Неведомый наблюдатель, с которым Цимбаларь в некотором роде отождествлял себя, стронулся с места и стал подниматься над долиной, уже сплошь затянутой дымами. Железные стрекозы, продолжая расстреливать драпающих бородачей, сновали совсем рядом. Их несущие винты были похожи на призрачные зонтики.
Внезапно наблюдатель повернул к ближайшей стрекозе, прошёл сквозь неё — на мгновение перед Цимбаларем мелькнуло сосредоточенное лицо пилота, — по пути задел винт (естественно, без всякого ущерба для себя), и скоро всё вокруг опять поглотил серый туман, стремительно несущийся навстречу...
Очнувшись, Цимбаларь судорожно глотнул воздуха, словно только что вынырнул из глубокого омута, где и со смертью пришлось поручкаться.
Магазин догорал. Ослабевшее пламя уже не гудело, а потрескивало. Люди стояли вокруг с отрешёнными пустыми лицами, похожие на недавно проснувшихся сомнамбул. Кто-то замер с лопатой в руках, кто-то ещё замахивался на огонь багром. Отец Никита вздымал перед собой сложенные щепотью персты. На истоптанном снегу валялся брандспойт, из которого вытекали последние капли воды.
Потом все разом зашевелились, стали удивлённо озираться, заговорили вполголоса. Одни люди по спешно уходили домой, неся на лицах растерянность, другие нехотя продолжали уже совершенно бессмысленную борьбу с огнём.
К Цимбаларю подскочила Валька Дерунова.
— Ну что, доигрался! Добился своего! Оставил деревню без торговли! С чем, теперь чаёк пить будешь? Морда бесстыжая! Я тебе сейчас зенки выцарапаю!
— А ну-ка попробуй!. — навстречу ей шагнул Борька Ширяев, всё ещё сжимавший в руках пожарный топор.
Валька, ясное дело, и не думала сдаваться, но подобравшийся сзади Ложкин ухватил её за шиворот и поволок прочь.
На том месте, где всего час назад стоял магазин, теперь светилась огромная куча углей, из которых торчали покорёженные куски металла и совершенно целая, хотя и закоптелая печная труба.
Опять ложиться в кровать уже не имело смысла, тем более что нервы Цимбаларя, можно сказать, были на пределе.
Он вызвал по рации Людочку.
— Ты ходила на пожар?
— Ходила, но стояла в стороне.
— Было у тебя видение?
— Было, — чуть помедлив, ответила она. — Но я мало что в нём поняла.
— А как там Кондаков?
— Он явился с опозданием. Но, по-моему, его тоже прихватило.
— Надо бы всё это обсудить по горячим следам.
— Кондаков сейчас занят. Оказывает первую помощь пострадавшим. А нам с тобой встречаться ночью как-то неудобно. Ещё подумают невесть что. Давай отложим до завтра.
— Но ведь утром у тебя занятия, — напомнил Цимбаларь.
— Тоже верно... Ладно, я сейчас схожу к Кондакову и пожалуюсь, что мне искра в глаз попала. А ты приходи попозже, когда очередь уже рассосётся.
— Неужели так много пострадавших? — забеспокоился Цимбаларь.
— Какие там пострадавшие! — фыркнула Людочка. — Просто каждой бабке хочется лишний раз к фельдшеру наведаться. Палец обожгла или щепкой оцарапалась, а туда же... Кстати, северное сияние ещё продолжается?
— Даёт вовсю, — Цимбаларь глянул в окно.
— Но, заметь, никаких подозрительных шумов в рации нет. Значит, они имеют искусственное происхождение и магнитные бури тут ни при чём.
— Честно тебе скажу, мне сейчас не до этого.
На пороге Цимбаларя перехватил Ложкин, за спиной которого маячил Борька Ширяев. Они ещё ничем не выказали своих намерений, а участковый уже сунул руку за пазуху, где возле сердца грелся верный пистолет.
Впрочем, на простодушных деревенских жителей этот угрожающий жест никого впечатления не произвёл.
— Вы не извольте беспокоиться, — Ложкин мял в руках шапку. — Избе, в которой магазин находился, сто лет в четверг будет. Её остаточная стоимость семьсот рублей. Да и товара только малая толика пострадала. Остальной на складе лежит. Мы его утром обсчитаем и со склада торговлю начнём. Как-нибудь выкрутимся. Думаю, что и в райцентр сообщать не стоит.
— Это, конечно, меняет дело, — с облегчением произнёс Цимбаларь. — Но только шила в мешке всё равно не утаишь. Тем более что по всем приметам это поджог. То есть уголовное преступление.
— Конечно, поджог! — с горячностью подтвердил Борька. — Меня, наверное, пасли всё время, как сазана. А когда на пять минут отлучился, сделали чёрное дело. Гляжу, окно разбито, на полу бутыль из-под керосина валяется, а полки уже занялись синим пламенем.
— С чего ты взял, что эта бутыль была именно из-под керосина? — поинтересовался Цимбаларь.
— Да разве я не знаю, как керосин горит! Да и воняло из окошка соответствующим образом.
— Чужих следов не заметил?
— Какие там следы! Давеча весь снег самолично вычистил.
— Мне к фельдшеру надо сходить, — сказал Цимбаларь. — Давайте по пути завернём к пожарищу.
Оставшиеся от магазина угли хоть и подёрнулись сизым налётом, но на них ещё вполне можно было жарить шашлыки. Пять или шесть человек, принадлежащих к низшим слоям здешнего общества, баграми разгребали головешки, тщась найти хоть что-нибудь ценное.
— Кто же тебя мог пасти? — Цимбаларь оглянулся по сторонам. — Вон церковь на горке, вон клуб, вон изба старосты, вон изба Страшкова... Тут и спрятаться-то негде.
— Да-а-а, — недоумённо протянул Борька. — Научная загадка.
— Вы только на Вальку, не подумайте, — заторопился Ложкин. — Она в это время со всем нашенским семейством у отца Никиты в гостях была. Мы в картишки перебрасывались, а про пожар от посыльного узнали. Батюшка потом на звонницу лазил, чтобы в набат ударить. Так ему положено по плану действий пожарной дружины.
— А я, между прочим, первое подозрение на Вальку имел, — признался Борька. — Кроме неё, думаю, больше некому. Тем более что ваши окошки прямо на магазин выходят.
— Не трепись, — Ложкин был крут со всеми, кто хоть как-то от него зависел. — Ступай лучше склад сторожить. Если и он, не дай бог, сгорит, не сносить тебе головы.
— Считайте, что я уже там, — Борька затопал ногами, изображая быстрый бег. — Буду ваш склад как своё причинное место беречь. И даже к шкалику больше не притронусь.
Когда они остались вдвоём, Ложкин со слезой в голосе произнёс:
— Вот вы здесь без году неделя, а нервы из-за Вальки уже истрепали. Каково тогда мне с ней семь лет тетёшкаться? Отродясь такой скандальной бабёнки не встречал. И что только мой Гришка в ней нашёл... Они ведь даже нерасписанные. В грехе живут.
— Что-то я вашего сына здесь ни разу не видел. — заметил Цимбаларь.
— Он сварщиком в райцентре устроился, — пояснил Ложкин. — Должность завидная. В Чарусе таких денег ни в жисть не заработаешь. А для Вальки там места нет. Разве что сезонницей. Вот и живут раздельно... Но, если честно, достала она его. Кровь так и сосёт.
— Взяли бы да разошлись, — пожал плечами Цимбаларь. — Тем более что штампа в паспорте нет.
— И я то же самое говорю, — закивал головой Ложкин. — Только застращала она Гришку. Дескать, если бросишь меня, я ребёнка удушу, а сама повешусь.
— Так у них и дети есть?
— Девочка. Пять с половиной годиков, — голос Ложкина сразу потеплел. — С ней по большей части моя старуха сидит, а сегодня вечером на квартирантку оставили.
— А квартирантка ваша, значит, на пожар не ходила? — только сейчас Цимбаларь вспомнил о столичной фольклористке.
— Куда же от ребёнка отойдёшь... Она у нас балованная.
— Ну и как вам эта... Изольда Марковна показалась?
— Умственная женщина, — с уважением произнёс Ложкин. — А уж образованная, не нам чета! Мясо только вилкой кушает. Цельный день с нашими бабами компанию водит. Песни, сказки... На магнитный прибор ихние тары-бары записывает. Спать ложится поздно, а перед сном горячительное употребляет.
— Вы-то откуда знаете? — осведомлённость местных жителей просто поражала Цимбаларя.
— Так она пустую бутылку под печку потом суёт. Думает, что мы не углядим. Но старуха моя ушлая. Бутылочки эти достаёт и в сервант прячет. Очень уж они затейливые.
— Хочу вас ещё кое о чём спросить, — Цимбаларь почему-то понизил голос. — Вам во время пожара какие-нибудь видения были?
— Видения, говорите... Помутилось в голове от страха, вот и все видения, — Ложкин, досель велеречивый, как лошадиный барышник, сразу приумолк и засобирался домой. — Дьявол с людьми горазд играть, когда у тех сердце не на месте...
Медицинские мероприятия, вызванные чрезвычайными обстоятельствами, уже заканчивались. Кондаков обрабатывал ихтиоловой мазью ожоги последнего пациента. Действовал он хотя и вдохновенно, но так неловко, что подобное издевательство над собой мог вынести лишь человек, никогда прежде не сталкивавшийся с врачами.
Когда все посторонние, получив вместо болеутоляющего по стопке спирта, покинули больничку, Людочка, критически наблюдавшая за действиями липового эскулапа, поинтересовалась:
— А вы хоть руки-то мыли сегодня? По-моему, они у вас до сих пор сажей перепачканы.
— А вы хоть руки-то мыли сегодня? По-моему, они у вас до сих пор сажей перепачканы.
— В экстремальных ситуациях такими условностями можно и пренебречь, — парировал Кондаков, успевший уверовать в свои медицинские способности.
— Это, Пётр Фомич, не условность, а суровая необходимость, прошедшая проверку временем. Основы врачебной гигиены заложил ещё великий Гиппократ.
— Твой Гиппократ был первобытным невежей. Нам он, во всяком случае, не указ. Что для грека смерть, для русского одно удовольствие. Греки вино только в разбавленном виде употребляли, а я, заметь, каждого пациента в целях дезинфекции чистым спиртом угощаю. Вкупе с сорокаградусным морозом это убивает всех болезнетворных бактерий... И вообще, ты лучше своих балбесов в школе учи, а моих дел не касайся. Я боевым товарищам раны ещё тогда бинтовал, когда ты куклам бантики завязывала... Лучше говорите, с чем пришли? С ангиной аль чесоткой?
— Нам бы кое-что обсудить, — неопределённым тоном произнёс Цимбаларь.
— Насчёт пожара?
— Нет, насчёт другого.
— Ах вот ты о чём, — Кондаков понимающе кивнул. — Какое-то помутнение на меня нашло. Спорить не буду.
— И что ты видел?
— Вопрос, как говорится, интересный... Прежде мне свой собственный бред пересказывать не доводилось, но попробую. Хотя и не знаю, что из этого получится... Видел я какую-то пустыню. Помню, что вокруг не было ни травинки, один песок да камни. Потом появились башибузуки с оружием. И пошло-поехало. Стрельба, дым, кровь... Так во сне бывает, когда на ночь по телику боевиков насмотришься да ещё лишнего переешь.
— За четверть века ты прошёл почти все горячие точки, — сказал Цимбаларь. — Что конкретно напоминает тебе эта сцена? Афганистан? Чечню? Боснию? Ирак?
— Больше всего Афган... Но и в Ливане похожие дела одно время творились.
— В Ливане нет гор, — возразил Цимбаларь.
— А разве в этом... как бы лучше сказать... разве в этом видении горы были?
— И я никаких гор не видела, — подтвердила Людочка. — Пустыню помню, реку помню, мост помню... Хотя нет, моста там не было.
— Моста там действительно не было, — кивнул Цимбаларь. — А вот насчёт гор даю полную гарантию. Они на горизонте виднелись.
— Ну да бог с ними! — махнул рукой Кондаков. — Не вижу особой разницы между бредом без гор и бредом с горами. Давайте по существу.
Цимбаларь попытался восстановить в памяти картину, недавно привидевшуюся ему возле горящего магазина, и даже ужаснулся, насколько она получилась неясной, обрывочной, смазанной.
— Вот чёрт! — с досадой произнёс он. — Такие вещи выветриваются из головы быстрее, чем таблица логарифмов. Надо быстренько вспомнить основные моменты, пока они не забылись окончательно... Помогайте мне! Началось всё с того, что я словно бы летел куда-то, хотя это был уже и не совсем я.
— Верно, — согласилась Людочка. — Странное чувство утраты личности испытала и я.
— Потом я заметил до зубов вооружённых людей, скорее всего исламистов радикального толка. Спустившись в долину, они напали на автоколонну, сопровождаемую танками. Но вот национальной принадлежности тех, кто двигался в колонне, я не разобрал. Это могли быть и наши, и американцы, и даже израильтяне. На тот момент многие самые элементарные понятия как бы выветрились из моей памяти... Завязался бой, успех в котором явно клонился на сторону исламистов. Колонну спасли внезапно появившиеся боевые вертолёты.
— Тогда это были американцы, — авторитетным тоном заявил Кондаков. — Наши вертолёты хрен куда успеют.
— Вертолёты я тоже помню, — сказала Людочка. — Один из них как бы прошёл сквозь меня.
— Вот и получается, что у нас троих были одинаковые галлюцинации, — Цимбаларь обвёл друзей многозначительным взглядом. — Надо думать, то же самое видели все, кто сбежался на пожар.
— Но говорят они об этом крайне неохотно, — заметил Кондаков. — Пробовал я тут некоторых на откровенность вызвать — бесполезно. Буркнут что-нибудь неопределённое — и точка.
— Возможно, для местных жителей в этом нет ничего из ряда вон выходящего, — сказала Людочка. — Представьте себе колумбийскую деревню, всё население которой занимается выращиванием коки и где её употребление давно вошло в обиход. Крестьяне постоянно живут в лёгком наркотическом бреду воспринимают его как нечто вполне естественное и при встрече с чужеземцами своими глюками, конечно же, хвалиться не будут.
— Права ты или нет, покажет будущее, — сказал Цимбаларь. — Главное, что мы на собственном опыте убедились в справедливости слухов, которые ходят о Чарусе. Психопатические эксцессы, сопровождаемые массовыми галлюцинациями, — это реальность а не плод досужего воображения. Остаётся только выяснить природу данного феномена и установить его связь с трагическими происшествиями, ставшими для Чарусы обычным делом... Ну и, конечно, не оказаться жертвами этих самых происшествий.
— А вдруг это что-то вроде миража? — бухнул Кондаков. — Помните картинку из школьного учебника физики? Далеко за горизонтом по пустыне идёт караван. Но, вследствие внутреннего отражения света в неравномерно нагретых слоях воздуха, его мнимое изображение появляется в небе... Так и здесь. Где-то в Афганистане или Ираке произошло нападение моджахедов на американский конвой. А мы, вместе с жителями Чарусы, стали свидетелями этого явления благодаря каким-то неведомым физическим процессам, возможно имеющим отношение к северному сиянию и магнитным бурям.
— Объяснение крайне неубедительное, — резюмировал Цимбаларь. — Но ты, Людка, на всякий случай посмотри в Интернете последние новости. Авось такая стычка действительно имела место.
— Посмотрю, — пообещала Людочка. — Хотя заранее уверена, что это ерунда на постном масле. Мираж — явление объективное. Его даже можно сфотографировать. Галлюцинация, пусть даже и массовая, — нечто субъективное, родившееся в глубинах человеческого сознания.
— Тут я готов с тобой поспорить, — возразил Цимбаларь. — Если одну и ту же галлюцинацию видят одновременно десятки и сотни людей, её причина лежит за пределами человеческой психики... Но вот только где?
— Давайте поставим расследование на научную основу, — предложил Кондаков. — Так сказать, повторим эксперимент. Подожжём клуб или церковь, а сами с разных точек будем наблюдать за происходящим. Даст бог, что-то и прояснится.
— За сожжённую церковь тебе бог так даст, что мало не покажется, — съязвил Цимбаларь.
— Пожар здесь совершенно ни при чём, — сказала Людочка. — Они в Чарусе большая редкость. Последний раз пять лет тому назад горела баня. А галлюцинации случаются по несколько раз в году — и летом, и зимой, и осенью.
— Тогда, возможно, значение имеет эмоциональный настрой толпы, — предложил Цимбаларь. — А точнее, вспышки сильных чувств. Горя, радости, страха.
— Ага, — саркастически усмехнулась Людочка. — Все вместе погорюют или порадуются, а потом кто-то из этой толпы утопится в проруби, повесится в хлеву или станет жертвой неизвестных преступников, которых в подобной глуши и быть-то не должно... Мне кажется, что мы столкнулись здесь с сочетанием целого ряда факторов, в комплексе дающих кумулятивный эффект. Сюда не милицию надо было посылать, а серьёзную научную экспедицию.
— Экспедиция денег стоит, а мы и за командировочные корпеть согласны, — желчно произнёс Кондаков. — Посмотрите, даже эта институтская вертихвостка грант от англичан получила! Да хоть бы на что-то путное, а то на бабушкины сказки. Голову даю на отсечение — на разгадку тайны Чарусы нашему министерству тоже немалую сумму отвалили. Но нам из неё и цента не досталось!
— Ну и правильно! Ведь мы один хрен ничего не разгадаем, — рассмеялся Цимбаларь. — Я в этом более чем уверен.
На опорный пункт Цимбаларь вернулся уже под утро, о чём свидетельствовали наручные часы, но отнюдь не окружающая действительность — глухой мрак, как и прежде, царил повсюду. Угасло даже северное сияние.
Остановившись возле калитки, он критическим взглядом окинул своё временное обиталище. Дверь держалась на честном слове — заходи кому не лень, хоть с топором, хоть с вилами. А в ничем не занавешенное окно так и хотелось что-нибудь бросить — если и не бутылку с зажигательной смесью, то как минимум булыжник. Надежда оставалась только на персонального ангела-хранителя, но они, по слухам, дальше шестидесятой широты на север не залетали.
В том, что поджог был направлен именно против участкового, сомневаться не приходилось. Все остальные, включая и Вальку Дерунову, выглядели в данной ситуации жертвами. Но если этот удар затрагивал лишь авторитет Цимбаларя, то следующий мог угодить и в голову.
Перед тем как повалиться в кровать, он прикрыл окно своей комнаты перевёрнутым столом, а дверь загородил платяным шкафом. Это были совсем не те меры, которые могли защитить от злых сил, незримо витающих над Чарусой, но ничего другого он просто не придумал.