Я закоченела. В то же мгновение черты его лица словно расплавились, и из-под них выглянуло знакомое мне лицо гипнотизера со шрамом на подбородке, оставленным тяжелой рукой Ласточкина. На глазах Маховикова больше не было черных очков, и их пристальный взор словно пронзил меня насквозь, как булавка — бабочку. Но хуже этого было то, что я вдруг ощутила непреодолимое, ни с чем не сравнимое желание шагнуть вперед, на рельсы, прямо под приближающийся поезд. Я знала, что он где-то рядом, знала, что неминуемо погибну под его колесами, но в то же время я должна была, понимаете, должна идти. Какой-то голос в моей голове — остатки прежней Лизы Синеоковой — истерически кричал: «Нет, нет, не надо!», но я уже знала, что никто не в силах остановить меня. Двигаясь как сомнамбула, я сделала шаг вперед. Поезд угрожающе засвистел. Гипнотизер нахмурился… Не в силах более сопротивляться, я занесла ногу для последнего, рокового шага, но тут в толпе сбоку от меня произошло какое-то движение. Как потом рассказывал Ласточкин (сама я ничего не помню об этих минутах), Арбатов подоспел первым и оттащил меня от края платформы, и уже потом подбежал мой напарник. Вдвоем они с великим трудом успокоили меня, потому что я пыталась вырваться, чтобы броситься на рельсы, и билась в истерике оттого, что меня не пускали. Сообразив, что произошло, Павел бросился к гипнотизеру, который собирался скрыться. Но удача в этот день была не на стороне Маховикова: наперерез ему выскочил охранник Арбатова — тот самый, над пристрастием которого к золоту я постоянно подшучивала на этих страницах, — и ударом кулака отправил убийцу в нокаут. Прежде чем гипнотизер успел опомниться, мой напарник надел на него наручники.
Глава 10
16 апреля. Третий час дня
Я сижу, совершенно разбитая, на своем рабочем месте в нашем кабинете. И хотя день выдался не слишком теплым, одежда на мне пропиталась потом. До сих пор, стоит мне вспомнить о взгляде, который заманивал меня в бездну, как меня начинает бить крупная дрожь. Юра Арбатов, назвать его Юрием Даниловичем у меня уже как-то язык не поворачивается, таскает мне большущими чашками кофе и изредка успокаивающе гладит меня по плечу. Кроме нас двоих, в кабинете находится подследственный Геннадий Симонов, называющий себя Маховиковым, капитан Павел Ласточкин и дежурный по отделению лейтенант Ефремов. Он служит в операх не первый год, но видно, что история, которую ему рассказали, его здорово озадачила. Конечно, если бы все происходило где-нибудь в курилке, легче легкого было бы списать все на обычные служебные байки, но налицо я, на которой лица практически нет, капитан Ласточкин, мало склонный к шуткам, и уж совсем к ним не склонный гражданин Арбатов, бросающий на арестованного такие нехорошие взгляды, что достойно удивления, как гипнотизер еще не загнулся от них. Впрочем, Геннадия Маховикова мало что может выбить из колеи. Ему все нипочем. В придачу к феноменальному дару гипноза природа одарила его и феноменальной наглостью, тем более отвратительной, что нам всем хорошо известно, какой шлейф дел тянется за этим кудесником. Однако Маховиков все отрицает: сначала — наше право на его задержание, затем вообще то, что он Геннадий Симонов, гипнотизер, мошенник и убийца. Он ссылается на фальшивый паспорт, кстати, недурного качества, насмехается, балагурит, фамильярничает, походя оскорбляет нас с Ласточкиным. Указывая на ссадины на своей физиономии, он кричит, что этого так не оставит и что он непременно подаст жалобу через адвоката куда следует.
— Да ты хоть понимаешь, на сколько мы можем тебя засадить? — срывается Ефремов.
— Вы у меня сами сидеть будете! — визжит Маховиков. — Ты и ты, и эта сука!
Зря он это сказал. Я и моргнуть не успела, как Арбатов оказался возле него и как-то несильно его ударил. Движение, во всяком случае, было почти незначительное, но результат его меня ошеломил. Хрипя и выкатив глаза, гипнотизер повалился на пол вместе со своим стулом и скорчился там, бормоча что-то невнятное.
— Э, э! — закричал Ефремов, недовольный самоуправством кого-то постороннего. — Это еще что? Немедленно прекратите!
— А что тут такого? — пожимает плечами Арбатов. — Вообще он сам упал.
— Ладно, хватит, — вмешался Ласточкин. — Антон! Проводи Юрия Даниловича до выхода. Нам работать надо.
Арбатов поглядел на него, слегка приподняв брови, но спорить не стал и обратился ко мне:
— Как вы, Лиза?
— Лучше, — отозвалась я. — Теперь уже лучше.
— Очень хорошо. — Он дотронулся рукой до моего плеча и вполголоса сообщил: — Если что, я буду поблизости с моими людьми.
Он удалился в сопровождении капитана, метнув напоследок на гипнотизера взгляд, не предвещающий ничего доброго.
— Сволочь, — проскрежетал Маховиков, который все еще барахтался на полу. Не говоря ни слова, Ласточкин поднялся с места, обогнул стол, подошел к арестованному, спокойно поднял опрокинутый стул и, за шкирку подняв самого Маховикова, толкнул его на сиденье. Злобно кривя тоненькие ниточки губ, гипнотизер стал вытирать кровь с лица. Со скованными руками делать это было не слишком удобно.
Ласточкин вернулся за стол и, поставив на него локти, улыбнулся.
— Поговорим? — предложил он.
— И не надейтесь, — ощетинился гипнотизер. — Я на себя наговаривать не буду. Все равно у вас ничего против меня нет.
— Рано радуешься, — осадил его Ласточкин. — Ты жил в Москве под чужим именем и был взят с фальшивыми документами.
— Чужим именем? — наигранно удивился Маховиков. — Ну надо же! Между прочим, это имя мое собственное. Я женился в Саратове и взял фамилию жены, что не запрещено законом. Ну что, съел?
Ласточкин сумрачно покосился на него.
— А с женой что стало? — резко спросил он. — Случайно не из окошка выбросилась, а?
— Говорят, любопытство сгубило кошку, — дерзко парировал обладатель законной фамилии. — Что ж, если вы такие крутые, узнавайте сами!
— И узнаем, — отрезал капитан. — Видно, в Саратове тебе вскоре стало скучно, не тот размах, провинция, опять же, и ты вернулся в столицу. Загробные свидания устраивал, да? С умершими мужьями?
— А это не запрещено законом, — отозвался мошенник. — И потом, в чем дело? На меня разве жаловался кто-нибудь? Насколько мне известно — никто!
— Ты вор, — тихо проговорил Ласточкин. Жилка на его виске нервно подергивалась. — И убийца.
— Докажите! — взвизгнул гипнотизер. — Это все наветы! Чудовищная клевета!
Ласточкин вскочил с места:
— Ты украл деньги из офиса Агриппины, мразь?
— О, какие слова! Повежливей, повежливей!
— Ты это сделал, потому что всегда был жадной сволочью! Думаешь, тебе так просто удастся отвертеться?
— Конечно, удастся! Хотите знать тайну, капитан? Денежки-то давно уже в заграничном банке, и только я знаю, где они лежат! Ничего вы мне не пришьете!
— Ты убивал людей! Только сегодня ты загипнотизировал нашу сотрудницу, которая тебя узнала, и внушил ей желание броситься под поезд!
— Фантазии, капитан, все ваши фантазии! Ничего-то вы не докажете! Вздор! Мистика! Думаете, хоть один человек поверит в этот бред? Загипнотизировал я ее, видите ли! А может, она сама того? С придурью? Ой!
Все-таки Ласточкин не выдержал и схватил гипнотизера за писклявую глотку, но тот не унимался. Он вертелся на месте, блестел глазами, хихикал и бормотал:
— Да вы сами больной, капитан! Вам точно нужен доктор, это я еще в нашу прошлую встречу заметил! Пусти! Пусти, тебе говорят!
Дверь отворилась без стука, и Ласточкин ослабил хватку. На пороге стоял молодой сержант и с удивлением взирал на разыгравшееся перед ним сражение.
— Меня убивают! — взвизгнул Маховиков. — Сделайте что-нибудь!
Сержант явно находился в затруднении, и Ласточкин пришел к нему на помощь.
— Чего тебе? — довольно нелюбезным тоном спросил он.
— Это, гм, того… — Сержант смущенно кашлянул в кулак. — Меня к вам за задержанным прислали. Там Зарубин его к себе требует. Вот я и… ну…
После задержания Ласточкин позвонил Стасу и сразу же поставил его в известность о нашей добыче. Кроме того, он позвонил моей матери и попросил ее саму заехать за тетей Аней, так как я находилась явно не в том состоянии, чтобы делать что бы то ни было.
— Черт, даже допросить его толком не успели, — пробурчал мой напарник. — Ладно. Стас его все равно расколет, но мне просто любопытно. — Он наклонился близко к лицу Маховикова, который поспешно отстранился назад и вжался, насколько было возможно, в спинку стула. — Это ты убил Максима Решетова?
В глазах Маховикова мелькнул страх. Нет, я не ошиблась: это был самый настоящий страх, высшей пробы. Однако гипнотизер тотчас занял привычную позицию:
— Никакого Решетова я не знаю! И никого я не убивал!
В глазах Маховикова мелькнул страх. Нет, я не ошиблась: это был самый настоящий страх, высшей пробы. Однако гипнотизер тотчас занял привычную позицию:
— Никакого Решетова я не знаю! И никого я не убивал!
— Да что ты говоришь? — Ласточкин дернул щекой. — Забирай его, — сказал он сержанту. — Да будь с ним поосторожнее, он знатный гипнотизер.
— Не волнуйтесь, — весело отозвался парень, — от меня не убежит. Шагай!
Гипнотизер стал фальцетом протестовать против подобного обращения, но сержант просто сгреб его в охапку и выволок за дверь.
Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ласточкин засопел и зашевелился за своим столом. Он, очевидно, хотел что-то сказать, однако сдержался, чтобы лишний раз не тревожить меня.
— Я знаю, — устало выдохнула я. — Конверт. Я совсем про него забыла.
— Какой конверт? — изумился Павел. Я открыла глаза.
— Тот, который мне передал… ну…
— Да нет, я вовсе не это хотел сказать, — отозвался мой напарник. — Лиза, ты… ты молодец. Но только… — Он вскочил с места и взволнованно приблизился к моему столу. — Постарайся больше никогда так не делать, хорошо? Ты ведь могла погибнуть! Это просто счастье, что Арбатов следовал за тобой по пятам! А! — Он с досадой стукнул кулаком по раскрытой ладони и отвернулся.
— Все произошло случайно, — вяло сказала я. — Мама попросила меня встретить тетку, и вот…
Дверь распахнулась, грохнув створкой о стену. Я подскочила на месте. Сверкая глазами, передо мной предстал оживленный и заметно взбодрившийся Стас Зарубин, за гигантской фигурой которого угадывались очертания других оперов.
— Ну что, где он? — нетерпеливо крикнул Зарубин.
— Кто? — удивилась я.
— Да Маховиков, этот урод! Где он? Вы его сунули в «обезьянник»?
— Минуточку, минуточку, — поспешно проговорил Ласточкин, — ты ведь сам только что прислал за ним человека! И… — Он умолк, пораженный внезапной догадкой.
— Этот человек забрал гипнотизера… — пробормотала я.
Наши худшие подозрения оправдались в то же мгновение.
— Я никого не присылал! — вскинулся Стас. — Паша, что это за шутки?
— Какие шутки? — не говорил, а почти кричал мой напарник. — Пришел сержант, назвал твою фамилию и забрал Маховикова!
— Какой сержант? Как его зовут?
— Он не представился. Такой молодой, блондин…
Я сорвалась с места и бросилась к сейфу.
— Лиза, ты что делаешь? — изумился мой напарник, видя, как я вытаскиваю табельное оружие.
— Вы что, еще не поняли? — закричала я. — Тот, кто увел гипнотизера, — это был никакой не сержант! Это его сообщник! Они обвели нас вокруг пальца! Они… они… — Я в таком бешенстве, что у меня просто нет слов. — Скорее! Если нам повезло, они не успели далеко уйти!
Выскочив в коридор, я прямиком угодила в объятия Арбатова, о чьем присутствии, каюсь, успела совершенно забыть. На его вопрос, что случилось, я в нескольких словах объяснила положение:
— Он удрал! Этот гад… этот… который чуть не толкнул меня под поезд… Вот он опять уходит безнаказанным!
Беспорядочной гурьбой мы высыпали во двор. Сверху со скукой на нас сквозь прорези туч щурилось жиденькое, как бы осеннее, небо. Зарубин тряс и тормошил прохожих: не видели ли они? Молодой человек… только что… вел задержанного… Паша Ласточкин подошел ко мне.
— Бесполезно, — процедил он сквозь зубы. — Они наверняка были на машине…
Опера разделяются и начинают прочесывать округу. Я без толку мечусь туда-сюда, за мной, не отставая, следует Арбатов, а за Арбатовым — его охранники. Они тоже в курсе происшедшего и выдвигают различные версии, которые выводят меня из себя.
— А парень-то, видать, смелый. Переодеться ментом и вот так нагло заявиться в отделение — это надо уметь.
— Да уж, точно!
— Интересно, откуда он узнал, что приятеля его привезли именно сюда, а не в управление?
Я замедляю шаг. А точно, откуда? Откуда он мог знать, где находится задержанный, откуда узнал, что того должны сдать Зарубину, который ведет это дело?
— Вот оно что… — бормочу я. — Ну конечно!
— Что? — тревожно спрашивает Арбатов.
— Вокзал! Сообщник был на вокзале! Он видел, как схватили Маховикова, и слышал разговор Ласточкина по телефону! Ах, черт возьми!
Тут до моего слуха доносится пронзительный визг.
Вся похолодев, я бросаюсь на звук. Что? Что еще могло случиться в этот гнусный, никчемный день?
Молодая женщина, разинув рот в крике, бежит на нас. Кто-то из охранников Арбатова успевает перехватить ее. Она вопит и указывает на арку дома, больше смахивающую на подворотню. Ту самую арку, в которой мы недавно так мило беседовали с Арбатовым.
Взяв на всякий случай на изготовку пистолет, я первая делаю шаг внутрь арки. Здесь сыро и сумрачно, но одного взгляда мне хватает, чтобы понять, что оружие не понадобится.
У левой стены лежит гипнотизер. Одной рукой он держится за шею и издает странные, булькающие звуки. В глазах его, обращенных ко мне, — ужас, тоска и отчаяние. Кто-то перерезал Маховикову горло, и кровь хлынула с такой силой, что забрызгала даже стену напротив. У ног гипнотизера уже скопилась кровавая лужа. Несмотря на это, он пытается приподняться, но скользит в собственной крови и вновь падает.
— О черт! — только и произносит Арбатов.
Пересилив себя, я все-таки подхожу к гипнотизеру. У меня есть всего несколько секунд, чтобы задать вопрос. Впрочем, я и так знаю ответ на него.
— Скажите, это он? Это тот, второй, убил вас?
Раненый безумным взглядом смотрит на меня, и что-то, похожее на понимание, на долю секунды пробегает в его лице. Собрав все силы, он говорит:
— Ап-па… б-бу… бы…
На его губах лопается кровавый пузырь. Глупо, все глупо — ясно же, что он больше ничего не скажет. Тело гипнотизера оседает, рука бессильно падает в сторону. Тот, кто с такой легкостью приказывал людям покончить с собой, находит свой конец в грязной арке. Справедливо ли это? Не знаю. А следы крови смоет вечерний дождь.
* * *
В далеком Сиднее мистер Роджер Брайтман приехал домой после долгого и насыщенного событиями дня. Австралия уже успела наскучить ему, и даже кенгуру, что время от времени выскакивают на дорогу перед машинами, больше не казались ему забавными. Он мечтал о каком-нибудь острове, где на пляжах сплошь белый песок, а загорелые девушки всегда готовы к легкому необременительному знакомству. Разумеется, Кате он бы в этом ни за что не признался. При мысли о женщине, которая делила с ним кров, постель и банковский счет, господин Парамонов — простите, мистер Брайтман — снисходительно усмехнулся. Бедняжка, подумал он, вбила себе в голову, что им угрожает опасность со стороны Арбатова. Как будто он, Владислав, не знает, что на самом деле Арбатов — не более чем пустышка, мыльный пузырь, которого не труднее провести, чем других людишек. Мистер Брайтман зевнул и прикрыл рот рукой. Нет, ей-богу, зря Катя так волнуется. Какими бы длинными ни были руки этого господина, которого некоторые за глаза называли Юрием Долгоруким, до Австралии они точно не доберутся.
Итак, мистер Брайтман, он же Владислав Парамонов, без всяких хлопот добрался до дома, поцеловал Катю, которая напомнила ему о том, что соседи приглашают их завтра на вечеринку, мирно поужинал и лег спать. Глаза у него слипались, и последнее, что он запомнил, был шелест дождя за окнами — монотонного, затяжного австралийского дождя.
Глава 11
Среда, 17 апреля. Десятый час утра
Я сижу в управлении, вяло раздумывая, смогу ли устроиться в какой-нибудь банк, если меня все-таки выпрут со службы. Тень несмываемого позора витает над нами с Ласточкиным. Сначала у нас под носом ухлопали банкира и нашего же собственного коллегу, а потом мы самым идиотским образом позволили неустановленному лицу похитить главного подозреваемого по особо важному делу. С утра мы на компьютере составляем фоторобот похитителя и теряемся в догадках. Даже мой напарник признает, что у него никогда не случалось ничего подобного.
— В сущности, все гораздо проще, чем кажется. Гипнотизер действовал не один. Его сообщник испугался, что Маховиков выдаст его, выкрал его из отделения и после этого убил. Убил, вероятно, не только из страха, но и чтобы не делиться деньгами. — Ласточкин морщится: — Я знаю, Лиза, что ты хочешь сказать: что эта версия шита белыми нитками, потому что, если сообщник, как ты подозреваешь, находился на вокзале, ему достаточно было уехать как можно дальше — сначала в Питер, а там через границу в Финляндию. Плевое дело, уверяю тебя. Да и деньги бы ему достались тоже все, потому что друг Гена сидел бы в тюрьме. А вместо этого он пошел на такой риск…
— Он боялся, что друг Гена его сдаст с потрохами, — говорю я. Ласточкин качает головой: