Шариф вспомнил, что в автомобильной аптечке он видел ножницы, когда перебирал лекарства. Порывшись, он нашел и попробовал их на прочность. Легкий инструмент из мягкого металла не внушал доверия, но это было лучше, чем ничего.
Юноша двинулся к зарослям зонтичной акации и тамариска. Здесь он насобирал сухих веток для костра. Пожалуй, на всю ночь этого не хватит, подумал Шариф, а хищники могут прийти. Он осмотрел невысокие кустистые деревья. Одна из акаций была выше и крепче других. На ее ветвях можно было расположить на ночь на высоте метров двух над землей.
Разделывание змеи заняло у Шарифа около часа, но в конце концов он справился с этой задачей. Самым сложным было отделить голову, но и это ему удалось. Разведя костер, Шариф соорудил над пламенем перекладину и намотал на нее змеиную тушку. Сначала он обжарил ее на большом огне так, чтобы мясо дало корочку. Затем убавил огонь и стал ждать, когда еда окончательно приготовится. Он сидел, думал о своей жизни и поворачивал «вертел» над огнем.
«Как странно все складывается, – думал Шариф, – сначала я был изгоем в чужой стране, теперь стал изгоем в своей». Он почти уже не помнил своего детства. Какие-то отрывочные воспоминания иногда всплывали в его голове. Шариф не мог даже вспомнить лица своего отца. Как много всего с тех пор произошло!
Очень долго Шариф считал, что «Дядьсаша» – это полное имя русского капитана, который его спас. После прибытия в холодную Россию Шарифа на несколько дней поместили в больницу. Он с удивлением смотрел на большое количество белокожих людей, потом он привык к их лицам, и они перестали его смущать. Шариф быстро нахватался самых обыденных словечек и фраз. Врачи громко смеялись, когда он пытался говорить по-русски, и Шарифу это нравилось. Нравилась ему и вкусная разнообразная пища, и чистые постели. Через несколько дней «Дядьсаша» забрал его из больницы и привел к себе домой.
Как жили русские, Шарифу не понравилось. Конечно, туалет, горячая и холодная вода, газ на кухне – все это было здорово. Но вот пятиэтажные серые коробки домов на таких же серых улицах приводили Шарифа в уныние. У него на родине было много солнца. У себя на родине Шариф всего два раза был в городе. Он ездил туда вместе с отцом. Этот город был пыльным и грязным, но не таким унылым, как этот, русский.
Первый год жизни в России, в городе Находка, стал для Шарифа самым ярким и насыщенным событиями годом в его жизни. Первым другом ему стала Ася – дочь «Дядьсаши». Светловолосая и голубоглазая девочка была старше Шарифа на два года. Она охотно взялась учить его русскому языку. Почти каждый вечер они вместе с Асей куда-нибудь ходили: в кино, на концерт, в театр, на танцы. Иногда они просто бродили по городу.
Шариф и не подозревал, сколько трудов стоило Александру Кузьмичу оставить сомалийского мальчика в своем доме. Он бегал по инстанциям, писал заявления и обязательства, добивался согласия чиновников. В результате Шариф все-таки легализовался в его квартире – правда, с условием, что через год, когда мальчик выучит русский язык, его передадут в школу-интернат. Другого варианта Александр Кузьмич выбить не смог, несмотря на свои связи и заслуги. Большую часть года моряк проводил в плаваниях, а оставлять дома иностранного мальчика одного, пусть даже со своей дочерью, ему не разрешали.
Шариф отличался живым умом и превосходной памятью. Он впитывал все как губка. За год он не только выучил русский язык, но и с помощью Аси освоил школьную программу за девять классов. Единственное, что ему плохо давалось, – русская грамматика, но со временем, судя по всему, и эти сложности он бы преодолел.
Через год состоялся серьезный разговор на «семейном совете». Александр Кузьмич стал объяснять Шарифу, что тому нужно обязательно отправиться в интернат.
– Но почему я не могу жить здесь, дядя Саша? – удивлялся Шариф. – Я же могу жить у вас и ходить в школу.
– Что тут поделаешь, Шурик, – ответил старый капитан, назвав Шарифа именем, которое к нему прилипло само собой, – не могу я изменить наши законы. Ты иностранный гражданин. Тебя нужно передавать или сомалийским властям, или на попечение нашего государства. Ты не переживай! По выходным будешь приходить в гости ко мне и Асе. А когда тебе исполнится восемнадцать лет, то, если захочешь, можно будет попробовать решить вопрос и с гражданством.
И Шариф переселился в школу-интернат. Здесь он столкнулся с тем, что называется детской жестокостью. В период полового созревания дети часто становятся агрессивными. Это выражается в психической неуравновешенности и эмоциональной импульсивности. Да и дети, которые попадают в интернат, отличаются определенной, специфической, наследственностью.
Травить Шарифа начали с первых же дней, открыто в глаза называя его «черножопым». Насмешки, злые шутки и розыгрыши стали обычным делом. Воспитатели и педагоги ничем не могли помочь сомалийскому мальчику. Шариф сразу же замкнулся. Он и у себя на родине не имел друзей – общался только со своим отцом и иногда с соседями. Время в интернате Шариф заполнял учебой и ожиданием выходных, когда можно было навещать дядю Сашу и Асю.
Первая драка произошла через три недели, после прибытия Шарифа в интернат. Все эти три недели он с ангельским терпением сносил насмешки и оскорбления своих одноклассников. Но когда в спальне под ним неожиданно развалилась металлическая койка, Шариф не выдержал. Его, лежавшего на полу, окружила толпа хохочущих сверстников. Шариф с ненавистью смотрел на их лица. Он медленно поднялся и коротко спросил:
– Кто?
Рыжий Витька Коршунов, который был заводилой и организатором всех издевательств над Шарифом, сделал удивленное лицо.
– А какая тебе разница, черножопый? – ехидно спросил он. – Ты же все равно ничего не сделаешь, слабак!
Шариф стоял с перекошенным от бешенства лицом перед ухмыляющимся Витькой. Он врезал кулаком по его наглой роже и попал обидчику прямо в нос. Удар был не столько сильным, сколько болезненным. Коршунов отшатнулся, схватившись за лицо. На Шарифа сразу же бросились четыре Витькиных друга. Двое схватили Шарифа за руки, а двое начали избивать его. Шариф с малолетства занимался нелегким рыбацким трудом и поэтому был хорошо физически развит. Пытаясь устоять на ногах, он стал крутиться вправо и влево, сбрасывая, навалившихся на него пацанов.
Коршунов уже отошел от неожиданной наглости сомалийца. Когда он убрал от своего лица руки, то увидел на них кровь. Его обуяла животная ярость. Кинувшись на Шарифа, Коршунов стал наносить ему удары кулаками, норовя тоже попасть в нос. Но ему мешали его же дружки. Наконец, кто-то из них ухватил Шарифа за ноги, и груда тел с грохотом упала на пол. В этот момент в комнату мальчиков вбежала воспитатель. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не вмешательство взрослых. Но Коршунов затаил страшную обиду на сомалийца, который осмелился дать ему отпор.
Через несколько дней после этой драки, когда класс вывели на улицу убирать территорию, Шарифа заманили за угол. Витька побоялся вступать в драку один на один. С ним опять было несколько его дружков.
– Ты че, жопа черная? – выпятив челюсть, спросил Коршунов сквозь зубы. – Крутой? Ты на хрена мне, падла, нос разбил?
Дружки Витьки привычно зашли с боков Шарифа, чтобы не дать ему убежать. Но сомалийский мальчик и не думал о бегстве. Его глаза стали узкими, как щелочки, он поудобнее перехватил совковую лопату – так, чтобы можно было ударить ей наотмашь. Коршунов ухмыльнулся, переглянувшись со своими дружками. Он не верил, что Шариф сможет ударить лопатой, и хотел приободрить пацанов, которые смотрели на сомалийца настороженно.
– Ты че, лопатой хочешь ударить? – спросил Коршунов, провоцируя Шарифа на действия.
Витька рассчитывал, что сомалиец начнет размахивать лопатой из стороны в сторону, отпугивая нападавших. Тогда ее легко можно будет вырвать из его рук. Но Шариф собирался не просто попугать хулиганов, он собирался драться с ними не на жизнь, а насмерть. Когда Коршунов осторожно сделал шаг в сторону Шарифа, тот, не задумываясь, рубанул лопатой, и она со свистом рассекла воздух буквально в сантиметре от Витькиной головы.
– Ты че, больной? – выкрикнул Коршунов, отшатнувшись от Шарифа и глядя в его расширившиеся зрачки.
Дружки Витьки попытались одновременно приблизиться к сомалийцу с боков, но лопата дважды с неимоверной скоростью просвистела перед их лицами. Один из мальчишек все же изловчился и схватил Шарифа сзади за шею, пытаясь повалить его на землю. Но крепкие ноги сомалийца выдержали и не подогнулись. Шариф устоял на ногах и, борясь с парнем, схватившим его сзади за шею, продолжал бешено размахивать лопатой. Никто больше так и не решился подойти близко.
Поняв, что его боятся, Шариф стал вырываться из цепких объятий державшего его за шею мальчишки. После нескольких рывков, когда ему не удалось сбросить со своей спины противника, Шариф перехватил лопату и ударил его черенком в колено. Пацан вскрикнул и разжал руки. Шариф тут же развернулся и ударил его лопатой, целясь в голову. Сомалийцу не хватило размаха. Пацан, понимая, что не успеет отбежать от взбешенного Шарифа, успел только подставить руки, по которым и пришелся удар. Если бы сомалиец размахнулся сильнее, то обязательно сломал бы мальчишке руку. Лопата со стуком врезалась в предплечье. Мальчишка охнул и согнулся от боли, присев на корточки. Никто не бросился пострадавшему на помощь. Воцарилась гробовая тишина.
Поняв, что его боятся, Шариф стал вырываться из цепких объятий державшего его за шею мальчишки. После нескольких рывков, когда ему не удалось сбросить со своей спины противника, Шариф перехватил лопату и ударил его черенком в колено. Пацан вскрикнул и разжал руки. Шариф тут же развернулся и ударил его лопатой, целясь в голову. Сомалийцу не хватило размаха. Пацан, понимая, что не успеет отбежать от взбешенного Шарифа, успел только подставить руки, по которым и пришелся удар. Если бы сомалиец размахнулся сильнее, то обязательно сломал бы мальчишке руку. Лопата со стуком врезалась в предплечье. Мальчишка охнул и согнулся от боли, присев на корточки. Никто не бросился пострадавшему на помощь. Воцарилась гробовая тишина.
Шариф опустил свое оружие и медленно обвел всех присутствующих пылающим ненавистью взглядом.
– Буду убивать, – процедил он зловещим голосом сквозь зубы, – убивать как песчаных гадюк.
Повернувшись, Шариф ушел, не боясь, что на него нападут сзади. Он видел, что напугал своих обидчиков очень сильно. С тех пор его больше никто не трогал и не дразнил. Между Шарифом и классом возникла стена отчуждения – теперь все одноклассники старались избегать его.
Когда Ася узнала об этой драке, то сразу же рассказала о ней отцу. Александр Кузьмич понял, чем это может кончиться. Коршунов с дружками вряд ли простят Шарифу его победу, но вряд ли они решатся напасть на него еще раз. В таких случаях эти трусы поступают иначе. Скорее всего, они подговорят своих взрослых дружков, и те подкараулят Шарифа на улице в выходные дни. Чем это кончится – неизвестно. Если учесть горячность Шарифа, который ни за что не отступит и не побежит, то, скорее всего, его искалечат, а могут и убить. И Александр Кузьмич стал сам забирать Шарифа по выходным домой.
Так прошел год в интернате. Шариф закончил девятилетку и получил аттестат. Александр Кузьмич разбился в лепешку, подключил всех своих старых друзей, в том числе и по военной службе, чтобы устроить Шарифа в мореходку. Он решил, что парню пора приобретать специальность и начинать работать. Старый капитан хотел взять Шарифа на свой корабль матросом, после того как он закончит училище.
…Хорошо поджарившись, тушка полоза стала гораздо меньше, чем была до этого. Ужин получился довольно скудным, но немного змеиного мяса – это лучше, чем ничего. Уже надвигались сумерки, когда Шариф закончил свою трапезу. Он еще некоторое время посидел у костра, подкладывая в него веточки и прислушиваясь к ночной жизни саваны. Хищников Шариф не боялся, потому что никогда с ними не сталкивался. Он знал по рассказам, что они на людей обычно не нападают. Бывали, конечно. случаи, когда сильно голодный и ослабевший хищник, не надеясь на другую добычу, нападал на человека. Иногда бывало и так, что, раненный охотником, зверь нападал на своего обидчика. Больше стоило опасаться змей, особенно черной мамбы, которая выползала на охоту вечером и утром. Она могла подползти к спящему человеку, ориентируясь на излучаемое им тепло. Если во сне ее заденешь, то она в ответ может и укусить. Укус мамбы был в большинстве случаев для человека смертельным.
Когда топливо закончилось, Шариф оставил догорать свой костер. В его последних отблесках он пошел к зонтичной акации. Он забрался по сгибавшимся под его тяжестью ветвям как можно выше. Найдя удобную развилку, Шариф устроился так, чтобы не упасть во сне на землю. Он посмотрел вниз. Кажется, он забрался достаточно высоко, и лев, вставший на задние лапы, не дотянется до него. Шариф вообще-то знал, что леопарды очень ловко лазают по деревьям, но об этом он сейчас почему-то не вспомнил.
Ночь началась спокойно. Пели цикады, ночное небо было сплошь усеяно звездами. Шариф начал дремать. Чувство голода уже не терзало его, и мук совести он не испытывал. Психологи назвали бы нервную систему Шарифа гибкой. Шарифу были чужды длительные душевные терзания. А о возникших у него проблемах он старался не думать.
Да, жизнь его пошла наперекосяк – не заладилось его пиратское ремесло, задолжал кучу денег, не смог эти деньги отработать, да, пришлось ради них пойти на убийство... Два напрасно убитых им человека проблемы его не решили, и теперь ему придется скрываться и думать, как жить дальше. О своем будущем думал сейчас Шариф, в полудреме сидя на дереве. Что было, то прошло, и терзаться по этому поводу уже поздно. Самое время подумать, как жить дальше и какие шаги нужно предпринять в ближайшем будущем.
Ближайшее будущее объявилось около полуночи в виде леопарда. Шариф то засыпал, то просыпался, ворочаясь на своей неудобной «кровати», пытаясь устроиться на ней так, чтобы отдохнули онемевшие от неудобного сидения места. Где-то далеко рычали львы, слышались крики ночных птиц и трубный голос слона.
Сквозь дрему Шариф почувствовал, что ветви дерева, на котором он сидел, качнулись. Открыв глаза, юноша увидел в темноте у земли два светящихся глаза. Он сразу проснулся. Под деревом был леопард. Хищник принюхивался, не сводя с человека глаз. Сделав круг под деревом, леопард встал на задние лапы, а передними стал драть кору дерева.
Шариф не понял, хочет хищник напасть на него или он просто так забавляется. Юноша старался сидеть не шевелясь. Он представил, как легко леопард может взобраться на дерево и достать его. Ему стало страшно. Рука потянулась к пистолету. Глушитель со ствола Шариф открутил, чтобы удобнее было носить пистолет. «Это я правильно сделал, – подумал он, – звук выстрела испугает животное, если все же придется стрелять и я промахнусь».
Леопард, кажется, почувствовал, что человек достает оружие. Может быть, он просто учуял его запах. Не исключено, что хищник уже сталкивался с огнестрельным оружием. Леопард понял, что человек на дереве готов к нападению. Это привело его в ярость. Мощное рычание огласило саванну. Леопард стал бить хвостом о землю и метаться под деревом, демонстрируя свою готовность напасть на человека.
У Шарифа замерло сердце. Хищник мог достать его одним прыжком. Спасением был только пистолет, но это оружие не было приспособлено для охоты на таких сильных хищников. Юноша еще в детстве слышал рассказ одного индуса, который какое-то время занимался подготовкой и проведением сафари для богатых туристов. Судя по его словам, пуля даже специального охотничьего карабина, попавшая в сердце хищнику, не всегда убивает того сразу. Охотник помнил случай, происшедший в Индии, когда тигр с пулей в сердце успел запрыгнуть на спину слона и убить загонщика, прежде чем умер сам. Охотники стреляли всегда в шею, причем специальными пулями, которые при соприкосновении с препятствием раскрывались как цветок. Такая пуля, попадая в шею тигра, разбивала шейные позвонки, повреждая спинной мозг и нервные стволы. Шарифу хорошо запомнились эти рассказы. Сейчас он с большим сомнением смотрел на свой пистолетик – единственное оружие, которое он мог противопоставить сильному и хитрому хищнику.
Леопард с рычанием продолжал кружить под деревом. Он сделал несколько попыток дотянуться до человека, чуть подпрыгивая. Его когти рвали кору дерева буквально в сантиметре от ног Шарифа. Почему же он не нападает серьезно, лихорадочно пытался догадаться юноша, не знакомый с повадками хищных животных. Может быть, леопард понимает, что его не удержат тонкие ветви акации, и рассчитывает, что человек со страху сам упадет с дерева? А хищник все кружил и кружил под деревом. Неожиданно Шариф осознал, что тот все чаще и чаще оказывается за его спиной, а повернуться лицом к опасности Шариф не мог. Он и так сидел, еле держась на ветвях. Значит, зверь выбирает позицию для атаки, догадался юноша. Он знает, что такое оружие, чует его запах и хочет напасть со спины.
Нервы юноши были напряжены до предела. Наконец он не выдержал и решил попытаться напугать хищника. Шариф снял пистолет с предохранителя, загнал патрон в патронник и прицелился. В ночи громко грохнул выстрел. Пуля, как и предполагал юноша, ударилась в землю перед самой мордой леопарда. Хищник отскочил в сторону, но тут же стал заходить с другой стороны. Он перестал рычать. Не боится выстрелов, с огорчением подумал Шариф, помня, что в магазине пистолета у него теперь осталось всего пять патронов.
Теперь леопард уже не кружил под деревом. Он чуть смещался то вправо, то влево, но держался за спиной человека. По движениям его гибкого тела было видно, что он может прыгнуть в любую секунду. «Что же делать? – лихорадочно пытался сообразить Шариф. – Леопарда можно не остановить и всеми оставшимися пулями. Если он, раненный, озвереет до безрассудства и бросится прямо на пули, то легко стащит меня с дерева! В какое место лучше всего стрелять? В грудь, в голову? Кажется, индус-охотник рассказывал, что черепа у кошачьих хищников очень прочные. Если пуля попадет чуть под более острым углом, то не пробьет череп». А попасть точно в глаз или, скажем, в сердце Шариф не надеялся. Руки его заметно тряслись от страха, во рту пересохло.