– Кто?..
– Поэтому я провел некоторое расследование, позвонил в справочную и узнал, что квартира принадлежит некой мисс С. Уэй. Мне также известно, что мистер Мак-Дафф работает у знаменитого мистера Г. Уэя. Нет ли между однофамильцами родственных связей?
– Кто вы?
– Вы говорите со Свладом, известным вам как Дирк Чьелли, но в настоящее время носящего фамилию Джентли по причинам, которые было бы излишним сейчас называть. Я хочу пожелать вам доброй ночи. Если вам захочется побеседовать со мной, я буду в пиццерии на Верхней улице минут через десять. Захватите с собой деньги.
– Дирк! – воскликнул Ричард, выйдя наконец из оцепенения. – Ты… Ты собираешься шантажировать меня?
– Нет, глупец, ты всего лишь заплатишь за пиццу. – Щелчок в трубке, Дирк Джентли отключился.
Остолбеневший Ричард какое-то время стоял, не двигаясь, держа в руках трубку. Затем он вытер пот со лба и с превеликой осторожностью, словно больного хомячка, положил трубку на рычаг. Мозг его медленно включался и пока еще был столь же пуст, как у младенца, сосущего палец, но вот на уровне хромосом началось движение в подкорковой части мозга, и он услышал колыбельную. Тряхнув головой, он попытался освободиться от наваждения и побыстрее снова сел перед автоответчиком.
Он не знал, что делать. Нажать или не нажать кнопку прослушивания, но сам не заметил, как уже нажал ее. Не прошло и четырех минут оркестровой музыки, медленно наполнившей комнату своими успокаивающими звуками, как в прихожей послышался шум открываемого дверного замка.
В панике Ричард выключил автоответчик, вытащил кассету и поспешно сунул ее в карман, а на ее место вставил новую, лежавшую рядом. У него дома тоже лежала вот такая же стопка кассет.
Сьюзан, секретарь Уэя, аккуратно снабжала его ими. Бедная многострадальная Сьюзан. Он должен завтра утром выразить ей свое соболезнование, если у него будет время и он не забудет.
Неожиданно для себя он вдруг передумал и тут же вынул новую кассету и заменил ее старой, которую вытащил из кармана. Включив перемотку, он сел на диван и постарался в считанные секунды принять самую непринужденную, интригующе расслабленную позу, многозначительно спрятав руку за спиной.
Лицу своему он придал выражение искреннего раскаяния, задумчивости и томности влюбленного. Едва успел он это проделать, как в комнату вошел не кто иной, как Майкл Вентон-Уикс.
Все вдруг замерло и остановилось.
За окном утих ветер. Остановились в своем полете ночные совы – а может, это было не так, и они продолжали летать. Но это уже было не важно. Выключились батареи отопления, подававшие тепло, и в комнате повеяло холодом.
– Что ты делаешь здесь, Среда? – потребовал ответа Ричард, вставая с дивана и чувствуя, как его переполняет гнев.
Майкл Вентон-Уикс был крупный мужчина, с вечно печальным лицом. Многие звали его еще Средой, ибо именно в этот день он обычно почему-то щедро раздавал всяческие обещания. Он был одет в отлично сшитый костюм своего отца, покойного лорда Магна, заказанный тем у портного лет сорок назад.
Имя Майкла Вентон-Уикса стояло в первых строках чрезвычайно ограниченного списка избранных, которых Ричард откровенно презирал.
Ричард не любил Майкла еще и потому, что ему противна была сама мысль о существовании таких субъектов, которые не только считают себя высшей кастой, но еще и обижаются на всех за то, что тем, мол, невдомек, как нелегко нести бремя собственной элитарности.
Причина неприязни Майкла к Ричарду была совсем простой: Ричард не только не любил Майкла, но еще и не скрывал этого.
Майкл бросил долгий и печальный взгляд в сторону передней, откуда наконец появилась Сьюзан. Увидев Ричарда, она остановилась, положила сумочку и принялась разматывать шарф. Затем, расстегнув и сняв пальто, она передала его в руки Майклу и, приблизившись к Ричарду, влепила ему звонкую пощечину.
– О Боже, как я мечтала об этом весь вечер! – буквально в ярости воскликнула она. – И перестань делать вид, что у тебя за спиной букет, который ты забыл принести. Хватит, ты это уже проделал в прошлый раз.
Вскинув голову, она демонстративно повернулась к нему спиной.
– На этот раз я забыл коробку шоколадных конфет, – печально произнес Ричард, показывая удаляющейся спине Сьюзан свои пустые ладони. – Мне нужны были свободные руки, чтобы по стене забраться в твою квартиру. Не представляешь, каким дураком я себя почувствовал, когда влез сюда.
– Не смешно, – оборвала его Сьюзан и ушла в кухню. По звукам, которые вскоре донеслись оттуда, было похоже, что она принялась молоть кофе голыми руками. Для столь милой и деликатной девушки, у Сьюзан было слишком много темперамента.
– Это правда, – взмолился Ричард, полностью игнорируя присутствие Майкла. – Я чуть не разбился.
– Не жди, что я поверю твоему вранью, – крикнула из кухни Сьюзан. – Если ты намерен продолжать шутить в таком роде, я с удовольствием запущу в тебя чем-нибудь острым и тяжелым, только появись.
– Как я понимаю, бесполезно объяснять тебе что-либо и просить прощения, – обреченно произнес Ричард.
– Еще бы! – Сьюзан появилась на пороге кухни, глаза ее метали молнии, нога угрожающе постукивала по полу.
– Сколько можно, Ричард! – воскликнула она. – Ты опять скажешь, что забыл. Как у тебя хватает наглости после всего считать себя человеком, даже если у тебя две ноги, две руки и как будто голова на плечах? Ты ведешь себя, как презренный микроб, дизентерийная амеба! Но даже самое ничтожное одноклеточное не подводит так свою подружку.
– Согласен, я подвел тебя, – отрывисто и быстро произнес Ричард! – Но знала бы ты, что произошло. Тебя бы тоже обескуражила лошадь в ванной. При твоей любви к аккуратности и порядку…
– О Майкл, – нетерпеливо прервала Ричарда Сьюзан, обращаясь к своему гостю. – Да не стой же ты с таким видом, будто ты шар, из которого выпускают воздух. Благодарю тебя за ужин и концерт, все было очень мило, и я получила удовольствие от всех твоих неприятностей, которыми ты со мной так щедро поделился. Было приятно отвлечься на время от своих. Но теперь будет лучше, если я поскорее найду твою книгу и выпровожу тебя домой. У меня масса дел, я буду очень занята и не смогу уделить тебе внимания, а я знаю, как это обижает тебя…
Она взяла из рук Майкла свое пальто и повесила его на вешалку. Держа пальто Сьюзан в руках, Майкл настолько проникся важностью этого действия, что почти не замечал того, что происходило вокруг. Поэтому, когда Сьюзан взяла у него пальто, он как бы растерялся и с трудом вернулся к действительности. Словно проснувшись, он удивленно перевел на Ричарда свои большие коровьи глаза.
– Ричард, я… э-э-э… я прочитал твою статью… в журнале «Постижение». Музыка и… э…
– «Фрактальные пейзажи»[6], – быстро помог ему Ричард. Он менее всего собирался обсуждать с ним его идиотский журнал. Вернее, его бывший журнал.
Но, кажется, именно это ему теперь грозило.
– Э… да, очень интересная статья… – продолжал Майкл своим бархатным, приятным, обволакивающим голосом. – Абрисы гор, деревьев и все такое прочее. Рециркулирование водорослей.
– Рекурсивные алгоритмы.
– Да. Конечно. Очень интересно. Но как неправильно, как ужасно несправедливо. Я хочу сказать, неправильно для журнала. Ведь это журнал, посвященный искусствам. Я никогда не позволил бы печатать такое в моем журнале. Ни за что! Росс окончательно погубил его. Окончательно. Он должен уйти. Должен. Ему чужды какие-либо высокие чувства, и к тому же он вор.
– Нет, он не вор, Среда, это явный абсурд, – огрызнулся Ричард, не заметив, что уже был втянут в спор, несмотря на то, что зарекся этого не делать. – Он не виноват в том, что ты потерял журнал. Во всем виноват ты сам…
Майкл со свистом втянул в себя воздух, столь велико было его негодование.
– Ричард, – сказал он своим самым вежливым и мягким голосом. Говорить с ним, подумал Ричард, все равно что запутаться в парашютном шелке. – …Ты не понимаешь, как важно…
– Майкл, – тихо, но решительно не дала ему закончить Сьюзан и открыла дверь. Майкл Вентон-Уикс покорно кивнул и сник еще больше.
– Вот твоя книга. – Сьюзан протянула ему небольшой потрепанный томик о церковной архитектуре графства Кент. Майкл взял его, пробормотал слова благодарности, растерянно оглянулся, словно удивился чему-то, но тут же овладел собой и молча, уже на прощанье, кивнув, ушел.
Ричарду совсем не понравилось, что в обществе Майкла он все время испытывал странное напряжение и тревогу и, когда тот ушел, почувствовал, как словно гора свалилась с плеч. Он никогда не одобрял странной симпатии Сьюзан к Майклу, хотя она и пыталась скрыть ее намеренной грубостью. Значит, именно поэтому она и грубит ему…
– Сьюзан, что мне сказать тебе? – виновато начал Ричард.
– Скажи хотя бы для начала: «Ох!» Ты не доставил мне этого удовольствия, когда я влепила тебе пощечину, и, кажется, основательную. Господи, почему так холодно? Зачем открыто окно?
– Сьюзан, что мне сказать тебе? – виновато начал Ричард.
– Скажи хотя бы для начала: «Ох!» Ты не доставил мне этого удовольствия, когда я влепила тебе пощечину, и, кажется, основательную. Господи, почему так холодно? Зачем открыто окно?
Она подошла к окну и опустила поднятую раму.
– Я же тебе говорил. Я влез через окно, – объяснил Ричард.
Что-то в его голосе заставило ее вдруг посмотреть на него в испуге и удивлении.
– Это правда, – подтвердил он. – Все как на рекламе шоколадной фабрики, только в руках кавалера, когда он взбирался по водосточной трубе, была коробка конфет. – Он виновато улыбнулся.
Сьюзан застыла в удивлении.
– Господи, что заставило тебя сделать это? – спросила она наконец и посмотрела из окна вниз. – Ты мог убиться! – Она перевела на него испуганные глаза.
– Да, конечно, но… – промямлил Ричард. – Мне ничего другого не оставалось. Сам не знаю, как я решился, – неловко пошутил он. – Но ты же отобрала у меня ключи, помнишь?
– Мне надоело, что ты приходишь, когда вздумается, и опустошаешь мой холодильник, вместо того чтобы самому сходить в лавку. Ричард, неужели ты взобрался по этой стене?
– Я во что бы то ни стало хотел быть здесь, когда ты вернешься.
Сьюзан, все еще не веря, с сомнением покачала головой:
– Было бы лучше, если бы ты находился здесь, когда я уходила. Значит, ты поэтому вырядился в эту старую и грязную одежду?
– Да. Неужели ты думаешь, что я в таком виде явился на званый обед в колледже св.Седда?
– Если на то пошло, я уже не знаю, что в твоем понимании считается разумным поведением. – Она вздохнула и порылась в ящике столика. – Вот, это в следующий раз спасет тебе жизнь. – Сьюзан вручила ему ключи. – Я слишком устала, чтобы сердиться, Ричард. На вечер с Майклом ушли последние остатки моих сил.
– Никак не могу понять, что ты в нем нашла, – промолвил Ричард, отправляясь в кухню за кофе.
– Я знаю, тебе он не нравится, но он очень милый и, может быть, по-своему меланхолично обаятелен. В его обществе невольно отдыхаешь, потому что он настолько поглощен собой, что ничего не требует от другого. Он вбил себе в голову, что я могу помочь ему с журналом. Разумеется, это заблуждение. Я ничего не смогу для него сделать. В жизни, увы, чудес не бывает. Мне действительно его жаль.
– А мне нисколько. У него в жизни все шло как по маслу. А теперь вот отняли любимую игрушку. Подумаешь, что в этом несправедливого?
– Дело не в справедливости. Мне просто жаль его, потому что он несчастен.
– Конечно, несчастен. Росс превратил его журнал в острое, поистине умное издание, которое теперь читают все. А что было прежде? Журнал еле дышал. Все, что Майкл делал, – это угощал кого-нибудь завтраком и просил что-нибудь написать для своего журнала. Кое-как вышла пара номеров. Все это была пустая затея. Он просто тешил свое тщеславие. Не нахожу в этом ничего интересного и тем более обаятельного. Прости, что заговорил об этом.
Сьюзан смущенно повела плечами.
– Ты, мне кажется, преувеличиваешь. Хотя, возможно, следует держаться от него подальше, если он намерен заставить меня сделать то, что я просто не могу сделать. Это слишком большая нагрузка для меня. Ладно, теперь о другом. Я рада, что у тебя был чертовски плохой вечер. Я намерена серьезно поговорить с тобой относительно конца недели. Что ты предлагаешь?
– А-а, я… – начал Ричард, – понимаешь…
– Ладно, мне прежде надо проверить, что записано на автоответчике.
Сьюзан, обойдя Ричарда, подошла к столику с телефоном. Прослушав несколько секунд послание Гордона Уэя, она неожиданно выключила автоответчик и вынула кассету.
– Я не буду этим заниматься, – решительно заявила она, отдавая кассету Ричарду. – Можешь все это передать завтра утром Сьюзан, когда будешь в офисе. Ты освободишь ее от необходимости приезжать сюда. Если там есть что-то важное, она сообщит мне.
Ричард, беспомощно моргая, промямлил:
– Э-э-э, хорошо. – И сунул кассету в карман, испытывая нешуточные угрызения совести.
– Итак, конец недели… – продолжила прерванный разговор Сьюзан, садясь на диван.
Ричард провел вспотевшей от волнения ладонью по лбу.
– Сьюзан… я…
– Боюсь, что я буду занята. Никола заболела, и мне придется подменить ее на концерте в пятницу. Что-то из Моцарта и Вивальди, что я не очень хорошо знаю, поэтому, боюсь, мне придется много работать. Мне очень жаль…
– Дело в том, что у меня тоже много работы, – поспешил сказать Ричард и сел рядом.
– Я знаю. Гордон требует от меня, чтобы я все время напоминала тебе о работе. Мне это совсем не нравится. Это не мое дело и это ставит меня в двусмысленное, даже унизительное положение. Я устала от того, что все время кто-то оказывает на меня давление, Ричард. Слава Богу, хоть ты этого не делаешь. Обними меня.
Он сжал ее в объятиях, чувствуя себя незаслуженно счастливым. Час спустя он ушел, но пиццерия была уже закрыта.
А тем временем Майкл Вентон-Уикс добирался к себе в Челси. Невидящим взором глядел он в окно такси, и его пальцы отбивали по стеклу медленный ритм.
Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук.
Ом относился к тому опасному типу людей, которые мягки, податливы и добродушны, как жующие коровы, если у них есть все, что им хочется. А поскольку он всегда имел то, что ему хочется, и был вполне доволен этим, то все считали, что он такой, каким кажется, – мягкий, податливый и добродушный. Но тот, кто захотел бы прощупать эту мягкость и податливость, был бы немало удивлен, наткнувшись на нечто твердое и не поддающееся никакому нажиму. Мягкость и податливость существовали в нем лишь для того, чтобы охранять это твердое и неуступчивое нечто.
Майкл Вентон-Уикс был младшим сыном лорда Маша, издателя, газетного магната и заботливого отца, под чьим крылом Майклу удалось издавать свой журнал с поистине фантастическими затратами и провалами. Лорд Магна правил медленно разоряющейся, но все еще респектабельной семейной издательской империей, созданной еще его отцом, первым лордом Магна.
Майкл костяшками пальцев продолжал отбивать дробь по стеклу.
Тук-тук, тук-тук.
Он вспомнил ужасный, поистине страшный день, когда отец, заменяя перегоревшую лампочку в настольной лампе, был убит электрическим током, и делами издательства стала заниматься мать. Не просто заниматься, а вести их с необыкновенной решительностью и энтузиазмом. Она провела полную проверку дел, и от ее острого глаза не ускользнула ни одна деталь. В конце концов она добралась и до журнала своего сына.
Тук-тук-тук.
Майкл достаточно понимал, как должны выглядеть финансовые отчеты, свидетельствующие об успехе журнала, и убедил отца, что все обстоит именно так.
– Я не хочу, чтобы это было просто синекурой для тебя, старина. Ты должен трудом зарабатывать свой хлеб, иначе как это будет выглядеть? – поучал сына лорд Маша, и Майкл с самым серьезным видом утвердительно кивал, в уме прикидывая, какие цифры он должен представить отцу в следующем месяце, если удастся выпустить очередной номер журнала.
Его мать не была столь снисходительной к своему великовозрастному дитяти и не собиралась потакать его капризам.
Майкл, говоря о матери, обычно сравнивал ее с боевым оружием, например с прекрасно изготовленной алебардой с инкрустацией и гравировкой на древке и везде, где только возможно, кроме, конечно, блестящего, наводящего ужас лезвия топорика. Один взмах – и ты даже не почувствуешь удара, а посмотрев на часы, вдруг обнаружишь, что руки, на которой они находились, как не бывало.
Она терпеливо ждала, во всяком случае, не торопилась, находясь всегда рядом, но чуть в стороне, преданная жена и любящая, но строгая мать. Но вот час настал, и, образно говоря, кто-то вынул алебарду из ножен, и все в испуге бросились наутек.
В том числе и Майкл.
Глубоким убеждением его матери, которая в душе боготворила сына, было, что он окончательно и бесповоротно избалован в самом худшем смысле этого слова. И, пока еще не поздно, она вознамерилась его перевоспитать.
Ей понадобилось буквально не более нескольких минут, чтобы раскрыть тайну мифических цифр прибыли, якобы приносимой журналом, и сообразить, насколько он обескровливает бюджет фирмы, а также и то, что деньги уходят в основном на дорогие завтраки, такси и жалованье персоналу. Счета Майкла незаметно растворялись в огромных и без того расходах издательства Магна.
Она наконец вызвала Майкла к себе.
Тук-тук-та-та-та-а-а.
– Как ты предпочитаешь, чтобы я говорила с тобой – как с сыном или как с редактором одного из моих журналов? Мне все равно, выбирай.
– Твоих журналов? Да, я твой сын, но я не понимаю…
– Сейчас поймешь, Майкл. Я хочу, чтобы ты посмотрел эти цифры, – резко сказала леди Магна, передавая ему распечатку. – Цифры слева показывают фактические приходы и расходы по журналу «Постижение», те же, что справа, – это твои цифры. Тебе ничего не кажется странным?