И, поскольку делать мне было нечего, я занялась ностальгическим самокопанием. В самом деле, чем это мне не угодил средневековый подвал? Помнится, однажды мы с моим любимым мужчиной весьма успешно сделали ЭТО на пожарной лестнице, которая (единственная из нас) не была в восторге от происходящего – она протестующе скрипела и раскачивалась, подтверждая правоту установленной внизу таблички: «Осторожно! Лестница в аварийном состоянии!». Среди крайне неподходящих, но при этом успешно освоенных мест, в моем активе в разные времена числились также: колченогий стул в пустом курятнике, заросли крапивы, открытый шурф археологических раскопок и полоса прибоя в трехбалльный шторм. Вообще-то, я люблю комфорт, но и в экстриме есть своя прелесть. Особенно, когда он не плановый, а спонтанный.
В общем, с подвалом в качестве места действия я кое-как примирилась. И против Марика в главной роли у меня возражений не было. Мне только не нравилось, что сама я в этой ситуации выгляжу жалкой дурочкой. Это ранило мое самолюбие. А оно у меня больное! Глупость, конечно, но не могу отдаться мужчине, который меня не уважает.
– Значит, надо, чтобы зауважал! – хищно оскалился зверек внутри меня.
В уже прореженном временем ряду балясин ограждения я нашла наиболее расшатанный деревянный столбик, старательно выкорчевала его и прихватила на манер бейсбольной биты.
Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Говорят также, что это правило работает и в обратном направлении. Если я пару раз не по-христиански стукну Марика обломком антикварной лестницы, это же не помешает мне потом как следует его возлюбить?
Я прислушалась к себе, решила, что не помешает, даже наоборот – поспособствует, и, слабо вооруженная, но сильная духом, спустилась вниз и спряталась в засаде под лестницей – ждать появления тюремщика и развлекать себя рукоделием.
Мало кто знает, что из пластикового пакета с ручками можно соорудить элегантный предмет одежды.
Давным-давно, когда я впервые была молодой женой и еще не добавляла к почетному званию Мой Муж никакого порядкового номера, в нашей семье была собака. И мне было так жаль выпускать любимую овчарку под дождь в том, в чем ее собачья мама родила, что я искусно выкроила из большого пластикового пакета подобие непромокаемой накидки. В плохую погоду пес гулял в ней, чрезвычайно украшая собой пасмурный день: пакет, послуживший материалом для собачьей попоны, был ярко-красного цвета, с золотыми геральдическими львами по бокам. Гарцуя по газону в блестящем, шуршащем, эффектно развевающемся плаще, пес был здорово похож на боевого рыцарского коня в праздничном убранстве!
Много лет я полагала, что тот мой давний опыт по части полиэтиленового кутюра останется одноразовым, однако суровая реальность потребовала мобилизации и этого резерва. Причем я даже смогла продемонстрировать определенный рост профессионального мастерства и обошлась вовсе без режущих инструментов, просто аккуратно разорвала «лидловский» пакет по боковым швам и просунула руки в петли ручек – получилась авангардная жилетка! Несерьезная с виду, она все-таки держала тепло. Я поплотнее укуталась в пленку, согрелась и незаметно задремала.
…Небо было похоже на купол полотняного шатра – туго натянутый, выгоревший до белизны. Рыжий конь стоял над обрывом неподвижно, как медное изваяние. С холма, аккуратно располосованного виноградниками, видны были лиловые волны лаванды, а вдалеке – сверкающее серебряное море.
Резные черные тени виноградных листьев по обе стороны желтой дорожки превратили ее в изысканный ковер. Я прошла по нему на вершину плоскогорья, чтобы почувствовать ветер с моря – мистраль. Фантастический, невероятный ветер – мощный, ровный, бесконечный и неизбывный, как сама вечность.
Рыжий конь встрепенулся, мелодично звякнул металл.
– Спокойно, Кадис, спокойно!
Это был не мой конь, но я не задумываясь назвала его по имени и легко поняла причину его беспокойства: с запада, с жирных от речной тины берегов, с просторных зеленых равнин пришел ритмичный звук – далекий стук копыт.
– Это камарги, Кадис.
Камарги. Дикие белые лошади, так и не прирученные человеком за тысячи лет, свободные, как ветер!
Рыжий конь заржал, и я проснулась, но еще некоторое время оставалась под обаянием восхитительного сна, который принадлежал не мне, а совсем другому человеку. Скитальцу и страннику. Хозяину рыжего жеребца по имени Кадис.
– Я все больше узнаю о тебе, Даниэль! – прошептала я, не открывая глаза.
Под веками плавали цветные пятна – они были лиловые, как лавандовые поля. Я узнала местность, которая мне приснилась: с юга Средиземное море, с востока Альпы, с запада – Рона… Это был Прованс, но какой эпохи?
Хотя Прованс – это ведь сказка вне времени. Здесь, на замшелых, еще римских времен, руинах и сегодня можно увидеть живого менестреля. Я как-то видела такого – он сидел, баюкая на джинсовом колене гитару, и сам себе играл что-то дивное, тревожное, живое и вечное, как камарги. А рядом стоял потрепанный грузовичок, и загорелый до черноты усатый дядя продавал с него свежайших устриц.
В Провансе их надо есть обязательно! Моллюсков, крабов и рыбу – морского черта, окуня, солнечника, зубатку и барабульку. Сушеную треску, приготовленную в томатном соусе. Уху в чесночном соусе – бурриду. И, конечно, буйабес! Самое известное местное блюдо, весьма недешевое из-за дороговизны необходимого для приготовления набора рыбы и морепродуктов – их нужно около десяти наименований. Плюс лук, чеснок, помидоры, шафран, фенхель, апельсиновая цедра и местные травы – еще один список длиной в шесть локтей.
Я покрепче зажмурилась и дополнила красивый сон Даниэля своими собственными впечатлениями, гораздо более прозаическими, но такими вкусными!
Вот я заглядываю в свою тарелку и вижу в ней солнце. Оно плавает в густом ароматном бульоне, добавляя цвета желто-синей глазури традиционной провансальской керамики. Буйабес наварист, но рыба из него подана на отдельном блюде. В принципе, ее можно вовсе не есть. Есть надо собственно суп и толстые ломти подсушенного хлеба, густо намазанного майонезом с чесноком и красным перцем. Притопленная в бульоне и посыпанная тертым белым сыром горбушка образует в тарелке подобие острова – гору с заснеженной вершиной. Это живописно, как все в Провансе. Не случайно ведь именно здесь родились завораживающие игрой света и красок картины Сезанна, Ван Гога, Гогена, Пикассо!
А рынки Прованса? Это не просто торговые точки, а жизненные узлы, энергетические центры! Такие эффектные – и такие разные!
Старинный цветочный базар Кур-Салейя в Ницце поутру не умещается в границах бульвара и выплескивается радужными пятнами на соседние улочки.
Богатые рыбные ряды в Антибе с двух сторон стиснуты каменными стенами узких домов, и трудно понять, откуда открывается лучший вид на серебряно-золотые россыпи морских сокровищ – от украшенного круглыми часами арочного проема в крепостной стене или с волнистых ступеней старинного собора.
А рынок в Арле совершенно ошеломляет звуками, запахами и вкусами: «О-ла-ла! Бонжур, мадам! Уи, мсье! Сосижье ля шеваль? Кот-дю-Прованс, Кот-дю-Рон, уи?»
И в ответ со стоном: Уи! Все – уи! Да! И шкворчащую, с лопнувшей припекшейся кожицей конскую колбасу, и бело-голубой сыр с непереносимым запахом и восхитительным вкусом, и десять сортов маслин, мы все попробуем! И хотя бы пригубим, если не сможем выпить, ароматные вина из долины Роны. И самым добросовестным образом понюхаем душистые травы и приправы – эстрагон, петрушку, кервель, базилик, майоран, чабрец, кориандр, можжевельник, тмин, розмарин, орегано и даже лавровый лист, который здесь и пахнет гуще, и выглядит совсем не так, как то болотного цвета крошево, которое я привыкла находить в магазинных пакетиках…
Я почувствовала, что сквозь ресницы просачиваются слезы. На рынке в Антибе, на Лазурном берегу – южной границе Прованса – я была вместе с Даниэлем. Как грустно, что его уже нет. Как жаль, что нельзя оживить прошлое! Но надо выбирать: или прошлое – или будущее. Даже вечной жизни не хватит на все разом.
Я склонна думать, что тот, кто хочет быть бессмертным и вечно молодым, просто вынужден периодически обнулять счетчик, иначе непосильный груз прошлого станет якорем, не позволяющим продолжать движение.
Так, может быть, это и есть плата за бессмертие – непреходящая боль от бесконечных потерь?
Никогда не виданный мною наяву рыжий конь по имени Кадис вновь печально заржал… и наконец до меня дошло, что я слышу не конское ржание, а скрежет металла!
Я поспешно открыла глаза и обнаружила, что в подвале стало светлее. Яркий желтый луч обшаривал помещение, как пограничный прожектор. Сверху посыпалась пыль, послышался скрип: кто-то спускался по лестнице, спотыкаясь на неровностях. Я услышала тихое ругательство и узнала голос Марика, который встревоженно произнес:
– Осторожно, перила совсем сгнили и шатаются!
С какой стати он разговаривает сам с собой, я не подумала – некогда было. Ступеньки проскрипели целую музыкальную гамму в миноре до нижней ноты, я глубоко вдохнула и выскочила из засады с палицей наизготовку.
Мне показалось, что Марик стал немного меньше ростом, но и этому обстоятельству я не придала значения, торопясь нанести превентивный удар. Покалечить парня я не боялась, потому как моя боевая перильная балясина была трухлявой, так что врезала я ему как следует, от души!
Источенная жучками и временем деревяшка развалилась на куски, а мужчина не столько испуганно, сколько изумленно ахнул и пошатнулся. Я не проявила благородства, толкнула его двумя руками в грудь, и он упал на пятую точку, произведя при приземлении неожиданный и пугающий трескучий грохот.
Кто не слышал, с каким звуком сминается в лепешку пустая пластиковая бутыль, тот ничего не знает о впечатляющих шумовых эффектах!
– А ты думал, что я встречу тебя объятиями и поцелуями? – скрестив руки а-ля Наполеон Бонапарт, язвительно спросила я поверженного противника.
– Я надеялся, – признался он, вытянув из-под себя раздавленную бутылку. – Это что такое?
– Ой! – сказала я, разом потеряв кураж.
Это был не Марик, а Павел!
– Чем это ты меня? – беззлобно поинтересовался он, стряхивая с рукава коричневую труху.
– Обломком деревянного зодчества, – виновато ответила я. – Точеный столбик лестничных перил, натуральный дуб, ручная работа шестнадцатого века…
– Я польщен, – Павел встал, отряхнул штаны и тут же полез ко мне обниматься и целоваться.
Препятствовать ему в этом я не стала – и не хотелось, и не моглось. Неожиданная смена персонажей сбила меня с толку.
– Эй, у вас там все в порядке? – донесся озабоченный голос сверху.
– Ах, ты там?!
Я вырвалась из объятий Павла и успела взлететь на середину лестницы, прежде чем поняла, что ничего не понимаю! Как же так – Марик пришел вместе с Павлом и еще трогательно заботился о его безопасности при спуске в мою полуподвальную одиночку?
– Анна, не бей его, он хороший! – с тревогой вскричал Павел, правильно угадав мое намерение.
– Я хорошенький, – кокетливо подтвердил Марик, протянув мне украшенную кольцами руку с верхней площадки лестницы.
Там было достаточно светло, и я увидела, что он улыбается, как чеширский кот. На моей же физиономии застыло выражение безрадостного недоумения. Все смешалось в доме шварцвальдском…
На всякий случай я отказался принять мускулистую руку помощи и поднялась наверх самостоятельно.
– Классная жилеточка! – одобрил Марик. – Авторская коллекция весна-лето?
Я независимо дернула плечом в цветном полиэтилене модного фасона.
– Вижу, что ты не сидела на месте и обнаружила свой сухой паек, молодчинка! Я знал, что ты проявишь находчивость! – Марик продолжил меня нахваливать.
– Погоди с комплиментами, ладно? – попросила я, осторожно, микроскопическими шажками, обходя его, чтобы выйти на второй этаж. – С находчивостью у меня сейчас плоховато, равно как и с весельем… Я малость запуталась, кто есть кто!
– Я Павел, твой любимый мужчина! – немедленно пришла подсказка снизу.
– Наглый самозванец, – недружелюбно буркнула я и немножко побуравила недобрым взглядом сияющую бронзовую физиономию Марика. – Ну, а ты кто такой, признавайся?
– Признаюсь: я Маркус Хинк из агентства «Пулитц и Партнер»!
– Оп-ля!
Я остановилась и почесала в затылке. В голове постепенно начало проясняться.
– Так ты от Миши Платофф? Это она тебя прислала?
– В общем, да, – Марик ответил уклончиво и покосился на Павла.
Тот поднимался по лестнице, попутно с интересом разглядывая немногие сохранившиеся в целости образцы деревянного зодчества. Дойдя до средней площадки, он развел руками и признался:
– Это я попросил приставить к тебе охранника!
– Теперь понимаю…
Я посмотрела на Марика другими глазами. Значит, он был моим личным телохранителем! И именно поэтому ходил за мной, как бычок на веревочке…
– Минуточку! – вмешался мой внутренний голос. Он был крайне обеспокоен. – Значит, Марик – не вамп? То есть вамп – не Марик? А кто же?!
– Боже мой! – пробормотала я. – Я все-таки идиотка…
– Да нет, нет, ну что ты! – дружно, но неискренне запротестовали мужчины.
Я вскинула руку и посмотрела на часы: половина девятого! Уже почти ночь!
– Где моя сумка?
– Вот! – Марик изящно стряхнул с локтя мою вьюттоновскую торбу. – Извини, что пришлось лишить тебя ручной клади, но я не мог допустить, чтобы ты подняла тревогу по мобильному.
– Понимаю, – повторила я и перекосилась, всматриваясь в темные глубины подвала. – Ой, что это там?
– Где?
– Что?
Павел обернулся, Марик склонился над перилами. Я преодолела недостойный порыв хорошенько поддать ему коленом и козочкой прыгнула в открытый проем.
Простофили еще не успели оглянуться, а я уже с грохотом уронила на место тяжелую крышку люка и со всех ног припустила к открытому окну. Мужчины использовали его в качестве двери, чтобы попасть в помещение, а я – чтобы вырваться из него. К счастью, внизу – очень близко – был пригорок, сплошь затянутый мягонькой травушкой-муравушкой, так что я ничего себе не отбила. В старину в Шварцвальде дома на горных склонах специально строили так, чтобы к чердаку можно было подъехать на телеге, сгрузить туда дровишки или, скажем, сено для коровки… Что неожиданно оказалось очень удобно не только для давно усопшей коровки, но и для меня, вечно живой…
Думаю, Павел и Марик начали возмущенно орать и ругаться сразу, как только оказались в плену, но я услышала эти гневные крики с опозданием – когда мужчины уже подняли крышку люка. В этот момент я уже стартовала от музейного дома в направлении станции горного трамвая и обоснованно надеялась, что неизбежная погоня меня не настигнет. Павел уж точно не сдюжит, я видела, что он обут в остроносые модельные туфли из тонкой кожи, пижон!
Однако Марика я недооценила. Агентство «Пулитц и Партнер» не зря утверждало, что укрепляет свои ряды исключительно хорошо подготовленными профессионалами!
Маркус Хинкс несся по лесной тропе, как молодой олень, и выражение его лица не обещало мне ничего хорошего. Полагаю, он сначала сбил бы меня с ног, а уже потом начал заботиться о сохранности моего тела, как это положено делать образцовому секьюрити. Поэтому я проявила хитрость и сменила тактику – немного сбавила скорость, посторонилась вправо, освобождая место рядом с собой, и призывно покричала назад:
– Давай скорее, а то не успеем!
– Куда? – закономерно поинтересовался быстроногий Маркус, поравнявшись со мной.
Это был очень хороший вопрос!
– Где сейчас Алекс, ты знаешь?
– Наш миленький дружок? Спрашиваешь! – он фыркнул, как настоящий олень.
Про Алекса агент Хинкс, оказывается, знал очень много – гораздо больше, чем я. А случай поделиться с кем-то своими эксклюзивными знаниями в режиме устного сказа представился ему впервые, и Марик его не упустил.
По документам «наш дружок» красиво звался Алессандро Росси. Тут сыщикам не повезло: как сказал Марик, в Италии Росси – самая распространенная фамилия, а Алессандро входит в топ-список наиболее популярных имен.
– В одном только в Милане, откуда приехал наш дружок, нашлось восемьдесят два парня с такими именем и фамилией! – сказал еще Марик, и я поняла, что не зря плачу деньги «Пулитц и Партнер»: в самом деле, работают эти ребята быстро и нелениво!
Наш Алессандро Росси пребывал в возрасте сорока лет, хотя выглядел всего лишь на тридцать с небольшим. Но в этом ничего особо подозрительного не было – есть такие везунчики, которые до самой пенсии смотрятся юношами.
В Милане у Алекса имелась большая семья, с которой он кое-как поддерживал отношения, так что агентам «Пулитц и Партнер» не составило большого труда отыскать целую кучу людей, располагающих фотографиями Алессандро Росси во младенчестве, детстве и юности.
– Наши специалисты проанализировали эти снимки и подтвердили, что на них в разные годы запечатлен один и тот же человек, в этом нет никаких сомнений, – заверил меня Марик.
За разговором мы сильно сбавили скорость и размеренно трусили по дорожке, заодно уменьшив риск в потемках споткнуться о древесный корень. Мне было неудобно бежать и одновременно думать, хотелось сосредоточиться на чем-то одном.
– Присядем на минутку, – предложила я и потянула спутника в сторону от тропинки.
Там в заповедных папоротниках смирно лежало поваленное бурей дерево с замшелым стволом. Мы присели на эту относительно мягкую лесную «мебель» и оказались в полном уединении. Я не удержалась и процитировала на память:
– «Всякий, кому случалось побывать в Шварцвальде, скажет вам, что в другом месте никогда не увидишь таких высоких и могучих елей!»