– А как проходят испытания те, кто на самом деле знает правила?
Парень рассмеялся:
– Седьмой компьютер заклинило, он считает за правильный ответ лишь ответ «да», хоть кол ему на лбу теши, то есть на экране теши. Консервная банка, тупая и упрямая, ну никакого соображения, а еще болтают некоторые умники про искусственный интеллект.
– Почему его не чинят?
– Денег нет, – хитро прищурился инструктор, – и потом, туда не всех сажают, некоторых лишь, понимаешь?
– А-а-а, – дошла до меня истина, – сколько я вам должна?
– Ничего, – фыркнул парень, – на вот, держи еще протокол, тут по вождению «отлично» поставили.
– Но как же, хоть на бутылку возьми.
– Да не пью я совсем, – отмахнулся парень, – считай, спасибо говорю.
– За что?
– За то, что от бандюги вчера прикрыла, – вздохнул инструктор, – ведь и впрямь я виноват был, зазевался чуток.
С новенькими правами в кармане я отправилась в экспериментальный театр. Нельзя сказать, что его здание расположилось в самом удачном месте. Улица Двадцати шести бакинских комиссаров. Странное название для магистрали! Ведь у этих несчастных молодых людей, погибших, как они считали, ради счастья простых тружеников, существовали имена и фамилии, я даже знала одну – Фиолетов, запала в голову со школьных времен. Ну нельзя же так, всех вместе, скопом… Улица кончилась. Минуточку, а где театр? Пришлось обращаться к аборигенам. Но никто не мог подсказать местонахождение цитадели искусства. Ни молодая мать с коляской, ни женщина с продуктовой сумкой, ни бабулька… А у мужика, тащившего ящик с пивом, я сама не стала спрашивать, такой в театр не ходит.
Наконец две девочки возраста Лизы принялись долго и путано объяснять дорогу. Проплутав между одинаковыми блочными домами, я вырулила к небольшому кирпичному дому и увидела долгожданную вывеску: «Театр Зимина. Служебный вход».
Глава 10
Внутри не было дежурного. Вернее, он куда-то отошел. На письменном столе, установленном прямо у двери, лежали газета и очки. Обрадовавшись, что мне не придется объясняться с вахтером, я пошла по коридору.
За первой дверью переодевалась женщина примерно моих лет.
– Простите, – робко поинтересовалась я, – не знаете, где можно найти Лену Яковлеву?
– Кто же это такая, милочка? – сквозь зубы бросила дама, нанизывая на пальцы кольца явно из «самоварного» золота.
– Она в сегодняшней постановке играет горничную…
– Дорогуша, – протянула собеседница, – ну не могу же я знать всех статистов?! Право, смешно обращаться с подобным вопросом к приме. Ступайте, ангел мой, в 24-ю комнату, там находится помреж Ваня, у него и осведомитесь.
Чувствуя себя так, словно наступила на собачью какашку, я побрела на поиски нужного кабинета. Но никакого Вани там не оказалось. Пришлось остановить мужика, одетого во фрак.
– Где помреж?
– Ванька? В кулисе стоит, вон там.
Я увидела растрепанного мужика в весьма потертых джинсах, лихорадочно говорившего двум парням в синих комбинезонах:
– Если еще раз вместо зеленого загорится… Чего тебе?
Сообразив, что последняя фраза относится ко мне, я открыла было рот:
– Лена Яковлева…
– Нет, – застонал Иван, – только не говори, что она опять прислала подмену, дура, выгоню раздолбайку. О мой бог, как мне все надоело!
– Вы не поняли, она мне нужна.
– Мне тоже, – окрысился Иван, – между прочим, до начала всего ничего, а Яковлевой нет. Убью, когда придет.
Весьма нелогично, кто же тогда играть будет?
– А где можно найти Петю?
– Яковлевского бывшего хахаля? В двенадцатой.
Пришлось возвращаться назад и всовывать голову в душную, пропахшую потом комнату.
– Петя здесь?
– Петруччио, тебя! – крикнул высокий блондин в мятом камзоле.
– Ну? – высунулся из-за занавески еще один блондин. – Чего?
– Не знаете, где Лена Яковлева?
– Нет. И вообще, мы давно расстались, не обязан же я всю жизнь за ней следить, вот и Ванька на метле летает. Может, запила?
– Она пьет?
– Нет, но вдруг начала!
– Да ладно тебе, Петруччио, – хмыкнул один из одевавшихся парней, – у Ленки роль шикарная, во втором акте, небось через полчаса появится.
– А что за роль? – заинтересовалась я. – Большая?
– Классическая, – хохотнул говоривший, – два слова: «Кушать подано», правда, говорят, будто Яншин из подобной роли делал изумительную миниатюру.
Зазвенел звонок, и ожил динамик на стене:
– Первая картина, внимание, прошу не опаздывать.
Парни потянулись на выход. Петя сказал:
– Сядьте на диван у двери, сразу увидите, когда Ленка пойдет.
Я послушалась и устроилась на холодной коже. Вахтер, пожилой мужик, похожий на тучную мышь, поглядел в мою сторону поверх очков, но ничего не сказал. Я же пришла не с улицы, а вышла из глубины театра, и он посчитал меня за свою.
Время тянулось жутко медленно. От скуки я пересчитала все трещины на стене и дырки в линолеуме. Около десяти стало ясно, что я трачу время впустую: Яковлева не придет. Я дошла до станции метро «Юго-Западная», села на маршрутное такси и через сорок минут была уже на платформе Переделкино.
Утром, едва будильник показал девять, я позвонила Яковлевой.
– Алле, – ответил хриплый мужской голос.
– Лену позовите, Яковлеву.
– Ленка, – заорал мужик, – слышь, Ленка!.. Нету ее!
– Тогда Гулю.
– Ей, Гулька, Гулька, поди сюда!
– Да, – донеслось из трубки.
– Гуля? Я вчера была у вас, искала Лену… Она не приходила?
– Она не придет, – тихо-тихо пробормотала Гуля.
– Почему?
– Под машину попала, – всхлипнула Гуля, – из милиции около семи вчера позвонили.
– Сейчас я приеду! – выкрикнула я и понеслась к электричке.
Гуля открыла мне дверь и заплакала.
– Ну-ну, – пробормотала я, – ужасно, конечно, но слезами Лену не вернешь, жаль, такая молодая.
– Она жива пока, – всхлипнула Гуля.
– Ну да? – обрадовалась я. – Где лежит?
– В Склифосовского.
– Давай собирайся, поедем…
– Не могу, – хныкала Гуля, – на работу надо. Может, вы сходите, а?
– Родственники у нее есть?
– Мать с сестрой, в Коломне живут, вечером обещали приехать.
У станции метро «Проспект Мира» я купила килограмм черешни и несколько бананов. Но фрукты передать мне не удалось. Молоденькая медсестра в огромном накрахмаленном колпаке глянула на прозрачный пакет с ягодами и вздохнула:
– Она без сознания, на аппаратном дыхании.
– Жить будет?
– Состояние тяжелое.
– Как же такое случилось?
Сестричка пожала плечами.
– Автомобильная катастрофа, подробностей я не знаю. Наше дело лечить, а не разбираться, как это случилось.
– Говорить она может?
– Пока нет.
– А когда?
Девушка стала терять терпение:
– Знаете, что такое аппаратное дыхание?
– Нет.
– Грубо говоря, трубка в горле. Звоните завтра.
Я выпала на улицу и побрела вдоль проспекта к метро. Над магистралью стояло синее марево, то ли от жары, то ли от выхлопных газов. Шедшие навстречу люди разделись почти до неприличия. Мужчины в шортах и сандалиях на босу ногу, девушки в топиках и мини-юбочках.
Сев в вестибюле на скамеечку, я призадумалась. Ну и что теперь делать? Черт, надо было узнать у медсестры, какое отделение милиции занимается этим наездом или где произошел несчастный случай.
Дурная голова ногам покоя не дает. Съев мороженое и выпив бутылку противно пузырящейся на языке воды, я пошлепала назад. На этот раз у двери с надписью «Реанимация» сидела другая медсестра, пожилая.
– Елена Яковлева, поступившая вчера…
– Сейчас, – отозвалась женщина и крикнула: – Леонид Сергеевич, о Яковлевой спрашивают!
Высунулся парень в голубой пижаме, увидев меня, он посуровел и произнес:
– Проходите.
Я вошла в ординаторскую.
– Вы кто Яковлевой?
– Подруга, а что случилось?
– Она умерла.
– Как? – заорала я. – Почему? Еще час тому назад жива была!
– Травмы, не совместимые с жизнью, – начал перечислять доктор, – открытая черепно-мозговая, перелом позвоночника, разрыв печени, перфорация легкого. Просто удивительно, как она пережила ночь. К сожалению, подобные больные обречены даже после всех операций.
Я тупо кивала в такт его словам.
– Вам плохо? – участливо поинтересовался врач и тут же крикнул: – Катя, принеси валерьянку!
– Не надо, – пробормотала я. – А отчего с ней такие жуткие вещи произошли?
– Ее привезли по «Скорой», – пояснил доктор, – взяли сразу в экстренную хирургию. Организм молодой, сильный, боролся, как мог, но увы!
– Вы сообщили в милицию?
– Так работники ГИБДД все сделали, – спокойно пояснил врач, – только, как всегда, никого не найдут.
– Почему?
– Ну у нас тут, на этаже, много из-под колес, – разоткровенничался эскулап, – приходят следователи, и каждый раз одна картина. Ничегошеньки пострадавший не помнит: ни цвета, ни номера… Свидетели тоже чушь несут – гиблое дело. Если водитель сам на месте аварии не остался, все. А в случае с Яковлевой и спросить-то некого, она просто лежала, ее случайно шофер-дальнобойщик заметил, в кювете…
Я вновь дошла до «Проспекта Мира» и уселась на ту же скамейку. Оборвалась единственная ниточка, ведущая к убийце. И что же теперь делать? Искать его среди домашних Славина. Проверить надо всех: Нору, Тамару, Аню, милых деток Николая, Андрея, Сергея, тихую дочку Свету и саму Ребекку. Хотя нет, Бекки тут явно ни при чем, стала бы она нанимать меня, если бы была замешана в преступлении. Нет, Ребекка – единственный человек, который может помочь в поисках, вот сейчас вернусь домой и поговорю с ней.
Но сразу попасть в Алябьево мне не удалось. Отчего-то все электрички, следовавшие в сторону Калуги, были отменены. Вернее, на 14.10 я не успела, а следующая отправлялась лишь в 17.20, те, что в промежутке, доезжали только до Солнечной. Побродив около билетных касс, я приняла соломоново решение: доеду до Солнечной, а там сяду на маршрутное такси. Уже отъезжая от вокзала, я вспомнила, что забыла купить детективы, и расстроилась. Вряд ли на станции стоит лоток с книгами. Хотя почему бы и нет?
Самое интересное, что на платформе были сразу две точки, предлагавшие литературу. Одна меня не слишком заинтересовала. Худая, почти изможденная женщина с мрачно горевшими глазами, одетая не по погоде в глухое, темное платье, торговала книгами на религиозную тематику, зато в двух шагах от нее, на складных столиках, раскинулось настоящее великолепие – обожаемые мною издания в бумажных ярких обложках.
Я принялась отбирать томики. Продавец, молодой парень, лузгающий без остановки семечки, быстро подсчитал сумму. Я полезла в сумку и не нашла там кошелька. Пришлось в полном отчаянии вытряхивать на столик содержимое ридикюльчика: расческа, зеркальце, пудреница, носовой платок, пара ментоловых конфеток, ключи, водительские права, жвачка «Орбит», какие-то скомканные бумажки, ручка… Но кошелек, довольно большой, из искусственной кожи с надписью «Версаче», подарок Кирюшки на день рождения, исчез без следа.
Глаза наполнились слезами. Нет, это уже слишком! Вчера триста рублей, сегодня двести…
– Все потому, что бесовские книжонки купить решила, – злорадствовала тетка с церковной литературой. – Господь, он все видит. Вот кабы ко мне подошла, так и денежки бы остались. Это ангел-хранитель беду от тебя отвел, чтобы гадость не приобрела.
– Слышь, Настька, заткнись подобру-поздорову! – рявкнул парень и плюнул в сторону женщины шелухой. – Ей-богу, договоришься, поколочу. Надоела, богомолка хренова! А вы, дама, не расстраивайтесь. Примета такая есть – немного потеряешь, потом больше получишь. Я тут до девяти вечера просижу, книжечки ваши никто не возьмет, сходите домой за деньгами и возвращайтесь. А то, хотите, так забирайте. Завтра на работу поедете и занесете.
– Вы мне поверите? – удивилась я.
– Хорошего человека сразу видно, – усмехнулся парень.
– Можно, я тогда одну возьму, вот эту? А деньги – либо сегодня вечером, либо завтра привезу.
– Силен, дьявол, силен, – завела «церковница», – ангел упреждает, а бес искушает. Не бери книги, на Страшном суде ответишь! Подумай, зачем господь тебя денег лишил, покайся!
– Настька, закрой хлебало! – вызверился торговец.
– Правду говорю, – бубнила тетка, пока я складывала вещи в сумочку, – правду. Вон, у тебя ежели кто что купит, тут же расплата и наступает.
– Ты чего несешь?
– Ага, – засмеялась женщина, – сам знаешь. Третьего дня мужик бесовщину взял, отошел, да на ровном месте упал и ногу сломал, скажешь, не было?
– С каждым случиться может, он выпивши был.
– Бабка книжонку купила, так у ей сердце схватило, «Скорая» приезжала…
– Ну и что? Старая совсем, а жара какая?!
– Нет, – хрипло каркала фанатка, – нет, божья кара настигла за разврат. А та девка расфуфыренная? Схватила дрянь и мигом под поездом оказалась.
От неожиданности я уронила незакрытую сумочку, и все сложенное высыпалось на платформу.
– Вы видели, как погибла Лика?
– Жуть! – дернулся парень. – Я два дня потом не мог торговать.
– Чуял свою вину, – прокомментировала Настя.
Я глянула на продавца.
– Как тебя зовут?
– Миша.
– Видишь ли, Мишенька, несчастная девушка, угодившая под электричку, моя родственница, не можешь ли ты припомнить, как все произошло?
Михаил наморщился, потом потер затылок и начал рассказ.
В тот день он, как всегда, торговал детективами и любовными романами. На бизнес не жалуется, народ хватает книжки, есть даже постоянные покупатели, заказывающие новинки… Но девушку, купившую произведение Джеки Коллинз, он не знал. Она впервые подошла к его лотку и, честно говоря, была мало похожа на человека, пользующегося электричкой. Незнакомка резко выделялась среди толпы, топтавшейся на платформе в ожидании поезда. Во-первых, элегантной одеждой, красивой ярко-зеленой сумочкой и такими же туфлями, во-вторых, прической. И пахло от нее потрясающе. Пока красавица перебирала книги, Миша наслаждался ароматом незнакомых духов. Его жена купила себе недавно «Русскую красавицу», и Мише нравился этот запах. Но от дамы веяло необыкновенным парфюмом, очевидно, так благоухает богатство.
Женщина разглядывала прилавок, и тут у нее в сумочке зазвонил телефон. Она вытащила маленький аппаратик и мелодичным голосом сказала:
– Жду тебя, хорошо, спасибо.
Потом сунула крохотный телефончик в карман, подняла на Мишу бездонные глаза и нежным голосом сказала:
– Вот эту, пожалуй.
Глядя в ее приветливо улыбающееся лицо, Миша пробормотал ошарашенно:
– Двенадцать рублей.
Отчего-то он назвал отпускную цену склада. Незнакомка изящной ручкой протянула пятидесятирублевую купюру, и тут сзади подошел мужчина и произнес:
– Ну, пошли!
– Николя, – воскликнула девушка, – это ты?
– Ясное дело, – ответил подошедший, – а что?
– Лицо у тебя какое-то… – пробормотала необычная покупательница.
– По поводу морды лица все претензии к маме и папе, – засмеялся мужчина, взял ее под руку, и они двинулись по краю платформы, в самый конец, туда, где обычно останавливается первый вагон.
Миша оглядел стройные ноги женщины, машинально отметил, как она красиво идет, даже не покачиваясь в зеленых туфлях на высоких каблуках, и вздохнул.
Пара смешалась с толпой и исчезла, тут только Михаил сообразил, что сжимает в кулаке ассигнацию, он забыл дать девушке сдачу.
Парень выскочил из-за лотка и быстрым шагом пошел за красавицей, и тут к перрону с ужасающим воплем подлетела электричка. Раздался жуткий скрежещущий звук, вагоны, лязгнув, попытались остановиться, электровоз изо всех сил старался удержать состав, потом послышался дикий, какой-то звериный крик. Толпа на едином дыхании ломанулась вперед. Миша бежал вместе со всеми, не понимая, отчего у него бешено колотится сердце. Людской поток скатился по лестнице вниз. Первое, что увидел Миша, были зеленые элегантные туфли и сумочка.
– Наверное, они пошли в поселок, – вздыхал Михаил, – и не заметили электричку. Хотя странно, она так гудела, прямо разрывалась, но там вообще гиблое место, косогорчик такой, и тропиночка вниз бежит, крутая. Небось не удержалась на каблуках, упала и покатилась.
– А мужчина куда делся?
Миша пожал плечами:
– Не знаю. Думаю, в обморок упал, только я там не мог долго стоять, к книжкам вернулся. Тут бабы говорили, несчастная эта еще жива была, когда из-под поезда вытаскивали, в машине померла, в «Скорой». Да вы у Катьки спросите.
– У кого?
– В кассе сидит, все знает всегда, просто ведьма.
– Господи, накажи его за язык поганый, – ожила Анастасия.
Я побежала к кассе и застучала в окошко. Хмурая, довольно пожилая баба с пережженными «химией» волосами гаркнула:
– Нет электричек, видишь объявление!
– Вы Катя?
– Ну?
– Миша, тот, который книгами торгует, сказал, будто вы видели, как девушка под поезд бросилась. Ее звали Лика Славина, она моя родственница…
– Ой, господи, – мигом подобрела кассирша, – ну-ка, обойди будку с той стороны, там дверка.
Я втиснулась внутрь крохотного помещения и чуть не скончалась от удушья. В небольшой комнатке, размером чуть больше сигаретной пачки, жутко воняло потом и дешевыми духами. Впрочем, жара в кассе стояла неимоверная, не спасал даже оглушительно стрекочущий вентилятор.
– Ой, господи, – причитала Катя, жадно вглядываясь в мое лицо, – как же она так, зачем? Из-за любви, да?
Я посмотрела на ее бесформенную фигуру и слишком ярко накрашенные губы. Надо же, лет кассирше около шестидесяти, а до сих пор верит в роковые чувства.
– Вы сами видели, как она бросилась?
– Нет, – разочарованно покачала головой Катя, – я подскочила, когда вытаскивали. Вот где ужас! Жива она была еще, по мне, так лучше сразу… В кровище все, ее на носилки кладут, а она бормочет:
– Сумочка где, сумочка…
Я ей говорю:
– Не волнуйся, тут все, и сумочка, и туфельки. А она как-то странно всхлипнула и спросила: