Полковник не стал обманывать самого себя радужными иллюзиями. Рывком метнувшись к столу, он схватил пистолет и уже вместе с ним вернулся к окну. Глаза Завладской округлились от страха. Она встала рядом со Станиславом. Слезы продолжали катиться по ее щекам, но Юля уже не смахивала их рукавом. Нижняя губа затряслась. На лице появилось безумное выражение, которое, как уже прекрасно знал Крячко в силу своего богатого опыта общения с женщинами, готово было в любую секунду излиться неконтролируемой истерикой.
– Отойди назад, – распорядился Станислав, но она будто и не слышала его слов.
Одновременно хлопнули две автомобильные дверцы, и прибывшие к дому Завладской мужчины ступили громоздкими армейскими ботинками на снег. Достали из-под курток черные пистолеты с навинченными на дула глушителями. Наблюдавший за ними через окно Крячко не мог не отметить профессиональные и полные решимости действия. Один из мужчин просунул руку между прутьев калитки и оттянул влево язычок замка. Второй навалился плечом, и калитка распахнулась. Заходить на территорию они не спешили. Встали у заградительных столбиков, каждый со своей стороны. Выжидали. Предупрежденные Лобановым, налетчики знали, что Завладская в доме не одна, а с вооруженным мужчиной. Нарываться по глупости на пули они не собирались.
Крячко потянулся рукой к оконной раме, но Завладская как кошка вцепилась ему в плечи.
– Стасик! Что ты собираешься делать?..
Он стряхнул ее, а когда повернулся, лицо у полковника было суровым и сосредоточенным.
– Юля, не вмешивайся. Ладно? Просто предоставь мне делать свое дело, и все. Не лезь. А еще лучше иди в ванную и сиди там.
– Нет!.. – Завладская была на грани нервного срыва. – Я не хочу!..
– Чего ты не хочешь? – Крячко чувствовал, что начинает откровенно свирепеть.
– Я не хочу умирать, Стасик! Не хочу... Пожалуйста... Помоги мне. Мне страшно!
– Я помогу тебе. Помогу. Если ты не будешь мне мешать. Понимаешь ты или нет?
Мужчины у калитки уже выждали положенный интервал времени, и один из них, тот, что был повыше и пошире в плечах, держа пистолет прямо перед собой, осторожно ступил на территорию участка. Бесконечно бездействовать они тоже не могли. По напряженной походке налетчика и по тому, как беспокойно бегали его глазки, сопровождаемые движением ствола, перемещавшегося от одного окна к другому, несложно было определить, в каком он состоянии. Его подельник не торопился повторить тот же подвиг. Он остался у калитки, держа под прицелом входную дверь в дом.
– Ты уйдешь? – Зрачки Станислава сверкнули.
– Нет!
– Черт!
Он грубо оттолкнул ее, рывком распахнул оконную раму и едва ли не по пояс высунулся наружу, встречая грудью хлынувший ему навстречу холодный поток воздуха. Плечистый налетчик заметил его сразу и без всякого промедления выстрелил. Пуля вонзилась в раму справа от Станислава, выхватив из нее деревянную щепку. Крячко прицелился и уверенно спустил курок. Налетчик дернулся и схватился левой рукой за простреленное правое плечо. Отступил на два шага назад и попытался вновь поднять руку с пистолетом. Полковник не позволил ему этого сделать. Он выстрелил снова, и на этот раз попал противнику в живот. Тот выронил оружие, сложился пополам, а затем и вовсе рухнул на колени посреди непротоптанной дорожки. Тяжелые кровавые капли вонзались в снег. В проеме калитки появился второй налетчик и трижды выстрелил в сторону Крячко. Стас вынужден был скрыться. Посчитав, что одного ствола с глушителем явно недостаточно для схватки с засевшим в доме неприятелем, налетчик левой рукой выхватил из-под куртки мини-автомат «узи», и скорострельная очередь обрушилась на обитый пенопластом корпус дома. Две или три пули, выпущенные из автомата, влетели в окно и ударили в противоположную стену. Завладская закричала. Громко и пронзительно. Похожий на вой милицейской сирены звук оглушил полковника.
– На пол! – скомандовал он.
Юля не слышала его. Она уже билась в истерике. Крячко обхватил ее за корпус и повалил на пол. Она попыталась сопротивляться. Застучала кулаками Стасу по ребрам, затем вскинула руки и несколько раз угодила ему по лицу. Острые ноготки расцарапали щеку. Крячко скривился от боли, но продолжал всей своей массой вжимать Завладскую в пол. Пули свистели у него над головой. Со звоном разлетелся стоящий на барной стойке фильтр для воды, с буфета рухнула на пол стеклянная вазочка, засвистела пробитая пулей вытяжка, со стен сыпалась штукатурка. Из разодранной щеки Станислава на белый свитер все еще дико кричащей и бьющейся в истерике Завладской упало несколько сиротливых капелек крови.
Когда канонада смолкла, Крячко вскочил на ноги и вновь бросился к окну. Раненный им налетчик уже отполз к калитке и пытался принять вертикальное положение, опираясь на столбик. Его напарник вставлял в «узи» запасной рожок с патронами. Стас выстрелил ему в руку. Отказать полковнику в меткости было сложно. Автомат упал в снег, но упрямый налетчик, не обращая внимания на быстро обагрившееся кровью левое запястье, отбросил в сторону пистолет и подобрал автомат правой.
– Я не хочу!.. – Завладская вскочила на ноги и кинулась в сторону выхода.
Чертыхаясь, Крячко настиг ее в два гигантских скачка и вновь повалил на пол. С улицы опять застрекотала автоматная очередь, и все повторилось, как в дурном сне. Свист пуль, звон разбитой посуды, осыпавшаяся штукатурка... И вновь женщина била и царапала лежащего на ней Станислава, беспрерывно вопя.
– Да заткнись же ты, черт возьми!
У Крячко сдали нервы. Он приподнялся на локтях, а затем, коротко замахнувшись, широко раскрытой ладонью ударил Завладскую по лицу. Она вскрикнула в последний раз и замолчала. Теперь уже слезы катились по щекам беззвучно. И она лежала на полу, не сопротивляясь. Стас повернул голову. Стрельба прекратилась, но на этот раз образовавшаяся пауза была значительно дольше. Затем до слуха Крячко донеся звук захлопывающейся дверцы автомобиля. А через секунду еще один, идентичный первому. Оставив Завладскую на полу, Крячко опять устремился к окну.
«Десятка» круто развернулась и понеслась прочь к повороту на трассу. Крячко опоздал. Как и с Лобановым. Распахнутая калитка раскачивалась на ветру, притоптанный снег обагрился кровью незваных налетчиков. Но сами они уехали. Оба. Полковник с досадой сплюнул в раскрытое окно.
* * *Вторник. 14 часов 29 минут
Автомобиль въехал в небольшой коттеджный поселок. По расположению домов Гуров сразу узнал то место, которое описывалось в бумагах Цаплина. Майор постарался на славу. Впрочем, трудолюбия и скрупулезности ему всегда было не занимать. Территория была обнесена металлическим решетчатым забором. Въезд загораживали глухие ворота, поэтому машину пришлось оставить на небольшой парковочной стоянке недалеко от входа. Войдя на территорию поселка, Гуров наткнулся на сторожа, который и объяснил ему, как добраться до дома Альберта Доронина.
Полковник пошел пешком по дороге мимо однотипных двухэтажных домиков. Он миновал магазин, затем небольшой ресторанчик и вышел на дорогу, ведущую к трем стоящим особняком домам. Дома были расположены довольно плотно друг к другу, но вокруг каждого была огорожена довольно большая территория, почти втрое превышающая размеры дома. Гуров не очень хорошо разбирался в породах собак, но огромного пегого монстра, кобеля кавказской овчарки, он узнал сразу. Несмотря на то что собака не обращала никакого внимания на приближение посторонних, не заметить этого гиганта было просто невозможно.
Дом с собакой во дворе ничем не отличался от стоящих рядом строений, разве что был несколько проще и скромнее по внешней отделке. Он представлял собой довольно простую двухэтажную постройку с большой крышей, игравшей, по-видимому, роль третьего этажа. Во дворе дома была выстроена небольшая пристройка, судя по всему, обитаемый домик – скорее всего, для сторожа или прислуги. Между домом и пристройкой располагался гараж на две-три машины. Здесь и проживал глава детского фонда «Эдельвейс» Альберт Николаевич Доронин.
Гуров подошел к калитке и взялся уже было за ручку двери, но в этот момент кавказец сорвался с места и с глухим грудным лаем подскочил к забору. Полковник не стал пробовать открыть дверь, а позвонил в звонок. Хозяин не заставил себя долго ждать. Дверь дома отворилась, и на дорожку, ведущую от дома к калитке, вышел Доронин. Гуров определил его для себя как мужчину среднего роста лет сорока, несколько грузноватого, но не толстого.
Когда Доронин поравнялся с калиткой, Гуров представился:
– Полковник Гуров. Уголовный розыск. – Он не стал демонстрировать удостоверение.
– А, здравствуйте!..
– Альберт Николаевич? – уточнил полковник, не столько сомневаясь, сколько для проформы.
Доронин кивнул.
– Мне необходимо с вами поговорить.
Доронин кивнул.
– Мне необходимо с вами поговорить.
– Подождите минуту, я договорюсь с Гошей. – сказал Доронин, кивая в сторону собаки. – Хотя, если вы не возражаете...
– Нет, думаю, будет лучше, если вы сами с ним договоритесь.
Вопреки ожиданиям Гурова, Доронин был весьма приятной наружности, а манера говорить невольно располагала к себе собеседника. Альберт Николаевич щелкнул замком двери, затем развернулся спиной к Гурову и пошел по направлению к вольеру. Фигура Доронина выдавала его наклонности. Было видно, что этот человек ведет активный образ жизни. Широкие плечи, твердая, пружинящая походка, быстрые движения. И вместе с тем питает слабости к соблазнам этого мира, о чем свидетельствовали небольшой живот, красные белки глаз и довольно распущенный вырез двубортной рубахи с английским воротничком, выбивающейся из-под накинутой на плечи короткой дубленки.
Когда собака была посажена в вольер, полковник потянул ручку двери вниз, толкнул калитку и оказался во дворе. К дому мужчины подошли почти одновременно.
– Я к вашим услугам, – произнес Доронин, останавливаясь на крыльце перед входной дверью. – О чем бы вы хотели со мной переговорить, полковник?
– Может, мы войдем в дом? – сказал Гуров. – Думаю, что разговор может затянуться.
– Да-да, конечно. Вы позволите предложить вам чашечку кофе? Или, может быть, коньяк?
– Остановимся на кофе.
Они вошли в дом. Доронин, скинув верхнюю одежду на тумбочку при входе, жестом предложил полковнику пройти в гостиную, а сам тут же удалился. Гуров остался один. Огляделся. Убранство гостиной не заслуживало особого внимания. Обычная для домов такого типа обстановка. Кожаный диван, огромный плазменный телевизор слева от него, обеденный стол. Полковника заинтересовал небольшой шахматный столик, расположенный в центре гостиной с массивной шахматной доской и расставленной на ней комбинацией.
Доронин вернулся в комнату.
– Коллекционные? – Гуров без приглашения присел к столику.
– Да, фигуры отлиты из олова на Петербуржском заводе. Доска итальянская, ручной работы. – Доронин произнес эти слова с гордостью и нарочитым пренебрежением, как владелец породистой лошади описывает ее достоинства. – Ваш кофе, полковник.
Он подкатил ногой еще один низенький столик на колесиках и водрузил на него чашку кофе. Гуров мысленно отметил тот факт, что кофе был всего один. Себе Доронин не налил.
– Вы любите решать шахматные задачи? – Полковник сделал маленький глоток. После всех треволнений сегодняшнего дня кофе оказался очень кстати.
– По большей части, я коллекционирую шахматные доски.
– А меня увлекает решение сложных комбинаций. Любая шахматная задача скрывает замаскированный способ решения. – Гуров кивнул на доску. – Вы знаете, я нашел у вас здесь любопытную комбинацию. У черных есть ход, кроме шахов. Пешкой на С-2, который разрушает позиции белых.
– Пожалуй, – сказал Доронин, присаживаясь напротив и невольно втягиваясь в предложенную Гуровым партию. Тут он вспомнил настоятельные наставления Лобанова и, сделав над собой усилие, перевел взгляд на лицо собеседника. Гуров явно владел инициативой разговора, а это не входило в планы Доронина, как, впрочем, не входил в его планы и сам приезд полковника. – И все-таки, что вас привело ко мне, полковник?
– Вам уже известно о сегодняшней перестрелке в стенах фонда? – Гуров не отрывал взгляда от шахматной доски. Он двинул вперед злополучную пешку на озвученную ранее позицию.
– Да. – Как и рассчитывал полковник, рука Доронина потянулась к стоящему на второй линии обороны коню. – Я сожалею, что инцидент произошел именно в стенах нашего фонда. Я не в курсе подробностей, но убежден, что сотрудники службы безопасности действовали строго по уставу.
– В этом еще предстоит разобраться следственным органам. – Гуров сделал ход черной ладьей. – Расскажите подробно о деятельности вашего фонда.
– А почему, полковник, собственно, вас заинтересовал фонд?
– Поверьте, Альберт Николаевич, у меня есть причины интересоваться, – сухо ответил тот.
– Я с удовольствием рассказал бы вам подробно о фонде при других обстоятельствах. Говорить о высоких материях в контексте произошедших событий как-то неловко. – Доронин задумался над следующим ходом со своей стороны, и на какое-то время в разговоре повисла пауза. – Но если коротко, то из средств фонда идет помощь российским домам ребенка. Усыновление детей за рубеж требует больших расходов на сопровождение процесса... Там детям созданы более благоприятные условия. Мы финансируем расходы на поездки, на услуги юристов при оформлении документов, оплачиваем услуги социальных работников... А в результате дети получают возможность жить гораздо более комфортно.
– А по какому принципу вы отбираете детей для усыновления за рубеж?
– Выбираем не мы. Семьи, желающие усыновить российских детей, сами обращаются к нам. Или непосредственно в дома ребенка. А мы уже выступаем посредниками между будущими родителями и российскими органами опеки. Я понимаю, что сегодняшнее ЧП может навести на двусмысленные предположения, но уверяю вас, полковник, это не более чем ужасное стечение обстоятельств...
Доронин говорил обстоятельно, взвешивая каждое слово. Казалось, он был расслаблен. Но Гуров обратил внимание, что Доронин во время своей речи не один раз сделал неловкое движение руки, не то стремясь подавить зевоту, не то просто почесать подбородок.
– Вы знакомы с неким Борисом Щетининым? – Гуров снова двинул ладью, и белый король оказался под шахом.
Доронин нервно сглотнул, наблюдая за тем, как рука полковника спокойно потянулась к чашке кофе.
– Фамилия на слуху, но не могу вспомнить конкретного человека... Когда-то я был знаком с Лидой Щетининой. Мы сидели с ней за одной партой и заглядывали друг другу в тетрадки. Больше никакой связи с этой фамилией что-то не нахожу.
– Боюсь, что это не та связь, – жестко произнес Гуров. – Человек, о котором я говорю, принимал участие в сегодняшней перестрелке в «Эдельвейсе». И по нашим данным, он начальник вашей службы безопасности.
Выигрывая несколько секунд на размышления, Доронин вывел короля из-под шаха.
– Месяц назад у меня в охране работал некий Борис, – сказал он. – Фамилии не помню, хоть убейте. Но я его уволил за нечистоплотность. Пару раз во время его дежурств в офисе из сейфа пропала круглая сумма денег... Я не исключаю, что этот человек мог выступить сегодня кем-то вроде наводчика, и произошедшее тесно связанно с его именем, а вас, вероятно, приняли за нового сотрудника службы охраны...
– Неплохая версия, – усмехнулся Гуров. Он допил кофе и отставил в сторону пустую чашку. Склонился над шахматной доской и вновь определил белого короля в шаховое положение. Последний уже практически был загнан в угол. У него оставался один-единственный ход для отступления. Предугадать дальнейшее развитие партии было несложно. – Еще один вопрос. Что вас связывает с родильным отделением первой городской больницы?
– С родильным отделением? То же, что и вас, и всех нас может связывать с родильным отделением, – попытался отшутиться Доронин, но на этот раз шутка ему явно не удалась. – Я не понимаю, полковник, что вас заставляет задавать мне подобные вопросы. Фонд уже более десяти лет служит на поприще социальных программ поддержки детей-сирот. Дело в том, что мы стараемся сопровождать ребенка от самого рождения до момента его усыновления и принятия в семью, на попечение приемных родителей. Очень часто, при рождении неполноценного ребенка, роженицы отказываются от таких детей прямо в родильном доме. Связи фондов, подобных нашему, с родильными домами – это необходимое и даже неизбежное сотрудничество.
Критическое положение на доске Альберт тоже прочел за раз. Без особого энтузиазма он сделал единственно возможный ход и грустно вскинул глаза на полковника. Гуров прицельно смотрел в лицо собеседнику.
– Дело в том, что в одном деле у нас фигурировала клиентка этого родильного отделения, которая подала жалобу на заведующую Юлию Владимировну Завладскую. Она сама принимала сложные роды, во время которых ребенку была нанесена небольшая травма. – Полковник решил напоследок подпустить в разговор немного блефа. – Завладская довольно странно повела себя в этом деле... Вместо того чтобы взять ответственность за произошедшее, она отстранилась, а в конечном итоге дело вовсе было спущено на тормозах...
Доронин широко зевнул, не в силах сдержать себя. Нервы его были на пределе.
– Трудно сказать, что там за дела, – буквально выдавил из себя Альберт. – Думаю, что мало чем могу вам помочь в этом вопросе. Я, разумеется, знаком с Завладской. Нас с ней связывает тесное сотрудничество. Она никогда меня не подводила, а по-человечески она, по-моему, очень отзывчива и добра. Но больше ничего не смогу вам сказать. Мы никогда не общались в неформальной обстановке...