– Вы могли причинить гражданину Зубову смерть по неосторожности, – поправился он.
– Но ведь не причинил.
– Да, но стреляли.
– Стрелял.
– Три трупа, двое раненых – и это все ваша работа.
– Моя.
– Вы это признаете?
– А что мне за это будет?
– А мы что, с вами торгуемся? – удивился следователь.
– Ну, я признаю свою вину, распишусь в протоколе, а вы меня за это выпустите под подписку о невыезде. До суда.
– Будет суд. Он и определит вам меру пресечения. А пока вы будете содержаться под стражей.
– Тогда предъявляйте мне обвинение, а я буду вам отвечать. В присутствии адвоката.
– Значит, сейчас признаваться не хотите?
– Нет. И протокол допроса не подпишу. Я сделаю это только после разговора с адвокатом.
– Что ж, как вам будет угодно. Только на чистосердечное признание можете не рассчитывать.
– Какое чистосердечное признание? Чистосердечное признание – это, считай, раскаяние. А в чем я должен раскаиваться? В том, что не позволил убить себя бандитам?.. Может, все-таки договоримся, я признаюсь в содеянном, а вы отпускаете меня под подписку?
Демьяну очень нужно было в Москву, и он готов был отправиться даже с подпиской о невыезде. Но Касаткин был неумолим. И даже намек на взятку не подействовал на него.
– Я понимаю, дело громкое, на контроле у начальства, – саркастически усмехнулся Демьян. – Самого главного мафиози в городе прихлопнули, горе-то какое! Надо наказать убийцу, чтобы другим неповадно было, да?
– Не надо ерничать, – сочувствующе посмотрел на него следователь. – Я прекрасно знаю, кто такой Жигулев. И, поверьте, его смерть не вызывает у меня никакого сочувствия. Но дело действительно на контроле у начальства, и от меня требуют тщательного расследования всех обстоятельств. Так что отпустить я вас никак не могу. Да и опасно это. Есть люди, которые захотят поквитаться с вами за смерть своего главаря…
– Так эти люди меня скорее здесь, в КПЗ достанут, чем в деревне.
– Не достанут. Охранять вас будут с особой тщательностью, это я вам гарантирую…
– Ну-ну.
Демьян хорошо знал, чего стоят гарантии ментов, но деваться некуда. Он в цепких лапах избирательного правосудия, и так просто его из них никто не выпустит. Так что снова тюрьма, снова борьба за выживание…
Глава 16
Пальцы у Алика нежные, прикосновения его волнующие, только грудь не радуется его ласкам. Болезненные ощущения там, и Лариса знает, чем они вызваны. Тошнота, утреннее недомогание, легкие боли в нижней части спины – все это явления одного порядка. Да и месячные уже должны наступить, а их все нет…
Она убрала его руку со своей груди, Алику это не понравилось.
– Эй, ты чего?
– Мне больно, – с досадой и совсем не возбужденно посмотрела на него Лариса.
Субботний вечер, ужин при свечах, бутылка дорогого вина на двоих, секс под занавес в преддверии долгого утра, не обремененного работой. Все так хорошо начиналось, и очень жаль, что нет настроения для такого же феерического продолжения.
– Почему?
– Я беременна.
– Что?! – Алик вскочил с постели, голышом сделал полукруг по спальне, так же нервно вернулся на место. – Ты была у врача?
– Нет еще.
– Как же ты можешь знать?
– Алик, ты меня смешишь. Я женщина, и у меня двое детей. Я знаю, что говорю…
Двое детей у нее, а она бросила их, как последняя дрянь…
Алик приехал к ней еще в конце лета. Вычислил ее еще два года назад по номеру машины, с которой они продавали картофель во дворе московского дома.
Он действительно понял, что ему не нужна никакая другая женщина, кроме нее, тайком приехал к ней в деревню, зашел к ней домой. Как же Лариса тогда переполошилась! Ведь Демьян мог все узнать… Но каким-то чудом его визит остался незамеченным. Все-таки окраина деревни, мужа и свекра в доме не было, а Варвара Сергеевна спала.
Лариса заставила его уехать, назвала место, где он должен был ее ждать, тайком пришла к нему. Они встретились недалеко от деревни, у реки, но и тогда никто ничего не узнал. Она не собиралась спать с Аликом, просто хотела поговорить с ним. А он разложил ее на сиденьях своей машины, показал всю силу своего желания, а она так размякла под жаром его обаяния, что даже не пыталась сопротивляться.
Алик уехал, а сама она осталась в деревне, потому что не хотела уходить от мужа без детей. А именно такой вариант и предлагал ей Алик. Нет, поначалу он не говорил напрямую, что ему не нужны ее дети, но ведь она не дура, ей и намеков хватило. А потом был откровенный разговор, и тогда стало ясно, что с обузой она ему не нужна. И все же он хотел вернуть ее, потому что так и не смог, как ни пытался, найти женщину, которая стала бы его женой. Оказывается, это было правдой, что никто, кроме Ларисы, ему в этой жизни больше не нужен…
Она осталась с Демьяном и пыталась разубедить себя в искренности Алика. Бизнес у него наладился, квартиру он купил, а еще новый джип взял, который и захотел проверить в путешествии по сельской местности, потому и приехал к ней. А заодно потешил свое мужское самолюбие.
А потом была ссора с Демьяном, когда он обвинил ее в пристрастиях к своему извечному сопернику Комарову. Лариса очень обиделась, потому и пришла в голову безрассудная мысль. Она решила позвонить Алику и дала себе зарок, если он примчится за ней, она немедленно бросит все и уедет с ним. А он взял и приехал. И Лариса бросила все.
Уезжала она тайком, но уже в дороге появилась надежда, что Демьян все узнает, догонит ее и влепит пощечину. Да, она хотела, чтобы он избил ее. Потому что была виновата перед ним. Пусть отлупит, лишь бы остановил. А то, что достанется и Алику, так он сам во всем виноват – нечего жен у мужей отбивать. Но не догнал ее Демьян. И не остановил. А до Москвы путь недолгий…
За детей она очень переживала. Мучилась, маялась, кляла себя как последнюю дрянь, хотя и понимала, что пропасть им не дадут. И свекровь сама по себе могла их на ноги поставить, да и Анюта Ломова всегда ей поможет, если что. Но главное, она ждала, когда Демьян перегорит изнутри, успокоится, тогда можно будет вернуться в деревню, поговорить с ним и забрать детей. Алик, конечно, не обрадуется такому решению, но куда он денется? Ведь она-то уже ничуть не сомневается в том, что он любит ее. Только почему на душе сейчас так тошно от дурного предчувствия?..
– Что ты говоришь?
– Говорю, что беременна.
– Ты же противозачаточные принимала.
– Это не стопроцентное средство от беременности.
– Да, и что теперь?
– Буду рожать.
– Это ты правильно придумала. Квартира у меня хорошая, места много, обстановка на уровне, работать тебе не надо. Я на работе, тебе скучно, заняться нечем, а тут ребенок… Это ты хорошо придумала, – еще не зло, но уже сквозь зубы сказал Алик.
– А что здесь такого? Тебе уже тридцать четыре года, и уже пора иметь детей.
– Да я-то не против.
– Нет, ты против.
– Я не против своего ребенка. А это не мой ребенок. А мужа твоего.
– Нет, это твой ребенок! – возмутилась Лариса.
– Да нет, со мной ты предохранялась! А со своим Демьяном – нет!
– Мы уже с тобой два месяца! А сроку беременности и месяца нет! Как я могла понести от него?
– Понести! – передразнил ее Алик. – Прямо как деревенская баба говоришь!
– А я и есть деревенская баба…
– Отвыкать надо.
– Я стараюсь.
– Вот и старайся… Кстати, дети – это сейчас не модно.
– Это для тебя не модно.
– Для меня только ты модна. Понимаешь, только ты! Мне только ты нужна! И больше никто!.. Так что давай не будем делать глупостей…
– Ребенок, по-твоему, глупость? А что же тогда умности, по-твоему?
– Умности – это аборт.
– Ты хоть думаешь, что говоришь! – ужаснулась Лариса.
– Сейчас это – раз плюнуть. Если в частной клинике, под наркозом, я тебе все организую…
С деньгами у Алика проблем уже нет: здорово раскрутил он свой бизнес. И это, как он говорит, еще только начало. Квартира у него пятикомнатная в районе Садового кольца, ремонт в евростиле, мебель из Италии; роскошь, комфорт – все в наличии. И что плохого в том, если у них появится ребенок? Ведь места здесь на всех хватит. А он – аборт…
– Сволочь ты, Глазырин!
– Да ладно, сволочь. Я же о тебе, дурочке, беспокоюсь, – заискивающе улыбнулся Алик. И лег рядом с ней, мягко накрыв ладонью ее обнаженное бедро. – Ты вот двоих уже родила, и ничего, такая же стройная, как была. И такая же красивая… А грудь мы тебе подправим, это же просто…
– Ну вот, тебе уже и грудь моя не нравится…
Действительно, грудные мышцы у нее ослабли, бюст обвис. Лариса делает специальные упражнения, но упругость не возвращается. Но если есть возможность сделать пластику, то почему бы и нет?
– Почему не нравится? Просто можно сделать лучше.
– Делай. Сначала рожу, а потом сделаю пластику.
– Если ты родишь, у тебя начнут пухнуть ноги, появится целлюлит, пузо будет…
– Не будет. Я знаю, как с этим бороться.
– Не будет. Я знаю, как с этим бороться.
– После третьего ребенка уже не получится. Я с врачом разговаривал, она… он говорил мне, что после третьего ребенка в организме у женщины начинаются необратимые изменения, ее разносит, как свинью, она при всем своем старании уже не может вернуть прежнюю форму…
– Ерунда все это.
– А если нет? Если станешь толстой, как корова?
– И что? Ты меня бросишь?
– Нет… Сейчас я скажу, что нет. А как будет на самом деле… Думаю, что не брошу. Почти уверен, что не брошу…
– Я тебя поняла, можешь не напрягаться, – с тоской подумав о прошлом, вздохнула Лариса.
Демьян и третьего ребенка хотел, и четвертого, она сама отговаривала его. Демьян сказал тогда, что даст ей время передохнуть, но недолго, года два, а потом снова за дело…
Тяжело ей было в деревне, здесь в быту значительно легче. Зато там она жила полноценной жизнью. Да, там не было театров и бутиков, вечером некуда сходить, а по выходным только в баньке и можно было развлечься, но все-таки она ни о чем не жалела. Ведь там были дети. Ведь там был Демьян, которого она, что ни говори, любила. Хоть и не безрассудно, как Алика, но все-таки…
– Ничего ты не поняла. Я же о тебе беспокоюсь.
– Беспокоится он… А если у меня после аборта никогда детей больше не будет?
– У тебя же есть двое детей, зачем тебе еще?
– Где они?
– Сама знаешь, где. Ты же сама говорила, что им будет хорошо в деревне. Да я и сам так думаю. Природа, свежий воздух, парное молоко…
– Может, мы их к себе заберем?
– Ну, я не против, – совсем не убедительно сказал Алик. – Только как ты их заберешь? Тебе их просто не отдадут.
– Через суд заберу.
– Думаешь, получится?
Она боялась думать, что придется объясняться с Демьяном, проходить через постыдный бракоразводный процесс, судиться из-за детей. Но ведь она не могла оставаться его женой после того, как предала. Да и брошенные дети не дают ей покоя, так ведь и до нервной болезни недалеко.
– А если получится?
– Ну, если получится, тогда и поговорим…
– Это не разговор.
– Ну, хорошо, хорошо, заберешь…
Взгляд у Алика затуманился, но за этой дымкой, как звезды на ночном небе, замелькали шальные искорки. Верный признак возбуждения. В таком состоянии он готов был пообещать Ларисе весь мир…
– Иди ко мне.
Ей хорошо с ним, и секс – в удовольствие, но сейчас она ничего не хотела.
– Нет.
– Почему?
– Потому.
Уже два месяца Лариса живет с ним; говорит, что нужно разводиться с Демьяном, он легко с ней соглашается, но предложения руки и сердца так и не сделал. Да и жил он с ней как будто в ожидании, когда она ему разонравится и ее можно будет выставить за дверь, как прежних своих подружек. Алик радовался тому, что их связь со временем только крепнет, но ясного желания жениться на ней пока не выражал. А когда-нибудь она ему надоест, и он выставит ее за дверь. Он не исключает этот вариант, потому и не хочет иметь от нее детей, чтобы не было препятствий на пути к разрыву. А как она еще должна понимать его поведение?
– Это не ответ.
Сначала он рукой раздвинул ей ноги, затем просунул коленку меж бедер. Наступление продолжалось, и остановить его Лариса не смогла.
Она слишком быстро расслабилась, чтобы извлечь из процесса хоть какое-то удовольствие, но все-таки после случившегося осталось чувство, будто ее изнасиловали.
Глава 17
Холодная зимняя ночь, ветер, колючие снежинки срываются с вьюжных сугробов и несутся в лицо. Вокруг уличных фонарей густо роятся белые мухи. Светло на улице, хозяйственный Демьян об этом позаботился, и дорога здесь хорошая, прямо от остановки через всю улицу до самого центра тянется. Только сейчас эта дорога снегом занесена. Странно, почему трактор ее не почистил? А почему свет в доме не горит? И собака не лает. И коровы не мычат…
Тишина во дворе, ворота на запоре, калитка заперта. Поздно уже, Демьян и свекор должны быть дома. А Варвара Сергеевна вообще со двора никуда не уходит… Что же случилось?
Лариса и без того пребывала в сильном душевном смятении. Ушла от Алика, вернулась к мужу с повинной. Всю дорогу от Москвы до Приволья настраивалась на разговор с Демьяном, на крики, упреки, мечтала о пощечине, после которой должно было последовать прощение. Но нет Демьяна, никого нет, не перед кем виниться…
Может, к Ломовым пойти?
Свет в их окнах горел, и калитка открыта. Шарик бросился к Ларисе, он узнал ее, завилял хвостом и проводил до самого крыльца. Дверь тоже открыта, а в горнице дым коромыслом. Василий за столом, два его дружка, пятилитровая бутыль первача на троих, все пьяные в доску. Василий прошелся по ней мутным взглядом, махнул на нее рукой, дескать, сгинь, нечистая сила.
Откуда-то из глубины полутемной комнаты выплыла Анюта. Располневшая, с бигуди на голове, в байковом халате поверх более длинной комбинации.
– Лариса?! Ты?
Казалось, она не знала, радоваться своей нежданной гостье или гнать ее поганой метлой.
– Я.
– Живая?..
– А вы что, меня похоронили? – через силу улыбнулась Лариса.
– Не знаю. Вот Варвару Сергеевну точно схоронили. На прошлой неделе.
– Варвару Сергеевну?
– Ну да, как Демьяна посадили, так ее удар и хватил. Помучилась немного, и все…
– Демьяна посадили?
– А ты что, с Луны свалилась… Где ты была?.. Демьян говорил, что бандиты тебя увезли…
– Да, бандиты.
– Из Москвы вроде бы за тобой приезжали, – подсказала Анюта.
– Да, из Москвы… У меня проблемы там были. Демьян не говорил?
– Нет, не говорил. С бандитами проблемы были?
– Да, три года назад. Они до сих пор меня преследуют.
Лариса врала, но у нее уважительная причина – нежелание вдаваться в подробности. Да и незачем кому-то знать, что она пропела все два месяца, как та стрекоза из басни Крылова… Да, бандиты ее похитили. Бабуин проклятый вычислил ее и выкрал. Демьян понимает, что подобное могло произойти. Поэтому можно и ему лапши навешать, рассказать, как Бабуин держал ее под замком в своем доме, как она героически сбежала от него… Но это потом. Сейчас, главное, нужно узнать, куда делись дети. Вдруг и с ними что-то случилось?..
– Ты говоришь, Демьяна посадили? – с неподдельным ужасом спросила она.
– Да, в СИЗО он, под следствием. Он Жигуля убил…
– Какой ужас?.. А Егорка где, Милка? У тебя?
– Нет, не у меня. Комарова их забрала.
– Ничего себе?! Ей-то что?
– А она Демьяна под свое шефство взяла… Муж в больнице, он в СИЗО, так она в Рязань сразу к ним двоим ездит. Одному передачку больничную, другому – тюремную. И мы с Василием ездили… Демьян тебя искал, Жигуля пытал, думал, ты у него. А Жигуль мстить потом приезжал. Юрия Васильевича сильно ранил, он до сих пор на ноги встать не может. Совсем плохой. Мы с Васькой были у него, видели мужика. Печень у него вырезали, ну, не всю, но все равно много… А Демьяна посадили за то, что он Жигуля убил. Простых людей у нас убивать можно, а бандитов нет… А ты, значит, вернулась.
– Сбежала.
– От бандитов?
– Да.
– Ужас какой! Расскажешь?
– Потом как-нибудь… А Савелий Демьянович где?
– У Ивана. К младшему сыну поехал, а остановился у старшего. Приехать должен. А может, у Ивана останется…
– А хозяйство?
– Хозяйство Комарова забрала. Под присмотр. Да и какое там хозяйство, две коровы тельные. А все остальное под нож пустили. А кому смотреть? Савелий Демьянович сдал сильно. В общем, беда… Да ты заходи, а то стоим как не родные.
– Да мне бы детей повидать.
– Это не ко мне, это к Комаровой. А ты знаешь, где она живет, пешком не дойдешь, а мой – сама видишь, какой – невесело вздохнула Анюта. – Совсем никакой.
– Что, сорвался Васька?
– Зима, работы нет… сорвался, гад. Как Демьяна посадили, так все наперекосяк пошло. Да и Юрки нет, некому мужиков держать, вот и распускаются помаленьку. Ничего, весна настанет, посевная начнется, за ум возьмутся. Наверное… Заходи в дом, говорю.
– Нет, мне к детям надо.
– Васька тебя отвезти не сможет…
– Ничего, я пешком.
– Ну, смотри, я тебя на улицу не гнала…
Тихо в деревне, только слышно, как ветер снег от сугроба к сугробу гоняет да в проводах время от времени тихонько подвывает. Холодная зима, волки в такую пору поближе к людям подбираются, может, и вокруг Приволья стая кружит. Да и метель закружить может, с дороги сбить, а заблудиться в такую зиму – верная смерть. Но Лариса все равно пошла в беспросветную снежную ночь. Как будто своими страданиями на пути к детям могла искупить свою перед ними вину.
Не заблудилась она и с волками не встретилась, но, пока дошла, окоченела. И устала очень.
Забор вокруг дома высокий, из-за построек, за воротами ничего не видно. Но собаки во дворе надрываются, да и видеокамера над калиткой установлена, потому и вышел к Ларисе сторож.
– Чего надо? – грубо спросил он, пытаясь удержать ружье, ремень которого так и норовил соскользнуть с покатого из-за тулупа плеча.