– Один-один, красавица, – произнес мутант, приближаясь к ней. – Ты думать, что убить Богз? Нееет! Богз сумел вернуться назад по туманный дорога. Пусть другие глупые вормы идут по ней в Край Вечный война. Только вот жаль, ты мой кольчугу испортить, грязный самка хомо!
С этими словами мутант выдернул стрелу из груди и, сломав пальцами древко, отшвырнул обломки в сторону, презрительно плюнув на них при этом.
– У тебя, наверное, возникнуть много вопросы, – продолжал Богз, явно упиваясь сложившейся ситуацией. – Что ж, я тебе рассказать, все рассказать. А потом Богз будет делать с тобой все, что хотеть. А он много чего хотеть, ой много.
Ворм повел плечами и присел на корточки, глядя Лие в глаза. Потом протянул лапу, вытащил из кобуры на ее поясе «Макаров» и заткнул его себе за пояс.
– Сердце-то у Богза есть… – ухмыльнувшись, вновь заговорил он. – Там же, где и у тебя. Но вы, хомо, бояться Поля Смерти и убегать от них. Либо умирать в них. А вормы уметь договариваться с Поля Смерти, подбирая за ними остатки их еды. От этого тела вормов меняться. Часто толку нету от этого, но мне повезти. Сильно повезти. Мои ребра превратиться в сплошной и толстый кость. Дышать трудно, зато сердце хорошо защищен. Твой стрела пробить кость, но застрять в ней. Чуть-чуть сердце кольнуть твой наконечник. Мой тело думать – ой, все, помер Богз. Я сам так думать. Ан нет, Богз вернуться, чтобы мстить. Сладко мстить. Долго…
Богз, покряхтывая, достал откуда-то из-за спины духовую трубочку, вытащил из небольшого мешочка на поясе оперенный дротик и помахал им перед лицом девушки.
– Смазано парализующей слюна живоглот, – с гордостью пояснил он. – Очень редко, очень дорого стоит. Живоглот трудно убить, еще сильнее трудно вовремя извлечь жалкие капли слюна из этот вечно голодный моллюск. Слюнный железа быстро отмирать, поэтому такой дело очень трудно делать. Еще сильнее трудно сохранить парализующий способность этот слюна. Когда моллюск мертвый, слюна быстро терять своя свойства. Он становится просто бесполезный вонючий жижа. Только шаманы знать, как сделать так, чтоб слюна сохранялся долго. И Богз это знать. Потому немножко стрелять в тебя, попадать в тебя. Но твой рука – не грудь Богза, поэтому ты сейчас как тушка хоммут. Большой такой тушка, который долго жевать можно. А еще развлекаться можно, прежде чем жевать, хе-хе.
Лия молчала. Если этот вонючий ворм к ней полезет, хватит ли у нее силы, чтобы сжать его причиндалы левой рукой и с силой рвануть книзу? Но пока вроде не лезет, языком мелет, хвастается, какой он великий воин. Пусть хвастается. Время идет, глядишь, может, паралич отпустит. Или Бор вернется, который в ярости умчался не пойми куда.
Ворм проследил взгляд девушки и ощерился, показав редкие, гнилые зубы.
– Если надеешься на свой большой парень, он тебя не спасти. Мои воин суметь загнать его в ловушка, как тупой детеныш нео. Розз, который выследить ты и твой дружок, тоже повезти с Поле Смерти. Он уметь угадывать страхи наш жертва. А еще он уметь злить слишком сильный жертва, чтобы та загнать себя в ловушка.
– И ловушка успешно захлопнулась, великий Богз. Я видел, как твои воины накрыли этого переростка сетью и повалили на землю. Сразу же поспешил к тебе, сообщить…
Тысяча дампов! Знакомый голос! Знакомый до омерзения…
Через секунду Лия поняла, что не ошиблась.
Из-за спины ворма показался запыхавшийся Чугун. При виде девушки он вначале впал в легкий ступор, а затем, издав торжествующее «Йййесссс!», довольно потер руки.
– Гыыы! – заржал Чугун. – Вот и добегалась, сучка! Великий Богз, чем это ты ее? Она ж, тварь такая, просто так не сдалась бы! Но я смотрю, на ней же ни одной серьезной раны нет – а лежит покорная и послушная, как им, бабам, и положено!
– Смазано парализующей слюна живоглот, – по второму кругу стал проговаривать Богз, показав Чугуну дротик. Желание похвастаться победой распирало ворма, потому он и снизошел до разъяснений. Конечно, этот презренный хомо скоро разделит участь тех, кого предал, но перед смертью пусть послушает того, в чьем желудке он скоро будет перевариваться. Шаманы говорят, что мясо тех, кто тебя уважает, наиболее полезно и питательно.
– Слюна живоглот очень редкий, очень дорого стоит…
Договорить Богз не успел.
Чугуна никак нельзя было назвать бойцом. Он никогда не посещал проводимых для стражи боевых тренировок и никогда не участвовал в настоящем бою, предпочитая срывать злость на тех, кто не мог ответить. Зато его новый телохранитель, предпочитающий бить из темноты, показал ему некоторые весьма ценные вещи. Он говорил, что в старые времена, еще до Последней войны, их использовала какая-то непонятная «гопота». Он и про нее рассказывал, но Чугун не запомнил, потому что не особо слушал. А вот подлые, но эффективные приемчики усвоил, благо они не требовали особых трудозатрат и длительных тренировок.
Вот и сейчас, восторженно глядя Богзу в рот, Чугун внезапным движением руки выхватил из корявых пальцев мутанта дротик, вонзил отравленную иглу в мясистую шею ворма – и тут же отпрыгнул в сторону.
– Ах т-ты… – прохрипел Богз, потянувшись к своей дубине из арматурин.
Но не дотянулся. Его руки упали вниз, словно две плети, и следом, спиной на острые обломки кирпичей, рухнул сам вожак племени вормов.
Выхватить дротик у Богза, расслабившегося от собственной крутости, оказалось делом несложным. Вонзить стрелку в намеченную точку было сложнее – Чугун даже при благоприятных обстоятельствах всегда опасался нанести удар тому, кто сильнее его. Но при виде неподвижной Лии и мутанта, явно собирающегося этим воспользоваться, ревность и чувство оскорбленного собственника на несколько секунд взяли верх над трусостью.
Этих секунд сыну второго зама хватило.
И теперь, когда Богз был скован параличом, нерешительность на роже Чугуна сменилась радостью. Он торжествующе захохотал, схватил арматурную дубину и принялся наносить удары по телу беззащитного ворма.
– Думал, я стану держать слово перед вонючим мутантом? – орал Чугун. – Думал трахнуть эту бабу? Нееет! Эта сучка – моя, понял? Моя!
Богз был полностью парализован – яд живоглота действовал на мутантов намного сильнее, чем на людей. Но, тем не менее, он нашел в себе силы не потерять лицо. Ворм смотрел на Чугуна взглядом, полным ненависти, что еще сильнее взбесило сына второго зама.
– Че гляделки вылупил, урод?!? – завопил тот, нанося удар за ударом по голове Богза.
Послышался треск, словно орех раздавили. Взгляд ворма помутился, проломленная голова безвольно завалилась набок, парализованное тело дернулось, словно по нему пропустили электрический ток…
«Урод… Кто бы говорил», – думала Лия, наблюдая за происходящим.
Она не испытывала к ворму никакого сочувствия. А вот омерзение к Чугуну переполняло. Издеваться над противником, который не может дать сдачи, – это верх гнусности. Одно дело экспресс-допрос, порой необходимый в военном деле. И совсем другое – измываться над кем-то ради собственного удовольствия…
Так, стоп. Если отбросить эмоции и начать мыслить трезво, то происходящее ей только на руку. Лия чувствовала, что ее тело, хоть и по-прежнему безвольное, все же начинает подавать признаки активности. Недостаточной для того, чтобы предпринять что-то серьезное, но совершенно точно, что действие слюны живоглота понемногу проходит. И чем дольше Чугун будет убивать мутанта, тем больше у нее шансов.
Так что к дампу всю эту рефлексию на тему, кто из двоих уродов лучше! Не хватало еще в сортах дерьма начать разбираться. На то других специалистов хватает – вроде тех, которые кружатся роями над выгребными ямами. И вообще, враг – прежде всего враг! И если твои враги заняты разборками друг с другом, это чаще всего тебе выгодно. Вот как сейчас, например.
Другое дело, что умирающий ворм, голова которого волей случая повернулась к ней лицом, сейчас смотрел на нее затухающим взглядом и едва заметно шевелил губами, словно пытаясь что-то ей сказать.
И она поняла, что именно. Даже слегка кивнуть удалось. Возможно, ей показалось, но в ответ Богз едва заметно улыбнулся.
«Ты редкостный урод, ворм, – подумала девушка. – Но сейчас, как это ни парадоксально, мы единодушны в своем желании».
* * *Поняв, что вожак мутантов больше не дышит, Чугун отложил дубину в сторону, вытащил ржавый нож из-за пояса трупа и направился к Лии.
– Ну вот и встретились вдали от дома, тварь! – произнес сын второго зама, на ходу расстегивая и без того еле держащиеся штаны. – Тебе же хуже! Дома я мог творить с теми сучками все что угодно, но вот отрезать им что-то или убить – это нельзя было. На это Директор глаза бы не закрыл. Зато здесь я с тобой все сделаю. Все по порядку. Ты долго подыхать будешь, ох как долго…
– Мразь… – сквозь зубы процедила Лия.
– Давай-давай, поговори напоследок, – ощерился Чугун, расстегивая на ней куртку. Потная рука скользнула за пазуху, принялась мять грудь.
– Давай-давай, поговори напоследок, – ощерился Чугун, расстегивая на ней куртку. Потная рука скользнула за пазуху, принялась мять грудь.
– Хорошие, – причмокнул насильник. – Давно мечтал помацать их вдосталь. А потом, как все закончу, отрезать на память…
Сердце девушки колотилось в бешеном ритме. Не от страха. От ярости. Дикой, всепоглощающей ярости, наполняющей ее душу и разум!.. Которую она невероятным усилием воли подавила и взяла под контроль.
Не сейчас… Она еще не настолько контролирует свое тело, чтобы оказать достойное сопротивление. Ну да, можно плюнуть в рожу Чугуна, но что это даст? Только разозлит. Метательные клинки, как всегда спрятанные в рукавах, пока что бесполезны. Чтобы применить оружие, нужно его достать, а сын второго зама не настолько идиот, чтобы не заметить шевеление еле-еле гнущихся пальцев. Про то, чтобы махаться мечами, и говорить нечего.
Оставалось одно.
– Эй, ты… – слабым голосом произнесла Лия.
Чугун, уже снявший с девушки куртку и принявшийся расстегивать ремень на ее штанах, оторвался от своего занятия и поднял голову. Как ни хотелось ему немедленно овладеть беспомощной жертвой, но уязвленное самолюбие всегда сильнее похоти. Неужто испугалась и сейчас начнет молить о пощаде? Ради такого изысканного удовольствия можно и подождать немного. Теперь – безоружная, беззащитная – она просто обязана из гордой стабберши превратиться в покорную своей судьбе мужскую собственность…
Эти мысли Чугун и озвучил, наклонившись своей отвратительной мордой к ее лицу.
– Что, сучка, страшно? – насильник отвесил девушке увесистую пощечину. – Понимаю. Еще страшнее будет, когда я тебя вот этим ржавым тесаком иметь начну. Куда можно и куда нельзя. А когда все расширю, продолжу вон той дубиной дохлого ворма. Ну что, куда твой гонор подевался, крутая стабберша? Теперь поняла, кто ты есть? Ты, как и все бабы, всего лишь скот, рожденный для того, чтобы вынашивать потомство и ублажать нас, мужиков!
От второй, более сильной пощечины голова Лии мотнулась в сторону. На разбитой губе выступила кровь. Но она нашла в себе силы посмотреть в глаза Чугуна и усмехнуться.
– Вас? Мужиков? – негромко произнесла она. – Ты, что ли, мужчина? Скотина ты, хуже любого мутанта… А я…
– Что – ты?
Чугун склонился к ней и, высунув красный язык, слизнул кровь с ее губы.
– Что ты, сучка?
От сына второго зама шел тошнотворный запах немытого тела и звериной похоти. К горлу Лии подкатил комок. И, возможно, желание просто убрать подальше от себя этот источник вони придало ей сил.
– Я – человек, – произнесла она, резким движением правой руки вонзая большой палец в глаз насильника.
Она почувствовала, как острый, крепкий ноготь прокалывает глазное яблоко и погружается внутрь глазницы. Это было омерзительно, как насосавшегося клопа-мутанта давить. Но, в то же время, необходимо. Потому что либо ты его, либо изволь расплачиваться за мягкотелость собственными страданиями и собственной кровью.
Вопль боли и ужаса огласил дикие территории. Чугун рванулся назад, но не тут-то было. Вонзив остальные четыре ногтя в осклизлую рожу, Лия протолкнула палец до конца. И лишь когда почувствовала, что ноготь сломался о дно глазницы, выдернула палец обратно.
Чугун, наконец-то оттолкнув от себя девушку, упал на землю и принялся кататься по ней, зажав ладонями кровоточащую рану на лице и вереща от боли.
– Сууука!.. Проклятая сукааа!
Действие парализующей слюны еще не прошло, но Лии все-таки удалось, пошатываясь, подняться на ноги. Уже неплохо. Хоть они и были пока еще ватными, но уже более-менее слушались. Значит, повоюем.
Немного совладав с болью, Чугун встал на четвереньки, по-собачьи добежал до трупа ворма, взял его дубину и тоже поднялся, держась за кровоточащую глазницу. Ярость придала ему сил, и даже боль отступила на второй план. На губах насильника выступила пена, выпученный оставшийся глаз налился кровью. Прорычав что-то не-членораздельное, Чугун направился к девушке.
– Ну все, сучка, – прохрипел он. – Теперь все…
Лук и колчан, снятые Чугуном, лежали в стороне. Мечи тоже. Не добежать, не допрыгнуть. Шаг сделать – и то весьма рисковое предприятие, того и гляди с размаху на землю грохнешься. И Чугун это прекрасно понимал, потому и шел сейчас к девушке без опаски, на ходу замахиваясь дубиной.
– Теперь все, – повторил он, когда до покорно стоящей жертвы осталось каких-то четыре шага.
– Теперь – точно все, – произнесла девушка, коротко взмахивая руками, практически освободившимися от действия яда.
Это тоже было рискованно, пальцы все еще слушались плохо. Но навыки, прививаемые годами, не подвели. Два метательных ножа вошли точно туда, куда она целилась, – в верхние трети бедер, где начинает разветвляться бедренный нерв.
Чугун вскрикнул. Не от боли, боль от ножевого ранения часто обладает отсроченным эффектом. Скорее, от неожиданности, когда обе его ноги вдруг разом подломились, отказавшись ему служить. Выронив дубину, он рухнул на колени и теперь в страхе смотрел на рукояти ножей, торчащие из его ног. Бить слабых и беззащитных просто и легко, а вот хладнокровно выдернуть нож из собственного мяса дано не каждому.
Лия сделала шаг, другой. Нормально. Ноги хоть и неважно, но слушаются. Вполне достаточно для того, чтобы доделать неприятную, но необходимую работу. Мышцы, понемногу отходящие от действия парализующего яда, начало нестерпимо ломить, но девушка крепко сжала зубы, сдержав невольный стон.
До поверженного врага оставалось всего два шага, когда на залитую кровью и заваленную трупами площадку ворвался Бор. Лицо перекошено яростью, огромная дубина наперевес, на которой чьи-то мозги и клок спутанных волос успели присохнуть, пока громила, осознав свою ошибку, мчался на помощь девушке.
– Лия! – взревел он, увидев ее, еле стоящую на ногах. – Ты ранена?!
– Ерунда. Сам как?
– Живой! А вормы умерли… почти все. Некоторые убежали. Не догнал, – последние слова Бор произнес с досадой. – О тебе подумал и сразу вернулся.
– Хорошо, что подумал, – усмехнулась Лия. – Лучше поздно, чем никогда. Что вормы убежали – и крысопес с ними, впредь им наука будет. Теперь отвернись. А лучше сходи вон за ту арку и подожди, пока я не позову.
– Почему?
– Чтобы не проглядеть вормов, если они вернутся. Мне нужно оружие привести в порядок… и договорить кое с кем.
Бор посмотрел на подвывающего Чугуна, на мечи Лии, лежащие неподалеку в луже крови, непонимающе пожал плечами, но кивнул и пошел, куда сказано было.
«Рано тебе еще смотреть на такое, Бор».
Подобрав мечи, Лия неторопливо обтерла ножны от крови и пристегнула к поясу. После чего, прихрамывая, подошла к Чугуну.
Тот лежал, завалившись на бок и безуспешно пытаясь извлечь из ног глубоко вошедшие клинки. Малейшая попытка вытащить их только усиливала боль, и насильник каждый раз отдергивал руки, будто ошпарившись.
«Ради их боли и крови…»
Она могла бы просто добить врага, как делала это раньше. Но подонок не заслужил быстрой смерти. Лия вновь видела эту поганую рожу, нависшую над ней, чувствовала зловонное дыхание, терпела удары по лицу – и понимала, что не может просто так отпустить Чугуна в Край вечной войны. Ей казалось, что сейчас за ее спиной, молчаливо требуя кровавой жертвы, стоят все те девушки, над которыми издевалось это животное. Боль от ран и побоев пройдет. Но нужны годы, чтобы заглушить страшную, разрывающую боль в душе, усугубляемую снисходительными взглядами толпы, всегда готовой обвинить жертву, – ведь преступника обвинять куда опаснее.
«Не ради себя. Ради их боли и крови…»
Мечи медленно покинули ножны.
Чугун затравленно смотрел на девушку, все еще не веря в происходящее.
– Т-ты… ты не сделаешь этого, – хрипло выкрикнул он. – Я сын второго заместителя Директора! Мой отец…
Меч тихо прошелестел в воздухе, и отрубленная кисть руки шлепнулась в грязь, сокращаясь, словно подыхающая лягушка.
Чугун страшно заверещал, будто потолочник, пронзенный стрелой. Но Лия немедленно пнула его в живот – еще не хватало, чтобы на вопли ублюдка сбежались местные мутанты. Сын второго заместителя подавился воплем.
– Тихо, мразь, – равнодушно произнесла Лия, бросая ему узкую полоску кожи, заменяющую жгут. – Перетяни, а то кровью изойдешь раньше времени. У тех женщин на руках, помимо порезов, были следы от жгутов. Теперь твоя очередь.
Она смотрела, как насильник возится в луже собственной крови, перетягивая руку выше локтя. Получалось у него не очень. Отвлекался, с ужасом глядя на собственную отрубленную кисть, все еще судорожно шевелящую пальцами.
В душе Лии колыхнулось что-то, похожее на жалость. Мелькнула мысль – ударить один раз и покончить с этим. Но невидимые тени девушек, которых Чугун мучил долгими часами, словно придвинулись ближе. Лия ощущала их спиной почти физически. Они ни о чем не просили. Они молчали. И их молчание было красноречивее любых слов.