Вокруг гроба сидело несколько суровых старух, в том числе и вдова Ложкина. В головах покойника были расставлены венки, сделанные из хвойных лапок и бумажных цветов. Кто-то даже принёс горшок с розовыми цикламенами.
Постояв для приличия минут пятнадцать и послушав молитвы, которые по очереди читали старухи. Цимбаларь зашёл в библиотеку.
Зинка Почечуева, завернувшись в пуховую шаль, позёвывала за своим столом. Перед ней лежала книга, раскрытая на титульном листе. Называлась она довольно пространно: «Судебно-медицинское исследование трупов, имеющих ожоговые или химические травмы».
Поздоровавшись, Цимбаларь поинтересовался:
— Повышаешь эрудицию?
— Ещё только собираюсь, — ответила Зинка. — Всю ночь здесь топила да убирала. Сейчас на сон клонит.
— Да и меня, признаться, тоже, — Цимбаларь кулаками потёр глаза.
— Так в чём же дело? — Зинка скорчила жеманную гримасу. — Пошли ко мне, завалимся минут на шестьсот.
— Я бы и рад, да возможности нет. Обещал на похоронах быть.
— Не пугайся, я пошутила. Мне отсюда отлучаться нельзя. Родственники то одно требуют, то другое... Будто бы я у них на побегушках!
— Потерпи, у людей горе.
— Можно подумать, что у меня сплошное счастье! — Зинка саркастически усмехнулась. — Вот скажи, почему ты ко мне не заходишь? Уже неделю не виделись, если не больше.
— Неужели? А разве это не ты вчера возле опорного пункта околачивалась, когда здешние старухи хотели меня кастрировать?
— Что ты! Я из дома целый день не выходила. Уже потом до меня вести дошли. А если бы знала, что тебя обижают, пулей бы на помощь прилетела.
— Так тебя, значит, и видение не зацепило?
— Какое там! Всё самое интересное мимо меня проходит.
— Да, много ты потеряла, — посочувствовал Цимбаларь, хотя мог бы поклясться, что видел вчера Зинку у опорного пункта, вот только не понял, в каком качестве она там оказалась: случайного зеваки или грозного мстителя.
— А правда, что училка — твоя законная жена? — с томным видом поинтересовалась Зинка.
— Глупости. Мы просто работаем вместе, — ответил Цимбаларь (скрывать принадлежность Людочки и Кондакова к правоохранительным органам смысла уже не имело).
— Не представляю даже, как мужики с такими кобылами живут, — Зинка, явно кокетничая, сбросила шаль. — Она же лёжа в постели ногой до потолка достанет. Любовница должна быть маленькой и хрупкой. Это и для секса удобней, и мужское самолюбие тешит.
— Мне такие проблемы как-то побоку, — Цимбаларь сделал постное лицо. — Излишним самолюбием не страдаю, а на секс не хватает времени.
— У меня всё наоборот, — Зинка пригорюнилась. — Самолюбие наружу так и прёт. Времени для секса предостаточно. Да только с партнёрами не везёт... Мальчишка, который с училкой ходит, тоже не твой сын?
— Нет, конечно.
— А ведь как вылитый, — Зинка отклонилась назад, чтобы лучше видеть Цимбаларя. — И глаза твои, и губы.
— Меня часто оскорбляют, но чтоб так — ещё никогда! — Цимбаларь демонстративно сложил руки на груди.
— Ну ладно, прости. Я комплимент тебе хотела сделать.
Воспользовавшись удобным моментом, Цимбаларь вновь перевёл разговор на интересующую его тему:
— Ты здесь давно живёшь и все местные обычаи знаешь. Вот скажи мне: что это значит, если в видении вдруг возникает знакомый тебе человек?
— Если его увидит девушка, значит, это её сужены и, — без промедления ответила Зинка.
— А если знакомых сразу несколько и среди них даже есть женщина?
— Один будет её суженый, а остальные — любовниками.
— И женщина?
— Ясное дело! Это особый кайф. Вам, мужикам, не понять... Познакомь меня со своей кобылой, может, я ей больше понравлюсь, чем тебе.
— Людмила Савельевна добропорядочная особи. — сказал Цимбаларь. — Несмотря на свою, так сказать, броскую внешность. С ней о таких делах лучше не разговаривать.
— Так ведь и я, слава богу, не шлюха подзаборная, — Зинка обиженно надула губки. — А добропорядочная особа охотней пойдёт на контакт с представительницей своего пола, чем с грубым мужланом. Это ведь даже развратом не считается. Просто невинные девичьи ласки. Если хочешь, продемонстрирую.
— Ты касаешься таких скабрезных тем, а рядом, между прочим, лежит покойник, — напомнил Цимбаларь.
— И что тут такого! — пожала плечами Зинка. — Дед Ложкин, говорят, тоже был не дурак по бабам ударить. Слух ходил, что он со снохой как с женой живёт. Потому его сынок и сбежал в город.
— Спасибо за интересную, а главное, своевременную информацию, — Цимбаларь по-военному щёлкнул каблуками сапог. — Но, к сожалению, неотложные дела требуют моего присутствия... Кстати, у вас в клубе танцевальные вечера бывают?
— Бывают время от времени, — Зинка зевнула во весь рот и даже не удосужилась прикрыться ладонью.
— И много народа на них собирается?
— Одна молодёжь сопливая. Вот летом совсем другое дело. Вся деревня здесь будет, начиная от грудных младенцев и кончая ветхими старухами.
— Лета я не дождусь, — направляясь к дверям, обронил Цимбаларь.
На сей раз Страшков встретил участкового чуть ли не как героя. Да и Цимбаларю нечем было упрекнуть сыродела — во вчерашних событиях он выступал исключительно с позиций здравого смысла.
— Уж вы меня простите за облыжные обвинения, — говорил Страшков, увиваясь возле Цимбаларя. — Душой за работу болею, оттого и нервные срывы. Даже на жену случается накричать, хотя она у меня ангельского нрава... А сукина сына, который тогда сырную массу погубил, мы разыскали. Представьте себе, грузчик из нашего цеха. Она ему за эту подлость двести долларов отвалила. Естественно, сотенными купюрами. Ну, он на радостях, конечно, запил и пытался одну бумажку разменять у самогонщицы. Мне свои люди сразу доложили. Взяли мы его в оборот. Откуда, дескать, такие деньги у пьяницы? Он во всём и сознался.
— Как наказать его думаете?
— С работы уволили. Доллары изъяли. А иные меры невозможны. Живёт бобылём, перебивается случайными заработками. Короче говоря, люмпен.
— Согласно канонам диалектического материализма, в деревне люмпенов не бывает, — сказал Цимбаларь. — В деревне это беднота, сочувствующая идеям социальной справедливости и являющаяся главным союзником пролетариата.
— Ну да, ну да... — закивал Страшков. — Когда я слышу подобный бред, то понимаю, насколько наука о сыроделии выше всяких там диалектических материализмов и иже с ним. Технология варки сыров остаётся неизменной со времён Гомера. А социальные теории теряют свою актуальность спустя несколько поколений... Да что мы здесь стоим, как бедные родственники! Пойдёмте отведаем свежего сыра. Сорт называется «Чаруса». Пальчики оближете...
Страшков разлил спирт по мензуркам и сказал:
— За упокой души нашего многоуважаемого старосты!
Такой тост поддержал бы и ярый трезвенник, к числу которых Цимбаларь, как известно, не относился. Закусывая, от отдавал предпочтение знакомым сортам сыра — твёрдым, желтоватым и дырчатым, а мягкие, синие и покрытые плесенью игнорировал. Страшков, наоборот, налегал на экзотику.
Вскоре выяснилось, что согласно народным обычаям следует в обязательном порядке выпить три рюмки, то бишь мензурки, а уж потом действовать по обстановке. Такая система в общем-то устраивала Цимбаларя, надеявшегося, что алкоголь развяжет Страшкову язык.
Опрокинув очередную мензурку, он как бы между делом поинтересовался:
— Ну и какое впечатление произвело на вас вчерашнее видение?
— Видение? Ну да, ну да... — Страшков понимающе закивал. — У меня от волнения всегда рябит перед глазами. Наверное, давление скачет. Кстати, спирт — прекрасное средство борьбы с внезапным повышением давления. Если почувствуете головокружение, тошноту, слабость и другие симптомы приближающегося инфаркта, немедленно примите пятьдесят грамм спирта, а когда такой возможности нет режьте вену на руке. Сразу полегчает.
— Какие-то у вас методы варварские, — заметил Цимбаларь.
— Зато действенные. Я в студенческие годы подрабатывал санитаром на «Скорой помощи». Следовательно, вопросом владею. А что касается кровопускания, то оно считалось весьма эффективным методом лечения вплоть до конца девятнадцатого века. Давайте-ка ещё по чуть-чуть...
— Вы знаете, я больше не могу, — Цимбаларь был вынужден сдаться. — Дел ещё много, да и в похоронах нужно поучаствовать... Вы тоже там будете?
— Если только успею внести закваску в новую порцию «Чеддера».
— Вы уж постарайтесь... А я опять про видение. Очень уж оно меня заинтересовало. Это ведь не только у вас одних перед глазами рябило. Это на всех присутствующих наваждение нашло. Неужели вы не поняли?
— Ну да, ну да... Есть такая наука — массовая психология, изучающая закономерность поведения больших человеческих скоплений. Так вот, выяснилось, что внушаемость людей напрямую зависит от численности толпы. Тысячу человек уговорить гораздо проще, чем, скажем, дюжину. Люди как бы генерируют свои собственные эмоции на окружающих, тем самым многократно увеличивая воздействие, которое оказывает на аудиторию оратор, проповедник или обыкновенный заводила. Все харизматические вожди двадцатого века, начиная от Троцкого и кончая Гитлером, умели использовать этот эффект в своих целях. Одни сознательно, другие интуитивно... Вчера имел место схожий феномен. Истерия одного человека перекинулась на всех окружающих и заставила их действовать в едином порыве. Несколько минут все мы были в плену некой яркой иллюзии, не имевшей к происходящему никакого отношения... Я где-то читал, что во время Первой мировой войны роты и батальоны, ходившие в атаку, посещало общее видение. Будто бы небо над окопами противника разверзлось и оттуда нисходит губительный пламень или что архангел Михаил держит перед атакующими цепями свой неуязвимый щит... Впоследствии атеистическое воспитание вытравило из людей надежду на покровительство высших сил, но наши отцы и деды зачастую верили, что геройские образы Сталина, Ворошилова и Будённого незримо сопровождают их в бою.
— Значит, вы утверждаете, что это был лишь массовый психоз, — с сомнением произнёс Цимбаларь. — Честно сказать, верится с трудом. Психозы не бывают такими детальными и... как бы это лучше сказать... внутренне непротиворечивыми. А кроме того, это явление имеет перманентный характер, раз за разом повторяясь в самых разных видах.
— На моё счастье, я редко бываю в ситуациях, заставляющих людей сбиваться в толпу, — извиняющим тоном произнёс Страшков. — Поэтому не считаю себя большим знатоком того, что вы упорно называете видениями. Вам бы лучше обратиться к священнику. Всякие чудеса — это по его части.
— Наверное, я так и поступлю, — сказал Цимбаларь. — А вам спасибо за угощение и содержательную беседу.
Отца Никиту Цимбаларь застал в жилой избе, находившейся на территории храма. Держа в руках иголку, он чинил что-то в своём пышном и сложном церковном облачении, а матушка — бесцветная тощая женщина — в это время гладила чугунным утюгом его суконный подризник, похожий на старинный кафтан.
Когда обмен взаимными приветствиями завершился, он сказал совершенно обычным голосом, лишённым какой-либо напускной скорби:
— Вот, собираюсь проводить в последний путь нашего старосту. В здешнем климате, сами понимаете, это занятие небезопасное. Можно не только ангину, но и воспаление лёгких подхватить. Каково на таком морозе петь псалмы да читать молитвы! Хорошо ещё, что плакальщицы выручают.
— Хочу, батюшка, поблагодарить вас за вчерашнее, — прочувствованным голосом произнёс Цимбаларь. — Ведь вы, прямо скажем, спасли мне жизнь.
— Я служу богу, который есть не только любовь, но и истина, — ответил отец Никита. — Спасая вас, я тем самым выполнял свой долг. И моё служение было замечено. Не прошло и часа, как вы сами спасли от страшной смерти невинное дитя. Это знак свыше.
— Служа закону, я тоже выполнял свой долг, — сказал Цимбаларь. — Так уж случилось, что помыслы божьи и дела земные вчера совпали.
— Но божьему слуге добрые поступки даются значительно проще, — отец Никита еле заметно улыбнулся. — Они не порождают никаких задних мыслей. А слуга закона должен сейчас испытывать двойственное чувство. С одной стороны, благодарность, в искренности которой я ничуть не сомневаюсь, а с другой — недоумение, граничащее с подозрением. Какого, спрашивается, рожна батюшка провёл вчера целый час на морозе, созерцая унылый деревенский пейзаж? Ну как, я угадал?
— Честно сказать, такая мыслишка у меня промелькнула, — признался Цимбаларь. — Но сугубо машинально.
— А я, в свою очередь, честно признаюсь вам в грехе, которым страдаю с юных лет. Этот грех, в просторечии называемый табакокурением, и выгнал меня вчера из-под сводов божьего храма на улицу. Скурив в несколько приёмов три или четыре сигареты, я невольно стал очевидцем всей этой загадочной возни, происходившей возле опорного пункта.
— Вы меня несколько разочаровали, — вздохнул Цимбаларь. — Теперь я буду обязан своим спасением не только богу, но и табачной фабрике, выпустившей эти сигареты.
— Не забывайте, что всё в мире происходит по воле Создателя. Он умеет употребить во благо самые недостойные творения человеческого ума и рук... Я, например, решился познакомиться со своей матушкой только потому, что в тот вечер был слегка под мухой. Так грех бражничества привёл к благим результатам.
Слушая отца Никиту и одним глазом наблюдая за его супругой, Цимбаларь решил про себя, что то достопамятное знакомство, скорее всего, было не божьим промыслом, а происками сатаны.
Однако вслух он сказал совсем другое:
— Собственно говоря, я хотел обратиться к вам ещё по одному вопросу. Люди, собравшиеся вчера возле опорного пункта, наблюдали очень яркое видение, в ходе которого появились некоторые настораживающие детали, упомянутые в вашем присутствии умирающим Борисом Ширяевым. Хотелось бы услышать по этому поводу мнение специалиста.
— Недавно я уже высказывал его вам, — отец Никита оставил иголку и перекрестился. — Это козни дьявола, соблазняющего людей. Предаваться созерцанию подобных видений — значит идти против воли Господа. Дабы побороть искушение, я применяю некоторые приспособления, позаимствованные из практики великих страстотерпцев прошлого.
Он прикоснулся ладонью к своей груди, вызвав тем самым негромкий металлический лязг. Видя недоумение, появившееся на лице гостя, отец Никита пояснил:
— Я ношу под одеждой род вериг, позволяющих защищаться от происков лукавого. Они обременительны сами по себе, но если их потянуть особым образом, возникает резкая боль, устраняющая любые видения.
— Хитро, — похвалил Цимбаларь. — Стоит только дёрнуть за какую-то верёвочку — и дьявольское наваждение мигом рассеется?
— Так оно и есть, — подтвердил отец Никита. — Но уж коль мы заговорили о вчерашнем случае, спешу сообщить вам: какое-то мельтешение красок и образов я, конечно, видел, однако почти сразу овладел собой.
— Но ведь курение — тоже соблазн, — заметил Цимбаларь. — Почему вы с ним не боретесь? Неужто наваждение опасней?
— Стократ! Это прямой призыв дьявола к действию. Однажды поддавшись такому соблазну, человек уже не в состоянии искупить свой грех... А курение, как и чревоугодие, грех вполне простительный. Впрочем, в самое ближайшее время я собираюсь изжить и его.
— Способ, избранный вами, кажется мне перспективным, — сказал Цимбаларь. — Дабы противостоять тлетворному воздействию видения, я бы тоже согласился носить вериги. Запасной комплект у вас не завалялся?
— Запасного комплекта, к сожалению, нет, но есть отдельные фрагменты, которые можно собрать в единое целое. Обратитесь за помощью к здешним кузнецам. Это милейшие люди... Сейчас я принесу то, что у меня осталось.
Пока отец Никита отсутствовал, Цимбаларь вежливо поинтересовался у его супруги: а не трудно ли жить с человеком, носящим на себе такой пережиток прошлого, как вериги?
Матушка, соскучившаяся по общению со свежими людьми, охотно ответила:
— Он своё железо только с год назад начал таскать. Да и то нерегулярно. На службу, на похороны...
Вручив Цимбаларю кучу тронутых ржавчиной цепей и крючьев, отец Никита проводил его до дверей, где служители столь разных ведомств сердечно распрощались.
Рабочий коллектив механической мастерской — четверо матёрых, кряжистых мужиков, одетых в замасленные и прожжённые искрами ватники, — был занят игрой в домино. Появление участкового восприняли здесь как гром среди ясного неба.
Поздоровавшись, Цимбаларь поинтересовался, кто тут отвечает за дисциплину и пожарную безопасность, а когда таковой после некоторой заминки объявился, столь же сухо осведомился о происхождении окурков, густо разбросанных по полу, и пустых бутылок, целой батареей громоздившихся в углу.
Не добившись внятного ответа, Цимбаларь перешёл к следующему номеру программы, который при желании можно было назвать художественным чтением. Только читал он не юмористические миниатюры и даже не свежие газеты, давно пропавшие из деревенского обихода, а Кодекс об административных правонарушениях, грозивший драконовскими карами и за курение в неположенном месте, и за распитие спиртных напитков в рабочее время, и за многие другие проступки, издавно присущие российскому пролетариату, с некоторых пор утратившему свой высокий статус класса гегемона.
Работяги, активно участвовавшие во вчерашних беспорядках, а потом ставшие свидетелями лихих подвигов участкового, боялись ему даже слово поперёк сказать.
Закончив предварительную психологическую обработку, Цимбаларь предъявил вериги, полученные от отца Никиты.
Тоном, не обещавшим ничего хорошего, он спросил:
— Ваша работа?
— Ага, — отвечали работяги. — Батюшка попросил.
— Металл, как я понимаю, казённый?
— Так ведь для богоугодного дела не жалко...
— Когда он сделал заказ?
— Прошлой зимой.
— До убийства участкового или после?
В результате долгих словопрений работяги пришли к единодушному заключению, что священник заходил после убийства, наделавшего в Чарусе столько шума, поскольку за несколько дней до этого городские следователи проверяли в мастерской все колющие предметы, имевшие хотя бы приблизительное сходство с вилами.
Сохраняя непроницаемое лицо, Цимбаларь задал следующий вопрос:
— Что вы можете пояснить относительно вчерашних видений? Говорите только по существу и не все сразу.
Немного осмелевшие работяги высказывали самые фантастические предположения, делавшие честь их воображению. Причиной видения они называли и порчу, которую навела на всех присутствующих столичная ведьма, впоследствии обратившаяся в пепел, и испытание секретного оружия, действовавшего, скорее всего, из космоса, и хронический авитаминоз, вызывающий галлюцинации, и происки американо-сионистских заговорщиков, задумавших извести русский народ.