В паузу никто не вклинился, даже нетерпеливая Наташа. Ходасевич владел ситуацией.
– С самого начала расследования, – продолжил он, выдохнув едкий сигарный дым, – меня, признаюсь, удивило единодушие, с которым все вы, господа, а также отсутствующие здесь Маргарита и Майя согласились оплатить мои услуги. Все вы, разумеется, понимали, что частный сыск подразумевает более тщательное изучение обстоятельств дела, чем обычное милицейско-прокурорское следствие. В том числе понимал это и убийца, которым, как я полагал сперва, является один из вас. И тем не менее вы согласились израсходовать на расследование немалые личные средства. Разумеется, тот из вас, кто был убийцей, мог блефовать, чтобы не навести на себя подозрений. Но в таком случае он должен быть игроком высокого класса – чтобы быстро и практически без раздумий поставить на кон изрядные деньги в игре, по сути, против самого себя.
Валерий Петрович выпустил облако дыма и продолжил:
– Это заставило меня с самого начала подозревать Дениса. Только он один из вас был подготовлен к тому, чтобы блефовать с непроницаемым лицом. Мои подозрения усилились, когда я узнал, что Тамара перед смертью имела половое сношение, а Денис в своей комнате якобы нашел окровавленный нож. Однако я довольно быстро понял, что каждый из вас что-то скрывает. Каждый – что-то свое. Маргарита – свое истинное отношение к отцу и мачехе, свою иррациональную ненависть к ним. Плюс – свою тайную поездку в Москву и те открытия из частной жизни семьи, которые она совершила… Вы, Михаил Вячеславович, – Ходасевич повернулся к Инкову, – хранили в секрете истинное положение дел в «Древэкспорте»…
– Коммерческая тайна, – буркнул Инков.
– …Вы, Наташа, – не обращая на него внимания, сказал Ходасевич, поворачиваясь к младшей Конышевой, – скрывали истинную роль ваших мачехи и отца в кончине «Настоящего» магазина… А вы, Вика, – полковник поклонился домработнице, – держали за семью печатями тайну своего происхождения…
От того, что на нее внезапно обратили при всех внимание и затронули при этом щекотливый вопрос, краска бросилась в лицо Вике, и полковник счел нужным галантно добавить:
– …И я очень хорошо понимаю причины вашей сдержанности. – И старомодно полупоклонился в сторону Вики.
Ходасевич легко владел аудиторией.
– Согласитесь, – вкрадчиво сказал он, – что тайна каждого из вас могла стать катализатором убийства. Итак, – многозначительная пауза, – все вы – могли убить. У каждого имелся свой мотив – ненависть, ревность, деньги, бизнес – но… – Снова пауза. – Но никто из вас в итоге НЕ убивал. Чтобы понять, что все вы чисты перед законом, мне понадобились целых два дня, последовавших за убийством Тамары Конышевой. Не скрою, в ходе наших собеседований я изучал вас. И вы – все вы! – в итоге не произвели на меня впечатление убийц. Вы говорили не как убийцы; вели себя не как убийцы; наконец, у вас у всех – глаза не убийц. А это очень важно в поисках истины – глаза человека. Уж поверьте мне и моему опыту…
Валерий Петрович с удовольствием пыхнул сигарой. Собравшиеся молчали. «Чем же он подавляет нас? – промелькнуло у Наташи. – Вроде говорит тихо, ровно – а ведь, ясный перец, подавляет. Вон как все слушают – как завороженные».
– Итак, – продолжил «кагэбэшник», – по результатам «собеседований» я сделал вывод, что убил Тамару кто-то посторонний. Но тогда кто?.. Человек, проникший в ночь убийства на территорию участка? Кто он? Зачем он это сделал? Как он попал внутрь дома, в спальню мачехи? Все улики говорили, что неизвестный ограничился пребыванием на территории участка, но в дом не входил. Наконец, в тот последний вечер, когда произошла развязка, мне очень помогли вы, Наташа, – Ходасевич кивнул в ее сторону. – Помогли своим звонком и сообщением, что проникал на участок и наблюдал за домом, оказывается, примчавшийся из Лондона Ритин муж. Именно после моего с Наташей телефонного разговора разгадка случившегося стала для меня очевидной… А понял я, в чем дело, несколько раньше – на пару часов: после того как мои коллеги сообщили мне, что взрывчатка, которой и первый, и второй раз подрывали машины Конышева, имеет одно и то же происхождение. А главное – что она похищена с воинских складов, расположенных в Нижегородской области, в Городецком районе. После этого, если помните, Денис, я попросил у вас атлас России. И обнаружил, что село Барыкино – ваша, Вика, родина, – жест в сторону домработницы, – также расположено рядом с Городцом, в непосредственной близости от знаменитого Городецкого полигона…
– Я бы в тот момент решила, что убийца – Вика, – тихо промолвила Наташа.
Вика метнула в ее сторону острый, злой взгляд.
– Я тоже так было подумал, – кивнул Валерий Петрович. – Сначала, на одну минуту. Но быстро понял, что очень уж не вяжется взрывчатка с Викой, не правда ли?
Домработница опять вспыхнула, заалела щеками.
– Яд – возможно, – пыхнул сигарой Ходасевич. – Нож – вероятно. Но взрывчатка… Мне доводилось слышать о том, что женщины сводят счеты со своими мужьями и хозяевами, но как-то не случалось, чтобы они взрывали своих жертв…
– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – подала реплику Наташа. Ей нравилось смущать бедную сводную сестру – хотя бы потому, что та трогательно переживала, когда высокое собрание обращало на нее свое внимание. Ходасевич сделал вид, что не заметил демарша Наташи, и продолжил:
– К тому же у Вики отсутствовал мотив. Ради чего ей убивать? Ради ста тысяч наследства? Убивать только что обретенного отца? Человека, который, в конце концов, вытащил ее из провинциального болота? Которого Вика мало того, что любила, – даже боготворила… Правильно я говорю? – Ходасевич участливо обратился к покрасневшей, потупившейся Вике.
– Правильно, – кивнула та. И призналась, тоном ниже: – Да, я его любила. – И добавила совсем тихо – шепотом, даже шелестом: – В отличие от всех вас.
Все прекрасно расслышали реплику Вики, и у каждого было что возразить ей, однако никто не стал этого делать.
– Добавим, – адресовался ко всем собравшимся полковник, – что, как только мне стало известно о происхождении взрывчатки, я сразу же узнал у Вики: она, оказывается, совсем недавно, в мае нынешнего года, ездила к себе домой в Барыкино. И, что самое главное, – ездила вместе с отцом. Именно там Борис Андреевич и закупил взрывчатку – для покушения на самого себя.
– Наверное, он у старика Иогансена ее купил, – внезапно сказала домработница, глядя прямо перед собой. Все повернулись к ней, а она вдруг, не поднимая глаз, разразилась целым монологом:
– Иогансен вместе с Хозяином два дня подряд на рыбалку ходили. И рыбу приносили целыми ведрами. Она еще какая-то странная была, снулая. Они не говорили, но я думаю, они ее тогда взрывчаткой глушили. Наверно, Борис Андреич ту взрывчатку и купил.
Вика испуганно оглянулась на Ходасевича и быстро добавила:
– Я об этом ничего не знала. Я это только сейчас поняла, поэтому раньше ничего вам про взрывчатку или рыбу и не сказала. Честно.
– А вас, Вика, никто не подозревает, что вы знали, – ласково проговорил Ходасевич. – Вы только после обо всем следователю расскажите. Борис Андреевич, я думаю, ваши показания подтвердит… Однако я должен вам заметить, господа, – обратился он уже ко всем, – что мои с вами собеседования все-таки не прошли даром. Я многое узнал не только о вас самих, но и о, так сказать, жертве. О человеке, которого я никогда не видел, – внесценическом, как говорят драматурги, персонаже. Я имею в виду Бориса Андреевича. Я постарался понять его природу, его характер, взгляды на жизнь, мотивацию… И когда я наконец узнал, откуда «родом» взрывчатка, я вдруг внезапно понял: если вывести за скобки смерть старшего Конышева и считать, что он не умер, но исчез – дьявольская разница! – то… То – это исчезновение более всего на руку ему самому.
Полковник вдруг вдохновился, подался вперед, последний раз пыхнул сигарой и положил ее дотлевать в пепельницу.
– В самом деле! – воскликнул он. – В каком положении очутился Борис Андреевич к концу мая нынешнего года – к тому времени, когда он вместе с Викой собрался на рыбалку в ее родное Барыкино? На работе у него были неприятности. Его великая, как он считал, идея – насчет приобретения, – Валерий Петрович метнул насмешливый взгляд на Инкова, припоминая его перефраз, – новой поляны для своего бизнеса, – рухнула. Более того, когда Конышев затеял расширение дела, он привлек к себе внимание со стороны мощного концерна. Его недвусмысленно, обстреляв машину, предупредили о том, что он должен отказаться от своих планов. Больше того, концерн «Интерслава» стал вынашивать планы приобрести «Древэкспорт». Поглотить его. Если бы поглощение состоялось, тогда в «Древэкспорте», скорей всего, уже не нашлось бы места для Бориса Андреевича – возраст-то у него, что ни говори, почти пенсионный. Конечно, он не умер бы с голоду, но компания, которую он строил всю жизнь, уплыла бы в чужие руки… Правильно я говорю, Денис Борисович? – неожиданно обратился полковник к Конышеву-младшему, который, казалось, слушал его вполуха, думая о своем.
– Абсолютно, – несмотря на внешнюю отстраненность, мгновенно откликнулся Денис.
– И вы ведь предупреждали отца, что на его фирму нацелился концерн «Интерслава»?
– Да, – кивнул тот.
– Именно этому был посвящен ваш последний серьезный телефонный разговор с отцом? Он состоялся в апреле, если я не ошибаюсь?
– Да. Вы о нем от Майки узнали?
Ходасевич развел руками.
– Домашняя полиция в действии… – буркнул Денис.
– Итак, – продолжил полковник, никак не комментируя сказанное и делая знак Денису, что их частный диалог исчерпан, – на работе у Бориса Андреевича далеко не все было ладно. Не ладно стало и дома. Обострила обстановку в семье старших Конышевых Рита. Это она выследила отца – и отправила мачехе детективный отчет о его похождениях с секретаршей Людмилой Фейгиной. Отцу, в свою очередь, она переслала документы, свидетельствующие, что Тамара в юности была проституткой и снималась в порнофильмах. Да и сейчас, как оказалось, его супруга далеко не безгрешна… И главным ударом для Бориса Андреевича стал не только сам по себе тот факт, что она ему изменяет, но то, что изменяет она ему с его собственным сыном. С Денисом.
Младший Конышев непроизвольно опустил глаза – однако ни для кого последнее заявление Ходасевича не стало особенной неожиданностью. Вика и без разъяснений давным-давно уверилась, что Денис спал с мачехой, Наташа знала об этом от Риты, ну а Инков – догадывался. Так что никто даже не отреагировал на сообщение полковника.
– И тогда, – продолжил Ходасевич, – после разочарующих открытий, скандалов, болезненного выяснения отношений и раздумий, старший Конышев и придумал трюк с собственным исчезновением. С исчезновением, замаскированным под смерть. Все вышесказанное – не мои домыслы. Об этом Борис Андреевич сам поведал на допросе полковнику Ибрагимову. Надо сказать, что у старшего Конышева была великолепная стартовая площадка для того, чтобы обставить свое исчезновение как смерть, а самому благополучно жить и, словно тень отца Гамлета, навещать тех, кто остался в живых. Еще в то время, когда особняк, где мы находимся, только проектировался и строился – в последней трети девяностых, – Борис Андреевич создал здесь подземное убежище и потайной ход, выводящий из особняка на самый берег водохранилища. Его задумку легко объяснить. Время тогда было неспокойное, ни один коммерсант не мог быть уверен в том, что он даже у себя дома находится в безопасности. Да и сейчас, по большому счету, кто может дать гарантию, что в один прекрасный день дом коммерсанта не станет штурмовать милиция, налоговая полиция, конкуренты по бизнесу, бандиты? Решительно никто. Каждый предприниматель всю жизнь старался и старается обезопасить сам себя. Каждый – на свой лад. И таким экзотическим методом, как строительство подземного хода, тоже. Кстати, вы удивитесь, если узнаете, сколько шикарных подмосковных особняков оборудовано катакомбами…
– И сколько же? – неожиданно, чтобы сбить полковника с толку (и сбить с него спесь), спросила Наташа.
– Примерно пятая часть, – не моргнув глазом, ответствовал Ходасевич: то ли вправду собирал статистику, то ли сымпровизировал на ходу. Инков покачал головой – возможно, удивляясь баснословному количеству «замков с подземельями», возможно, досадуя, что не соорудил в собственном доме подобных укреплений.
– Катакомбы – удобнейшая штуковина! – с легкой иронией воскликнул полковник. – Можно там содержать неугодных – как в тюрьме. Можно, в случае нападения, скрытно выбраться из дому. А у подземелья Бориса Андреевича была еще одна полезная функция. Там находилась аудио– и видеозаписывающая аппаратура, фиксирующая то, что происходило в доме.
Наташа в недоумении аж привскочила.
– Как?!
– Камеры и микрофоны имелись не во всех комнатах, – успокоил ее жестом Ходасевич, – а только в трех гостевых. Да еще – в бане. В той, кстати, комнате, где проживали вы, Наташенька, наблюдения не было. Да и в остальных помещениях камеры с микрофонами Конышев установил не из праздного любопытства. И не для того, чтобы следить за домашними. Михал Вячеславыч, – он кивнул в сторону Инкова, – рассказал мне, что Конышев довольно часто приглашал в свой дом партнеров по бизнесу. И даже нанимал женщин легкого поведения для обслуживания гостей. Потом пленки с записями этих плотских утех могли служить способом давления на особо несговорчивых партнеров.
– Но я не знал, что «прослушка» существует! – быстро проговорил Инков. Казалось, он старается оправдаться. – И никогда не слышал, чтобы Конышев кого-то шантажировал.
– Об этом, похоже, не знал никто. Ни вы, ни другие домочадцы, ни Тамара.
– Да-а, ну и дела! – протянула Наташа.
– Ну, папаша. Ну, затейник, – покачал головой Денис.
– И даже я ничего не знала, – чуть слышно прошептала Вика.
– Очень похоже, что о подземном убежище не ведала и Тамара, – развел руками Ходасевич. – Так что, повторюсь, стартовые условия для того, чтобы совершить задуманное преступление, у Конышева оказались великолепными. Выход из подземного хода в дом и к водохранилищу плюс – взрывчатка, купленная в Барыкино у Иогансена… Но, надо заметить, и подготовительную работу он провел на славу. Незадолго до исчезновения Борис Андреевич втайне продал принадлежащую лично ему часть «Древэкспорта» и перевел вырученные средства в оффшор за границей. Он перевел туда же свои средства со всех банковских счетов. Он продал недвижимость за границей. В общем, аккумулировал все свои деньги в этом оффшоре. По сути, его завещание было фикцией. Кроме данного особняка, Тамаре ничего и не причиталось.
Затем Борис Андреевич приобрел загранпаспорт на чужое имя. Кстати, сей документ, на имя Коренькова Андрея Владимировича, оперативники обнаружили в его комнате в подвале. А чтобы подготовить главное преступление, ваш отец подстроил второе покушение на самого себя. Он сделал это не только ради тренировки или чтобы опробовать взрывчатку, но и для того, чтобы убедить всех, что ему по-прежнему грозит опасность от рук неведомых конкурентов.
Первую бомбу Конышев установил в своей машине, подключив ее к цепи сигнализации. Когда он утром подходил к автомобилю, то издалека, от самого подъезда, нажал кнопку ключа, замкнувшего цепь. Прогремел взрыв. Тогда все, кто окружал его, уверились, что Конышева по-прежнему держат на мушке, хотя физической расправой ему никто уже не угрожал.
А затем, в качестве последнего подготовительного акта перед собственной «смертью», Конышев уволил свою любовницу Фейгину и отправил ее за границу – пока что в Египет. Он был уверен, что Людмила – его настоящая любовь, и он готов был провести рядом с ней остаток своих дней…
– Это называется «предынфарктный кобеляж», – саркастически прошептала Наташа.
Ходасевич сделал вид, что не заметил ее реплики.
– …Он ведь затеял эту историю не только ради того, чтобы избавиться от чего-то или кого-то: от хлопот с фирмой, постылой жены… И от вас, Денис… Он хотел и приобрести что-то. А приобретал он деньги, покой и – Людмилу Фейгину. И во многом именно из-за Людмилы (которая тоже жила с нелюбимым человеком) он инсценировал собственную смерть. Конышев хотел навсегда бросить страну, дом, Тамару, получить свои немалые денежки и жить с Людмилой долго и счастливо где-нибудь на острове в Карибском море… Впрочем, Людмила ничего не знала о тех подробностях плана Конышева, которые были связаны с душегубством (во всяком случае, так он сам утверждает). Она, по его словам, до сих пор находится в убеждении, что он просто продаст фирму, бросит опостылевшую супругу и присоединится к ней…
– Невинная овечка, – ехидно прокомментировала Наташа.
– Так или иначе, – развел руками Ходасевич, – диспозиция к дню его исчезновения сложилась следующим образом: Людмила Фейгина ждет Бориса Андреевича в Египте; часть фирмы продана и деньги находятся в банке на Каймановых островах; в джип «Лексус» загружена оставшаяся взрывчатка.
– Поразительно! – протянул Инков. – Я его видел весь тот день. Он был таким же, как всегда. Ничем не отличался! Никак себя не выдал! Удивительный человек.
– Да, – согласился полковник, – Конышев умеет владеть собой. Ни раньше, ни тогда он ничем себя не выдал. А вечером после работы, по пути домой, он остановился у строительного рынка в районе Мытищ. Там существует своего рода биржа труда – можно нанять приезжих для любой работы. И вот Конышев подрядил одного-единственного узбека – тот, дескать, должен выкопать небольшую траншею на его участке под телефонный кабель. Он пообещал узбеку хорошо заплатить. На предложение взять помощников отказался – жена, мол, все время в саду, у нее от вашего галдежа голова разболится… Он усадил рабочего рядом с собой в машину, и они отправились в путь. Не доезжая нескольких километров до Теляево, когда дорога свернула в лес, Конышев остановил машину. Потом неожиданно достал из-под своего сиденья нож и ударил сидящего рядом узбека в бок. Он так и не узнал даже, как звали этого несчастного. Этого человека, кстати, до сих пор никто не хватился… Затем Конышев съехал на своем джипе в лес. На опушке он добил рабочего, потом, на всякий случай, переодел его в свою одежду. Надо сказать, что и жертву свою он выбрал так, чтобы несчастный походил на него телосложением. Конечно, генетическая экспертиза его бы все равно изобличила, но до экспертизы дело, как вы знаете, не дошло. Все были уверены в том, что убит не кто иной, как Конышев.