– Боже всемогущий!
Гавань была забита торговыми судами со всей Азии и кораблями Королевского флота. На берегу теснились палатки, в которых расположились четыре тысячи солдат экспедиционного корпуса.
Однако больше всего Струана поразили сотни китайских сампанов, облепивших берег севернее Глессинг-Пойнт. Бессчетное количество джонок и сампанов прибывали и отчаливали каждую минуту. Тысячи крошечных лачуг выросли, как уродливые грибы, на склонах одного из холмов.
– Китайцы нескончаемой волной хлынули сюда с того самого дня, когда я вернулся из Кантона, – сказал Кулум. – Одному Богу известно, сколько их тут. Они прибывают на сампанах и джонках и устремляются на берег. Потом растворяются в этой кишащей людской массе. Ночью эти дьяволы разбредаются по острову и крадут все, что можно унести.
– Господь всемогущий!
– Поначалу они селились по всему острову. Потом я уговорил Лонгстаффа временно выделить им этот склон холма. Они называют его Тайпиншань или как-то в этом роде.
– Почему ты не сказал мне?
– Мы, дядя и я, хотели, чтобы ты сам все увидел. Несколько часов не имели никакого значения. Европейцев, не считая солдат, набирается сотни полторы. Лонгстафф рвет на себе остатки своих волос. Каждое утро мы вылавливаем в гавани по десять-пятнадцать китайских трупов. Убитых или утонувших.
– Нужно самому взглянуть на этот муравейник, чтобы поверить, – сказал Робб. – Как они живут! Места было достаточно, но они прибывают целыми толпами с каждым приливом.
– Что ж, – заметил Струан, – у нас не будет недостатка в носильщиках, слугах и рабочих руках. – Он повернулся к Óрлову. – Салютуйте флагману и пошлите сигнал от своего имени: «Разрешение бросить якорь в восьми кабельтовых». Свистать всех наверх! Я жду вас на корме!
О́рлов кивнул.
Пушки «Китайского облака» прогремели, и с флагмана раздался ответный выстрел. Разрешение было дано. Команда собралась на палубе. Струан подошел к леерному ограждению полуюта:
– Всем оставаться на корабле до полудня завтрашнего дня. И до этого же времени никто не должен подниматься на борт. Ни слова о нашем грузе. Или о том, что я на борту. Любого, кто проболтается, я протащу под килем. Всем матросам – двойное месячное жалованье, деньги будут выплачены завтра к вечеру серебром. Офицерам установить вооруженную охрану на юте по вахтам. Разойтись!
Матросы прокричали тройное «ура» в честь тайпана и разошлись.
– На какое время назначена распродажа, Кулум?
– На три часа дня, отец, завтра. В Счастливой Долине.
– Робб, позаботься, чтобы мы заранее располагали правильными номерами участков.
– Да. Мы принесли список. Круглый холм покупаем?
– Разумеется.
Робб задумался на мгновение:
– Если Брок окажется так же неподатлив, как ты, нам, возможно, придется рискнуть всем нашим будущим из-за этого несчастного холма.
– Верно. – Струан подозвал О́рлова. – В две склянки утренней вахты пошли сигнал Броку от имени Робба с просьбой прибыть на борт к четырем склянкам. Разбуди меня, когда пробьет две склянки. До того времени меня не беспокоить. С этого момента ты принимаешь командование.
– Хорошо, – кивнул О́рлов.
– Я пойду вздремну. Робб, тебе и Кулуму тоже нужно выспаться. Завтра нам предстоит долгий день. Да, кстати, Кулум, может быть, ты поразмыслишь над балом. Где, как и что. Через тридцать один день. – Он спустился вниз.
Когда «Китайское облако» приближался к флагману, Кулум подошел к О́рлову:
– Пожалуйста, спустите баркас на воду, как только мы станем на якорь.
– Тайпан приказал всем оставаться на борту. Без его разрешения не будет никакого баркаса.
– Но приказ не распространяется на нас, на мистера Струана и меня! – резко проговорил Кулум.
О́рлов хмыкнул:
– Ты не знаешь своего отца, Кулум Силач. Он сказал «всем». И именно так все и будет.
Кулум направился к люку, но О́рлов остановил его, небрежно покачивая боевым цепом:
– Его нельзя беспокоить. Это тоже его приказ.
– Убирайтесь с дороги!
– Когда тайпан отдает распоряжения, он всегда взвешивает каждое слово. Спроси у своего дяди. До тех пор, пока я капитан «Китайского облака», ни одна душа не сойдет на берег! Если бы он хотел, чтобы ты туда отправился, он бы так и сказал.
– Мы пробудем на борту до полудня, Кулум, – подтвердил Робб.
Сквозь ярость, обуревавшую его, Кулум спросил себя, будут ли и ему подчиняться столь же беспрекословно, когда он станет тайпаном. Он понимал, что подобное повиновение объяснялось не просто титулом. Его нужно было заслужить.
– Очень хорошо, капитан. – Он отошел и встал рядом с Роббом у фальшборта.
Молча они наблюдали, как остров вырастает перед ними. Вскоре они смогли разглядеть круглый холм.
– Этот холм нас прикончит, – сказал Робб.
– Теперь у нас есть деньги. Брок не станет вмешиваться.
– Он будет повышать, повышать и повышать цену, зная, что Дирк все равно купит холм, чего бы ему это ни стоило. Брок прекратит торговаться, когда цена вырастет до небес. Дирк привязан к этому холму так же крепко, как мы привязаны к Благородному Дому. Теперь это вопрос лица, растреклятого лица, черт бы его побрал! Их дикая ненависть друг к другу когда-нибудь уничтожит их обоих.
– Отец сказал, что покончит с ним за эти пять месяцев, разве нет?
– Да, парень. Ему придется это сделать. Я не смогу. И ты тоже.
Кулум не мог оторвать взгляд от холма и от Гонконга.
Хочешь ты этого или нет, сказал он себе, ощущая, как у него холодеет внутри, но перед тобой сейчас твое королевство. Если ты чувствуешь в себе силу. И смелость, чтобы принять его.
Ему вдруг стало страшно.
С рассветом капитан О́рлов дал распоряжение всей команде драить и без того сверкающее чистотой судно. В две склянки он послал сигнал Броку и спустился вниз.
– Доброе утро. Две склянки, – сказал О́рлов в закрытую дверь.
– Доброе утро, капитан, – ответил Струан, открывая ему. – Входите. – Он был в зеленом ночном халате из парчи, надетом на голое тело. Струан спал без одежды в любое время года. – Распорядитесь прислать мне завтрак. И попросите мистера Робба и Кулума присоединиться ко мне за столом через полчаса.
– Насчет завтрака я уже распорядился.
– Где Вольфганг?
– Наверху.
– А китайский мальчонка?
– Вместе с ним. Бегает за ним, как собака. – О́рлов протянул Струану аккуратно написанный список. – Эти лодки подходили к кораблю прошлым вечером и сегодня утром, спрашивали вас. Жена вашего брата прислала баркас с просьбой к мужу как можно скорее прибыть на борт. Капитан Глессинг справлялся о вашем сыне. Синклер и его сестра тоже о нем спрашивали. Она также хотела повидать и вас, поэтому вы найдете ее имя в списке. Кроме того, был сигнал с флагмана: «Вашему сыну незамедлительно прибыть на борт». Капитан Глессинг ругался, как подвальная крыса, когда я отослал его ни с чем.
– Благодарю вас.
В дверь постучали.
– Да?
– Доброе утро, сэр-р! – сказал вошедший матрос. – Сигнал с «Белой ведьмы»: «С удовольствием».
– Спасибо, сигнальщик. – Матрос повернулся и исчез за дверью. Струан протянул О́рлову банковский чек на тысячу гиней. – Вместе с нашей благодарностью, капитан.
О́рлов прочел сумму. Он ошеломленно поморгал и перечел ее снова.
– Это по-княжески. По-княжески. – Он вернул чек Струану. – Я всего лишь выполнял свою работу.
– Нет. С таким количеством денег на борту – нет. Возьмите чек. Вы его заслужили.
О́рлов поколебался, потом опустил бумагу в карман. Он снял с руки боевой цеп и задумчиво положил его на полку рядом с другими.
– Ваш сын, – заговорил он после долгой паузы, – вам нужно будет хорошенько присматривать за ним. Впереди его караулит большая беда.
– А? – Струан оторвал глаза от списка.
– Да. – О́рлов поскреб свою короткую бороду.
– Что это значит? Опять ваше дьявольское ведовство?
– Опять мое второе зрение, да.
– Какая именно беда? – Из долгого опыта Струан знал, что О́рлов никогда ничего не предсказывает просто так. Слишком часто этот странный человек оказывался прав.
– Не знаю. – Неожиданная улыбка осветила лицо норвежца. – Он думает, что когда станет тайпаном, то отберет у меня мой корабль.
– Значит, вам придется заслужить его доверие, заставить его изменить свое решение, иначе вы потеряете клипер.
О́рлов ухмыльнулся:
– Да. Так я и сделаю, можете не сомневаться. – Улыбка погасла. – Но он станет тайпаном в дурной день. Кровь будет на его руках.
Помолчав немного, Струан спросил:
– Чья? Моя?
О́рлов пожал плечами:
– Не знаю. Но он доставит вам много хлопот. В этом я твердо уверен.
– Да. Так я и сделаю, можете не сомневаться. – Улыбка погасла. – Но он станет тайпаном в дурной день. Кровь будет на его руках.
Помолчав немного, Струан спросил:
– Чья? Моя?
О́рлов пожал плечами:
– Не знаю. Но он доставит вам много хлопот. В этом я твердо уверен.
– Какой сын не доставляет хлопот отцу?
– Тут вы правы. – О́рлов подумал о своей семье, жившей в Нарвике. О двух своих сыновьях, статных двадцатилетних молодцах. Оба они ненавидели и презирали его, хотя он обожал их, как обожал и свою жену Леку, лапландку. Они были счастливы вместе, пока сыновья не стали настраивать ее против него. – Да, – сказал он, чувствуя смертельную усталость, – вы правы. Как обычно.
– Вам лучше поспать немного, – сказал Струан. – Вы понадобитесь мне в восемь склянок.
О́рлов ушел.
Долгое время Струан неподвижно смотрел в пространство. Какая беда? Чья кровь? Почему «дурной день»? Потом он отвлекся от того, чему не было ответа, ограничившись заботами сегодняшнего дня и, возможно, завтрашнего.
– С каждым днем ты все больше становишься китайцем, – сказал он вслух. Улыбнувшись, он перечел список еще раз. Горт Брок. Мисс Тиллман. Квэнс. Гордон Чэнь. Скиннер. Боцман Маккей. Маккей? – Стюард! – крикнул он.
– Да, сэр. – Стюард поставил горячую воду на шкафчик, рядом с бритвенными принадлежностями.
– Передайте мистеру Кьюдахи, что, если к кораблю подойдет боцман Маккей, пусть он проводит его на палубу.
– Есть, сэр. – Стюард исчез.
Струан подошел к окнам каюты. Он смотрел на пульсирующее скопище людей, каким было китайское поселение Тайпиншань. Но голова его была занята другим: зачем приезжала Шевон Тиллман? О да, она настоящая королева, достойная того, чтобы разделить с ней ложе. Интересно, она еще девственница? Ну конечно девственница! По-другому и быть не может. А ты бы взял ее, зная, что она невинна? Без того, чтобы потом жениться на ней? Нет. В этом случае я бы не тронул ее. Мужчине нужна девственница только дважды в жизни. Один раз в молодости, когда он женится, и другой раз в расцвете лет, когда он с большой тщательностью выберет себе юную любовницу. Когда он уже научился терпению и сочувствию и может безболезненно превратить девушку в женщину.
Конечно, Шевон девственна. Нужно быть дураком, чтобы усомниться в этом. Но искорки, таящиеся в глубине ее глаз, и то, как зазывно она покачивает бедрами при ходьбе, многое сулят ее будущему супругу, а? Да, из нее получилась бы интересная любовница. Так ты хочешь жениться на Шевон? Или просто залучить ее в постель?
Если бы ты был китайцем, ты мог бы открыто иметь много жен. И все они мирно уживались бы друг с другом. Струан коротко хохотнул. Хотел бы я видеть Шевон и Мэй-мэй вместе под одной крышей. Интересно, кто бы выиграл эту битву? Потому что только битвой это и могло окончиться – обе они не женщины, а дикие кошки.
– Здравствуй, отец. – На пороге каюты стоял Кулум.
– Ты хорошо спал, дружок?
– Да, спасибо. – На самом деле Кулума мучали кошмары: ему снился холм, О́рлов на холме, предрекающий им вновь скорую бедность. О Боже, не допусти, чтобы мы опять разорились. Помоги мне исполнить то, к чему я призван. – Кстати, если мы будем хозяевами бала, нам, наверное, понадобится и хозяйка?
– Мэри Синклер?
Кулум безуспешно попытался придать себе безучастный вид.
– Да.
Струан отметил про себя, что ему нужно подыскать сыну какую-нибудь девушку, и побыстрее.
– Может быть, раз мы хозяева, будет лучше, если мы одинаково радушно примем всех, не отдавая предпочтения кому-то в отдельности. Тут у нас более двух десятков юных леди, твой глаз может остановиться на любой из них.
– О́рлов сказал, что был сигнал с флагмана. Меня требуют на борт. Могу я теперь отправиться туда? Мне нужно уточнить с Лонгстаффом последние детали земельной распродажи. Я бы хотел хорошо выполнить это его поручение.
– Отправляйся. – После паузы Струан добавил: – На твоем месте я не стал бы увольнять О́рлова.
Кулум вспыхнул:
– А, так, значит, он рассказал тебе? Мне он не нравится. От него у меня мурашки начинают бегать по коже.
– Смотри на него как на лучшего из капитанов, когда-либо ходивших под парусами. Будь терпелив с ним. Он может оказаться ценным союзником.
– Он говорит, что умеет провидеть будущее.
– Это правда. Иногда его предсказания действительно сбываются. И он далеко не один такой. «Кровь на твоих руках» может означать что угодно или вообще ничего. Не тревожься, сынок.
– Хорошо, не буду, отец. Могу я теперь отбыть на флагман?
– Да. Сразу, как только уедет Брок.
– Ты считаешь, что я не умею держать язык за зубами?
– Некоторые люди обладают даром получать нужные им сведения, просто заглянув человеку в лицо. О́рлов, например. Или Брок. Ты изменился с того момента, как увидел серебро.
– Ничуть я не изменился.
Струан взял кисточку для бритья:
– Завтрак подадут минут через двадцать.
– Как я изменился? – настаивал Кулум.
– Есть огромная разница между молодым человеком, который знает, что он разорен, и молодым человеком, который уверен в обратном. У тебя хвост торчит трубой, парень, и его видно за полмили. – Струан начал намыливать лицо. – Кулум, у тебя когда-нибудь была любовница?
– Нет, – смутившись, ответил Кулум. – В борделе я был, если ты это имеешь в виду. Почему ты спрашиваешь?
– Большинство людей в этой части света имеет любовниц.
– Китаезских?
– Китайских. Или евразийских.
– А ты?
– И я, конечно. – Струан взял бритву. – В Макао есть бордели. Восточные и европейские. Но без опаски можно посещать лишь некоторые, большинство из них заразны. Отсюда этот обычай… ты слышал о «женской болезни», французской хвори, или испанской хвори, называй ее как хочешь?
– Да. Конечно. Слышал.
Струан начал бриться.
– Говорят, первыми эту болезнь привезли в Европу Колумб и его матросы, подхватившие ее от американских индейцев. Есть своя ирония в том, что мы зовем ее французской или испанской, французы – испанской или английской, а испанцы – французской, когда виноваты все мы. Я слышал, она испокон веков существует в Индии и Азии. Ты знаешь, что от нее нельзя излечиться?
– Да.
– Тогда ты должен знать, что заразиться ею можно только от женщины.
– Да.
– Тебе известно, что мужчина может предохраняться?
– Да… да, конечно.
– Стыдиться тут нечего. Я жалею, что за последние годы у меня не было возможности поговорить с тобой. Мне бы хотелось самому рассказать тебе о… о жизни. Может быть, ты и так уже все знаешь, а может быть, просто стесняешься. Так что я расскажу тебе в любом случае. Поверь, крайне необходимо надевать чехольчик. Самые лучшие делают из шелка – их выписывают из Франции. Существует и новый тип, который изготовляют из рыбьего пузыря. Я прослежу, чтобы ты получил достаточное их количество.
– Не думаю, что мне понадобятся…
– Согласен, – прервал его Струан. – Но никакого вреда не будет, если ты запасешься ими. На всякий случай. Я не пытаюсь вмешиваться в твою личную жизнь и не предлагаю тебе стать повесой. Я просто хочу быть уверен, что тебе известны некоторые элементарные вещи и что ты сумеешь избежать опасности. Чехольчик предотвратит заражение. И не даст девушке забеременеть, избавив ее, таким образом, от больших неприятностей, а тебя от чувства неловкости перед всем светом.
– Но это против законов Божеских, не так ли? Я имею в виду, пользоваться… ну, это ведь грех, разве нет? Разве это не разрушает самого смысла любви. Ведь главное – это иметь детей.
– Так считают католики, да. И наиболее религиозные из протестантов.
– Ты ставишь под сомнение Священное Писание? – искренне ужаснулся Кулум.
– Нет, парень. Лишь некоторые из его – как бы это сказать? – толкований.
– Я всегда считал себя приверженцем передовых взглядов, но ты… знаешь, то, что ты говоришь, – это самая настоящая ересь.
– Для некоторых, пожалуй. Но Дом Господа нашего очень важен для меня – он стоит на первом месте, выше меня, тебя, кого угодно, даже Благородного Дома. – Струан продолжал бриться. – Здесь, на Востоке, существует обычай: каждый имеет свою собственную девушку. Которая принадлежит ему одному. Ты содержишь ее, оплачиваешь ее счета, прислужницу, кормишь ее, одеваешь и так далее. Когда она тебе надоедает, ты даешь ей денег и отпускаешь.
– Тебе не кажется, что все это довольно жестоко?
– Да, если делать это, не сохраняя лица. Обычно та небольшая, в нашем представлении, сумма, которую ты оставляешь ей, более чем достаточна, чтобы у девушки появилось приданое и она нашла себе хорошего мужа. Сам выбор девушки проводится с большой церемонией. Делается это через «маклера» – поверь, это не просто сводник, – и в строгом соответствии с древним китайским обычаем.