Но следующим заговорил Сэмюэл:
– Я понимаю, что вам не хочется накладывать вето на первое крупное предложение нового старшего партнера.
Своим рассудительным тоном он как бы говорил, что они не представители противоположных лагерей, а разумные люди, способные договориться и принять взвешенное решение.
– Возможно также, что вы склонны недооценивать мнение партнеров, которые уже заявили о своей отставке. Но я занимаюсь делами по меньшей мере вдвое дольше всех в этом помещении, а Хью, как мне кажется, самый сообразительный банкир в мире. Оба мы считаем, что предложение это опаснее, чем кажется. Постарайтесь не поддаваться своим личным предубеждениям.
«Красноречия ему не занимать», – подумал Мики.
Впрочем, о том, что Сэмюэл будет против, он также знал заранее. Все взоры теперь обратились на Молодого Уильяма.
– Южноамериканские облигации всегда казались мне более рискованными, – заговорил он наконец. – Но если мы боялись их выпускать, то упустили бы часть неплохого дохода за последние несколько лет.
«Звучит обнадеживающе», – подумал Мики.
– Я не думаю, что в ближайшем будущем Кордову ждет финансовый крах. За время правления президента Гарсии политическая обстановка в стране заметно укрепилась. Я верю, что в будущем мы сможем получать еще больше дохода от вложения средств в ее предприятия. Следовательно, можно даже немного увеличить наши вклады.
Мики подавил вздох облегчения. Он выиграл.
– Четыре партнера за, двое против, – подвел итог Эдвард.
– Минутку, – прервал его Хью.
«Черт бы его побрал! – мысленно воскликнул Мики. – Какой еще туз в рукаве он припас?»
Ему захотелось закричать в знак протеста, но он сдержался.
Эдвард хмуро посмотрел на Хью.
– Что еще? Ты же проголосовал.
– Голосование в этом помещение всегда считалось самым крайним средством. Если между партнерами наблюдается разногласие, то мы сперва пытаемся найти компромисс, который устраивал бы всех.
Эдвард собрался было отмахнуться от его слов, но снова заговорил Уильям:
– И что же ты предлагаешь, Хью?
– Спросим Эдварда вот что. Ты точно уверен в том, что мы сможем продать все облигации или хотя бы основную их часть?
– Да, если цена будет хорошей, – ответил Эдвард.
По выражению его лица было видно, что он не понимает, к чему клонит Хью. У Мики зародилось подозрение, что Хью их обыгрывает.
– Тогда почему бы нам не продать их на комиссионной основе, без гарантии размещения?
Мики подавил готовящееся вырваться у него проклятие. Он на это не рассчитывал. Обычно, когда банк выпускал облигации, скажем, на миллион фунтов, он брал на себя обязательство выкупить все нераспроданные облигации, тем самым гарантируя заемщику выплату миллиона целиком. В обмен на такую гарантию банк требовал большой процент. Другой способ состоял в том, чтобы выпустить облигации без гарантий размещения. В таком случае банк не рисковал и получал гораздо меньший процент, но если облигации распродавались на десять тысяч фунтов, то и заемщик получал только десять тысяч фунтов. Весь риск перекладывался на плечи заемщика, а сейчас Мики был менее всего готов рисковать.
– Хм-м. А это мысль, – задумчиво произнес Уильям.
«Ловко нас обхитрил Хью», – в отчаянии подумал Мики.
Если бы Хью продолжил выступать против, его бы точно переспорили. Но он предложил схему сокращения риска, что всегда нравилось консервативно настроенным банкирам.
– Если мы распродадим их все, то все равно получим около шестидесяти тысяч комиссионных, даже по сокращенной ставке. А если не распродадим, то избежим серьезных потерь.
«Ну скажи же хоть слово!» – мысленно обращался Мики к Эдварду, терявшему контроль над совещанием.
Но Эдвард, похоже, тоже не знал, как поступить в такой ситуации.
– И мы могли бы прийти к единогласному решению, как и раньше, – добавил Сэмюэл.
Все одобрительно закивали.
В отчаянии Мики сказал:
– Я не могу обещать, что мои поручители с этим согласятся. В прошлом банк всегда гарантировал размещение облигаций Кордовы. Если вы решили поменять свою политику… – он помедлил. – То тогда мне придется обратиться в другой банк.
Это была пустая угроза, но откуда им знать?
Уильяма она явно оскорбила.
– Поступайте, как вам будет угодно, это ваше право. У другого банка свои представления о рисках.
Мики понял, что его угроза только укрепила их в своем мнении. Торопливо он добавил:
– Руководство моей страны ценит свои связи с Банком Пиластеров и хочет поддерживать с ним отношения и дальше.
– И эти чувства взаимны, – сказал Эдвард.
– Спасибо.
Мики понял, что ничего больше сказать нельзя.
Он начал скатывать карту гавани. Он потерпел поражение, но сдаваться пока не собирается. Цена президентства в его стране – два миллиона фунтов, и он их раздобудет во что бы то ни стало.
Еще ранее Эдвард с Мики договорились о совместном обеде в клубе «Коуз» в честь их предполагаемой победы, но теперь им нечего было отмечать.
К тому времени, когда приехал Эдвард, Мики многое обдумал. Единственным выходом оставалось действовать тайком, в обход других партнеров, и выпустить облигации без их ведома. Да, это возмутительный и рискованный поступок, возможно, даже преступление. Но выбора у него не было.
Когда Эдвард вошел, Мики уже сидел за столом.
– Я чрезвычайно разочарован нынешним совещанием в банке, – начал Мики без всяких лишних слов.
– Все из-за моего чертова кузена Хью, – согласился Эдвард, присаживаясь рядом и взмахом руки подзывая официанта.
– Принесите большой бокал мадеры.
– Дело в том, что если размещение облигаций не будет гарантировано, то нет и никаких гарантий, что гавань будет построена.
– Я сделал все, что мог, – оправдывающимся тоном сказал Эдвард. – Ты же сам видел и слышал.
Мики кивнул. К сожалению, это было так. Если бы Эдвард умел манипулировать людьми, как его мать, он бы легко победил Хью. Но в таком случае он не попал бы и под влияние Мики.
«Пусть он и пешка, но вполне может отказаться от моего предложения», – думал Мики, подбирая слова для дальнейшего разговора.
Когда официант удалился с заказом, Эдвард сказал:
– Я вот подумываю присмотреть себе свой дом. Не хочу больше жить с матерью.
Мики сделал вид, что заинтересовался.
– Что, хочешь купить дом?
– Небольшой. Не хочу дворец с десятком горничных, то и дело шмыгающих по комнатам и подкладывающих угли в камины. Такое скромное жилище, с одним хорошим управляющим и парой слуг.
– Но у тебя в Уайтхэвен-Хаусе и так есть все, что нужно.
– Все, кроме личной жизни.
Мики понял, к чему он клонит.
– Ты не хочешь, чтобы мать знала о тебе все…
– И ты бы мог оставаться у меня на ночь, например, – сказал Эдвард, очень уж откровенно поглядывая на Мики.
Мики вдруг понял, что может воспользоваться этой идеей. Он изобразил на лице печаль и покачал головой.
– К тому времени, как ты купишь себе дом, мне, возможно, уже придется покинуть Лондон.
– Отчего вдруг? – удивился Эдвард.
– Если я не найду денег на новую гавань, наш президент меня точно отзовет.
– Тебе нельзя уезжать! – воскликнул Эдвард испуганно.
– Да мне и самому не хочется. Но выбора у меня нет.
– Облигации распродадутся, я уверен.
– Надеюсь. Но если нет…
Эдвард ударил по столу кулаком, отчего задребезжали бокалы.
– Если бы не Хью, мы бы уже выпустили облигации!
– Наверное, тебе придется поступить так, как решили партнеры…
– Конечно. А как же еще?
– Ну… – Мики помедлил и постарался придать своему голосу задумчивый тон. – Вот если бы ты приказал своим помощникам оформить сделку с гарантией, ничего не говоря партнерам… Такое возможно?
– Возможно, – ответил Эдвард с озабоченным видом.
– В конце концов, ты же старший партнер. Это что-то же да значит.
– Ты чертовски прав.
– Саймон Оливер может подготовить все документы втайне. Ему можно доверять.
– Да.
Мики едва верил в то, что Эдвард так быстро согласился на его предложение.
– И тогда бы я остался в Лондоне.
Официант принес вино и налил каждому в бокал.
– Рано или поздно об этом станет известно, – сказал Эдвард.
– Но тогда будет уже поздно. И ты можешь сослаться на ошибку в приказах.
Мики и сам понимал, что такое оправдание никуда не годится, и сомневался, что Эдвард проглотит наживку.
Но мысли Эдварда были заняты другим.
– Если ты останешься… – он замолчал и опустил глаза.
– Да?
– Если ты останешься в Лондоне, то ты будешь у меня ночевать, иногда?
«Значит, это единственное, что заботит Эдварда», – подумал Мики с чувством триумфа и постарался изобразить самую благодушную из своих улыбок.
– Разумеется!
Эдвард кивнул.
– Тогда я согласен. Поговорю с Саймоном после обеда.
Мики поднял свой бокал.
– За дружбу!
– За дружбу!
Эдвард чокнулся с ним и робко улыбнулся в ответ.
– За дружбу!
II
Эмили, супруга Эдварда, переехала в Уайтхэвен-Хаус без всяких предупреждений. Хотя все до сих пор считали хозяйкой дома Августу, Джозеф завещал его своему сыну. Следовательно, Августа не могла выгнать невестку, не поставив вопрос о разводе, а та только этого и хотела.
Формально хозяйкой была как раз Эмили, а ее свекровь Августа жила там с ее согласия. Августа не имела ничего против борьбы, но Эмили оказалась куда коварнее и избегала открытого противостояния.
– Это ваш дом, и вы вправе поступать, как вам вздумается, – сказала она обманчиво-покорным тоном, от которого Августа едва не поморщилась, как от боли.
Эмили даже достался ее титул. Теперь графиней Уайтхэвен была жена Эдварда, а Августа – вдовствующей графиней.
Августа продолжала отдавать приказы слугам, как и прежде, и при каждом удобном случае старалась отменить распоряжения Эмили. Та не жаловалась, но некоторые слуги начали выражать свое недовольство. Эмили нравилась им больше, потому что обращалась с ними до безрассудства мягче, как с гневом думала Августа. Им всегда удавалось обставить существование Эмили с наибольшим комфортом.
Самым сильным орудием хозяйки в борьбе со слугами была угроза выгнать их без рекомендательного письма, после чего никто не предложил бы им работу. Но и это орудие Эмили вырвала из рук Августы с такой легкостью, что даже становилось страшно. Однажды Эмили приказала подать на обед камбалу; Августа заменила ее на лосося. После того как за обедом все-таки подали камбалу, Августа уволила кухарку. Но Эмили дала кухарке прекрасную рекомендацию, и та устроилась к герцогине Кингсбриджской, предложившей ей еще большее жалованье. Впервые Августа поняла, что слуги ее не боятся.
После полудня знакомые Эмили приезжали на чай. Эмили с улыбкой предложила Августе выполнять обязанности хозяйки дома за чаепитием, но тогда ей бы пришлось и вежливо общаться с гостями, что было почти так же непереносимо, как оставлять роль хозяйки самой Эмили.
Ужин проходил еще хуже. Августа сидела во главе стола, но все знали, что это место Эмили, а одна грубая гостья даже заметила, как благородно со стороны Эмили проявить такое уважение к своей свекрови.
Августа не привыкла к такому. До этого никому не удавалось ее перехитрить, и для нее это было в новинку. Обычно она сама решала, кому благоволить, а кому отказывать в своем расположении. Но ведь Эмили и хотела, чтобы ей отказали от дома, так что запугать ее было невозможно.
Августа сдаваться не собиралась.
Эмили в последнее время все чаще приглашали на различные мероприятия, и она отправлялась на них в любом случае, сопровождал ли ее Эдвард или нет. Люди это замечали. Пока Эмили скучала одна в Лестершире, никто о ней не вспоминал, но теперь, когда они оба жили в Лондоне, появление одной Эмили без супруга казалось подозрительным.
Раньше Августе было бы наплевать на мнение высшего общества. Представители коммерческой среды часто относились к аристократам как к легкомысленным прожигателям жизни и были равнодушны к их мнению или, по крайней мере, делали такой вид. Но Августа уже не считала себя представительницей среднего класса. Будучи графиней, она слишком долго вращалась в высших кругах и привыкла получать одобрение со стороны лондонской элиты. Она не могла позволить своему сыну отклонять приглашения лучших представителей высшего общества и заставляла его посещать эти мероприятия.
Сейчас как раз был такой случай. В Лондон для участия в парламентских дебатах приехал маркиз Хоукасл, и маркиза давала ужин для избранных знакомых из числа тех, кто не был занят охотой в своих загородных поместьях. Среди приглашенных были Эдвард с Эмили, а также сама Августа.
Но, спустившись в гостиную в вечернем черном шелковом платье, она обнаружила там Мики Миранду в парадном одеянии и с бокалом виски в руках. При виде его сердце ее забилось сильнее – настолько он неотразимо выглядел в белом жилете с высоким воротничком. Он встал с кресла и поцеловал ее руку. Августа порадовалась тому, что выбрала платье с высоким лифом, подчеркивающим ее грудь.
Узнав правду о Питере Миддлтоне, Эдвард решил прекратить всякие отношения с Мики, но его недовольство длилось недолго. Теперь они снова были лучшими друзьями, что радовало Августу. Она и сама не могла долго сердиться на него. Она понимала, что он опасен, но от этого в ее глазах он казался еще более привлекательным. Иногда она его побаивалась, зная, что он убил троих человек, но страх ее возбуждал. Мики был самым аморальным из всех, кого она знала. От этой мысли ей хотелось, чтобы он овладел ею прямо здесь, на полу гостиной.
Мики был все еще женат. При желании он, конечно, развелся бы с Рейчел – ходили слухи о ее связи с братом Мэйзи Робинсон, радикальным членом парламента, – но, находясь на посту посланника, позволить этого себе не мог.
Августа присела на кушетку в египетском стиле, надеясь, что Мики сядет рядом, но, к ее разочарованию, он уселся напротив.
– Куда-то собрались? – спросила она чересчур вежливо, в раздражении от того, что ею пренебрегли.
– Мы с Эдвардом собираемся на кулачные бои.
– Никуда вы не поедете. Он обедает у маркиза Хоукасла.
– Ах, вот как, – задумался Мики. – Очевидно, я ошибся.
Или он.
Августа была уверена, что предложение это поступило со стороны Эдварда, который вовсе не ошибся. Эдварду безумно нравились кулачные бои, чего не скажешь о светских ужинах. Пора положить этому конец.
– Придется вам ехать одному, – сказала она Мики.
В его глазах вспыхнул непокорный огонек, и на мгновение ей показалось, что сейчас он с ней вступит в спор. Неужели она теряет свое влияние на этого мужчину? Но он встал и сказал:
– В таком случае я удаляюсь. Позволю вам самой объясняться с Эдвардом.
– Уж позвольте.
Но было слишком поздно. Не успел Мики открыть дверь, как в гостиную вошел Эдвард.
Августа заметила, что пятна на его коже сегодня краснее обычного. Они покрывали почти всю шею и доходили до одного уха. Они беспокоили ее, но доктор сказал, что причин волноваться нет.
– Ну что, я готов, – сказал Эдвард, потирая руки в предвкушении.
– Эдвард, ты не едешь на бои, – сказала Августа самым властным своим голосом.
Он посмотрел на нее, как ребенок, который узнал, что Рождество отменяется.
– Почему нет? – спросил он жалобно.
Августе стало немного жалко его, но она собралась с духом:
– Ты прекрасно знаешь, что нас пригласили на ужин к маркизу Хоукаслу.
– Но ведь не сегодня?
– Ты знаешь, что сегодня.
– Я не поеду.
– Ты должен.
– Но я вчера только был на ужине с Эмили!
– Значит, сегодня ты поужинаешь второй раз, как подобает цивилизованному человеку!
– Какого черта ты вообще принимаешь все эти предложения?
– Не ругайся в присутствии матери! Нас пригласили, потому что они знакомые Эмили.
– Эмили может убираться… – Эдвард перехватил строгий взгляд Августы и осекся. – Скажи, что я заболел.
– Не глупи.
– Мне казалось, что я вправе ездить куда захочу.
– Нельзя расстраивать таких высокопоставленных людей.
– Я хочу посмотреть бои.
– Никуда ты не поедешь.
В этот момент в гостиную вошла Эмили. Заметив, что обстановка накалена, она тут же спросила:
– Что-то случилось?
– Принеси мне ту дурацкую бумажку, которую ты меня просила подписать! – в гневе воскликнул Эдвард.
– О чем ты говоришь? – спросила Августа. – Какая еще бумажка?
– Мое согласие на аннулирование брака.
Августа пришла в ужас, поняв, что вся сцена была спланирована Эмили заранее и сыграна как по нотам. Она специально подстроила так, чтобы Эдвард рассердился и захотел избавиться от нее. Августа даже помогла ей, настояв на соблюдении социальных норм. Теперь до победы Эмили оставался лишь один шаг.
– Эмили! Постой!
Эмили мило улыбнулась и вышла.
Августа обернулась к Эдварду.
– Ты не подпишешь документ.
– Мама! Мне сорок лет. Я глава семейного предприятия, и это мой дом. Ты не вправе мне ничего приказывать.
Он сказал это с таким упрямым выражением лица, что Августа подумала, что он впервые в жизни осмелился бросить ей вызов по-настоящему. Ей стало страшно.
– Тедди, подойди ко мне и сядь, – сказала она более нежным голосом.
Нехотя Эдвард подошел и сел рядом с ней.
Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но он, поморщившись, отстранился.
– Ты такой несамостоятельный. Вот почему мы с Мики заботились о тебе с тех самых пор, как ты закончил школу.
Эдвард нахмурился еще сильнее.
– Значит, пора мне привыкать все делать самому.
Августу охватила паника. Ей показалось, что она теряет всякую связь со своим сыном. Не успела она ничего ответить, как в гостиную вернулась Эмили и положила лист бумаги на мавританский столик, где уже лежало перо и стояла чернильница.