Я переложил бумажник в задний карман брюк, освободился от обуви и пиджака. Оружие в дальнейшем могло мне пригодиться, а вот с фотоаппаратом можно было попрощаться. Я достал его и с легкой душой отпустил в свободное плавание.
Держаться на поверхности стало легче. Я отдышался, отдохнул, снова ушел на незначительную глубину и взял курс на противоположный берег.
Вторая передышка получилась такой же спокойной. Я, признаться, немного расслабился. А зря. Потому что вскоре все пошло наперекосяк.
Едва я появился на поверхности в третий раз, как в глаза мне ударил сноп света, шарящий по воде. Прожектор висел на носовой мачте плавучего ночного клуба и минуту назад был еще выключен. Это означало, что трупы найдены и телохранители Макеева предпринимают меры по обнаружению и поимке киллера.
Плохо дело. В душе я надеялся на некоторую фору – минут на десять или пятнадцать. Увы, мне ее не дали.
Я набрал в легкие побольше воздуха и исчез под водой.
По поверхности над моей головой с короткими интервалами проходил луч прожектора, и на глубине одного метра становилось светло как днем.
С четвертой передышкой я намеренно затянул, чтобы отплыть от «Брудершафта» как можно дальше. В глаза мне снова ударил яркий свет, из-за которого невозможно было разобрать, что происходило на берегу и на верхней палубе баржи. Мне было понятно лишь то, что меня сносит течением в сторону центра города.
«Ладно, ребята, сами напросились!» – подумал я и вытащил пистолет из кармана брюк.
Я хорошенько встряхнул его, чтобы вылить из ствола воду, прицелился и выстрелил.
Мимо. До цели далековато – метров сорок пять-пятьдесят.
Второй выстрел. Третий.
Женский визг. Прожектор вспыхнул красным светом и медленно погас.
Речная гладь вокруг меня погрузилась в спасительную темноту. Я облегченно вздохнул, но радость оказалось преждевременной. Спустя минуту к краю набережной одна за другой подъехали легковые машины, развернулись носом к реке и врубили дальний свет.
«Ну и черт с вами!» – решил я и опять набрал в легкие побольше воздуха.
Перед погружением мой слух уловил два коротких всплеска у борта баржи.
«Серьезно за меня взялись эти суки, – сокрушался я, размеренно работая конечностями. – Обкладывают со всех сторон! Несколько машин скоро окажутся на противоположном берегу. Другие встанут на ближайших мостах. Два человека пустились за мной вплавь. Дело осложняется!»
Река в этом месте была не особенно широкой, метров двести пятьдесят, максимум – триста. Лишь ближе к центру Петровска русло расширялось до полукилометра, а течение делилось надвое небольшим островом под названием Казачий.
До середины реки дальний свет автомобильных фар едва добивал. Он рассеивался, поглощался черной гладью, но слепил глаза, мешал определять дистанцию до преследователей, нагонявших меня. Им же этот самый свет, напротив, облегчал задачу.
По этой причине мне по-прежнему приходилось большую часть дистанции проходить под водой. Ныряя, я каждый раз корректировал направление, стараясь сбить с толку парочку пловцов.
И все же на речном «экваторе» мне стало ясно, что уйти от погони не удастся. То ли преследователи были посвежее, то ли я не успел восстановить форму после эпохи пристрастия к алкоголю.
Я не забываю поглядывать в зеркало заднего вида и приступаю к рассказу. Дабы не растягивать удовольствие, начинаю не с заоблачных далей, а с момента зачисления в засекреченную спецшколу, в которой из меня, обычного офицера спецназа, слепили профессионального диверсанта.
Екатерина слушает молча. На лице растерянность и легкий испуг.
– После окончания школы я работал в основном в странах Центральной Азии и Ближнего Востока. Иногда приходилось бывать в Северной Африке.
– И в чем заключалась твоя работа? – подает она голос.
– Полагаю, ты уже догадалась.
– Нет.
– Я занимался физическим устранением тех людей, которые так или иначе активно мешали нашей стране.
– Так вот откуда у тебя шрамы? Я думала, в аварию когда-то попал. – Чуть помолчав, она облизывает пересохшие губы и робко интересуется: – А чем ты занимаешься теперь? Неужели и вправду ремонтируешь сложную электронную технику?
– Нет, конечно. Собственно, об этом я и хотел с тобой поговорить.
Снова растерянный взгляд, ладони, нервно скользящие по подолу юбки, дрожащие пальцы.
– Катя, ничего ужасного не произошло и, уверен, не случится, – касаюсь ее руки. – Ты же знала, что такие люди, как я, существуют.
– Никогда не задумывалась об этом. Тем более не предполагала, что познакомлюсь лично. Кем же ты работаешь в Петровске?
– Стараюсь сделать жизнь в нашей стране хоть немного лучше и чище.
– А именно?
– С некоторых пор я являюсь сотрудником секретного отдела, в компетенции которого устранение зарвавшихся персон. В основном это коррумпированные чиновники, депутаты и так называемые бизнесмены, присосавшиеся к бюджетной кормушке. – Я вижу, как изумленно изламываются тонкие брови Екатерины, и торопливо добавляю: – Видишь ли, моя работа является важным звеном в цепочке наведения долгожданного порядка в стране. Тем не менее меня тоже часто мучает вопрос: почему именно я должен исполнять роль наемного палача?
– Твое признание так неожиданно!.. – говорит она после продолжительной паузы. – У тебя есть сигареты?
– В бардачке, кажется, были. И зажигалка там же.
Катя достает пачку, с трудом подцепляет ногтями сигарету, щелкает зажигалкой и нервно вдыхает дым.
Потом она грустно улыбается, качает головой и говорит:
– Я была услышать что угодно, даже признание в том, что ты женат. Но все оказалось гораздо серьезнее.
– Понимаю.
– Это все, что ты хотел сказать?
– Нет. Остальное и самое главное скажу позже, когда доедем до твоего дома.
Всю остальную дорогу молчим. Моя спутница не задает никаких вопросов даже тогда, когда я почему-то начинаю маневрировать по второстепенным улочкам.
Вскоре я останавливаю машину у ворот Катиного участка. Даша уже дома, ждет, когда ее отвезут на репетицию концерта. У нас сложились хорошие, очень даже дружеские отношения. Увидев меня, девчушка бежит навстречу. Я приседаю на корточки, обнимаю ее.
Дашка искренне радуется, когда узнает, что вместо репетиции ей предстоит отправиться в гости к Вишняковым, давним маминым друзьям. Мы отвозим ее в соседний поселок и возвращаемся в Дубки.
Катя не спрашивает, почему я оставляю автомобиль на соседней улице, и последний квартал мы идем пешком. Она подавлена и молча подчиняется моей воле.
Мы заходим в дом, устраиваемся в гостиной.
Прежде чем продолжить признания, я предлагаю:
– Давай немного выпьем.
– Вино или что-нибудь покрепче?
– Лед есть?
Она кивает.
– Тогда виски и побольше льда.
Мы выпиваем, я закуриваю и молчу. Не знаю, с чего начать.
Катя помогает мне, говорит:
– Я слушаю тебя, Стас.
– Тебе известно о недавних убийствах бывшего депутата Скребнева и директора компании «Петровский кирпичный завод» Корнилова?
Лицо Кати вдруг меняется.
Разумеется, она об этом знает. Ведь погибшие родственники по линии мужа имели с названными людьми дольно тесные финансовые контакты. Катя просто не может не ведать об этом, потому и взволнована моим вопросом.
– Постой… так это тоже сделал ты?! – тихо произносит она.
Отпираться бессмысленно. Да и зачем? Если я решил ввести ее в курс глобальной проблемы, то мне следует быть искренним до конца.
– Да, я.
– Зачем? – Ее голос дрожит. – Они же были нормальными людьми!
– Видишь ли, в досье, составленных на Скребнева и Корнилова, значились очень серьезные обвинения. Якобы бывший депутат использовал свое положение для прикрытия банды наркоторговцев, орудовавшей в нашем регионе. А на заводе второго фигуранта будто бы долгое время функционировала перевалочная база левых лекарственных препаратов, изготовляемых на подпольных предприятиях.
Катя отходит от первоначального шока, встает с кресла, делает пару шагов, останавливается посреди гостиной и говорит:
– Банда наркоторговцев? Левые препараты?.. Никогда бы не подумала, что они занимаются чем-то подобным.
– Ничем подобным они и не занимались.
– Тогда я вообще ничего не понимаю!
– Сейчас объясню. Давай-ка мы с тобой поднимемся наверх.
– Зачем?
– В комнате Даши я видел компьютер. Он нам сейчас понадобится.
Мы идем в детскую комнату, расположенную напротив большой спальни. Я включаю компьютер, вставляю в разъем свою флешку. На ней досье на Екатерину, специально сохраненное мною для этого случая.
Мы идем в детскую комнату, расположенную напротив большой спальни. Я включаю компьютер, вставляю в разъем свою флешку. На ней досье на Екатерину, специально сохраненное мною для этого случая.
– Читай, – говорю я и предлагаю ей сесть напротив экрана.
– «Лавровская Екатерина Андреевна…» Что это? – В глазах молодой женщины читается недоумение.
– Смотри дальше.
Катя продолжает читать, потом спрашивает:
– Станислав, откуда у тебя эта информация?
– Мне передали ее через связного от начальника отдела. Это досье на тебя. Ознакомься с ним полностью.
Чуть шевеля пересохшими губами, она читает о своем покойном супруге, о дочери Дарье и о других родственниках. Я наблюдаю за ее реакцией.
Дойдя до оперативной сводки о своей противоправной деятельности, Катя снова бледнеет. Однако теперь помимо растерянности, непонимания и испуга в выражении ее лица появляется возмущение.
– Стас, что это за бред?! Мы в лаборатории занимаемся научными исследованиями клеток мозга! Какие внутренние органы? У нас отродясь не было ни почек, ни сердец, ни других трансплантируемых органов! Мы даже не имеем условий для их хранения!..
– Успокойся. Я сейчас все объясню.
– Что тут еще про меня написано?
– Далее не так интересно. Там типовой распорядок твоего дня, маршруты передвижения по городу, привычки, слабости и многое другое, необходимое при разработке плана ликвидации. Помимо текста в досье имеется несколько фотографий.
– Ликвидации? Ты так сказал?! – Екатерина хрустнула тонкими пальцами.
– Успокойся и послушай меня. Ты еще не догадываешься, почему вслед за Скребневым и Корниловым мой шеф намеревался отправить на тот свет тебя?
– Нет, – говорит она, едва сдерживая слезы. – Почему?
– Твои родственники, включая, естественно, покойного мужа, а также Скребнев и Корнилов решили создать крупную строительную компанию, объединить капиталы. Они почти все сделали. Но данным бизнесом заинтересовался Семирядов и вознамерился завладеть перспективной компанией. Для этого ему надо убрать всех участников проекта. Генералу почти удалось сделать это моими руками. Осталась ты. Кстати, генерал положил глаз и на отель «Дрезден». Вот такие дела, Катюша. Хорошо, что я просчитал замысел Семирядова. – Я вздыхаю, стираю с флешки информацию, выключаю компьютер и веду Катю вниз.
Должен сказать, что женщины – самый сложный материал в нашем деле. Слишком много эмоций, затмевающих разум в самый неподходящий момент. Я долго готовился к этому разговору, понимал, что простым он не получится, и все же забыл, о чем намеревался сказать, когда увидел ее слезы.
Катя спустилась по лестнице, остановилась посреди гостиной и закрыла ладонями лицо.
Я обнял ее, прижал к себе.
– Скажи, ты правда должен меня убить? – прошептала она.
К чему обманывать?
Я отвечаю спокойно, но как уж есть:
– Да, должен. Но делать этого не буду.
– Выходит, наша первая встреча тогда, на дороге, не была случайной?
– Нет, ты пыталась сбить меня машиной раньше, до того как я получил твое досье. Так что встретиться нам действительно помогла судьба.
Катя отстраняется от меня, идет к выходу из гостиной.
– Ты куда?
– Извини, мне надо умыться.
Оставшись в одиночестве, я подхватываю со стола бутылку и делаю несколько весьма увесистых глотков прямо из горлышка.
Мне тоже не помешало бы умыться. А еще лучше – постоять минут десять под холодным душем. Пусть моя выдержка и остается железной, а на душе все равно погано.
Я делаю еще глоток виски, подпаливаю сигарету, подхожу к приоткрытому окну. Чем дольше я размышляю о превратностях судьбы, тем лучше понимаю подавленное состояние Кати. Ведь получалось так, что завтрашний день стал бы последним в ее жизни, если бы мы не повстречались на проезжей части узкой улочки.
Занятый своими мыслями, я не услышал за спиной тихих шагов, потом обернулся и внезапно уперся грудью в ствол охотничьего карабина.
Глаза Екатерины блестели.
– Значит, по мнению твоих начальников, я режу несчастных бомжей и продаю их по частям? – проговорила она, задыхаясь от возмущения.
Я вижу ее состояние, поэтому молчу и не свожу с нее взгляд.
– Значит, если бы не та встреча, ты убил бы меня точно так же, как Скребнева или Корнилова?!
«А может, и вправду взять и разом покончить с незадавшейся жизнью? – проплывают в моей голове невеселые мысли. – Накопившихся грехов мне все равно не искупить. Так стоит ли мучиться?»
В какой-то миг мне действительно стало наплевать на то, выстрелит она или передумает.
– Ты готова нажать на спусковой крючок? – спрашиваю я и слегка прищуриваю глаза.
Она часто кивает, от чего длинные темные волосы рассыпаются по плечам.
– Тогда не тяни. Коль направила на человека оружие – стреляй.
Женщину бросает в жар. Она изо всех сил напрягается, сжимает пухлые губы. На лбу у нее выступают капельки испарины, а руки, держащие карабин, изрядно дрожат. Широко раскрытые зеленовато-карие глаза, равно как и весь ее вид, говорят о чудовищной борьбе, происходящей в душе Кати.
С минуту мы не произносим ни звука, стоим друг против друга. Я, не раз созерцавший лик смерти, внешне остаюсь спокоен, с безразличием ледяного айсберга взираю на взбунтовавшуюся «клиентку». Она же, непокорная и потерявшая над собой контроль, кажется, готова на что угодно.
Однако по прошествии бесконечно долгой минуты Катя опускает карабин, отводит взгляд в сторону и чуть слышно шепчет:
– Я догадывалась, что добром наше знакомство не кончится.
Я закуриваю, падаю на диван. Екатерина окончательно подавляет в себе эмоции, садится рядом и просит виски. Я подаю ей наполненный бокал.
– Ты действительно ничего не знал? Ты просто выполнял приказы? – спрашивает она едва слышно.
– Да, я искренне был убежден в том, что действую во имя справедливости и во благо нашего народа. Ведь кто-то должен делать эту грязную работу.
– Значит, в случае со Скребневым и Корниловым тебя попросту обманули?
Я вздыхаю и соглашаюсь:
– Выходит, так. Мой шеф воспользовался тем, что я простой исполнитель, всецело полагающийся на информацию, предоставленную сверху.
От Екатерины не ускользает мое отвратительное состояние, усталость, подавленность.
– Станислав, если каким-то негодяям удалось тебя обмануть, то это не значит, что они умнее тебя. Ты всего лишь доверял им больше, чем они того заслуживали.
Вот и настала моя очередь удивиться. Только что она готова была меня пристрелить, чуть раньше рыдала от обиды и отчаяния. Теперь Катя понимает, что творится в моей душе, и с готовностью подставляет свое плечо.
Вот это человечище! Каждый день нашего знакомства я открываю в ней все новые и новые положительные черточки. Да такие, что дух захватывает.
– Хорошо, Станислав. Предположим, я тебе верю, – говоит она и ставит на столик бокал. – Но ответь мне, что произойдет дальше?
– После ознакомления с досье в моем распоряжении имеется трое суток на ликвидацию клиента.
– Когда ты получил мое досье?
– Два дня назад.
– Значит, у меня остались сутки?
– Нет. У нас осталось чуть больше суток, – отвечаю я.
– Почему «чуть больше»?
Насчет «у нас» Катя, похоже, не сомневается, и это просто замечательно.
– Между ликвидацией и моим докладом проходит некоторое время. Обычно от четырех до двенадцати часов.
– Не долго же мне осталось, – с горечью иронизирует Катя.
– Не говори глупостей. Утром я отвезу тебя на работу и на полдня исчезну. А потом мы обязательно что-нибудь придумаем.
– А сейчас? – спрашивает она и с надеждой глядит на меня.
– Сейчас я предлагаю выпить за то, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился.
Ночью я долго не могу заснуть. Лежу на широкой двуспальной кровати, гляжу на яркие звезды за окном и пускаю в сторону невидимый сигаретный дым. Катя тоже ворочается, вздыхает.
Потом мы оба проваливаемся в забытье.
Где-то под утро я прихожу в себя от чьего-то острожного прикосновения к щеке, открываю глаза, не сразу вспоминаю, где нахожусь, и хватаю за руку человека, склонившегося надо мной. Тот испуганно вскрикивает. Конечно же, это Екатерина.
– Почему ты не спишь? Что с тобой? – спрашиваю я и ослабляю недюжинное усилие ладони, осознавая, что ненароком чуть не сломал ей предплечье.
– Не знаю, – шепчет она. – Неуютно мне. Нехорошо. И страшно.
– Потерпи. Через сутки все закончится.
– Я не об этом. Просто не понимаю, что со мной будет дальше. Никак и нигде не могу представить своего места. В Петровске мы с Дашей не останемся – я уже решила. А куда уехать, пока не знаю. Мне страшно, Стас. Такое впечатление, будто кто-то украл мое будущее. – В голосе женщины сквозит отчаяние.