– Ой, погодите…. Алле! Толик? Я тебе потом перезвоню. А то тут про меня книжку пришли писать… нет, поедем. Ты за мной вечером заезжай. Потому что в «Серенаде» все наши будут ждать… нет, я не на своей поеду, хочется выпить, расслабиться, говорю же замоталась, писатели всякие… Чмоки!
Девчонка бросила трубку и вспомнила, что от нее ждут рассказа.
– Если этого мало, то можете написать, что у Николая Николаевича прекрасная молодая жена. Одна. И она горюет. Ну, типа, потому что она его тоже любила.
Фома поерзал на стуле и зашел издалека:
– Понимаете, нам бы хотелось выставить вашего мужа не просто как холодного врача, а… просто человеком. Вот расскажите, у него были друзья?
– Н-ну, были, наверное, но только он потом с ними порвал. Они ж ему все время говорили, что я Коле не пара! А тот дурачок их слушал! Мы же с Колей даже не расписаны.
– Элен Сигизмундовна, к вам Арина Николаевна, – тихонько сообщила горничная Аня.
– А эту-то чего сюда принесло? – взвилась Элен. – Нет, ну вздохнуть не даст! Ходит и ходит! Чего ей? Опять дом делить собралась? Скажи, чтобы вон пошла!
Девушка так разошлась, что гостям было неудобно просто находиться с ней в одной комнате.
– Гони ее! Если не хочет по-доброму, скажи, что Годзиллу выпустишь!
– А Годзилла – это кто? – тихонько спросила Гутя.
– Это, собака наша, алабай, – расстроенно пыхтела Элен. – Ну, здоровая такая, злющая…
– Простите, а Арина? – быстренько поинтересовалась Варька. – Она кто?
– А она… никто! Это так, дочь Николая от первого брака, – отмахнулась девушка и с обидой добавила: – Тоже, тот еще кобель был. Нарожал детей, а мне с ними теперь… Дом она хочет поделить! Фигу синюю ей, а не дом! Это для меня Коля дом строил. Только переписать на меня не все успел.
– А почему?
– Да потому, что он хотел, чтобы я за него официально вышла, Николай-то, а я… я хотела пожить без печати. Знаете, все эти печати в паспорте так любовь убивают! Вон мне девчонки рассказывали – пока, дескать, ты не в законе, он с тебя пыль будет протирать и ходить вечным женихом, а как только штамп шлепнешь, так все! Подай-принеси и стоптанные тапки! Вот я и пыталась сохранить романтичные отношения.
– И что, вам даже дом был не нужен? – не поверила Аллочка.
– Почему это не нужен? Но только дом-то и без загса можно на меня завещать. Или дарственную. Я очень дарственную хотела! Чтоб уже ни один наследник оспорить не мог. Ну, захотел он подарить его мне, и подарил! Все! Топайте к свободной кассе! А он… он еще оформить дарственную не успел и… взял и застрелился.
Гутя тихонько охнула.
– Застрелился? – не удержался Фома. – То есть он не просто от болезни умер?
– Да там знаете как, конечно, он и болел. Рак у него был, а он очень боялся болей всяких, боялся, что будет дома на кровати, как овощ, валяться… и вылечиться нельзя было, он же знает – сам врач. Вот он и пошел однажды в лес и застрелился. А в газеты дали информацию, что он от болезни скончался. Но так это ж правда! Если б он не болел… Ну, Аня! Что она – опять, что ли, долбится?
– А может быть, вам просто поговорить с Ариной? – предложила Гутя.
– Я вас умоляя-я-яю! О чем там говорить? Она несет какую-то чушь о наследстве, а между прочим, этот дом – я! Сама! Тоже строила! На мои, кровно заработанные! Если б не я, здесь бы ни одного кирпичика не было. Ходит она!
– А вы тоже работали? – вежливо поинтересовалась Гутя.
– Так я ж вам и говорю, чем вы слушаете? – взорвалась Элен, но на всякий случай повернулась к Фоме и Гуте и спросила: – А она не писатель, да? А то я на нее так ору…
– Нет, она не писатель, – помотал головой тот. – Она директор издательства.
– О-ё! – охнула девица и прилежно объяснила: – Понимаете, я уже говорила – я работала в больнице медсестрой, и туда пришел Коля. И ясное дело – работа была трудной, тяжелой, я не досыпала ночей, но каждый день выходила на работу. Потому что с детства была к труду приучена! И все это безобразие… в смысле, работа, продолжалось до тех пор, пока мы с Колей не решили жить вместе. Потом уж он, как мужчина, взял обеспечение семьи в свои руки.
– А как давно вы с Николаем Николаевичем знакомы? – спросила Варька.
– Да как он пришел в больницу, так и познакомились, – пожала плечами хозяйка дома. – Я проработала в Медицинском Центре… погодите, сколько ж я работала? Ага! Ровно два месяца. Ну да! А потом пришел Коля. Ну и как увидел меня, так и пропал – а куда ж от такой красоты денешься? Стал за мной таскаться везде, даже бегал на наши тусовки, представляете! Ой, я на него ваще такая злая была, умереть! А мне Таська… это подружка моя – она увидела Колю и говорит мне, типа, ты чего вся такая тупая! Сейчас врачи, если они не дураки, такие деньги могут делать! Ну, и я правда, думаю, чего я туплю-то! И, значит, к Коле. Дескать, если домик мне построишь, то будем вместе жить. Вот он и расстарался.
– То есть стал делать деньги? – уточнил Фома.
– Не, а че плохого-то?
– Я просто так спросил.
– Стал. Так и получается, что если б я не попросила, он бы и не построил дом-то! А теперь ей отдавай все! Сейчас прямо! Анька! Ну что она там? Скажи ей, что ко мне писатель пришли, и что я на нее сейчас такую телегу накатаю!
– Простите, а вы не знаете Родионова? Максима Михайловича? – осторожно спросила Аллочка.
– А кто это? Артист, что ли, какой-то? Не помню, может, и знаю, – попыталась вспомнить молодая вдова.
– Это друг вашего мужа, Максим Михайлович, вспомните, – помогала Аллочка.
Однако заслышав, что некий Родионов – всего лишь друг, девчонка махнула рукой.
– Не знаю, что тут вспоминать. Я ж говорю, я всех его друзей отвадила. А потому что нечего говорить, что я какая-то… недоделанная! Они нам чуть всю свадьбу не расстроили!
– Так вы, вроде бы, и сами свадьбы не хотели, – вспомнила Варька.
– А это не их дело! – вскинулась девица. – Может быть, я бы потом захотела, а Коля бы уже и передумал! И куда я тогда?
– Логично, – кивнул Фома. – А теперь, стало быть, вы – полноценная хозяйка?
– Ну, конечно, только вот эта дрянь под окном так и портит жизнь.
В этот момент у Элен снова зазвонил телефон.
– Ну алло же! Толик! Я тебе говорю – подожди, мы тут книгу пишем! Нет, недолго… да че там писать? Сейчас они тут набросают.
– Простите, мы пойдем, – поднялась Гутя. – Нам только хотелось бы узнать, вы вот этих женщин никогда не видели? – и она выложила перед Элен фотографии трех погибших женщин (Фома подтвердил, что на снимках, выпавших из альбома Родионова, были именно они).
Девушка на миг оторвалась от трубки, скользнула по лицам равнодушным взглядом и помотала головой:
– Не-а, а чё? Должна была?
– Это мы на всякий случай спросили, простите, мы пойдем, – поднялась уже и Варька.
– Толик! Слышь, ты трубку не бросай, они уже уходят, я сейчас их выпровожу.
И она побежала провожать гостей до двери.
– А когда вы книгу-то про меня напишете? – спрашивала она у Варьки.
– Мы, вообще-то, о Николайском писать хотели, – напомнила та. – Но вы так мало рассказали о своем супруге, пусть даже не официальном, боюсь, из этого книги не получится.
– А че делать? – растерялась Элен.
– Я позвоню вам, если что-то получится.
– Так вы напишите, придумайте че-нибудь, вот и получится!
– Хорошо, я вам позвоню, – пообещала Варька, точно зная, что никогда больше не захочет встретиться с этой женщиной, похожей на ангела.
Глава 8 Не все то золото…
Ворчливой стайкой господа Неверовы выходили из добротных Николайских ворот.
– Только зря время потеряли, – не могла успокоиться Варька. – Да лучше бы мы с тобой, Фома, на выставку съездили!
– Денег, что ли, много? – бурчала Аллочка. – Что там на этих выставках, лучше бы у телевизора посидели, там сейчас такие программы!
Фома ничего не говорил, он молча завел машину, и дамы уселись, продолжая ворчать.
– Да что вам не нравится-то? – не выдержал водитель, разворачивая авто. – Съездили за город, на осенние деревья полюбовались, еще двадцать минут пути, и смотрите свои программы! Люди, вон, на дороге стоят, вообще не знают, как до города добраться.
На дороге и в самом деле стояла высокая стройная женщина в светлом пальто и смотрела вдаль, надеясь поймать машину. По всей видимости, ей тоже нужно было в город.
– Фомка! А это случайно не… – заговорила Варька, но Фома и сам уже затормозил возле женщины.
– Вам в город? – открыл он дверцу. – Садитесь, довезем.
– А у вас места есть? – робко спросила она.
– Как раз одно для вас имеется, – пододвинулась Гутя.
Женщина села на заднее сиденье и постаралась занять как можно меньше места.
– Мне можно просто до Северного, а там я пересяду на автобус, – объяснила она. – А то тут автобус только два раза в день ходит. Придется до шести вечера ждать.
– Да мы не торопимся, довезем вас до места. Куда вам? – спросила Аллочка.
– Ну, если так, если вам не трудно, мне на Устиновича.
– Ну, если так, если вам не трудно, мне на Устиновича.
– Нам по пути! – обрадовалась Аллочка и на радостях ляпнула: – А вас случайно не Ариной зовут?
– Откуда вы знаете? – повернулась к ней всем телом женщина.
– Вы дочь Николайского, да? А мы как раз приезжали к вашему отцу, чтобы… чтобы написать о нем книгу, – беззастенчиво соврала Аллочка.
Арина покраснела, а потом хмыкнула и произнесла:
– Зачем вам эта книга? Отец был неплохим врачом, но последняя его работа… не думаю, что стоит тревожит его память. Человека уже нет, зачем опять поднимать эту грязь? Вы же не собираетесь петь ему дифирамбы… если вообще собираетесь что-то писать.
Эта женщина была не глупенькой Элен, и с ней такие сказки не проходили. Неверовы это почувствовали не сразу, и поэтому им стало немножко неловко.
– Не собираемся, – решилась на откровенность Варька. – Мы просто – частные детективы, если можно так выразиться. И расследуем вовсе не дело вашего отца, но… но так вышло, что без этого сейчас никак. Гибнут люди!
– Хорошо, я вам расскажу про папу: он был просто добрым, мягким человеком, со своими слабостями, и из-за этих слабостей и пострадал.
Женщина уставилась в окно и без предисловия начала:
– Мама от нас ушла, когда мне было три годика, отец уже тогда лечил людей, им, как и сейчас, платили копейки, а маме нужна была роскошная жизнь. Она нашла себе молодого ресторатора и сбежала. Она была жутко красивая! Длинные светлые волосы, тонкая талия, брови дугой, прекрасные глаза… отец всегда любил красивых женщин, и не просто любил, но буквально терял от них разум. Так было и с моей мамой. Они поженились, родилась я, но достойно содержать такое сокровище он не смог. Так, во всяком случае, она сама считала. И ушла.
– А он потом нашел вам новую маму? – тихонько спросила Аллочка. – Такую же красавицу?
– Вы знаете, нет! – повернулась к ней Арина. – Он же не был чертовски красив и дьявольски привлекателен и понимал это. Как он говорил – прекрасную женщину должен иметь либо мужчина красивый, либо состоятельный.
– Либо просто мужчина, – выдала перл Аллочка.
– Я с вами согласна, но вот он был другого мнения. К тому же, мама подорвала в нем уверенность в себе. Так он и прожил со мной всю молодость. Ушел с головой в работу, получал небольшую зарплату и не стыдился этого. Не перед кем было стыдиться, никто его не упрекал, что он не может достать импортный гарнитур и не в состоянии выбить машину, что у него малогабаритная квартира; в его одиночестве был даже какой-то плюс. А потом я повзрослела, у меня появилась своя семья и… отец стал переживать, просто невозможно. Он вдруг почувствовал себя ненужным, лишним. Стал чаще поговаривать, что жизнь не сложилась, он и вовсе зря небо коптит.
– А разве у него не было друзей? – спросила Гутя.
– Конечно, у него были друзья, но у тех были свои семьи. Свои заботы, своя работа, достижения! А отец… В общем, папа угасал. Он перешел из хорошей клиники в обычный Медцентр. Там, конечно, огромный фронт работ, интересная тема, но заработки! Да ему было все равно. Он вообще больше не следил за собой, мне приходилось буквально силой заставлять его надеть чистую рубашку, поменять свитер. И вдруг… это произошло в прошлом году. Отец в одночасье превратился в совершенно другого человека. Он прибежал в выходные ко мне домой и в приказном порядке потребовал купить ему новый костюм! Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Да что там я, мой муж в ту же минуту вскочил с дивана и бросился за машиной, чтобы мы смогли бы спокойно проехаться по магазинам.
– Это тогда он познакомился с Элен? – уточнила Гутя.
– Да какая там Элен, – махнула рукой Арина. – Тогда она была просто Валюшка Сорокина, медсестричка из неблагополучной семьи. Но папа влюбился в нее сразу, как только увидел. Казалось, в нем проснулся прежний молодой парень, который так и не сумел стать счастливым в свои года. Он буквально расцветал на глазах. Бегал на какие-то дискотеки, торчал возле витрины с женским бельем, отстаивал очереди в модные парикмахерские, просто уму непостижимо!
– И как вы ко всему этому относились? – взглянул в зеркальце Фома.
– Да никак! – фыркнула Арина. – Просто удивлялась и помогала, чем могла – денег, там, подкинуть, купить какую-нибудь стильную вещь. Посоветовать что-нибудь по-женски… Поймите! Я же не думала, что это у него настолько серьезно! Нет, даже не так… Я не думала, что эта кукольная Валюшка обратит на отца хоть какое-то внимание. Ну что он – да, хороший врач, уважаемый человек, и все! А она-то со своей внешностью сразу бросалась в глаза любому. Девочка запросто могла устроить свою судьбу с кем-нибудь из богатых больных.
– Ой, ну откуда у Николайского такие больные? – горько вздохнул Фома. – Да, там прекрасная хирургия, я сам это хорошо знаю, великолепные доктора, но! Там же такой младший медперсонал! Денег-то платят – мизер! И кто туда пойдет? Дипломированные медики, что ли? Вот и идет тот, кто никуда больше пристроиться не может. После операции самое главное – уход! А кто будет возле тебя там трястись? Вот и думайте – ляжет в такую больницу богатый больной, если у тебя в одной палате по двенадцать человек, и на всех лежачих – одна баба Маня, да и та трезвой бывает только перед получкой!
– Может, и так. Но девушка с красивой внешностью может составить себе партию, если уж она решила жить за счет мужа. И мой отец в эту партию никак не вписывался, это было ясно всем. Поэтому я была спокойна. Просто радовалась, что у отца случился этот счастливый жизненный период, – вздохнула Арина и уже более печальным тоном продолжала: – А потом у отца стали появляться деньги. Он уже работал в трансплантологии, но и там с деньгами было не густо. А тут вдруг… я у него как-то поинтересовалась: «Пап, откуда? Ты стал брать взятки?»
– Конечно! Да уж давно пора, если не доплачивают! – не выдержала Аллочка. – В конце концов, у нас еще не отменял просто благодарность.
Арина хмыкнула:
– Взятку не каждый может дать, а помощь нужна всем. Там же больные. А благодарность… Как-то замечательный доктор Рошаль сказал: «Если мой сотрудник возьмет взятку – уволю. А если он сделал прекрасную операцию, ребенок ушел домой и счастливые родители подарили врачу в благодарность машину через месяц после этой самой операции – слова не скажу». Ну, это не дословно, но смысл такой. То есть благодарность… ее же видно!
– Да ладно, я все равно ничего в этом не понимаю, – отмахнулась Аллочка. – Что вам отец-то ответил?
– Ничего, просто перевел разговор на другую тему. И потом, я же говорила – он сильно изменился. Особенно когда в его жизнь вошла Валя. Только теперь она стала – Элен. Да, он весь светился рядом с ней, он смотрел ей в глаза, он таял, если она брала его за руку, но когда ее рядом не было, он выглядел больным псом. Плечи его опускались, глаза постоянно смотрели в пол, а смеяться он и вовсе переставал. И я, и его друзья пытались хоть как-то растормошить его, что ли, куда-то звали, приглашали, внезапно сами приходили в гости, но папа упорно отстранялся. А это ведь горько видеть, что друг от тебя отдаляется. Сознательно. Но зато у отца появился хороший загородный дом, он переехал туда вместе с Элен и стал копить на мебель, на садового дизайнера, на дорогую одежду, на хорошие машины. Со мной и вовсе перестал встречаться, Элен это не нравилось. Ну а я… у меня подрастали дети, свои заботы, работа… я только звонила ему по-прежнему, болтала ни о чем, и все. А потом… потом случилось то, что случилось. И как-то свалилось все сразу… Сначала я узнала, что отец тяжело болен. Сказали его коллеги из его больницы. Я волновалась, хотела даже, чтобы отец ушел с работы, потому что ему требовался серьезный уход, хорошее лечение. Его же можно было вылечить! Только пришлось бы продать все – и дом, и машины. А Элен, конечно же, этого не одобряла. Да отец и сам бы на это не пошел. Он не мог оставить свою «девочку» в старенькой хрущевке. Ко всему прочему, стали вылезать грешки по работе. Я не особо вникала в его махинации, но… только знаю, что они были. И о них стало кое-кому известно. И вот тогда… тогда папы не стало. Некоторые думают, что он застрелился, но всем сказали, что он умер от рака.
– Погодите, почему «некоторые думают»? – уцепилась за слово Варька. – А вы что же, так не думаете?
Арина пожала плечами. Помолчала и проговорила:
– Я не знаю, что думать. Я в это не верю! Отец так любил Элен, он не мог просто уйти и не оставить ей ничего. Он должен был написать завещание. И собирался это сделать. Именно завещание, потому что он хотел поделить дом пополам. А девочка хотела дарственную, чтобы все досталось ей. Они спорили, но просто так отец бы ее не бросил. Они ведь даже не расписаны.
– А почему они не расписались? Не хотел ваш папа? Элен говорила, что его друзья отговаривали, – вспомнила Гутя.
– Друзья?! Да она ему никаких друзей-то не оставила! Она ему со мной-то общаться не разрешала, а уж с друзьями! Папа хотел расписаться, хотел, чтобы Элен была во всем белом, в фате. В пышном платье… это была его мечта, если так можно сказать. Он мне говорил: «Представь, Ариша – Элен вся в кружевах, в ослепительно белом платье, на голове – венок из белых цветов. А за плечами, как крылья, легкая, невесомая фата! И этот ангел – моя невеста! Я ее понесу на руках до самого загса! И все мужчины на свете будут мне завидовать, и все люди увидят, какой я счастливый!» Нет, он хотел, это она не хотела. Да и зачем ей? Она и без штампа имела все. Или почти все.