– Но разве это не то же рабство? Причем самое гнусное из всех?
– Если ты намерен купить себе рабыню – да. И если ты обращаешься с ней как с рабыней. Вспомни, как это бывает, когда ты нанимаешь слугу? Ты платишь деньги и покупаешь его на несколько лет. То же самое и здесь. – Струан провел рукой по подбородку и начал снова намыливать те места, которые показались ему выбритыми недостаточно чисто. – Мы поедем в Макао. Я договорюсь обо всем, если ты желаешь.
– Спасибо, отец, но… – Кулум хотел сказать, что покупать женщину – шлюху, рабыню, наложницу – отвратительно и грешно, – …я… э-э… благодарю тебя, но в этом нет необходимости.
– Если передумаешь, скажи мне, парень. Только не стесняйся. Я считаю, что «иметь аппетиты» вполне нормально и греха в этом нет. Но ради Бога, будь осторожен, когда идешь в бордель. Никогда не ходи туда пьяным. Никогда не ложись с девушкой, не приняв мер предосторожности. Пока ты здесь, никогда не позволяй себе вольностей с женой или дочерью европейца – особенно португальца, – иначе дело закончится твоей смертью, и очень быстро, что будет вполне справедливо. Никогда не называй человека сукиным сыном, если не готов подкрепить свои слова стальным клинком или пулей. И никогда, никогда не посещай борделей, которые не были рекомендованы тебе человеком, пользующимся твоим доверием. Если тебе не хочется обращаться ко мне или Роббу, спроси у Аристотеля. Ему можно верить.
Растревоженный всем услышанным, Кулум наблюдал, как отец быстрыми, точными движениями заканчивает бритье. Он кажется таким уверенным во всем, подумал юноша. Но он не прав – во многих вещах. Не прав. В Писании ясно сказано: плотские утехи, похоть посланы нам дьяволом. Любовь же ниспослана нам Господом. Любить женщину, не желая ребенка, – похоть. И страшный грех. Как бы я хотел иметь жену. И забыть о похоти. Или любовницу. Но это незаконно и противно Слову Божию.
– Ты купил свою наложницу? – спросил он.
– Да.
– Сколько ты заплатил за нее?
– Я бы сказал, что это не твоего ума дело, сынок, – мягко ответил Струан.
– Прости. Я не хотел быть грубым… любопытным или… – Кулум покраснел.
– Знаю. Но такие вопросы мужчины друг другу не задают.
– Да. Я просто хотел узнать, сколько стоит женщина? Если ее покупать?
– Это будет зависеть от твоего вкуса. Начиная с какого-нибудь жалкого таэля и заканчивая какой угодно суммой. – Струан не жалел, что затеял этот разговор. Лучше сделать это самому, сказал он себе, чем ждать, когда это сделают другие. – Кстати, Кулум. Мы так и не обговорили размер твоего жалованья. Ты начнешь с пятидесяти гиней в месяц. Эти деньги почти целиком пойдут на твои карманные расходы, поскольку ты будешь всем обеспечен.
– Это очень, очень щедро! – вырвалось у Кулума. – Благодарю тебя.
– Через пять месяцев эта сумма будет значительно увеличена. Как только мы приобретем землю, сразу же начнем строиться. Пакгаузы, Большой Дом – и дом тебе.
– Это было бы чудесно. У меня никогда не было дома – я имею в виду, у меня никогда не было даже комнаты, которая принадлежала бы только мне. Даже в университете.
– Человек должен иметь собственное жилье, пусть маленькое и тесное, но свое. Место, где он мог бы побыть один. Это очень важно для поддержания ясности ума.
– Пятьдесят гиней в месяц – это так много, – проговорил Кулум.
– Это не подарок. Ты их отработаешь.
С такими деньгами я могу жениться, думал Кулум. Очень легко. Он обойдется без борделей или этих грязных китаянок. Кулум с отвращением вспомнил три своих визита в публичный дом, который пользовался популярностью у студентов университета и был им по карману. Ему пришлось тогда изрядно напиться, чтобы не ударить лицом в грязь перед друзьями и заставить себя войти в вонючую комнату. Шиллинг за то, чтобы повозиться на влажных от пота простынях с коровоподобной ведьмой, вдвое старше его годами. Чтобы избавиться от болей, посланных дьяволом, – проклятия всех мужчин. И потом обязательные недели кошмарного ожидания, не проявится ли болезнь. Господи, избавь меня впредь от греха! – помолился он.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Кулум?
– Да, спасибо. Знаешь, я, пожалуй, пойду побреюсь перед завтраком. Извини меня. Я не хотел… ну, я не хотел показаться грубым.
– Знаю.
– Подошел баркас Брока, сэр-р, – доложил матрос.
– Проводи его вниз, – распорядился Струан, не поднимая глаз от перечня участков, который передал ему Робб.
Кулум и Робб почувствовали, как с каждой секундой ожидания растет напряженность в каюте.
Дверь открылась, и Брок вошел, тяжело ступая. Он широко улыбнулся:
– Ага, так это все-таки ты, Дирк. Я так и подумал, что ты на борту!
– Выпьешь?
– С удовольствием. Доброе утро, Робб. Доброе утро, Кулум.
– Доброе утро, – ответил Кулум, ненавидя себя за страх, охвативший его при появлении этого человека.
– Эта одежда сидит на тебе прямо лучше не надо. Ты теперь, надо полагать, станешь мореходом? Как твой батюшка?
– Нет.
Брок уселся в морское кресло:
– В последний раз, когда я видел твоего батюшку, он шел под таким креном, что жуть брала. Прямо сказать, тонул он. Ужас, да и только. Страшное это было происшествие – несчастный-то случай. – Он принял от Струана кружку с ромом. – Благодарствуйте. К тому времени как я управился с этим чертовым огнем, невесть откуда взявшимся в той кромешной тьме, прямо как молния из бездны, и приготовился идти к нему на выручку, глядь, Господи, а его уж и нет нигде. Всю ночь мы тогда провели в поисках и бо́льшую часть следующего дня.
– Я ценю такую заботливость с твоей стороны, Тайлер, – произнес Струан.
– Прошлой ночью я послал Горта справиться о тебе. Очень, прямо, странно, а, Кулум?
– Что странно, мистер Брок?
– Как что? Да ведь этот дьявол-карлик даже не знал, что твой батюшка у него на корабле. И никому не разрешено было подниматься на борт до полудня, как я слышал. И встали вы под прикрытием пушек флагмана. А ты спрашиваешь, что тут странного.
– Горт коснулся флагштока? – спросил Струан.
– Ага. Очень он только расстраивался. Все говорил, что это было все равно как вбить еще один гвоздь в твой гроб. Ужасно он не хотел этого делать.
Струан протянул ему банковский чек на двадцать тысяч гиней.
– Спасибо, Дирк, – сказал Брок, не прикасаясь к чеку и даже не глядя на него. – Только он не мой. Может, тебе лучше самому отдать его Горту. Или прислать ему на борт. Эти деньги ты не мне платишь.
– Как пожелаешь, Тайлер. Он будет на распродаже?
– А как же.
Струан взял в руки список участков:
– Лучшие прибрежные участки идут под номерами семь и восемь к западу от долины, шестнадцать и семнадцать в центре, двадцать два и двадцать три к востоку. Какие ты хочешь для себя?
– Ты предлагаешь мне вот так свободно взять и выбрать, Дирк?
– Тут хватит нам обоим. Ты выберешь какие захочешь. Мы не станем торговаться против тебя. А ты против нас.
– Я подумал о том же. Это будет справедливо. Шестнадцатый и семнадцатый из прибрежных участков и шестой и седьмой из городских.
– Мы возьмем седьмой и восьмой у берега. И третий и четвертый в городке.
– Идет. Остается круглый холм. Ты все так же собираешься купить его, а?
– Да.
Брок приложился к кружке. Он чувствовал беспокойство, снедавшее Кулума.
– Флот завтра уходит, Дирк. Ты слышал об этом?
– Нет. Уходит куда?
– На север. Воевать, – с сардонической усмешкой ответил Брок.
– Я и забыл, что у нас война, – сказал Струан с коротким смешком. – Еще один прорыв к Пекину? Зимой?
– Да. Наши доблестные вожди приказывают кораблям двигаться на север. У твоего лакея вместо мозгов пушечные ядра. Я слышал, адмирал чуть не визжал от возмущения, но Лонгстафф лишь повторял как заведенный: «На север, клянусь Господом, я приказываю вам идти на север! Мы покажем этому языческому сброду, как нарушать договоры! Они это надолго запомнят!»
– Флот не пойдет на север.
– Теперь, когда ты вернулся, может, и не пойдет. Печальное это дело, когда тайпаном оказывается человек вроде Лонгстаффа. Смех один, а не представитель Короны. И когда люди вроде тебя нашептывают ему на ухо. Когда нам всем приходится уповать на тебя, чтобы спасти наш флот. – Он шумно прочистил горло, потом потянул носом воздух. – До чего странно пахнет у вас на корабле.
– О?
– Запах денег. Да, деньгами пахнет, точно. – Брок быстро повернулся к Кулуму. – Стало быть, ты больше не банкрот, а, парень?
Кулум промолчал, но кровь бросилась ему в лицо.
Брок удовлетворенно крякнул:
– Я почуял это, когда ты встал на якорь, Дирк. Господи, даже еще раньше, когда ты только вошел в гавань. Стало быть, ты не потонул и деньги у тебя есть, чтобы расплатиться, а я в очередной раз проиграл.
– Я почуял это, когда ты встал на якорь, Дирк. Господи, даже еще раньше, когда ты только вошел в гавань. Стало быть, ты не потонул и деньги у тебя есть, чтобы расплатиться, а я в очередной раз проиграл.
– Когда истекает срок моих векселей?
– Сегодня, как тебе хорошо известно.
– Хочешь отсрочить платеж?
– Если бы не лицо этого парнишки, да и всех на борту, я бы спросил себя, уж не блефуешь ли ты. Может, никакого серебра и нет в твоих трюмах. Но меня не провести. Это написано на каждой роже здесь на корабле, исключая твою – и Робба. Я приму твой банковский чек сегодня, клянусь Богом. Никакого кредита.
– После распродажи мы все уладим.
– До нее. Да, до нее. Лучше тебе быть свободным от всех долгов, прежде чем ты начнешь торговаться на аукционе, – сказал Брок, сверкая глазом, и его злоба прорвалась наружу. – Ты опять побил меня, да проклянут тебя Господь и дьявол, которому ты служишь, на веки вечные! Но круглый холм будет моим. Он будет моим.
– Он принадлежит Благородному Дому. А не тому, кто тащится следом.
Брок поднялся, сжав кулаки:
– Я еще плюну на твою могилу, клянусь Богом!
– А я буду плевать на твою компанию с моего холма, клянусь Богом! Еще до захода солнца!
– Может статься, во всей Азии не наберется столько сокровищ, чтобы заплатить такую цену, клянусь Богом! Желаю здравствовать всем вам. – Брок в ярости ринулся из каюты, и его сапоги застучали по трапу.
Кулум вытер потные руки.
– Этот холм стал твоей ловушкой, Дирк. Он прекратит торговаться и разорит нас, – сказал Робб.
– Да, отец. Я знаю, что он так и сделает.
Струан распахнул дверь каюты:
– Стюард!
– Да, сэр-р.
– Мистера Кьюдахи ко мне. Быстро!
– Есть, сэр-р.
– Послушай, Дирк, – продолжал Робб. – У тебя есть шанс. Сделай с ним то же, что он собирается сделать с тобой. Прекрати вдруг торговаться. Пусть он сам разгребает эту кучу. Тогда конец ему. Ему! Не нам!
Струан не произнес ни слова. Раздался стук в дверь, и в каюту торопливо вошел Кьюдахи:
– Слушаю, сэр-р?
– Катер на воду. Скажите боцману, пусть доставит мистера Робба и мистера Кулума на «Грозовое облако». Там он дождется мистера Кулума и отвезет его на флагман. Потом пусть возвращается сюда. Собрать всех на палубе у кормы!
Кьюдахи закрыл за собой дверь.
– Отец, дядя прав. Ради всех святых, неужели ты не видишь, что этот проклятый пират загнал тебя в ловушку?
– Тогда нам остается только посмотреть, не вытащат ли нас святые, которых ты помянул, из этой ловушки. Это вопрос лица!
– Дирк, – взмолился Робб, – почему ты не прислушаешься к голосу разума?
– Сара хочет видеть тебя на борту. Пока о серебре ни слова. И, Кулум, дружок, если Лонгстафф спросит обо мне, скажи только, что я на корабле. Больше ничего.
– Дирк, это твой единственный шанс…
– Тебе лучше поторопиться, Робб. Передай мои наилучшие пожелания Саре и детям. – Он вернулся к вороху бумаг на столе.
Робб знал, что спорить дальше бесполезно. Он молча вышел. Кулум последовал за ним с тоской в сердце. Он понимал, ничто на свете не заставит отступить его отца – или Брока. Благородный Дом поставил все свое будущее на никчемный холмик земли, выросший на никчемной скале. Глупо, кричало все его существо. Почему отец так чертовски, так безнадежно глуп?!
Глава 12В тот же день после полудня Струан стоял рядом с большой палаткой, которую он распорядился установить на берегу Счастливой Долины. Он смотрел, как капитан О́рлов надзирает за матросами: те перетаскивали бочонки с баркаса на берег и укладывали их ровными рядами внутри палатки. Он был настолько поглощен этим, что не слышал, как сзади к нему подошла Мэри Синклер.
Ее лицо обрамлял капор, подвязанный под подбородком. Коричнево-красное суконное платье волочилось по песку, оно было туго перетянуто в талии, придавая фигуре форму песочных часов по моде того времени. Но ткань была низкого качества, а покрой старомодным. Мэри прятала руки в потертую муфту, на плечи она набросила серую шаль, которая очень шла к ее глазам. Она выглядела аккуратной, невзрачной, бедной, замкнутой и полной достоинства.
– Привет, тайпан, – сказала она.
Струан, вздрогнув, вышел из задумчивости.
– О, привет, Мэри. Ты выглядишь очаровательно.
– Благодарю вас, добрый сэр, – сказала Мэри с мимолетной улыбкой и сделала изящный книксен. – Это такая высокая похвала для бедной девушки.
Пляж и долина быстро заполнялись торговцами, их женами и детьми – все в праздничном настроении, приодетые к случаю. Они обменивались друг с другом приветствиями и громко переговаривались. Группы солдат и матросов – все офицеры в парадной форме – расположились в разных местах долины. Баркасы постоянно доставляли на берег новые семьи и офицеров. В прибрежной полосе, сбившись в кучки, ловили рыбу несколько сампанов, а к западу шумной толпой стояли любопытные китайцы, отделенные от долины кордоном из морских пехотинцев.
Столик аукционера поставили на небольшом возвышении в пятидесяти ярдах от палатки Струана, и, взглянув туда, шотландец заметил неподалеку от него Гордона Чэня. Молодой человек тут же поклонился ему. Струан понял, что его сын хочет поговорить с ним и поэтому, должно быть, уже долгое время терпеливо ждет, когда представится возможность сделать это, не привлекая к себе внимания.
– Здравствуй, Гордон. Я освобожусь через минуту! – крикнул он.
– Благодарю вас, сэр, – откликнулся Гордон, кланяясь снова.
Струан увидел Робба, прогуливающегося с Сарой. Сара ступала грузно, с напряженным лицом. Рядом с ними резвилась Карен. Струан поискал глазами Кулума, но не нашел его и решил, что тот все еще на флагмане. Потом он вдруг увидел его, занятого оживленной беседой с Глессингом. Струану показалось странным, что Кулум не подошел к палатке сразу же, как только прибыл на берег.
– Прошу прощения, тайпан, мисс Синклер, – сказал О́рлов. – Все бочонки на берегу.
– Надеюсь, что так, капитан О́рлов, – лукаво улыбнулась Мэри. – Я слышала, вы перетаскивали их с баркаса последние два часа без перерыва. Вы хотите споить все европейское население острова, мистер Струан?
Струан коротко хохотнул:
– Нет. Благодарю вас, капитан.
О́рлов отдал честь Мэри и скрылся в палатке с несколькими матросами. Другие собрались вокруг нее, одна группа села рядом на берегу и принялась играть в кости.
– Ты пришла рано, Мэри. Торги начнутся не раньше чем через час.
– Капитан Глессинг был настолько любезен, что предложил проводить меня на берег, – сказала она. – Давайте пройдемся немного, если вы не возражаете.
– Конечно, – ответил Струан, уловив тревожную нотку в ее голосе.
Они не спеша пошли вглубь острова.
Внизу в долине было сыро, вчерашний дождь оставил после себя широкие зеркальные лужи. От небольшого водопада, петляя, сбегал тихий ручеек. К шуму прибоя добавлялось неумолчное жужжание мух, стрекоз, пчел и слепней. Лучи солнца несли с собой обещание весны.
Когда они отошли достаточно далеко, Мэри остановилась:
– Во-первых, я хотела сказать вам, как больно мне было услышать о вашей утрате.
– Спасибо, Мэри.
– Я пыталась увидеться с вами до того, как вы отбыли в Кантон.
– Я помню. У тебя доброе сердце.
– Вчера вечером я попробовала попасть на ваш клипер. Мне хотелось знать, как вы себя чувствуете. Это был плохой йосс.
– Да. Но это позади. В прошлом.
– В прошлом. Однако я читаю боль на вашем лице. Другие не видят ее, но я вижу.
– А как дела у тебя? – спросил он, пораженный, как всегда, тем, что Мэри могла выглядеть такой обыкновенной – милой, нежной, такой, какой она должна была быть, но не была. Мне следовало бы презирать ее, подумал он, но вопреки всему она мне нравится.
– Жизнь стала интересной. На некоторое время. – Мэри оглянулась на пляж. Брок, Горт и Нагрек Тум, Элиза Брок и ее дочери сходили на берег со своего баркаса. – Я рада, что вы опять побили Брока. Так рада!
– А разве я его побил?
Мэри прищурилась:
– Сорок лаков серебра? Четыре монеты?
– Откуда тебе известно об этом?
– Неужели вы забыли, тайпан? У меня есть друзья в высоких сферах. – Она произнесла это самым обычным тоном. Но когда она была рядом с тайпаном, эти «друзья» вызывали у нее презрение.
– У кого хранятся другие половинки монет, кто эти люди?
– Вы хотите, чтобы я узнала?
– Может быть, я думаю, что это тебе уже известно.
– Ах, тайпан, вам действительно нет равных. – Ее голос потеплел еще больше. – Я знаю, где находятся две. Когда выясню про остальные, я вам сообщу.
– А у кого две первые?
– Если бы вам удалось устроить кому-нибудь такой огромный заем, сколько половинок вы оставили бы себе?