– Аллочка Власовна, вот вы там сидели рядом с мужчиной, а он – страшный человек, оч-чень страш-шный! Вы же понимаете, еще никто не знает – а сердце ли убило Максима Михайловича? А если нет?! А этот товарищ, который с вами сидел, он как раз такими вещами занимается! Он – химик!
– И что? – не поняла Аллочка.
– И то! Он всю свою родню погубил. У него все померли!
– А почему же его тогда не посадили? – занервничала Аллочка. – Почему не изолировали от общества? Ходит себе безнадзорно, всяких женщин завлекает. А ты не врешь?
– Да чтоб мне пропасть! Я вам точно говорю. А с милицией, я же говорю – химик он, такого нахимичил, ни одна милиция разобраться не может, улик нет! А вы так сидите, улыбаетесь ему…
– Я, Танечка, между прочим, не просто так сижу и улыбаюсь. Я как раз и расследую дело о гибели Максима Михайловича!
– Вы? – восторженно прижала ладошки к груди Танечка. – Правда, да? На самом деле?
– Ну что я, на поминки шутить приехала? – фыркнула Аллочка. – Конечно, и мы уже многое нашли.
– А когда меня на работу устроите?
– Я же тебе говорю, как раз над этим думаю. Вот у нас в субботу вечер будет… для трансплантологов, так вот, я с ними о тебе хочу поговорить, порекомендую.
– К ним? – вытаращилась Таня. – Вы же в клинику обещали! Я уже и сама интересовалась – там самые большие заработки, я бы туда хотела, а что – никак не получается, да?
– Ну почему не получается-то? – занервничала Аллочка. – Я же тебе все популярно объяснила. Сейчас у них главный уехал в командировку на…эти… на Майямы, а вот приедет, тогда уж… Ну ты же понимаешь, что без него такие вопросы не решаются!
Девчонка понимала и только быстро-быстро кивала головой и преданно смотрела в рот Аллочке.
– Ладно, вернемся за стол, а то нас потеряют, – повела ее в комнату Алла Власовна, размышляя – как бы так пристроить девчонку в клинику? Нужно будет поговорить с Фомой. Может, у них появится какое-нибудь местечко?
За столом уже произошло перемещение, мужчины вышли на балкон покурить, женщины-соседки собрались в стайку и о чем-то увлеченно шушукались, наверняка об Аллочке, а вот сестрица Аллы Власовны пересела со своего места и теперь восседала рядом с приятным и задумчивым Евгением Леонидовичем.
– Гутенька, пересядь, я здесь сяду, – тоном умирающей леди произнесла Аллочка.
Но Гутя с собеседником ее не заметили, о чем-то увлеченно и тихо разговаривая. Пришлось толкнуть сестрицу в спину:
– Гутя! Оглохла, что ли? Говорю же – пересядь, здесь я была!
Гутя поднялась, и вместе с ней поднялся Евгений Леонидович.
– А вы сидите-сидите… – защебетала ласково Аллочка, однако никто ее ласки не услышал. Точно два зомби, парочка вышла из-за стола и вообще – исчезла за дверью.
– Вот эта сестрица, – пропыхтела Аллочка. – Ну прямо на ходу подметки рвет!
Она и сама хотела было удалиться вслед за родственницей, все же Евгений с ней первой познакомился. Но уйти не получилось, прямо перед ней за стол плюхнулась небольшая делегация из трех женщин среднего возраста.
– Алла Власовна, – заговорила одна из них. – Мы тут набросали небольшой планчик, что нам нужно для благоустройства нашего двора. Значит, прочитайте, весь подъезд расписался: нам надо поменять местами газон и детскую площадку. Это что ж получается – только выходишь, и сразу тебе газон. И все собаки, которые у нас в домах имеются, справляют здесь свою нужду. И запах! А если детскую площадку на это место, а вот газон как раз сюда…
– …то собаки нужду будут справлять прямо в песочнице, – докончила Аллочка. – Потому что уже привыкли, рефлекс выработался.
– А мы потом хозяевам-то – по их рефлексам! – гаркнула другая женщина и посмотрела куда-то в сторону, где, вероятно, «хозяева» и находились. И точно, с той стороны сразу подскочила к Аллочке тоненькая горластая девушка.
– И ничего с газонами не надо делать! Надо просто нам сделать собачью площадку. Я вообще возмущена! Мы все возмущены – почему вы ее уже давно не сделали?
– Девочки мои, – задумчиво поиграла ложками Аллочка. – У вас элитный дом, следовательно, народ вы небедный. Я никак не могу понять, а почему вы сами-то для себя этого всего не сделаете? Или в ЖЭК обратитесь. Мужья у вас состоятельные, пусть потребуют. Хотела бы я посмотреть, кто им отказать осмелится.
– А что это вы наших мужей трогаете? – горой поднялись «девочки». – Да они домой заявляются на сутки через трое! У них работа почти вахтовым методом. Им бы дома о детях вспомнить, а не по ЖЭКам бегать. А мы страдаем! И помощи нам от вас – никакой!
– Аналогично. Мне от вас тоже, – вздохнула Аллочка, медленно накаляясь. – А я, между прочим, в скорби пребываю! Я не испугаюсь этого слова – в печали я! И мне надо еще самой придумать, как дальше жить. А вы ко мне – с площадкой! С собаками разными! У вас мужья – раз в месяц, но появляются, а у меня…
– Так ведь Максим-то Михалыч тебе и не муж был, – съязвила одна из просительниц.
– Вот и я о том же! – рявкнула Аллочка. – У меня даже и вовсе мужа нет! А вы! Сами площадку делайте! В горе я!
К ней через спины гостей пробирался взволнованный Абрикосов.
– Аллочка Власовна! Ну что вы такое мелете, черт бы вас побрал! Вы мне загубите весь эксперимент! Гражданочки! Аллочка все для вас сделает, все. У нее просто взрыв… тьфу ты, срыв у нее, эмоциональный. Она завтра же побежит в ЖЭК и поменяет собак на детские площадки. Я вас уверяю, Аллочка совершенно безобидное существо!
– Хорошо не сказал – «животное», – вздохнула Алла Власовна и налила себе полнехонькую рюмку.
Сидели долго. Уже когда с криком перерешали все проблемы, успокоились, стали рассказывать про своих домашних, вспоминать, как чудят их детки, а после и вовсе, решив, по традиции, что покойный страшно обожал народный фольклор, – слаженно затянули: «Ой, то не ветер ветку клонит». Песня сложилась и вдохновила исполнителей на целый концерт. С каждым разом песни становились все забористее, веселее и громче. И пусть не всегда попадали в такт и тон, и пусть сосед справа только блажил, без слуха и голоса, всем жутко понравилось.
Расходились поздно ночью. А куда торопиться? Да и дойти здесь всем было только шага два. И лишь Аллочке предстоял долгий путь домой. Конечно, надо было бы отправляться с Гутей. Но та куда-то как провалилась, как вышла с этим Евгением Леонидовичем, так больше и не появилась.
Аллочка даже звонила ей на мобильник, но сестра только скупо отзывалась:
– Да здесь я, во дворе, на детской площадке. Там так душно, прямо всю грудь сперло.
А потом и вовсе бросала трубку. Можно было привлечь шофера Вадика, но тот тоже испарился, выкушав несколько рюмочек водки и увильнув за красавицей-посудницей.
– И куда я теперь? – растерянно спрашивала саму себя Аллочка.
– Алл Власна, – неожиданно возник перед ней Абрикосов, державшийся на ногах с большим трудом. – Я… пызволь-те… вас выпрводить! Нам ищо… следут… обсс…дить нектрые выпроссы… экс…кримента!
– А не пошел бы ты! – отмахнулась Аллочка и выскочила за двери.
Уже в подъезде она набрала номер сестрицы и закричала в трубку:
– Ну Гутя же! Ты когда домой собираешься? Я тут уже одна осталась! Сейчас вот поеду домой в одиночестве, и пусть меня кто-нибудь грохнет!
– Аллочка, что ты кричишь, как потерпевшая? Я уже давным-давно жду тебя на улице. В беседке. Выходи!
Аллочка облегченно вздохнула. Слава богу, этот тяжелый день закончился, еще бы уговорить Гутю доехать до дома на такси, а не переться пешком, а то с Гути станется, бывают у нее приступы незадушенной романтики – хочется иногда грязь сапогами помесить.
Аллочка поторопилась вниз и заметила, как из двери вынырнула всклоченная голова господина Абрикосова:
– Аллочка! – пытался остановить ее психолог. – Надежда моя! Ты мне нужна! Не покидай меня!
– Ты сначала разберись, кто тебе нужен – Аллочка или Надежда, – буркнула Аллочка, дергая на себя дверь.
Она даже не почувствовала боли – просто железным капканом перехватило горло, и вмиг стало трудно дышать, тяжело, и вообще… вообще невозможно. И вот тогда она рванулась, с силой ударившись о стену спиной, потому что знала – там, за ее спиной, ее смерть! И она не отпустит, если сдаться…
Капкан ослаб, но теперь в голове что-то ухнуло, и словно лопнул огненный шар – так стало горячо. А потом она и вовсе ничего не помнила, не ощущала. А только чувствовала, как ее хлещут по щекам. Да больно так хлещут! И долго… Вообще, что ли, из нее мопса хотят сделать?
– Аллочка… ну, слава богу, вроде очнулась, – медленно доходил до нее чей-то голос.
Она открыла глаза… темно и холодно. Где это она? Свет луны… Да она на улице валяется, что ли? А пол бетонный, не земля.
– Евгений Леонидович, давайте «Скорую» вызовем.
Вот уж обрадовали! «Скорую»! Это сейчас одних только уколов… и куда! В самое пикантное место! Да еще и при Евгении Леонидовиче? А он ей показался таким приятным…
– Н-не… н-надо… – просипела Аллочка и попыталась сесть.
– Аллочка! Ты как? – на четвереньках ползала перед ней Гутя, потому что сама Алла Власовна все еще лежала на полу. Да, она лежала на полу маленького тамбура – между двумя подъездными дверями. А рядом с Аллочкой, так же, на корточках, сидел незнакомый мужчина.
– Ты лучше скажи, почему меня здесь бросили? – обиженно пробурчала Алла Власовна. – Прямо как тряпку какую-то! Молодой человек, подайте даме руку.
– Вот и нам бы хотелось узнать, кто же тебя ТАК бросил? – заиграла желваками Гутя.
– А это не ты, случайно? – подозрительно покосилась на сестру Аллочка.
Гутя тяжко вздохнула и поднялась с колен.
– Алла, тебя… тебя сильно приложили по голове.
– А еще до этого меня сильно придушили удавкой.
– Удавкой?! – вытаращилась Гутя. – Да если бы не твоя дурацкая шапка… Последствия могли бы быть гораздо печальнее. И уж, конечно, это не я!
– А не вы, молодой человек? – обратилась Аллочка к мужчине.
– Не я, – честно мотнул головой тот и представился заново: – Меня зовут Евгением Леонидовичем. Мы с вами уже знакомились.
– Ну, сейчас у меня и начнется Санта-Барбара: здесь помню – здесь забыла, – вздохнула Аллочка, осторожно поднимаясь. Евгений Леонидович терпеливо страховал каждое ее движение.
– Нам надо вызвать такси, – суетилась Гутя. – Аллочка, а «Скорую» точно не надо?
– А Фомка у нас зачем? Столько лет зря кормим. Не надо, я сама, вот, Евгений Леонидович мне поможет.
Они дотащились до главной дороги, и им удалось даже достаточно быстро поймать частника.
– Пьяная, что ль? – мотнул водитель головой на Аллочку.
– Да и не говори, – махнул рукой Евгений Леонидович. – Хоть из дома не выпускай! Как выйдет, так сразу – в дрова! Сегодня с сестрицей надралась.
Гутя, заслышав «легенду», тут же глупо захихикала и принялась молоть всякую чушь.
Водитель Евгению Леонидовичу определенно сочувствовал:
– Дык взял бы ремень и ка-а-ак треснул! Чтоб знала!
– Опять треснул? – испуганно дернулась Аллочка. – А давайте меня вообще убьем на фиг! Как утку. Ну, вообще! Сходила на поминки, называется.
Евгений Леонидович помог Гуте дотащить Аллочку до квартиры (честно говоря, она и сама могла великолепно добраться, но так приятно было висеть на мощном плече нового знакомого!), подождал, когда откроется дверь, и откланялся.
– Спасибо вам, – проговорила Гутя, отдирая сестрицу от локтя Евгения Леонидовича.
– Не стоит, – отмахнулся тот.
– Да уж, – бубнила Аллочка. – Наговорил про меня всяких гадостей. Какая я вам пьяная? Я сегодня только водку пила, а к пиву и не прикасалась даже!
– Ну как ты не понимаешь, Алла, это он в целях конспирации, правда же, Евгений Леонидович?
– Да-да, я сразу сообразил, что вы поймете. Гутя, я вам позвоню.
Пока испуганный Фома затаскивал тетушку в дом, Гутя все стояла и смотрела на лестничный пролет, где только что исчез Евгений.
– Мама, что это с ней? – спросила Варька.
– С ней? С ней что-то непонятное, – насупилась Гутя. – Но это я сама…
– Это ты? Что ты с ней сделала? Ты долбанула ее по голове? – удивился Фома, разглядывая огромную шишку на темечке Аллы Власовны.
– А чему ты, Фомочка, удивляешься? – бросилась защищать мать Варька. – Можно подумать, ты не знаешь, какой наша Аллочка может быть невыносимой. Я и сама ее не раз хотела так… легонько.
– Нет, Варя, ты не поняла, – устало села на диван Гутя. – Это я виновата! Мы… я была на улице, сидела в беседке и проводила допрос, сами понимаете, ни минуты без дела. А уже все гости расходились.
– То есть вы были на поминках, так? – подытожила Варька.
– Ну конечно! Аллочке позвонили, сказали, что ее ждут. Ну, а я же не могу ее отпустить одну, вдруг что-то случилось бы, пошла с ней.
– А с тобой, Гутенька, я как за каменной стеной, – потрогала макушку Аллочка и поморщилась. – Вот уж, воистину, охрана из тебя – что надо.
– Между прочим, если бы не я! Если бы не мы… ты могла умереть от переохлаждения!
– Да погодите вы! – не выдержал Фома. – Рассказывайте по порядку, что произошло?
– Так я по порядку и рассказываю, – Аллочка переместилась на диван, вытеснив сестрицу. – Значит, я сижу себе за столом. По всем правилам поминаю. И между тем веду наблюдение. Все, как у Джеймса Бонда, я по телевизору видела. И вижу – а моей сестрицы нигде нет! А надо сказать, она сразу же села охмурять мужчину, на которого я лично положила глаз!
– Аллочка! – потеряла терпение Варька. – Давай по сути.
– А я что? Я все по ней, по сути. И, значит, все уже напились, наелись и стали по домам разбредаться. И остались только я и Абрикосов. Ну, еще водитель сидел, потому что там девчонка его со стола убирала. Я сижу и чувствую – Абрикосов меня уже начинает домогаться! А ведь он в мои планы вовсе не входил. Это я в его планы вписываюсь, а он, да с его «капиталом» – никак! Ну, думаю, пора бы уже и честь знать, домой собираться. А одной до дома идти страшно. Да и потом, с чего это я одна потащусь, раз мы вместе с сестрицей приехали? Да еще и денег на такси не было, короче, звоню ей! А она мне – дескать, спускайся, я тебя давно поджидаю у подъезда. Ну, я и поверила, дур-ра! Понеслась! До первого этажа добегаю, двери толкаю и… и все. Больше ничего рассказать не могу – не помню. Только помню, как глаза уже потом открыла, а рядом Гутя в позе таксы ползает. И голова у меня трещит. Вот так все и произошло. Так ты мне и скажи, сестрица – как же ты не уследила? Меня просто по башке хлопнули! А если б по шее резанули, а?
Гутя только рукой махнула:
– Ой, не вини меня, я сама места не нахожу! Мы же почему ушли с поминок, мы важную тему подняли – про Родионова мне Евгений Леонидыч рассказывал. Я вам потом об этом, отдельно… значит, вышли мы и, чтобы на глаза людям не попадаться, ушли в беседку. А беседка с другой стороны дома, не там, куда подъезды выходят. И, главное, у нас такой важный разговор завязался, а Аллочка все звонит и звонит, звонит и звонит, прямо слова не дает сказать! Но я все время прилежно отвечала. Отвечала ведь? Ну вот. А потом она мне говорит, мол, пора домой собираться. Ну, я и говорю, выходи, мол, я уже готова. И жду ее. А тут как раз Евгений Леонидович мне свой номер диктовать стал. А я и записать не могу, ты ж, Фома, знаешь, я с сотовым телефоном до сих пор на «вы». Ну и, пока научилась, пока у меня получилось этот номер забить, а меня Евгений-то и спрашивает – где это, дескать, ваша сестрица застряла?
А я еще думаю – сейчас пойдем ее встречать, а вдруг у нее в подъезде роман с кем-то завязался? И прошу еще немножко подождать. Но уж потом-то… Заходим в подъезд – а там огромная куча, прямо между двумя дверями! Пригляделась – а это не куча, а Аллочка! Вот, собственно, и все. Ума не приложу, кому надо было ее грохнуть? Аллочка! Я знаю! Это… это Абрикосов! Точно! Не зря он возле тебя весь вечер хвостом вертелся.
– Убью гада, – процедила Аллочка.
– Но, может, и не он? – на всякий случай засомневалась Гутя.
– Все равно убью! Надо же – меня, и по самому слабому месту! Пар-разит!
– Да уж, мы хотели вас удивить, а у вас у самих вон какие новости, – вздохнула Варька. – Сегодня Фома про Николайского узнавал.
– И что? – Аллочка тут же забыла о своих болячках.
– Что-нибудь важное? – насторожилась Гутя.
– Важное, оказывается. Фома, рассказывай сам.
Фома уселся прямо на пол, перед диваном, и рассказал.
– Во первых, я проверил по картотеке – все женщины, мои погибшие клиентки, имели контакт с Николайским.
– Он насильник, что ли? – ужаснулась Аллочка.
– Ну нет же! Другой контакт они имели. То есть они были у Николая Николаевича на приеме. И всем… Всем! Он рекомендовал пересадку того или иного органа. Всем! А я сам, лично, вел этих больных. И никакой необходимости в пересадке не было. Абсолютно.
– Погоди-ка, – перебила зятя Гутя. – То есть он им насильно предлагал, а когда они не соглашались, убивал их, так, что ли?
– Ой, ну что несет, что несет! – не могла слушать этот бред Аллочка. – Трофимова… погоди-ка, а Трофимова? Она что, тоже была у него на приеме? Но он же сам умер раньше!
– А при чем тут это? Трофимова была у него на приеме весной, еще тогда, когда он работал у нас, – пожал плечами Фома. – Нет, я не думаю, что клиентки погибали от рук Николайского, не думаю, потому что все внутренние органы у них были в полном порядке, вскрытие показало.
– Ага, и тогда – что?
– Интересно, а как они избежали операции? – не поняла Гутя.
– Они ее не совсем избежали, – недобро фыркнул Фома. – Господин Николайский имел замечательный бизнес, совершенно безопасный для клиента и очень прибыльный для него самого. Наравне с обычной трансплантацией он занимался и «призрачной», я бы так сказал… Начиналось с того, что к нему приходил пациент с весьма незатейливой болячкой, и Николай Николаевич раздувал из мухи слона. Он говорил больному такое, что тот всерьез готовился отправляться на тот свет. Естественно – анализы, само собой, УЗИ, снимки, в общем, суета вокруг больного. Понятное дело: когда все снимки делаются в одной клинике, как у нас, врач сам их и забирает. То есть у Николайского была полная информация, и он преподносил ее клиентам по своему усмотрению. Он говорил просто – либо пересадка органа, либо смерть. От таких слов у больного начинался психоз, и он уже сам чувствовал, как приближается конец. Понятное дело, пациент хватался за любую соломинку, то есть за донорский орган. А Николайский тут же любезно сообщал, что операция стоит… и называл красивую сумму. Но, боже мой! Разве есть такие деньги, которые состоятельный человек пожалеет на свое здоровье? А потом все проходило крайне просто – больного готовили к «операции» и в назначенный день даже ее и проводили. Только один небольшой штрих: человеку под наркозом только делали разрез тканей, а потом аккуратно зашивали. И вся опасность – это лишь проблемы зарастания шва!