– Быстро наружу, – заорал он губернатору.
Юхно схватился за ручку, дернул, но понял, что дверь заклинило. Вереск без слов вышиб дверцу ногой и вытолкнул клиента из машины. Тут же у машины возник мужчина в маске с пистолетом в руке. В голове губернатора молнией пронеслась мысль, что это конец, но незнакомец выстрелил не в него, а в начальника службы безопасности. Получив три пули в грудь, Вереск рухнул на машину и сполз на землю.
– Стоять на месте, – рявкнул стрелок губернатору, когда тот попытался шагнуть в сторону. – Пойдешь со мной.
– Нет, – взвизгнул Юхно, отпихивая его руку и пригибаясь к машине, а затем неожиданно выхватил из кобуры под пиджаком пистолет и выстрелил нападавшему в голову.
Стрелком Юхно был неважным, и пуля лишь чиркнула по лбу мужика в маске. Он отшатнулся, схватился за голову и выстрелил в ответ. Павлу Игнатьевичу показалось, что его ударили в грудь кувалдой. Падая, он пытался вдохнуть – и не мог. От следующей пули его закрыл пришедший в себя Вереск. Пуля, летевшая в голову губернатора, угодила начальнику безопасности в спину. Больше нападавший выстрелить не успел. Из-за горящего джипа захлопали выстрелы. Две пули угодили ему в корпус, одна пробила руку. Неизвестный, стреляя из пистолета в ответ, отлетел назад и точно растворился в дыму.
– Давай сюда, – прохрипел Вереск и что было сил потянул на себя обмякшее тело губернатора.
В салоне джипа зашевелился водитель. Распахнув дверцу, он как мешок вывалился на брусчатку. Едва они откатились в сторону, как бензобак джипа взорвался. С гулом и воем огненные клубы вперемешку с черным дымом рванулись вверх. Рокочущий язык пламени задел начальника службы безопасности, и на том занялась одежда. Вопя и брыкаясь, он кое-как скинул пиджак, потушил им левую штанину, а затем вскинул пистолет, но сразу опустил, так как понял, что это парни из службы безопасности.
– Вы как? – спросил Иван Пименов, заместитель Вереска. Он сидел во второй машине и сам выглядел так, что краше в гроб кладут. Все лицо перемазано кровью, нос разбит, ссадина через все лицо, костюм изорван и перепачкан кровью.
– Отдыхаем, – буркнул Вереск, оглядываясь и отыскивая глазами тело нападавшего.
Дым понемногу редел, и сквозь него стал проглядывать тротуар, затем газон у ограды, но тела нигде не было. Расстегнув рубашку, он ослабил бронежилет, хрипло вздохнул и подумал, что пара ребер точно сломана. Шофер, лежавший рядом, снова потерял сознание. Ему здорово досталось, но фатальных повреждений Вереск не заметил. Перевернувшись, он подполз к губернатору, проверил пульс: «Жив». Потом расстегнул рубашку и посмотрел на бронежилет. Деформированные пули застряли в нем. Ни одна не достигла цели.
– Ох, твою мать, – выдохнул Юхно и испуганно распахнул глаза. Он быстро успокоился, увидев рядом начальника службы безопасности. Его голос обрел силу: – Георгий, а где этот? Вы его взяли?
– Нет, ушел, паскуда! На нем был бронежилет, – покачал головой начальник службы безопасности, – иначе бы мы его достали. Мы его найдем, обещаю. Узнаем, кто это был.
– Да знаю я, кто это, только, мать его, не понимаю, куда менты смотрят, – процедил сквозь зубы Юхно и попытался подняться.
* * *Чалый за километр чувствовал ментов. С растущим в душе беспокойством он осторожно выглянул в окно и увидел, как парней у подъезда успокоили спецназовцы. Если бы он не выглянул тогда, их бы взяли на месте.
– Менты, валим! – бросил он Седому.
Рядом Тюфяк пытался изнасиловать богатую девку, но у него не очень получалось. Седой отпихнул его, стащил девчонку с кровати и потянул к выходу. Чалый тем временем вытянул из тайника самопал и запихал за пазуху пакет с брюликами.
– Ты че, в натуре, делаешь, пахан! – возмутился Тюфяк, торопливо застегивая ширинку.
Седой ответить не успел. Появились спецназовцы. Седой сделал единственное, что было возможно, – пихнул похищенную в кладовку и сам втиснулся следом. Выстрелив наугад, Чалый тоже нырнул в кладовку. Атака спецназа остановилась. Бойцы затаились в коридоре, а в следующую секунду, снося остатки окон, комнату штурмовала вторая группа.
– Эй, в натуре!.. – возопил Тюфяк, пытаясь сообразить, что происходит, и, получив пулю в лоб, рухнул лицом вниз на кучу тряпья.
– Синий нас сдал, – в панике прохрипел Чалый.
Седой не ответил. Он прижимал к себе девушку и прислушивался к звукам снаружи. Заложница напоминала куклу.
– Че, думаешь, они там и внизу шарятся? – шепотом спросил он у Чалого.
– А хрен его знает, – честно ответил тот, перезаряжая самопал. У него осталось еще пять патронов в запасе.
– Давай вниз, – приказал Седой, прижимаясь с девушкой к стене.
Чалый быстро все сообразил и поднял лист фанеры, прикрывавший пролом в полу. Дыра вела в крохотную комнатку, заваленную мусором и всяким хламом. Чалый полез первым. Седой спустил девушку, а затем спустился сам, прикрыв пролом фанерным листом, как было. В это время менты снаружи драли глотку, предлагая им сдаться.
К этому времени спецназовцев внизу уже не было. Все были наверху. Седой аккуратно выглянул в окошко и увидел двух амбалов в камуфляже, в масках и с автоматами, охранявших подходы к дому. «Здесь не пройдешь», – решил он и на цыпочках прокрался к двери на другой стороне, поманив за собой Чалого. Девушка послушно семенила рядом. Седой решил, что убьет ее, если их припрут к стенке и не будет выхода. Пусть и его потом мочат. Плевать. Он всю жизнь провел по тюрьмам, растерял все здоровье и чувствовал, что новый срок станет для него последним. Лучше сдохнуть на воле, чем на нарах.
К удивлению Седого, с торца здания не было никого. Нужно было преодолеть лишь десять метров до кустов, а там ищи ветра в поле.
– Братан, по ходу, маза прет, – шепнул он Чалому. – Я с ней первый двину, а ты нас прикрывай.
– Давай, погнали, – кивнул Чалый.
Они выскочили и бросились к кустам. Тут же хлопнул негромкий выстрел, и Чалый рухнул на землю. Его бедро было страшно разворочено пулей. Из раны хлестала кровь. Хрипло вопя, Чалый выстрелил в сторону, откуда послышался выстрел. Вторая пуля точно вошла ему в глаз. Следом появились спецназовцы. С десяток стволов смотрели в лицо Седому. Он прижал к горлу заложницы лезвие заточки и заорал в отчаянии:
– Не подходите, падлы! Я ей глотку перережу!
– Отпусти девушку и сдавайся! – проревел в ответ командир группы, будто и не слышал его слов.
– Я сказал – назад, – взвизгнул Седой. Лезвие так вдавилось в кожу заложницы, что показалась кровь.
– Эй, не дури, – крикнул ему командир группы, опуская оружие, – мы не будем стрелять. Уходи. – Он говорил это, рассчитывая на то, что Седой начнет отходить, уберет от горла девушки нож, чуть отстранится от нее, и его в этот момент снимут снайперы. Оба доложили, что он у них на мушке, но мешает девушка. – Ждите, – шепнул он им в микрофон.
– Я ухожу! Не двигаться, – истерично прокричал Седой.
– Да черта с два, – рявкнул ему Гудков, вышедший сбоку.
Резко выхватив пистолет, он одним выстрелом снес полголовы Седому, и тот рухнул на спину, широко раскинув руки. Заточка выпала из разжавшихся пальцев. Он был мертв.
– Майор, ты что, с катушек слетел? – искренне возмутился командир спецназа. – Тебе здесь не тир!
– Какие вопросы? – осклабился Гудков, указывая на забрызганную кровью девушку. – Заложница жива, этот козел мертв. Че тебе еще?! Мне просто надоело стоять и смотреть, как вы тут сопли жуете.
– Чего ты сказал? – с угрозой спросил командир спецназа, приближаясь к старшему оперуполномоченному.
– Да что слышал, – с вызовом ответил Гудков, расправляя плечи. – Я таких, как ты, в армии…
– Ну все, хватит, парни, успокойтесь, – втиснулся между ними Сажин, – надо работать. Саныч только что звонил.
Упоминание о начальнике УВД сразу отрезвило всех. Гудков расслабился и схватил сотовый, чтобы лично доложить Решетникову об освобождении дочки Луганского. Сделать это надо было раньше других, чтобы представить все события в выгодном для себя свете. Он как раз ждал ответа, когда по рации передали, что у Дома правительства идет настоящая война со взрывами и перестрелкой.
– По коням, – коротко скомандовал Петр Лагудин.
Гудков хотел рвануть вслед за спецназовцами, но, подумав, что можно найти занятие и подостойней, выключил рацию. Со всякими террористами и спецназ разберется. Им там делать нечего, а то огребешь еще шальную пулю. За террористами не заржавеет. Да пусть они там хоть все правительство разнесут, а Юхно на воротах повесят – ему плевать. Здесь дела намного важнее. Можно сказать, вопрос жизни и смерти. Вытащив фотографию Асколова, он показал ее арестованным бомжам, которые стояли на коленях у дороги:
– Я хочу знать, где этот человек?
Арестованные молчали.
– Хорошо, – улыбнулся Асколов и, повернувшись к лейтенанту, что караулил арестованных, скомандовал: – Расстрелять всех.
– Я хочу знать, где этот человек?
Арестованные молчали.
– Хорошо, – улыбнулся Асколов и, повернувшись к лейтенанту, что караулил арестованных, скомандовал: – Расстрелять всех.
– Как расстрелять? – изумился лейтенант.
– Как расстрелять? – загудели взволнованные бомжи. – Это незаконно!
– Заткнитесь все! – рявкнул на них Гудков. – Свидетелей здесь не будет. Положим всех и скажем, что оказали сопротивление. На хрена возиться с такими уродами, как вы! Если вы вдруг исчезнете, никто даже не хватится.
– Че, прямо здесь, может быть, и расстреляем? – предложил Сажин, подыгрывая напарнику, и незаметно подмигнул лейтенанту. Тот все понял, достал из кобуры пистолет и проверил обойму на виду у всех.
– Эй, вы чего! Так нельзя! Мы же ни в чем не виноваты! – стали галдеть наперебой «приговоренные».
– Стреляй в башку, чтобы сразу наповал, – с серьезным видом посоветовал Гудков оперу и двинулся к первому из ряда, поднимая пистолет. Это был плюгавенький мужичонка лет под шестьдесят, небритый, немытый, в рванине, с испуганными мутными глазами.
– Эй, не надо, я видел этого мужика, что на фотографии, – завопил бомж, пятясь.
– Где видел? – с угрозой уточнил Гудков.
– Здесь видел. Это он девку привез. Я все видел. Чалый и Седой потом решали, что делать… Они у нас тут за главных были.
– Так, молчать, – рявкнул на него Гудков и обратился к остальным, показывая фотографию: – Еще кто-нибудь знает что-нибудь про этого мужика?
Снова молчание.
– Так, этого мы возьмем с собой, – указал Гудков на признавшегося, – остальных в управление.
– А на кой они нам там? – не понял сначала Сажин. – Давай возьмем только тех, кто в доме был.
– Завтра в газетах напишут, что в результате масштабной спецоперации сотрудниками милиции обезврежена банда, занимавшаяся похищениями, убийствами, грабежом, хранением оружия и т. п., – ответил Гудков, понизив голос. – Их всех можно привлечь по куче статей. Мы так за два дня план за квартал перевыполним.
Пока Сажин усаживал в машину бомжа, старший оперуполномоченный справился у врачей «Скорой помощи» о здоровье Луганской. Девушка лежала на каталке, подключенная к капельнице и кардиографу. Ему сказали, что у потерпевшей шок, множественные ушибы, ссадины, но ничего смертельного.
– Она когда-нибудь придет в себя или так и останется заторможенной? – нетерпеливо поинтересовался Гудков. Ему надоело слушать непонятные термины и хотелось получить простой, ясный ответ.
– Да, станет, но не сразу, – заверили врачи.
Удовлетворившись ответом, Гудков сел в свою машину и поморщился от запаха, витавшего внутри. Он понял, что поступил опрометчиво, велев Сажину усадить в тачку бомжа, поспешно открыл окно и, повернувшись к задержанному, еще раз показал фотографию Асколова:
– Я хочу знать, где он сейчас. Какие у вас с ним были дела?
– Да я… это… не знаю, – пролепетал бомж.
– Как тебя зовут? – вежливо спросил Гудков.
– Колян, – расплылся в беззубой улыбке бомж.
– Колян, «не знаю» – это не ответ, – улыбнулся ему в ответ Гудков и подмигнул оперативнику.
Сажин понимал шефа с полуслова. Врезав бомжу под дых, он вывернул ему руку и ухватил за растопыренные пальцы.
– Повторяю вопрос. Где мне найти этого мужика? О чем вы с ним договаривались? – медленно с угрозой произнес Гудков. – За неправильный ответ мой помощник будет ломать тебе по пальцу.
– Мы ваще не базарили даже! – жалобно воскликнул Колян. – Он привез эту девку да кинул. Она голяком ваще была, прикинь, да? Я к ней, а она от меня как ломанется! Потом за ней собаки рванули…
– Хочешь сказать, что ни ты, ни ваши с этим мужиком никак не контачили? – сухо спросил Гудков.
– Ваще никак, – заверил Колян.
– Гонишь, падла, – заключил Гудков, а Сажин с неприятным хрустом сломал бомжу указательный палец.
Свалку огласил дикий вопль. Сажин врезал Коляну кулаком в живот и велел заткнуться. Тот выдохнул, захрипел и вытаращил на мучителей глаза, как рыба, выброшенная на берег. Орать он, конечно, перестал, лишь тихонько постанывал сквозь стиснутые зубы. По его бледно-серому грязному лицу катились слезы, оставляя на щеках светлые дорожки.
– Так, понял, что мы не шутим? – уточнил Гудков.
Колян послушно кивнул, и он продолжал:
– Вопрос. Как брюлики, украденные из дома девки, попали к вам? Что, мужик их тоже на свалке бросил?
– Ну, да, – осторожно ответил Колян и визгливо воскликнул, увидев реакцию опера: – Я правду говорю! Век воли не видать! Мамой клянусь!
Несмотря на горячие заверения, Сажин все-таки сломал ему еще один палец, а разозленный Гудков выхватил пистолет и приставил к голове бомжа:
– Все, гнида! Ты достал меня! Ща мозги вышибу! Говори правду!
Щелчком он снял пистолет с предохранителя. Глаза Коляна были готовы вылезти из орбит. И вдруг в салоне резко завоняло. Завопив от отвращения и зажав нос одной рукой, Сажин другой вытолкнул бомжа из салона и следом выскочил сам, потому что атмосфера внутри стала непригодной для дыхания. За ним из машины с ревом раненого медведя выскочил Гудков. Развернувшись, он увидел, как убегает бомж, выстрелил несколько раз ему вслед, но промахнулся. Колян исчез в зарослях.
– Сука-а-а-а-а! – протяжно заорал ему вслед Гудков, пританцовывая на месте от злости. – Сука, сука, сука!!!
– По-моему, он не врал, – спокойно заметил Сажин.
– Вот ублюдок, – сплюнул на траву Гудков, посмотрел на опера и кивнул. – Точно не врал. От страха, сука, мне всю машину загадил… Только ни хрена не пойму, зачем Асколов грабил Луганскую, а потом выбросил награбленное на свалке? Только идиот мог так сделать. Схватил за так лишнюю статью.
– Да ему теперь все равно, – задумчиво сказал Сажин и добавил: – Наверное, это был отвлекающий маневр. Чтобы мы все сюда бросились…
– Перестрелка у Дома правительства… – страшно закричал Гудков, вцепившись себе в волосы пальцами. – Это же он! Он Юхно хотел достать! Твою мать! Туда быстрее!
К ним подбежали два сержанта из ГНР:
– Мы слышали выстрелы!
– Арестованный сбежал, – равнодушно махнул рукой Сажин, – туда, в кусты. Передайте тем, кто в оцеплении, чтобы смотрели в оба.
– Оцепление сняли, – покачал головой один из бойцов. – Был приказ всему личному составу прибыть к Дому правительства.
– Хреново, – скривился Сажин.
– Садись, – рявкнул ему Гудков через открытое окно. Он включил рацию и сразу же получил втык от Решетникова за то, что они с Сажиным еще не у Дома правительства. На Юхно покушались, но, к несчастью, тот остался жив и теперь жаждет крови. Потом Решетников спросил о результатах операции, и Гудков честно признался, что они лоханулись. Дальше речь начальника УВД состояла сплошь из матерных оборотов.
Когда они подъехали к месту событий, все интересное было уже позади. Эксперты обследовали взорванные автомобили. У Дома правительства стояли две «Скорые». Решетников в компании руководства УВД и спецслужб маячил у главных ворот комплекса. Начальник УВД сделал знак рукой – мол, подойди.
– Вот и жопа пришла, – вздохнул Гудков, выбираясь из машины.
* * *Перед глазами у Степана все плыло. Смахивая с лица кровь, он волевым усилием удерживал себя в сознании, цеплялся за руль и вел угнанную «буханку» с надписью «Водоканал» по пустынной улице. Если бы на его пути встретился милицейский кордон, то Асколов даже сопротивления оказать толком не смог бы. Но милиции на улицах не было – всех кинули в Керамический поселок на освобождение особо важного заложника. Расчет оказался точным. С этим он не ошибся, а вот с остальным… Полный провал. Либо он стар для таких штучек, либо служба безопасности у Юхно слишком крута для него. Главная ошибка была в том, что он деликатничал, не хотел лишних трупов. Если бы бил всех наповал, то не оказался бы в таком дерьме, как сейчас.
Притормозив в глухом переулке, Степан достал из сумки аптечку и вкатил себе обезболивающее и стимуляторы. В голове прояснилось. Боль утихла. Он взглянул на себя в зеркало и тяжело вздохнул. Половина лица представляла собой громадный кровоподтек. С такой рожей его будет видно за версту. На улице вообще не покажешься. Придется отлеживаться неделю, не меньше, а время между тем работает против него. Затем внимание Степана переключилось на простреленную руку. Рана была пустяковой. Пуля прошла навылет, кость не задета. Он легко остановил кровотечение, забинтовал руку и переоделся в обычную одежду. Отложил в сторону бронежилет, нашпигованный свинцом. Потом он заметил рану на ноге. Правая штанина пропиталась кровью. Пуля прошла по касательной и рассекла внешнюю сторону бедра поперек ноги. Пришлось истратить последний бинт. Сверху он налепил пластырь, чтобы кровь не проступала сквозь повязку. Повернул зеркало заднего вида и еще раз посмотрел на лицо. Пуля из травматического пистолета губернатора прошла вскользь по черепу, кости были не раздроблены. Если наложить толстый слой грима, то издалека он сойдет за нормального.