потому что те, кого мы преследуем, опаснее любых наших разногласий, противостояния наших правительств. Они способны обострить до предела все социальные и политические противоречия, что приведет к самому страшному - уничтожению Земли.
- Спасибо, что рассказали мне об этом, - прервала его Антония. - Но как обо всем этом могла узнать моя бабушка?
- Она была там, когда все это начиналось, - ответил Брэй. - Почти семьдесят лет назад на вилле Матарезе.
Слова медленно сходили с губ Антонии:
- Шлюха с виллы Матарезе... Падроне Гильом?
- Он был так же всесилен, как и многие в Англии или во Франции, но представлял для них помеху в их делах, банковских и промышленных. Он мешал сильным мира сего и, как это часто бывает, был ими раздавлен, разорен. Они прибегли к помощи своих правительств, чтобы разделаться с ним. Оба его сына были убиты. Тем не менее, он собрался с силами, но... использовал их не по назначению. Он создал клан мести. Собрал под своей крышей таких же, как он, пострадавших, чьи жизни и состояния были растоптаны теми же людьми, и они впятером организовали общество, Орден Матарезе. Многие годы они специализировались на убийствах, потом сошли со сцены, будто умерли, а теперь снова народились на свет. Но возвратились в этот мир еще более жестокими, чем прежде. - Скофилд сделал паузу. Он уже достаточно рассказал девушке. - Это мое объяснение дано в самых общих чертах, но я думаю, ты поняла. Ты хочешь, чтобы люди, которые убили твою бабушку, поплатились за это? Я надеюсь, в один прекрасный день так и произойдет, но хочу сказать тебе, что они не очень много значат, эти убийцы твоей бабушки.
Некоторое время Антония молчала, потом медленно заговорила:
- Вы очень хорошо все объяснили, синьор Скофилд. Но коли смерть этих убийц сейчас не так уж важна, то и я тоже не буду так уж озабочена этим теперь. Вы ведь хотели довести до моего сознания именно это?
- Точно так, сеньорита, - ответил Скофилд.
- А мой товарищ по социалистической идеологии, наверное, хотел бы, чтобы присутствие моей незначительной персоны не помешало вашему великому, как он выразился, делу, не так ли?
- Я смотрю на вещи трезво, - вступил в разговор Талейников, принимая ехидное замечание Антонии. - И я постараюсь и сделаю все возможное, чтобы этого не случилось, то есть чтобы ты не помешала...
- Тогда что же мне остается? Развернуться и пойти в лесок, ожидая, когда мне всадят пулю в спину?
- А это уж тебе решать, - ответил Талейников.
- А-а! Так значит, у меня все же есть выбор? А вас устроит, если я дам вам слово, что ничего никому не скажу?
- Нет. Я не приму от тебя такого слова, - ответил Василий.
Брэй с любопытством смотрел на русского, но был готов в нужную минуту выхватить свой "магнум" и помешать Василию. Он понимал, что русский куда-то клонит, проверяя девушку, и все же был начеку.
- Но тогда каковы же мои возможности? Я что, должна позволить вашему или его, - она указала на Скофилда, - правительству изолировать или, того хуже, устранить меня до тех пор, пока вы не разыщете людей, которые вам нужны?
- Боюсь, что это невозможно, ибо мы оба действуем вне ведения правительств, не на стороне правительств, точнее. Мы не получаем от них никакой поддержки или одобрения. И, откровенно говоря, нас самих разыскивают, причем так же интенсивно, как мы в свою очередь пытаемся найти интересующих нас людей.
Девушка застыла, потрясенная.
- За вами обоими охотятся ваши собственные правительства? - спросила она через несколько секунд. Талейников кивнул.
- Теперь я все поняла. Вас не устроит мое обещание не выдавать тайну, и в то же время передать меня вашим властям для изоляции вы не можете. Таким образом, я представляю для вас угрозу, куда более страшную, чем можно вообразить. Значит, выбора мне не остается?
- Выход есть, - воскликнул бывший агент КГБ. - И мой приятель уже говорил о нем.
- Ну и какой же?
- Поверь нам. Помоги добраться до Бастии и доверяй нам. Может быть, из этого что-то выйдет...
Талейников повернулся к Скофилду и произнес всего одно слово:
- Канал.
- Посмотрим, - ответил Брэй. Оба думали об одном и том же.
* * *Представитель Госдепартамента в Мурато был не в восторге от предстоящей встречи. Это и понятно: он не хотел никаких осложнений. Будучи владельцем рыболовецких судов, он одновременно составлял для американцев отчеты о продвижении и маневрировании советских кораблей в регионе. Вашингтон хорошо платил ему за это, и, кроме того, оттуда постоянно поступали тревожные сигналы насчет Брэндона Скофилда - бывшего спеца из отдела консульских операций, а ныне предателя. В такой ситуации действия этого господина в отношении Брэндона должны быть вполне определенными: предателя следовало задержать, а если это по каким-либо причинам оказывалось невозможным, то - ликвидировать наименее болезненным способом.
Сильвио Монтефьори мгновенно прикинул в уме, стоит ли идти на эти меры. Но человек он был практичный и, несмотря на соблазн, отверг эту идею. Скофилд держал его за горло, почти засунув нож ему в рот, но кончик ножа все же был смазан медом. Если Сильвио решится отказать американцу, он рискует быть разоблаченным в глазах Советов, а если учтет пожелания Скофилда и пойдет ему навстречу, то получит от "предателя" десять тысяч долларов. А десять тысяч долларов - даже по самому низкому курсу - сумма гораздо большая, чем посулы Вашингтона в благодарность за акцию ликвидации Скофилда.
Однако при этом Сильвио хотел все же остаться в живых, чтобы затем прожить полученные деньги...
Монтефьори пришел в пакгауз, отпер дверь и нырнул в темноту помещения. Став у задней стены, как было условлено, он приготовился к ожиданию. Он не мог видеть американца - было слишком темно, - но понимал, что Скофилд уже здесь, внутри, однако не пойдет на разговор, пока не убедится, что все надежно и безопасно.
Он вытащил тонкую сигару из нагрудного кармашка, пошарил в карманах брюк, ища спички, нашел коробок, выудил одну и закурил. Поднося спичку к сигаре, он увидел в коротком всполохе пламени, что руки у него дрожат. Это разозлило его.
- Ты покрылся испариной, Монтефьори, - раздался голос откуда-то слева из полумрака. - Спасибо спичке, я вижу, пот выступил у тебя на лице. В последнюю нашу встречу ты тоже попотел. Я подумал, не прикарманил ли ты тогда лишнее? Но я кое о чем попросил тебя, не так ли?
- Брэндон! - воскликнул Монтефьори как-то неестественно радостно. Он нервничал. - Мой дорогой, добрый друг! Как славно увидеть тебя вновь... если, конечно, я тебя увижу!
Высокий американец выступил из полумрака. Монтефьори ожидал, что в руке у гостя будет пистолет, направленный ему в голову. Но Скофилд как всегда оказался непредсказуем: оружия у него не было.
- Как поживаешь, Сильвио?
- Хорошо, мой дорогой, добрый друг. - Руки Монтефьори не предложил - он знал лучший способ продемонстрировать радушие. - Все готово! Я иду на невероятный риск и плачу команде моих ребят вдесятеро больше того, что они стоят, но для меня ничто не слишком, если заботишься о друге, которого боготворишь. Тебе предстоит лишь явиться к седьмому причалу в Бастии, где в час ночи тебя будут ждать. Лучший мой траулер доставит тебя в Ливорно уже к рассвету.
- Это обычный рейс судна?
- Разумеется, нет. Обычно он ходит в Пьомбино. И я щедро плачу за это отклонение от курса, не раздумывая, не считаясь с потерями.
- Как великодушно с твоей стороны!
- А почему бы нет? Ты всегда был справедлив ко мне.
- А почему бы нет? - парировал Скофилд. - Ты всегда доставлял меня, куда требовалось. - Он полез в карман и извлек пачку купюр. - Но боюсь, предстоят кое-какие уточнения. Начать с того, что мне нужны две лодки. Одна пойдет из Бастии на юг, вторая - на север, и обе должны держаться берега в пятидесяти метрах. К каждой подойдет моторка, которая тут же удалится. Я сяду на одно судно, русский - на другое. Мы посигналим вам. Как только мы окажемся на борту, сразу выходите в открытое море, а там ляжете на курс, но направление и цель должны быть известны лишь капитанам обеих лодок да нам двоим.
- А почему бы нет? - парировал Скофилд. - Ты всегда доставлял меня, куда требовалось. - Он полез в карман и извлек пачку купюр. - Но боюсь, предстоят кое-какие уточнения. Начать с того, что мне нужны две лодки. Одна пойдет из Бастии на юг, вторая - на север, и обе должны держаться берега в пятидесяти метрах. К каждой подойдет моторка, которая тут же удалится. Я сяду на одно судно, русский - на другое. Мы посигналим вам. Как только мы окажемся на борту, сразу выходите в открытое море, а там ляжете на курс, но направление и цель должны быть известны лишь капитанам обеих лодок да нам двоим.
- Слишком много сложностей! Они совершенно ни к чему. Я ведь дал тебе слово.
- И я ценю его, Сильвио, а потому, пока оно запало мне в сердце, сделай так, как я говорю.
- Конечно-конечно, - поспешил согласиться Монтефьори. - Но ты понимаешь, что это обойдется мне не дешево?!
- В таком случае расходы принято покрывать, не так ли?
- Ты все понимаешь! Как это радует!..
- Для начала прими вот это. - Скофилд протянул Сильвио еще одну, на сей раз очень пухлую пачку купюр. - И знай, что твоя деятельность не во благо Вашингтону останется в тайне. Это само по себе уже кое-что, если говорить о моей благодарности тебе, ведь ты ценишь свою жизнь, не так ли? Здесь пять тысяч долларов.
- Мой дражайший! Но ведь мы условились о десяти! Положась на твое слово, то есть, я хочу сказать, именно потому, что я верю тебе, я вошел в такие расходы... - Монтефьори вновь облился потом. Мало того, что он рискует ради этого предателя, проигнорировав указания Вашингтона, так эта свинья собирается еще и надуть его на кругленькую сумму!
- Я не закончил, Сильвио! - оборвал его Скофилд, заметив волнение собеседника. - Ты больно озабочен деньгами. Я помню, что обещал десять тысяч, и ты их получишь. Я должен тебе еще пять, не считая дополнительных расходов, ведь так?
- Совершенно верно. Расходы просто ужасающие.
- Нынче это недешево, цены кусаются, - согласился Брэй. - Давай договоримся: я даю пятнадцать процентов сверх условленной суммы. Идет?
- С другими я бы поторговался, но с тобой - никогда!
- Значит, на том и порешим. Остается только вручить тебе недостающую сумму.
- Эта твоя фраза беспокоит меня, ибо она подразумевает последующую доставку. А я трачусь сейчас. Это нельзя откладывать.
- Перестань, Сильвио! Тебе ведь доверяют твои люди. Пусть подождут несколько дней.
- Несколько дней?! Ты опять пугаешь меня. За несколько дней ты можешь оказаться в Сингапуре или в Москве. Говори точнее, выскажись насчет оставшихся денег определенно!
- Конечно. Деньги будут на траулере. Я еще не решил, на каком. Ты легко найдешь их под передней переборкой справа от центральной стойки. Они будут в углублении - сверху пятно свежей краски, рядом со шпангоутом. Еще раз говорю тебе: ты найдешь их без труда.
- Матерь Божья! Да и другие ведь смогут...
- С чего бы им? Никто не станет искать их, пока ты не дашь объявление.
- Ох, это слишком рискованно! У меня в команде днем с огнем не сыщешь такого, кто отказался бы прибить мать родную на глазах у священника за такие денежки. Нет, правда, мой дорогой друг, приди в себя!
- Не дрейфь, Сильвио! Просто приходи в гавань встречать свои траулеры. Если не обнаружишь выпиленный кусок дерева, покрашенный вновь, отыщешь человека без руки. Его и спросишь.
Монтефьори снова вспотел: а вдруг ловушка?
- Я отряжу моего брата в гавань.
Да, американец - не подарок, с ним нелегко иметь дело. Кто его знает? Не перекупит ли команду... А затем ищи его на Волге или на Ниле. Скофилд словно читал мысли корсиканца.
- Не бойся, Сильвио! Я не переиграю. И не донесу никому на тебя. Найдешь ты свои деньги! Будь уверен. Понимаешь, может, нам еще придется иметь контакты. И очень скоро...
- Ладно, не забегай вперед, Брэндон. И не говори больше ничего, пожалуйста. Я ничего не хочу знать о твоих дальнейших планах. Такой груз ответственности! Какие будут сигналы?
- Простые. Две вспышки света, повторенные несколько раз или подаваемые, пока траулеры не сбросят якорь.
- Это похоже на сигналы с просьбой о помощи. Я не ручаюсь. Может произойти недоразумение... Чао, мой дорогой друг! - Монтефьори утерся платком и направился к двери.
- Сильвио!
- Да?
- Смени рубашку!
* * *Оба постоянно наблюдали за ней вот уже почти два дня, молчаливо согласившись, что решение относительно нее надо принять как можно скорее. Или она станет связной и будет работать на них, или должна умереть. У них не было нейтральной полосы, или "ничейной" земли с подходящей тюрьмой, куда ее можно было отправить.
Связь необходима им обоим. Они не могли общаться непосредственно, это чрезвычайно опасно. Им нужен свой человек в конкретном месте, под прикрытием, знающий шифры и коды, к тому же аккуратный и надежный. Способна ли Антония на эту роль, а если да, то поймет ли степень риска, на который ей предстоит пойти?
Она оказалась достаточно проворна, ловка и смела, осторожна и бдительна к тому же. И все-таки она оставалась для них загадкой. Временами она становилась беззащитна, покорна, тиха и молчалива. Чаще казалась пугливой: глаза ее высматривали что-то настороженно, словно она поминутно ждала нападения, боясь, что кто-то накинет ей петлю на горло или схватит сзади и начнет душить. А ведь солнце пока спокойно светило над ними и никаких нападений не предполагалось... во всяком случае, в ближайшее время.
Антония была странной девушкой, и обоим мужчинам казалось, что она что-то скрывает.
Что бы это ни было - если было, - она, похоже, не собиралась раскрываться перед ними. В минуты отдыха она не расслаблялась, замыкалась в себе и не позволяла разговорить ее.
Но она выполняла все, что ей поручали и о чем просили. Она беспрепятственно довела их до Бастии и даже проявила инициативу: обеспечила им благополучный переезд, воспользовавшись рабочим автобусом, курсировавшим между пригородом и гаванью. Талейников сидел с ней впереди, а Скофилд остался стоять в проходе, следя за пассажирами.
Продвигаясь к цели, они выбирались и на многолюдные улицы, причем Скофилд держался сзади поодаль, наблюдая за девушкой. Никто не обращал на них внимания, никакого "хвоста" не обнаружилось.
Скофилд велел ей войти в бар на берегу, в злачное место, куда даже отпетые корсиканцы не решались заходить и где собирались лишь отбросы общества. Внутри они вновь разделились: Брэй подсел за столик к русскому, Антония заняла место за соседним столом. Ее окружали пьяницы, но это тоже было на руку проверявшим ее мужчинам, так как они хотели узнать, сумеет ли она постоять за себя.
- Ну, что ты думаешь? - спросил Талейников.
- Не могу сказать наверняка. Она неуловима, я не пойму ее, - отвечал Скофилд.
- Может, ты слишком много от нее требуешь? У нее ведь эмоциональный шок, она пережила смерть бабушки, и ее реакция вполне объяснима. Я думаю, со временем с ней все будет в порядке, и мы сможем ее использовать. Если бы она была абсолютно неспособна, мы бы узнали это довольно скоро. А нам нужен связной. Будем честны и признаемся самим себе: нам не к кому больше обратиться. Есть ли хоть где-нибудь такой человек, которому ты можешь доверять? Или я?..
- Именно ее стресс и беспокоит меня, - прервал его Брэй. - Я думаю, она пережила его задолго до того, как мы с ней встретились. Она говорила, что приехала в Порто-Веккьо, чтобы на время избавиться от прошлого. Избавиться от чего?
- Мало ли от чего. Безработица свирепствует по всей Италии... А может, безответная любовь или не слишком преданный любовник? Эти причины несущественны... должны быть несущественны для нас. То, в чем мы хотим ее использовать, не имеет отношения к ее прошлому.
- Я так не думаю. И потом, с чего бы нам доверять ей вот так сразу. А если и рискнем, ты думаешь, ей самой нужно наше доверие?
- Она же была там, когда убили старуху. Этого может оказаться достаточно...
- Ну, это, конечно, может послужить отправной точкой, но только в том случае, если она улавливает связь между тем, что мы делаем, и тем, что она видела там.
- Мы же объяснили ей. И потом, она же слышала, что сказала старуха.
- Пока что она до сих пор все еще в шоке и смущена. Пора бы ей убедиться, что надо держаться нас.
- Ну так убеди ее! - Я?!
- Она верит тебе больше, чем своим "социалистическим товарищам", то есть мне. Это же очевидно.
Скофилд поднял стакан и, глядя поверх него на русского, спросил:
- Ты собирался убить ее?
- Нет. Такая мысль должна была прийти в голову тебе, но не мне. И она все еще сидит у тебя в мозгу. Мне стало не по себе, когда я увидел, как ты держишь руку на пистолете.
- Да, было дело... - Брэй отставил стакан и взглянул на девушку. Он не стал объяснять, почему он держал руку на оружии. Берлин так и не отошел в прошлое, и Талейников понял это по-своему. Правда, теперь зрение и мозг Скофилда уже не способны сыграть с ним злую шутку: он все видел ясно при ярком свете дня. И Антония уже не казалась ему похожей на его жену. Он, пожалуй, тоже мог бы убить ее, если бы понадобилось.