Кобра… Она ведь даже не знает, кто ее родители. Просто однажды в планету врезался астероид, и спастись на нескольких успевших взлететь кораблях удалось немногим. И в числе прочих – годовалой девочке. Неизвестно даже, русская ли она – скорее всего, нет. Хотя всякое может быть, планета Новая Норвегия славилась курортами, люди приезжали со многих обитаемых миров, в том числе и из Российской империи.
Вот так, сирота без роду и племени. Но Империи все равно, кто ты по крови, главное, чтобы ты был русским. Вначале, конечно, попытались установить личность. А потом, когда не удалось отыскать родных, детский дом. Вполне пристойное заведение, но в любом случае не семья. В космос она ушла по расчету. Подала заявление на контрактную службу, рассчитывая, отслужив срок, получить хорошие деньги, которые позволят безбедно жить, а потом поступать в университет. И когда ей предложили идти в летное училище, долго размышляла, прежде чем согласиться. Как она сама призналась, подошла к вопросу по принципу: не понравится – оттрублю один контракт, а дальше будет проще, пилоты везде нужны. Пока нравится…
Вот так, у каждого свой путь, свои мотивы. Но не объяснять же… Серов посмотрел на девушку и обнаружил, что она спит, свернувшись клубочком на его кровати. Подействовало лекарство. И на него, кстати, тоже. Вздохнув, он встал, накрыл Дану одеялом и направился в кают-компанию. Диван был достаточно мягким и удобным, так что оставалось только завернуться во взятый из каюты плед и спокойно проспать до утра.
Они отстыковались от линкора в восемь утра по корабельному времени, оставив все как есть. Скачали только коды доступа из адмиральского архива – так, на всякий случай. Больше русские не прикасались ни к чему. Возможно, они еще вернутся сюда и обеспечат погибшим достойные похороны. А может, и не вернутся, и тогда эти корабли останутся величественными мавзолеями, памятниками верности долгу одних и подлости других. И это тоже не худший вариант.
Как ни странно, все чувствовали себя бодрыми и отдохнувшими. И, кстати, согласились с высказанными за завтраком доводами Серова о дальнейших перспективах в случае, если информация о Лафкрафте выйдет на всеобщее обозрение. Так что – только на самый верх, и то, если спросят, а там видно будет. И «Фаэтон», беспрепятственно разогнавшись, легко ушел в гиперпространство, чтобы двое суток спустя выйти из него возле ничем не примечательной системы.
Спокойный вышел бросок. Всех забот-то, что вызвать к себе Кобру с Доком и открытым текстом спросить у них, что случилось, какие у них опять проблемы и почему они, умники, не могут никак в себя прийти. Оказалось, и впрямь Кобра взревновала своего малыша к валькириям ледяного мира, а тот от великого ума ляпнул что-то вроде «не ворчи, не жена еще». Ну и, соответственно, слово за слово, хреном по столу… Пришлось звездануть кулаком по столу, наорать на обоих, после чего все вроде бы успокоились. Вот только какое-то напряжение все равно осталось. Ладно, перемелется – мука будет.
Ну, и Дана опять слегка удивила. Во время ночевки в командирской каюте обнаружила гитару. Серов ее таскал с собой постоянно, хотя сам играл паршиво – слух был так себе. Но посидеть время от времени в гордом одиночестве, порелаксировать, пощипать струны любил. И очень удивился, когда выяснилось, что девчонка играет лучше него. Реально намного лучше. Серову приходилось как-то видеть профессионального гитариста-испанца. Так вот, Дана играла практически на его уровне. И на вопрос, где научилась, почему-то смутившись, призналась – у бабушки, в детстве.
Док тогда поинтересовался еще, кто бабушка-то. Бабушка оказалась самой настоящей актрисой, в архиве корабля нашлось даже пару фильмов с ее участием. Посмотрели. Ну, не бог весть что как актриса, но красивая женщина. Потому и, не выбившись на первые роли, снималась тем не менее регулярно. Однако все это – лирика, а сейчас вновь наступали суровые будни, начавшиеся, как и положено, с выхода из гипера.
Единственное, чем отличался этот выход от всех остальных, была его точка, на которую Серов выводил свой корабль невероятно осторожно, буквально в ручном режиме. А все для того, чтобы фрегат оказался в трехмерном пространстве не в сутках пути от планеты, а совсем рядом, только затормозить успеть. Чуть промахнешься – и амба. Но данный вариант, несмотря на кажущуюся опасность, обеспечивал кучу плюсов, которые, по их совместным прикидкам, должны были позволить быстро и качественно решить вопрос сотрудничества с местными кадрами. Уж больно нагло они порой себя вели, особенно зная, что их не долбанут чем-нибудь тяжелым. И совсем иначе, если поверили в обратное.
Ох, как все забегали! Патрульный корвет показал чудеса маневренности, уворачиваясь от тормозящего русского фрегата, хотя, по всем расчетам, они и без того должны были разминуться километрах в ста друг от друга. Пузатый грузовик, который он эскортировал, величественно нырнул в сторону и, в свою очередь, зацепил занятый уклонением от русских шустрый корвет, заработав себе пробоину в борту, а корвету – снесенные стабилизаторы, антенны, башни… в общем, с борта патрульного смело буквально все. Звонкая ругань неслась на всех волнах, но Серова со товарищи она мало интересовала, поскольку «Фаэтон» явно не успевал затормозить, идя прямиком на висящий на низкой орбите терминал.
Откровенно говоря, попасть в космическую станцию в разы сложнее, чем пройти мимо нее, но Серову требовался именно эффект неминуемой катастрофы. Зачем? Да затем, чтобы его считали полным отморозком. Таких не любят, зато боятся. Второе важно, а на любовь… На нее-то как раз и ему, и всем остальным было горячо наплевать.
У-ух! Больше всего они сейчас опасались, что с терминала начнут отстреливать спасательные капсулы. Те ведь летят хоть и в разные стороны, но финишировать стремятся на планете, а стало быть, имеют неплохие шансы оказаться на пути. С такой скоростью, как у них, еще одну дырку в кое-как залатанном корпусе заработать можно запросто. Однако на станции, видимо, оцепенели от ужаса, и только кто-то по слогам, вибрирующим от ужаса голосом, молился на весь эфир. Ну все, хватит зрелищ.
В последний момент «Фаэтон» опустил нос и нырнул к планете, пройдя в несчастной полусотне метров от борта терминала. Выхлопом маневровых двигателей снесло все, что высовывалось за пределы бронированного корпуса. Серов усмехнулся одними губами, вдавил клавишу – и в эфире разнесся здоровый, жизнерадостный смех. В записи, естественно – у космонавтов в тот момент имелись дела поважнее.
До входа в атмосферу оставались считанные минуты, и корабль одновременно тормозил и трансформировался. Из корпуса выдвигались тонкие, узкие, как у стрижа, атмосферные крылья, делая фрегат похожим на увеличенный до безобразия старинный самолет. Помещения заполнил пронзительный рев, от которого не спасала никакая изоляция. Еще через несколько секунд «Фаэтон» затрясло. Кобра обернулась и проорала:
– Входим в атмосферу!
Харя у нее была при этом такая счастливая, что аж завидно. Лично Серов от атмосферных маневров никакого удовольствия не испытывал, но пилоты – существа особые, у них другое понятие о том, что хорошо, а что нет, и Кобра не была исключением. Нос фрегата еще чуть-чуть наклонился – и корабль скользнул вниз, точно по грани, отделяющей нормальный спуск от неуправляемого падения. Йех-хоу!
– Что вы делаете, идиоты! – отчаянно вопил кто-то. Голос был противным и сиплым – небось, только что и сорвал. Вообще, крикуна можно было понять. Если «Фаэтон» рухнет… Об этом слабонервным лучше не думать. Даже если не учитывать действующие реакторы и бомбовый груз фрегата, одной кинетической энергии хватит, чтобы в случае столкновения пробить тоненькую кору планеты и добраться до ее раскаленного ядра. После этого на и без того сейсмически нестабильной планете можно ставить крест – проснувшиеся вулканы живо сделают ее непригодной для жизни. Как говорится, оставшиеся в живых будут завидовать мертвым.
Серова вдруг охватило веселье. Почему? Сложно сказать, но ощущение всемогущества, которое давал послушный его воле корабль, точно сыграло свою роль. Врубив микрофон, он заорал во всю глотку:
– Эй, залетные!!!
Эфир замер. А потом взорвался. И в мешанине тарабарщины – говорили как минимум на дюжине местных наречий, которые на «Фаэтоне» не знали и изучать не собирались – самым употребляемым оказалось слово «Русские!».
Все, теперь можно было не опасаться, что кто-то от великого ума стрельнет или сунется под ноги. Простую истину: тронешь русского – прилетит толпа и оторвет тупую башку, вбивали соседям в головы долго и тщательно. Наверняка те, кто на планете, солидарно с теми, кто на орбите, сейчас испуганно жмутся и ищут, куда бы спрятаться.
А фрегат между тем плавно подкорректировал курс и пронесся над местной столицей. Нью-Ниамей – город, конечно, солидный, аж на полмиллиона населения, но собственного космопорта не имеющий, а потому и к пролетающим над крышами звездолетам непривычный. Особенно когда они жарят со скоростью, в восемь раз превышающей звуковую.
А фрегат между тем плавно подкорректировал курс и пронесся над местной столицей. Нью-Ниамей – город, конечно, солидный, аж на полмиллиона населения, но собственного космопорта не имеющий, а потому и к пролетающим над крышами звездолетам непривычный. Особенно когда они жарят со скоростью, в восемь раз превышающей звуковую.
Фрегат круто развернулся – Кобра решила полихачить, ну и пускай ее. Кресло под задницей сдавленно пискнуло, купируя перегрузки. Такова уж его доля. Правда, обратно возвращались уже не особенно торопясь – все равно необходимое впечатление произведено, в городе наверняка не осталось ни одного целого стекла, а трехсотметровая махина старомодного, облицованного стеклом небоскреба, попавшаяся на пути, сложилась, будто была из кубиков, после того, как фрегат прошел на несчастные десять метров выше его крыши. Эта маленькая техногенная катастрофа с многочисленными жертвами в плане не значилось, но если местные так паршиво строят – так и пусть им будет хуже.
А потом фрегат завис над городом, и всем там, внизу, резко поплохело. Потому что если найдется идиот, который пальнет по кажущемуся сейчас таким уязвимым фрегату хоть с орбиты, хоть планетарной батареей, то корабль рухнет аккурат на столицу. Или будет уклоняться, врубит маршевые двигатели прямо в атмосфере и превратит и город, и половину континента заодно в пепелище. От местных военных, которые традиционно имеют в мозгах одну извилину, да и ту натертую фуражкой, станется не подумать о последствиях. Хотя нет, подумали. Скорее всего, сравнили свои корабли, самый новый из которых сошел со стапелей лет этак семьдесят назад, и новенький русский фрегат, посчитали, сколько времени продержится их флот в случае открытого боя, и дружно сделали в штанишки. Умные ребята, маразмом не отмеченные, инстинктом самосохранения не обойденные…
– Ну что, пошли? – Серов встал, шевельнул плечами. Из машинного согласно хохотнул Док. – Не скучайте, девушки!
– Иди уж, – Кобра повернулась от своего пульта. На лбу ее Серов рассмотрел крупные, как горох, капли пота. – Сажай разумное, доброе, вечное.
– Неправильно формулируешь. Добро надо сеять, это зло лучше сажать.
– Зло надо расстреливать. Главным калибром. Ни пуха…
– К черту, – и командир решительным шагом направился к шлюзу.
Торжественное вступление русских на планету выглядело ничуть не менее экстравагантно, чем прилет. Просто в центр площади, расположенную непосредственно перед резиденцией местного президента, приземлились на гравитационных ранцах две пугающе-черные фигуры и неспешным шагом двинулись ко входу. Черная ртуть боевых скафандров переливалась в голубоватом свете местного солнца.
Резиденция, кстати, была хоть куда. Настоящий дворец в колониальном стиле. Поразительно, как эти народы любят возводить строения в духе более развитых соседей, чьими рабами они когда-то были. Причем копируют бездумно, порой без оглядки и на местные реалии, и на прошедшие века. Данный случай был этому факту ярким подтверждением.
Всего два этажа, но высотой с пятиэтажное здание. Колонны – высокие и невероятно дешевые на вид. Неудивительно, кстати, сооружен дворец был не из из полагающихся по канону гранитных или там известковых глыб, а из паршивого местного бетона. Аляповатая лепнина. Окна – высокие и без стекол, что после пролета «Фаэтона» норма. Такое вот обиталище здешнего пожизненного президента. А иного варианта для них и нет – или ты держишь власть, либо, отдав ее, знаешь, что тебя рано или поздно грохнут. Впрочем, тех, кто не отдает, тоже периодически грохают, так что до преклонного возраста мало кто доживает.
А как попасть внутрь? На вид довольно просто. Высоченные двери – и пара гвардейцев у входа, застывших, как истуканы. Рубашки цвета хаки, шорты, высокие ботинки. Для местного климата – самое то. А вот шлемы, не многофункциональные боевые комплексы, как в армиях нормальных государств, а выкрашенные в белый цвет железные котелки, навевали на грустные мысли по поводу состояния здешних вооруженных сил. В руках – карабины, самые обычные, кинетические, с примкнутыми штыками. Древность жуткая, хотя в умелых руках дел может натворить изрядно. При условии, конечно, что руки и впрямь умелые, и их хозяев учили не только часами стоять неподвижно, гордо выпятив подбородок.
Хотя стоять, надо признать, они умели, и даже бровью не повели от вида зависшего прямо над головами, ощетинившегося орудиями боевого корабля. А может, просто в ступор впали – гадать по поводу загибов их тонкой душевной организации никто не собирался.
Идти было недалеко, всего метров тридцать. Как раз чтобы полюбоваться внушительного размера памятником. Тоже в колониальном, точнее, постколониальном стиле. Две пушки, на вид самые настоящие, и небольшая горка ядер треугольником. Простенько и без затей. Ядра, разумеется, новодел – ну кто в эту дыру попрет с Земли настоящие? А с пушками интереснее. Чугунными кругляшами они никогда в жизни не стреляли, поскольку для такой пошлости не были предназначены. Стандартные десантные плазмотроны эпохи массовой колонизации. Последние сняты с вооружения лет двести назад. Видимо, неведомый скульптор решил не мучиться, мол, эти все схавают. Учитывая, что памятник стоит, и впрямь сжевали, да еще и добавки попросили.
Подойдя к гвардейцам, Серов помахал перед носом ближайшего рукой. Тот моргнул. Ага, стало быть, живой. Ни статуя, ни киборг и не впавший в кому пациент дурдома. Это радует.
– Слышь, черномазые, где тут ваш главный людоед проживает?
Ни ответа, ни привета. Молчат, как рыбы об лед, таращатся. Правду в справочнике написали, дрессируют их по прусской системе. Чтоб, значит, сержантов боялись больше врага. И сержанты, выходит, неплохие. Не перевелись еще профессионалы в глубинке. Но сейчас такие несгибаемые выражения лиц явно лишние.
– Значит так. Твоя моя помогать, или моя твоя отрывать башку. Ферштеен?
Ответить гвардейцы, даже если и хотели, просто не успели. На втором этаже зазвенели, вываливаясь из рамы, остатки стекла, и в окне показался характерной формы ствол пулемета. Русских при виде такого чуда едва кондратий не хватил. Дура еще то ли докосмической, то ли раннекосмической эпохи, пятидесятый калибр, это если по классификации, принятой в Альянсе, или двенадцать и семь десятых миллиметра по русской. Ничего себе раритет! Даже если новодел, все равно интересно, они такой и видели-то один раз, в музее.
Пулемет заревел. Именно так – не застрекотал, не зарокотал, а заревел. К счастью для гвардейцев, короткая очередь прошла выше голов. То ли она изначально планировалась как предупредительная, то ли фамилия пулеметчика была Криворучко. Так или иначе, гвардейцы отреагировали адекватно, зайцами бросившись в разные стороны. Вот они были – а вот их нет, только валяются на земле блестящие хромированными стволами карабины.
– Слышь, ты, придурок! – заорал стрелку Док. – Я тебе сейчас твой пулемет вокруг шеи завяжу. Все, показал, что герой – а теперь уматывай на все четыре стороны, пока мы добрые!
Предложение более чем щедрое. Увы, пулеметчик не внял, и следующая очередь сбила с ног Серова. Скафандр, естественно, не пробила, но синяки будут. И разозлила, соответственно, капитально.
Увы, проделать с решившим поиграть в несгибаемого борца с русской агрессией умником все то, что выдала ему буйная и разозленная фантазия, Серов не успел. Док одним слитным, привычным движением вскинул к плечу штурмовой лучемет. Вообще-то это оружие полагалось таскать расчету из двух человек, но в руках механика оно смотрелось игрушкой. Ш-ших-х! Огненный шарик рванулся в сторону наглеца, чтобы, влетев в окно, разорваться уже внутри. Полыхнуло так, что на секунду затмило местное светило. От сотрясения со стены разом осыпалась штукатурка, а уши космонавтов спасли только встроенные в скафандры фильтры, погасившие звук.
– Ну, вот так всегда, – буркнул Серов и пнул одетую в щегольский сапог ногу, вышвырнутую силой взрыва из окна. – Невежливые они тут все какие-то.
– Зато мы вежливые. Приласкаем так, что на всех хватит, – ухмыльнулся Док.
– Это точно, – Серов поднялся по ступеням, решительно подошел к двери, толкнул раз, другой… – Не открывается. Заперли, небось. Кто же так гостей встречает?
– Ну-ка, отойди, – Док снова вскинул лучемет. Полыхнуло, и большая часть дверей просто исчезла. – Слушай, похоже, эти двери надо было тянуть на себя.
– Да? – Серов посмотрел на остатки косяков с висящими на них петлями, убедился, что товарищ прав, и развел руками. – Не подумал, извини.
– Да и пес с ними. Пошли, что ли.
Внутри дворец оказался таким же, как и снаружи. В смысле стилизованный под старину, аляповатый и довольно обшарпанный. Серов посмотрел направо, налево, оценил длину коридоров…
– И куда нам идти дальше, интересно?
– Неважно, куда ходить. Главное, не под себя.