Меня не было здесь, у Залива Ангелов, полмиллиона лет назад, когда у подножия горы Мон-Барон стояли лагерем древние люди – охотники на слонов.
Без меня две с половиной тысячи лет назад сюда приплыли греки, чтобы превратить небольшое поселение Никейя в стратегический и торговый центр Средиземноморья.
Я не видела, как на заре нашей эры римляне заложили здесь город Семенелум и как четыреста лет спустя его до основания разрушили варвары.
Я не застала время расцвета Франкского королевства и периоды правления графов Прованса, Тулузы, Барселоны, Анжуйской династии и Савойского двора.
Людовик Четырнадцатый, Наполеон Бонапарт, король Сардинии и еще один французский император – Наполеон III – все они поочередно обладали этим берегом и канули в темные воды реки Леты, разминувшись со мной на века.
Я не оглядывалась на отели и виллы современной Ниццы, протянувшиеся вдоль берега сплошной полосой, и мне было странно и больно сознавать, что это море, нынче щедро брошенное к моим ногам, нисколько не изменилось за тысячи лет до нашей с ним сегодняшней встречи и не изменится еще тысячи лет после нашего расставания.
Перед собой и над собой я видела огромное темное пространство, в котором бесследно терялись и огни берега, и свет звезд, и уж тем более – мой растерянный взгляд. Мне было горько от понимания того, как мало я занимаю места и времени в этой бесконечности. И лишь одно примиряло меня с непоправимой несправедливостью: недоступный бессмертным восторг от того, что я существую здесь и сейчас!
А рядом, обнимая и согревая меня, сидел тот, чья жизнь была столь долгой, что ее начало терялось во мгле, как дальний берег моря. И, пока я восторгалась величием мира и сокрушалась о своем ничтожестве, он готовился отдать мне свою вечную жизнь, потому что смертельно истосковался по собственной человечности.
Я не обманываюсь: это не было ни проявлением любви, ни жертвой. Даниэль просто нашел, на кого перегрузить свою ношу, чтобы уйти налегке. На самом деле это не он мне, а я ему сделала бесценный подарок! Чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю, что трудно найти более веский аргумент в пользу отказа от вечной жизни, чем редкий шанс – смерть в объятиях Алого Ангела.
Так стоит ли мне беспокоиться, если непонятно, кто выигрывает больше – тот, кто остается, или тот, кто уходит?
Вечная или хотя бы очень-очень долгая жизнь – предмет неизбывной зависти человека к мифическим богам и вполне реальным животным и растениям.
Вы знаете, что средиземноморская черепаха Сэр Тимоти вместе со своим хозяином – британским офицером – прошла, ползая по палубе английского военного корабля, всю Крымскую войну, в 1892 году ушла на покой, больше 110 лет прожила в розарии родового замка графа Девонширского и мирно скончалась в начале двадцать первого столетия в возрасте 160 лет?
Моллюск по имени Мин, официально признанный самым древним в настоящее время живым существом на Земле, просидел (а как еще скажешь?) в тихой заводи у берегов Великобритании свыше 400 лет и по сей день продолжает наслаждаться жизнью в ее доступных моллюску проявлениях!
А в американском штате Восточная Невада и ныне тихо, спокойно и беспечально растет самое древнее в мире дерево – остистая сосна, которой уже больше 5 100 лет!
Ладно, предположим, цари древнего Шумера, если верить клинописному тексту из Ларсы, тоже жили ого-го как долго: «В Эреду царем был Алулим, и он правил двадцать восемь тысяч восемьсот лет. В Бад-Тибире правил Энменлуанна сорок три тысячи двести лет…». Пусть их невероятная продолжительность жизни шумерских, иудейских и древнеиндийских мудрых старцев у меня лично особой зависти не вызывает – ну не кажется мне заманчивой перспектива затянуть на века и тысячелетия малоинтересный пенсионный период. Но ведь морской еж, пресноводная гидра и двустворчатый моллюск-жемчужница вообще не стареют!
Поневоле задумаешься: почему такое счастье не нам, людям? То есть конкретно и злокозненно не нам, а лишь тем, кто существенно ниже, как моллюски, или существенно выше, как боги? Как красиво вопрошал Омар Хайям: «Отчего всемогущий творец наших тел даровать нам бессмертие не захотел?»
Может быть, оттого и потому, что для нас способность долго жить без старости не стала бы благом?
Эта мысль впервые посетила меня, когда я узнала, что в американском городе Балтиморе живет девушка, которая совершенно не стареет. Семнадцатилетняя Брук Гринберг за последние шестнадцать лет ничуть не изменилась: тот же вес – около семи килограммов, тот же рост – семьдесят шесть сантиметров, и тот же интеллект годовалого ребенка. Ученые, активно изучающие Брук в надежде раскрыть секрет вечной молодости, пришли к выводу, что остановка развития девушки вызвана повреждением генов, отвечающих за старение. Анализируя данный феномен, специалисты надеются найти верный способ борьбы со старостью.
А я, грешным делом, думаю: может быть, не стареет только тот, кто и не живет по-настоящему – с метаниями, страданиями, восторгами, потерями и обретениями? Бедняжка Брук Гринберг, моллюск Мин, черепаха Сэр Тимоти и остистая сосна? И еще боги, свободные от наших человеческих страстей.
Но тогда, значит, любовь, которая убивает – это вовсе не метафора.
– Да, да, конечно. Это суровая правда жизни Алого Ангела! – съязвил внутренний голос, уставший от избыточного пафоса и трагизма моих размышлений.
Я пристыженно промолчала, зато громко пискнул телефон. Пришло уведомление о поступлении на мой счет некой суммы.
– Спасибо, милый! – с улыбкой поблагодарила я отсутствующего Павла.
Слышать он это, конечно, не мог, но теоретически мог был почувствовать.
Я думаю, что телесная близость неизбежно и закономерно способствует возникновению эмоциональной связи. Старый добрый женский принцип: «Сначала чувства – потом постель», на мой взгляд, не имел бы характера некоего ханжеского торга, если бы не был оборван на середине фразы. Сначала чувства – потом постель, а потом Чувства с большой буквы! – такова, как мне кажется, правильная последовательность. Если, конечно, контакт в постели оказался удачным. Потому что в противном случае чувство, которое было «до», не вырастает до Чувства «после», а тихо умирает, задохнувшись в подушках. Я не очень-то верю в платоническую любовь между мужчиной и женщиной. По-моему, несексуальные отношения – это либо пролог, либо эпилог любовного романа.
А в ходе сюжета собственно эротической истории эмоциональная связь между партнерами развивается скачкообразно. Однажды романтическим вечером они друг другу всего лишь приятны и интересны, а наутро после первой бурной ночи ощущают такую близость, словно были знакомы всю жизнь.
Восхитительное и обманчивое ощущение! Сразу после расставания счастливых любовников оно кардинально смещает акцент в их мировосприятии. Отныне все привязывается к конкретной персоне: что он сейчас делает? Что она думает? Как бы ему понравилось это? Что бы сказала по такому-то поводу она? А еще пара незабываемых встреч – и предположения превращаются в уверенность: я знаю, о чем он думает! Я чувствую ее настроение! Я угадываю, что с нами будет дальше!
О, эта трогательная самоуверенность добровольно обманувшихся! Единственный прогноз, который сбудется со стопроцентной гарантией, это безрадостная мудрость: «Все проходит. Пройдет и это». Но именно данная древняя истина приходит на ум последней, уже на стадии более или менее мучительного примирения с печальным финалом, а забывается самой первой при встрече с новой любовью!
– И снова ты излишне драматизируешь! – упрекнул меня внутренний голос.
– Сама себе удивляюсь, – я пожала плечами и, чтобы не слишком расслабляться физически и морально, выбралась из шезлонга.
Спасибо Павлу, который любезно и, что особенно приятно, без всяких просьб с моей стороны подбросил мне денег на счет: теперь я могла проверить электронную почту.
Оказалось – вовремя: долгожданное сообщение от Мишель Платофф пришло еще вчера вечером.
Письмецо было коротким и состояло, за исключением приветствия и подписи, из одного абзаца текста и постскриптума к нему.
Спецы «Пулитц и Партнер» установили, что господин, которого я без всякого почтения окрестила Павлином, является уважаемым гражданином небольшого баварского городка, где его знает буквально каждая собака, так как герр Павлин уже около двадцати лет держит в данном населенном пункте ветеринарную клинику. И у лечебницы, и у самого звериного доктора прекрасная репутация. Герр Павлин – опытный специалист, исправный налогоплательщик, любящий отец и счастливый муж, вот только образцовым семьянином его назвать трудно, так как он регулярно изменяет своей жене с подругами, которых заводит вдали от дома. Вот и в настоящее время, по мнению недальновидной фрау Павлин, ее супруг находится на очередном практическом семинаре Национального ветеринарного общества.
В приписке Мишель обещала принять срочные меры к тому, чтобы в роковую ночь весеннего равноденствия подозреваемый Павлин на всякий случай находился подальше от Бад-Вильдбада – на родине, под бдительным присмотром своей благоверной супруги и всей баварской общественности. Какими именно будут срочные меры, она не сообщила, однако это я узнала очень скоро, неторопливо и с большой приятностью прогулявшись по поселку до отеля «Гутах».
Я немного опоздала и пропустила само представление, но швейцар, горничная и мальчик-посыльный, которым повезло быть его зрителями, с удовольствием пересказали мне драматический сюжет.
Оказывается, незадолго до моего появления к отелю подъехало такси, содержавшее в себе крайне расстроенную немолодую даму с насквозь промокшим носовым платком в одной руке и сложенным зонтом в другой. Выскочив из такси и оставив машину дожидаться ее возвращения с распахнутой дверцей, дама бегом проследовала на ресепшен, а оттуда – прямиком в указанный ей номер, откуда сразу же донеслись крики и частые звуки глухих ударов.
Спустя всего несколько минут – шокированный персонал «Гутаха» даже не успел вмешаться в происходящее – из отеля выбежал нарядно одетый господин со свежими следами помады на одной щеке и не менее свежей ссадиной на другой. Прикрывая голову чемоданом, из которого трепещущими флажками торчали защемленные крышкой рукава и штанины, он попытался укрыться от преследующей его фурии с зонтом в машине такси, но в итоге вынужден был принять в бой в закрытом пространстве автомобильного салона.
Чем закончился этот поединок, зрители не узнали, так как такси очень быстро укатило. Горничная предсказывала чистую победу расстроенной даме, швейцар ставил на джентльмена, а посыльный пророчил ничью. Пожилой швейцар таким образом проявлял мужскую солидарность, а юный посыльный – наблюдательность: он единственный заметил, что растрепанный боевой зонтик фрау фурии перед посадкой ее в такси полетел в мусорную корзину, что, по мнению юноши, уравнивало шансы соперников в рукопашной схватке.
По описанию я с большой степенью уверенности угадала в принаряженном-напомаженном господине Павлина, а дежурный администратор на ресепшене эту мою догадку подтвердил.
Итак, подозреваемый сошел со сцены – вернее, его столкнули с нее изобретательные комбинаторы агентства «Пулитц и Партнер». Никаких других вариантов не осталось. Следовало признать, что роковым незнакомцем, которого я должна обезвредить, является не кто иной, как Алекс.
– Что и требовалось доказать, – пробормотала я, не удивленная (и не огорченная) этим выводом.
Пора было готовиться к главному действию.
Было около полудня, когда я вывернула из тихого тупичка у оскверненного недавним скандалом респектабельного отеля «Гутах» на торговую улицу, протянувшуюся вдоль канала.
Рябая вода блестела, как рыбья чешуя. На клумбах кудрявились нежно-желтые, розовые и лиловые примулы. День был солнечный, яркий, радостный – именно такой мне всегда представлялась идеальная иллюстрация к остросюжетному рассказу с зачином: «Ничто не предвещало беды…»!
Я миновала школу с припаркованными у ограды короткими округлыми автобусами, равнодушно прошла мимо сверкающих витрин сплошного ряда очаровательных и бессмысленных магазинчиков. Оставила без внимания фруктовый развал, кофейню и конфетную лавку и прибрела к старинной, еще девятнадцатого века постройки, уличной купальне – квадратному бассейну со стертыми каменными ступенями, уходящими прямо в курящуюся паром воду.
На низком мраморном бортике, как живой, стоял бронзовый толстяк в набедренной повязке. Из надписи на бронзовой же табличке я узнала, что это великий Россини, неоднократно принимавший оздоровительные ванны в здешних источниках. Композитор продолжал тянуться мозолистой пятой к целебной воде и улыбался, как блаженный. Немного подумав, я здраво рассудила, что живая русская писательница ничем не хуже покойного итальянского композитора, после чего решительно сбросила туфли, подобрала юбку, села на теплый камень и опустила ноги в воду.
Это было очень приятно! Я даже удивилась, что никто, кроме нас с Россини, царство ему небесное, не хочет припасть к бесплатным водным процедурам. Если бы не опасение излишне шокировать культурную европейскую общественность своей дикарской непосредственностью, я бы вовсе разделась и залезла в воду целиком. Термальная ванна одновременно и расслабляла, и бодрила – я чувствовала именно то, что сейчас было нужно.
Тем не менее, даже в относительно приличном виде – всего лишь с максимально оголенными ногами – я вскоре собрала вокруг себя небольшую толпу зевак, и она продолжала расти. Очевидно, прогуливающиеся в поисках развлечений гости фестиваля реагировали на скопление народа как на сигнал о начале нового шоу и торопились к нему успеть.
Поначалу я не обращала внимания на прибывающий народ – я его просто не видела, так как зажмурилась на солнышке и разомлела. К тому же непонятные мне негромкие разговоры на немецком языке вполне органично сливались с убаюкивающим бульканьем и плеском воды. И лишь когда кто-то громко и радостно произнес по-французски: «Спорим, сейчас будет женский стриптиз?!», я очнулась, открыла глаза и заморгала, как разбуженная в полдень сова.
– Мадам, можете начинать! – подбодрил меня тот же голос.
Я только рот раскрыла, не зная, что на это сказать.
Ответил за меня знакомый мужественный голос:
– Мадам не может раздеваться без музыки, придется дождаться тапера!
В собравшейся толпе сразу несколько молодых людей (не поверите – одним из них был позавчерашний карлик с тромбоном!) добровольно вызвались организовать музыкальное сопровождение для стриптиза, но бронзовая рука, принадлежащая отнюдь не благодушному композитору Россини, выдернула меня из воды, как томную лилию.
– Марик! Что ты здесь делаешь? – смущенно пробормотала я.
– То же самое, что и все остальные – ищу хлеба и зрелищ! А нахожу тебя…
Гламурный Чингачгук заслонил меня от взглядов разочарованных зрителей своим мускулистым телом и бесцеремонно подтолкнул пониже спины. Теряя туфли, соскальзывающие с мокрых ног, я покорно повлеклась в жасминовые заросли за купальней. Там Марик меня развернул, слегка встряхнул и сказал:
– Что-то я тебя, милочка, не пойму! Тот ты воинственная амазонка, то сонная курица!
– Когда это я была воинственной амазонкой? – усомнилась я.
Спрашивать, когда это я была сонной курицей, не имело смысла, поскольку эпизод у бассейна еще не изгладился из нашей коллективной памяти.
– Да за завтраком! – напомнил Марик. – Не ты ли предложила нам всем поиграть в «А ну-ка, отними!»?
– А, ты об охоте на Алекса! – я оглянулась – не прибежали ли за нами зеваки, снова сбросила туфли и энергично пошаркала босыми подошвами по траве.
Густой и коротко подстриженный газон вполне мог сойти за махровое полотенце.
– Ну, и как успехи у первого загонщика? – я снова обулась.
– Так себе, – Марик усмехнулся. – Алекс пока держится, но наша бессовестная подружка не хочет снимать осаду. Я напомнил ей, что скоро моя очередь, но она прилепилась к этому парню, как оса к мармеладу! Так что мне нужна твоя помощь, чтобы вовремя вступить в свои законные права.
– Право средней вахты! – фыркнула я, ничуть не удивленная упорством, которое демонстрировала наша рыжая бестия. – Боюсь, для этого меня одной будет мало, ты недооцениваешь Галину. Чтобы удалить ее от Алекса, понадобится группа бойцов спецназа, гранаты со снотворным газом, смирительная рубашка и бронированный фургон для перевозки заключенных!
– А ты недооцениваешь меня! – Марик расправил плечи, и без того эффектно широкие. – Я придумал прекрасный план: мы выманим Галину на живца!
Тут и я проявила смекалку:
– Живцом, видимо, буду я?
– Точно!
Марик непринужденно подхватил меня под руку, мы с треском протаранили хрупкую зеленую стену и вывалились из жасминовых кустов на главную улицу с изяществом и непринужденностью слегка заплутавших священных коров.
– Досрочным появлением ты выманишь Галину и отвлечешь ее на себя. Пока вы с ней будете выяснять отношения, я займу свое законное место рядом с Алексом на следующие четыре часа, – Марик вкратце изложил мне свой план.
– Я не смогу отвлекать Галину целых четыре часа! – предупредила я. – И, кстати… Откуда я должна ее выманить?
– Сейчас покажу, мы как раз туда идем. Тебе понравится это место! – пообещал Марик. – Только ничего не спрашивай, пусть это будет приятный сюрприз!
– Как скажешь, – пробормотала я с нескрываемым сомнением.
Я не очень люблю сюрпризы: мой жизненный опыт свидетельствует о том, что они не всегда бывают хороши для всех участников. Что такое «приятно», каждый понимает по-своему! Достаточно вспомнить об анекдотических сюрпризах типа «вернулся муж из командировки раньше положенного». И потом, что Марик знает о том, какие именно места мне нравятся? Почему он так уверен, что место, приглянувшееся ему, приведет в восторг и меня тоже? Не факт, что у нас одинаковые вкусы!