– «И нигде больше не встретишь таких рослых и сильных людей! – неожиданно подхватил Марик. – Кажется, будто самый воздух, пропитанный солнцем и смолой, сделал обитателей Шварцвальда непохожими на их соседей, жителей окрестных равнин!»
Я приятно удивилась:
– Вот как, оказывается, ты тоже знаешь эту сказку Гауфа?
– «Холодное сердце», – кивнул Марик.
– Надо же, мы тут сидим и говорим о литературе!
Это было неожиданно и приятно. Я не смогла удержаться от продолжения демонстрации эрудиции:
– А еще у Марины Цветаевой есть стихотворение «Сказочный Шварцвальд», не слышал?
Я продекламировала последнее четверостишие:
– Это стихи? Я не понимаю по-русски, переведи.
– В переводе получится проза, – предупредила я и пересказала смысл четверостишия своими словами.
– Знаешь, я бы не хотел, чтобы сбылось все, что мне снится! – признался Марик, и я подумала, что он прав на все сто процентов. – Ну, что, продолжим нашу новую сказку?
– Давай, – согласилась я.
И мы продолжили.
На какие средства живет Алессандро Росси, я не вникала, Марик мимоходом упомянул некий вялотекущий семейный бизнес по строительной части и сразу же перешел к самой интересной главе повествования. Оказывается, Рози вовсе не приходится Алексу матушкой! Она ему даже не родня.
– Она его невеста, – сказал Марик, и я едва не упала с бревна.
Видит бог, я не ханжа и всегда с симпатией относилась к разновозрастным парам. Я и сама предпочитаю молодых партнеров, следуя простому принципу «Если есть выбор, выбирай самое лучшее». Но Алекс! Как он, такой интересный и привлекательный мужчина, мог выбрать в подруги откровенно некрасивую, старую, больную женщину?!
– Рози очень богата? – предположила я. – Или же она особа королевских кровей?
– Вовсе нет, – Марик пожал плечами. – Наоборот, бесприданница и сирота!
– Не понимаю, – призналась я.
– В самом деле, история непонятная, да и рассказать нам ее с чувством, толком и расстановкой никто не смог, – согласился Марик. – Насколько мы выяснили, двадцать лет назад Рози была прелестной девушкой…
– Да ей лет сто! – не выдержала я.
– Ошибаешься, всего тридцать шесть.
Тут я прикусила язычок и насторожила ушки.
Итак, два десятка лет назад Рози была шестнадцатилетней красавицей, и двадцатилетний Алекс ее обожал. Молодые люди уже назначили день свадьбы, как вдруг случилось страшное: Рози ужасно заболела. Никто не знает, что произошло, но однажды утром ее нашли в собственной спальне седой, морщинистой и безумной старухой. Медицинские светила, приглашенные Алексом, посовещавшись, диагностировали редкий случай синдрома Вернера.
– При синдроме Вернера рост организма прекращается к двенадцати-тринадцати годам, а уже через несколько лет появляются признаки преждевременного старения: атеросклероз, катаракта, поседение, облысение и т. д., – Марик как будто процитировал медицинскую энциклопедию.
– За одну-единственную ночь? – усомнилась я.
– Сказали же – редкий случай!
– Ну да, конечно, – я недоверчиво покрутила головой. – Ладно, продолжай. Что было дальше?
– Да ничего хорошего. Спятившую Рози поместили в психиатрическую лечебницу, и она провела там шестнадцать лет. Лучше ей, конечно, не стало, ведь синдром Вернера не лечится, – Марик сочувственно вздохнул. – В общем, сидеть бы бедной Рози в психушке до самой смерти, а с такой болезнью, скажу я тебе, больше сорока пяти лет не живут…
– Но?
Я профессионально проницательно угадала близость неожиданного сюжетного поворота.
– Но пять лет назад Алекс впервые забрал свою невесту из лечебницы, чтобы свозить ее на курорт…
– Та-ак… – я уже смекнула, что к чему, но еще помалкивала, чтобы не мешать рассказчику.
– Где они были, у каких чудесных специалистов лечились – никто не знает, но по возвращении Рози в клинику доктора отметили значительное улучшение состояния больной! – сообщил Марик. – Она как будто помолодела на десять лет! Правда, и это не вернуло ей рассудок и девичью красоту.
– Дай-ка, я попробую угадать! Вероятно, этот курортный вояж состоялся в марте, и с тех пор повторялся каждую весну?! – я беспокойно завозилась на бревне. – И всякий раз Рози становилась заметно здоровее и моложе?
– Абсолютно верно! – Марик размашисто кивнул, и мы оба глубокомысленно замолчали.
Очень вовремя: именно в этот момент по тропинке прошел Павел. Он так торопился, что не смотрел по сторонам и не заметил нашего присутствия. Марик хотел его окликнуть, но я быстро закрыла ему рот ладонью, и он правильно понял это как недвусмысленный приказ помалкивать.
Павел сосредоточенно, как зашоренная лошадь, протопал мимо. Я тоже крепко задумалась и очнулась, лишь когда почувствовала, что Марик целует мою ладонь. Я ее тут же отдернула и возмущенно уставилась на наглеца:
– Ты что?!
– Прости, я не придумал другого способа деликатно избавиться от кляпа! – он широко улыбнулся и хлопнул себя по коленкам. – Ну, и что мы будем делать?
– Не мы – вы с Павлом.
Я положила освободившуюся ладонь на область сердца и демонстративно помассировала ребра:
– Что-то мне нехорошо…
– Сердце? – Марик встревожился.
– Может, просто устала от переживаний длинного и трудного дня, – я мастерски изобразила полуобморочное состояние. – Надо посидеть немного, отдохнуть, подышать свежим воздухом. А ты догони Павла! Как можно скорее найдите Алекса и не давайте ему ни с кем уединяться, это вопрос жизни и смерти!
– Хорошо, – Марик встал с бревна.
– Погоди! – я смущенно кашлянула. – Скажи, пожалуйста, а ты правда «голубой»?
Было не самое подходящее время для этого бестактного вопроса, но я устала терзаться сомнениями.
– Не голубее тебя! – Марик сверкнул улыбкой. – Это всего лишь прикрытие. Но мы не будем говорить об этом твоему другу, хорошо? Он категорически настаивал на том, чтобы тебя охранял неполноценный мужчина.
– А евнуха у вас в штате ни одного не нашлось? – я тоже улыбнулась.
– Да ты бы соблазнила и евнуха! – Марик хмыкнул и посерьезнел. – Уверена, что сейчас тебе не нужна помощь?
– Абсолютно. Беги!
– Да, – сказал он и не тронулся с места.
Только поднял голову повыше и скосил глаза, точно прислушиваясь к чему-то невидимому:
– Чувствуешь?
– Что? – насторожилась я.
– Чувствуешь, какая ночь?
– Какая?
Я-то думала, что знаю, какая, но Марик меня удивил:
– Ночь весеннего равноденствия! А завтра будет День Дамы.
– Как? – мне показалось, что я ослышалась.
– День языческой богини Остары. Местные жители до сих пор иногда называют его так же, как их предки – День Госпожи, или День Дамы.
Я изумленно смотрела на него.
День Дамы-Госпожи? Феминистки меня поймут – это звучало верным обещанием победы женского начала! Ну, держись, Алекс!
– Ладно. Ты позванивай. Твой телефон заряжен, и деньги на счету есть, я проверил! – Марик повернулся, прошуршал реликтовыми папоротниками, вышел на тропу и растаял во мраке.
– Позвоню, не сомневайся! – пообещала я, радуясь возможности хоть иногда сказать чистую правду.
Я действительно не нуждалась в их с Павлом помощи и в самом деле собиралась звонить – только не им, а кое-кому другому.
Осторожно выбравшись на тропинку, я посмотрела вслед Марику и со всей доступной мне скоростью припустила в противоположном направлении.
17
Убегая из фахверкового дома, я заприметила развилку со специальным знаком для любителей велокросса по пересеченной местности. Одна стрелка давала направление к станции горного трамвая – именно туда направлялись сейчас мои друзья-товарищи, а вторая указывала короткую дорогу вниз. Я не сомневалась, что даже без велосипеда, на своих двоих смогу опередить Павла и Марика на пути в поселок. Трамвайчик-то ходит по расписанию, один раз в полчаса, и очередной поезд в долину укатил всего пару минут назад – я слышала звоночек, сопровождающий отправление, когда мы с Мариком сидели на бревне!
Спасибо экстремалам-велосипедистам и экономным бюргерам, предпочитающим трамвайному катанию за два евро бесплатную прогулку пешком: они проложили достаточно широкую и удобную тропу.
Шагала я по ней быстро и даже не слишком часто спотыкалась: небо было ясным и празднично иллюминированным. Звезды над Шварцвальдом висели на диво крупные, как шишки в заповедном лесу! А тишина стояла такая, что я невольно вспомнила кладбище в Антибе – в сравнении с Черным лесом оно было шумным, как студенческая дискотека. Думаю, при всей своей любви к Лазурному Берегу мой друг Даниэль предпочел бы упокоиться в местечке вроде этого. Безмятежный, тихий, сонный Бад-Вильдбад казался лучшим местом для того, чтобы без сожаления расстаться с жизнью.
Мне самой захотелось остановиться, запрокинуть голову к небу и крутиться, раскинув руки, на одном месте до тех пор, пока головокружение не свернет Млечный Путь в тугую спираль. И, не останавливаясь, улететь в нее из этого мира с ускорением, гарантирующим безвозвратную потерю сознания…
– Что за настроение? Немедленно прекрати! – прикрикнул на меня внутренний голос, и я собралась.
Давно пора было задействовать по прямому назначению телефон, который во время пробежки по лесу служил мне фонариком.
Номер мобильного Галины я занесла в память своего аппарата как раз сегодня утром – как чувствовала, что пригодится! Но звонить соседке я еще не пробовала и очень испугалась, когда вместо ее звонкого голоса услышала в трубке эротичное сопрано какой-то немецкоязычной дамочки. Черт, неужели я неправильно записала номер?!
Я сильно встревожилась, а потом сообразила, что слышу автоматическое сообщение системы о временном отсутствии абонента в сети, и с трудом подавила приступ паники, вызванный мыслью о том, что я могла опоздать со звонком. Если Галина выключила телефон, чтобы ей никто не помешал… То есть чтобы им с Алексом никто не помешал! Тогда все пропало.
Я снова засмотрелась на небо, покачала головой (никогда не могла понять, как можно определить время по звездам!) и взглянула на часы. Двадцать один с хвостом. До полуночи, когда наступит момент равноденствия, больше двух часов. Может быть, я еще успею.
– Не опускай руки! – поддержал меня внутренний голос.
Поработать, правда, пришлось в основном ногами.
Выскочив из чащи на тихую окраинную улицу, освещенную гораздо лучше, чем лесная тропинка, я прибавила ходу и через несколько минут уже была у розовой башни, закрывающей своим каменным телом вид на окно нашей с Галиной комнаты.
В винтовой лестнице не меньше сотни ступенек. Я взбежала по ним с дробным топотом, не обращая внимания на нарастающую боль в коленях. Спугнула целующуюся парочку, даже не извинилась перед шокированными моим неожиданным появлением юными влюбленными, легла животом на парапет ограждения и из-под ладони, как Илья Муромец, оглядела весь Бад-Вильдбад.
Слева от меня короткой толстой гусеницей полз вниз по склону горный трамвай. Выбрав столь неторопливое транспортное средство, Марик и Павел, сами того не зная, дали мне фору!
Справа приветливо сиял окнами термальный комплекс, за ним темнела громада курортного парка. Свет фонарей, расставленных вдоль дорожек, не мог пробиться сквозь кроны вековых деревьев, но из парка доносились отголоски массового гулянья: приглушенные звуки музыки, смех, аплодисменты. Вероятно, очередное шоу в курортном парке собрало всех бодрствующих – на улицах никакого движения не наблюдалось. И то сказать, для добропорядочных бюргеров это уже ночное время.
Я вынула из сумки фотоаппарат и мысленно похвалила сама себя за то, что не поскупилась на дорогую модель с хорошей оптикой. Не подзорная труба, конечно, но остроту зрения увеличивает моментально и в разы, не хуже операции по коррекции близорукости!
– Ну же, помоги мне! – шепотом попросила я.
В католицизме покровителем больных с дефектами зрения является св. Иероним, сам имевший слабые глаза, но я подумала, что в моей сомнительной ситуации имеет смысл просить о помощи кого-нибудь не очень святого. Например, прославленного лучника Вильгельма Телля, которого мы с Павлом заочно приняли в нашу команду еще в Лугано! Мне бы сейчас хоть немного его легендарной зоркости…
– Давай, Вилли! – я приникла к видоискателю.
Наше с Галей окно было темным, это я видела без всякой оптики, а вот коттедж, в котором поселились Алекс и Рози, я на таком большом расстоянии не могла с уверенностью отличить от соседних домов. Однако я не думала, что они займутся любовью в самом коттедже: со стороны Алекса это было бы крайне неблагоразумно. До сих пор он всегда выбирал уединенные места, где никто не помешал бы процессу и где не сразу обнаружат мертвое тело жертвы. В городке наверняка полно подходящих подвалов и чердаков, но которому из них суждено стать сценой? Как узнать?
Галина не отвечала на звонки, но я надеялась, что она еще не вместе с Алексом. Он ведь не уйдет из дома на всю ночь, оставив больную Рози без присмотра. А кто может приглядеть за ней с вечера до утра? Скорее всего ночная сиделка.
В термальном дворце, где принимают процедуры не только вполне здоровые люди, но и глубокие инвалиды, – целый штат профессиональных медработников. Прейскурант на их услуги я видела на доске объявлений в холле термального дворца. И режим работы ночной сиделки там был прописан четко: восьмичасовая вахта с 22.00 до 6.00!
Значит, можно надеяться, что Алекс отправится на свиданье не раньше, чем в начале одиннадцатого – после того, как передаст свою любимую Рози на попечение сиделки.
Потеряв надежду на то, что я скоро уйду, юные влюбленные в обнимку сошли вниз. Я осталась на смотровой площадке одна-одинешенька и испытала ощущение, которое французы красиво называют дежа вю. Оно не доставило мне удовольствия.
Я стояла на башне, вырастающей из темноты. Черный лес колыхался волнами, шелест листвы походил на плеск прибывающей воды. Тонкие лучики звездного света сплетались в серебряную сеть, красивую, но недостаточно прочную, чтобы подняться по ней наверх, спасаясь от черного прилива.
– Не сейчас, пожалуйста! – попросила я сама не знаю кого – подсознание свое, наверное.
Было не время предаваться пугающим грезам. Я похлопала себя по щекам, протерла глаза и снова прильнула к видоискателю. Подкрутила фокус и отчетливо увидела мост.
В свете одинокого фонаря, довольно низко – чуть выше человеческого роста – закрепленного над ограждением, была ясно видна неподвижная фигура в черном. В сочетании с чугунной вязью решетки она выглядела в готическом духе. Фонарь еще не успел разгореться, и слабый свет образовал вокруг темного силуэта розовый ореол. Но мне не нужна была подсказка, чтобы узнать Алекса!
Я сбежала по винтовой лестнице с такой скоростью, что на выходе пробила бы собой любую дверь, если бы она там вообще имелась.
Когда я пробегала мимо гестенхауза фрау Марты, тридцатью метрами левее с дребезжанием разъехались стеклянные двери станции – прибыл горный трамвай. Я спряталась за деревом, выдернула из кармана мобильник и позвонила Павлу. Нужно было направить их с Мариком по ложному следу, пока они случайно не вышли на правильный. Если они пойдут прямо, то спустятся как раз к мосту!
– Да, дорогая, как ты?
Павел спросил это с такой нежностью, что мне стало очень стыдно за себя, бессовестную лгунью, но я успокоила себя тем, что это святая ложь во спасение.
– Уже лучше, но я звоню не поэтому. Я узнала, где они сейчас – в поезде! Едут в Порцхайм.
– Откуда информация?
Голос в трубке изменился: Павел передал телефон профессионалу – агенту Маркусу.
– Галина сказала, – я продолжала вдохновенно врать. – Не удержалась и позвонила с дороги, чтобы похвалиться передо мной своей победой.
– Куда именно в Порцхайм?
– Не знаю. Галина похвасталась, что Алекс снял номер в отеле, но не сказала мне, как он называется.
– Давно ты с ней говорила?
– Только что.
– Значит, они уехали рейсом в двадцать два десять. Следующий через пять минут, – Марик рассуждал вслух. – Мы успеем, если поторопимся! Павел, нам налево – к вокзалу!
Трубка размеренно загудела.
– Правильно, поторопитесь, – запоздало согласилась я. – И я тоже потороплюсь!
Я еще раньше заметила, что боковые улочки Бад-Вильдбада все до единой кривые, как собачий хвост, никакой перспективы, но до сих пор мне это не мешало. Теперь за домами я не могла видеть мост и очень боялась, что потеряю Алекса. Что, если Галина уже подошла, и оба удалились в неизвестном направлении? Я ведь совсем не знаю немецкого и даже не смогу расспросить редких пешеходов, не видали ли они колоритную пару – красивого бледнолицего брюнета и эффектную рыжевлосую девушку!
В связи с рыжими волосами мне вспомнился только гитлеровский план «Барбаросса» – в переводе, если я не ошибаюсь, «рыжебородый». Значит, просто «рыжий» по-немецки будет «росса»? Интересно, если я буду спрашивать «росса фрау» и при этом классическим детсадовским жестом «фонарики, фонарики» по нисходящей показывать кудрявые локоны, аборигены меня поймут? Или надо будет еще изобразить выпуклую грудь и малый рост, чтобы максимально точно описать внешность Галины на языке жестов?
– Смотри-ка, какое интересное совпадение – она «росса», потому что рыжая, а он Росси, что значит «рыжий», по фамилии! – заметил внутренний голос.
– Я не верю в бессмысленные совпадения, – напомнила я. – По-моему, это все знаки, которые подает нам суфлер, которому известен сценарий пьесы.
– Ох, гордыня! – вякнул еще мой внутренний цензор, а потом я усилием воли заставила его замолчать.
Не надо указывать мне мое место в истории. Быть может, у меня в этом спектакле не самая главная роль, но репликой «Кушать подано!» я совершенно точно не ограничусь!