Дым образовал облако, и в нем появилась картинка – крепость на берегу моря и наступающие на нее войска.
– Эльфы, – прошептал кто-то, и ненависть, невидимая, но почти осязаемая, заклубилась в древнем подземелье.
Но кроме эльфов на бранном поле было что-то еще. Зеленая дымка стелилась над самой землей, вздымалась кое-где настоящими волнами, и чувствовалась в ее движении некая осмысленность. Там, где она касалась серых стен, способных устоять перед чем угодно, они начинали трескаться и разваливаться.
– Невозможно… – проговорил один из старейших магов, от удивления забыв об этикете: пока тебя не спросят, ты должен молчать.
– И тем не менее это было, – сказал Вечный Император. – И течение потоков магической силы в пределах Алиона замутилось странным образом. Один артефакт, даже из Осколка, не мог создать подобное. Такое ощущение, что наш мир оказался предметом спора трех или даже четырех могучих сил…
Облако светящегося дыма показало картинки, понятные только колдунам: сплетение разноцветных полос; мерцающие пятна на серебристом фоне; округлое «веретено», от которого летят обрывки золотистой нити; лоскуты алого пламени, напоминающие буквы неизвестного языка, кружатся во тьме.
– Это творится ныне. – Правитель нагхов махнул лапой, и облако с негромким шипением рассеялось. – Нам же надлежит решить, что делать дальше. Продолжать ли войну или же прекратить ее. Говорите, и первым пусть скажет наш доблестный Горахд…
Пожилой нагх со страшным шрамом на груди носил титул Носящего Меч и считался старейшим военачальником империи.
– Повелитель, – сказал он густым басом. – Учитывая потери на материке, мы можем выставить…
Собравшиеся в Звездном Зале слушали перечень имеющихся в наличии боевых кораблей и готовых к бою полков и осознавали, что да, отправить еще одну армию в Мероэ можно, но при этом сам Солнечный остров останется без защиты. А вдруг море породит рати безбожных гиппаров или иной враг вспомнит об обидах возрастом во много тысячелетий?
– Спасибо, я понял тебя, – сказал Вечный Император, когда Горахд замолк. – Что скажут маги?
Чародеи, стоявшие тесной кучкой, переглянулись, и вперед выступил Аговхар, брат погибшего Сеговхара.
– Знаки судьбы смутны, – начал он по-стариковски дрожащим голосом, – но народ наш должен выжить…
Речь мага оказалась не очень длинной и свелась к тому, что месть эльфам можно и отложить.
– И тебя я понял. – В глазах правителя нагхов замелькали зеленые огоньки. – Все верно, благоприятные моменты еще будут. Вопрос только в том – когда и что произойдет в Алионе за это время. Тяжесть судьбы на моих плечах слишком велика, и поэтому вы в этот раз разделите ее со мной. – Он встал и раскинул лапы в стороны. – Пусть те, кто за продолжение войны, отойдут к левой стене… те же, кто считает ее гибельной для нас – к правой.
Возникла мгновенная заминка, сменившаяся мягким топотом. Ряды смешались, и гости Звездного Зала разделились на две приблизительно равные группы. Император покачал головой и сказал:
– Придется считать.
Подсчет не занял много времени. Оказалось, что за продолжение распри с эльфами двадцать пять нагхов, а за то, чтобы отступить и затаиться, – двадцать восемь. Всего на три больше.
– Судьба явила свой знак, – проговорил Вечный Император торжественно. – Корабли отводим во Врата Свободы, воинов распускаем по домам, защитные заклинания вокруг острова пускаем в дело. Нам придется сызнова ждать, но видят боги, что это мы умеем делать хорошо.
Глава 17 День встречи
Устье Теграта показалось к вечеру четырнадцатого дня плавания. Стали видны острова, теснившиеся, словно женщины в лавке ювелира, бурые стены – города, и красно-серые – императорского замка.
– А они вроде бы повыше были, клянусь толстым брюхом Аркуда, – удивленно пробурчал Гундихар.
Стены и вправду выглядели так, словно за полгода постарели на несколько тысяч лет. Их рассекали вертикальные трещины, темнели многочисленные выбоины, даже дыры. Зато форт на Большом острове оставался таким же, как и ранее, странные разрушения его не затронули.
– Похоже на то, корни и листья, – кивнула Саттия. – Но меня больше интересует другое: уцелел ли порт?
– Уцелел, – сказал тар-Готиан и показал туда, где в прорехе между островами виднелись причалы и стоявшие около них корабли.
Их было немного, но на берегу наблюдалась типичная для любой крупной гавани деловитая суета. А это означало, что Терсалим живет обычной жизнью, ну, или пытается жить.
«Дельфин» прошел мимо форта, и с одной из башен ему дружелюбно помахали. Курт-Чен помахал в ответ. Справа остался Копейный остров, слева – другой, длинный, больше похожий на поросший кустарником крепостной вал из песка. Затем галера пошла вправо, к берегу.
Упал парус, заплескали весла, опущенные в воду, чтобы погасить скорость, и «Дельфин» пришвартовался к одному из причалов. Капитан погладил себя по гребню и подошел к пассажирам.
– Вот мы и прибыли, – сказал он. – Я свой долг выполнил. Спасибо тебе, чародей, и легкой дороги.
Бенеш заулыбался, открыл рот, собираясь ответить, но улыбка мгновенно исчезла с его лица. Ученик Лерака Гюнхенского вздрогнул, словно его стегнули кнутом, затем побледнел так, что конопушки на носу и щеках стали черными, как въевшиеся в кожу угольные отметины.
– И тебе спасибо, Курт-Чен, – пришла на помощь Саттия. – Пусть благоволит к тебе Сифорна и не оставит тебя Анхил.
Под взглядами матросов прошли к сходням, причем Бенеша пришлось едва не тащить за руку.
– Что с тобой такое? – спросил гном, когда они оказались на причале. – Не будь я Гундихар фа-Горин, ты…
Договорить он не смог. С берега донесся топот и лязг, толпа разошлась в стороны, и стали видны бегущие хирдеры с обнаженными мечами. Не успела Саттия моргнуть, как они перекрыли дорогу на сушу, выстроились настоящей стеной. А затем девушка ощутила острый укол в сердце и уже без всякого удивления глянула на человека в буром балахоне, криво сидевшего на спине лошади.
– Что происходит? – спросил тар-Готиан.
– Они почувствовали меня… – прошептал Бенеш, держась за грудь и покачиваясь так, словно вот-вот упадет в обморок. – Дети смерти… сторожевое заклинание… слишком тяжело.
– Это воины нашего врага, – мрачно проговорила Саттия, убирая со лба прядь волос, – того, кому принадлежат Безарион и Терсалим, Харугота из Лексгольма. И вряд ли они явились сюда, чтобы поприветствовать нас.
Вспомнился Фераклеон, в порту которого дело чуть не дошло до драки. Но тогда на меч и перстень Олена среагировали Крылья Ветра. А что случилось тут? Или Бенеш с его новой силой в самом деле так заметен для учеников консула, и они чувствуют его за пару миль?
Но почему?
Всадник в буром балахоне тем временем добрался до преградивших путь с причала воинов. Откинул капюшон, обнажив молодое, прыщавое и самодовольное лицо, и громко крикнул:
– Эй, колдун! В землях Синей Луны согласно рескрипту регента, да продлятся дни его навечно, любое колдовство запрещено. Магов надлежит ловить, лишать способностей, после чего, согласно мере их злодеяний, либо отпускать, либо сажать в терсалимский зиндан. Так что предлагаю тебе сдаться! В этом случае обещаю, что обойдутся с тобой милостиво!
От ворот в стене, отделяющей порт от города, вывернул еще один всадник в таком же балахоне.
– Их уже двое. – Саттия взялась за рукоять меча. – Что делать будем?
– Драться, клянусь кулаками Лаина Могучего! – прорычал гном.
– Неужели они осмелятся посадить в зиндан меня, подданного Белого Престола? – На лице тар-Готиана было искреннее удивление.
– Легко. – Девушка облизала пересохшие губы. – Ну что, Бенеш?
– Удержите их немного, да… мне надо сосредоточиться и тогда я смогу их одолеть. Ладно?
– Эй, хватит молчать! – крикнул первый ученик Харугота. – Чего вы шепчетесь?! А ну, сдавайтесь!
– Кучу навоза тебе в пасть! – рявкнул гном, взмахнув «годморгоном». – Проваливай, пока цел!
Обладатель прыщей на физиономии от такой наглости, похоже, утерял дар речи. Он захрипел что-то яростное и взмахнул рукой. Но командир хирдеров понял его верно, отдал команду, мечники присели, и за их спинами обнаружилось около двух десятков лучников.
– Вот так неожиданность, как сказала одна девица, обнаружив у себя в кровати удалого молодца. – Гундихар хихикнул.
Захлопали тетивы. Первую стрелу отбила Саттия, вторую разрубил на две части тар-Готиан. Третья оцарапала Бенешу ухо, рванув за самую мочку, так что он невольно вскрикнул.
А затем из-за спин приплывших ударил мощный порыв ветра, и стрелы бессильно попадали на причал.
– Не может быть… – Саттия оглянулась.
Такули-Варс бежал к ним, лицо его было решительным, а от вскинутых ладоней струилось голубоватое сияние. Еще дальше виднелся «Дельфин», испуганные лица над фальшбортом.
Молодой гоблин взмахнул рукой, и с пальцев его сорвалась бело-золотая молния. Промчалась над причалом и погасла, уткнувшись в сгустившееся перед воинским строем серое облако.
Ученики Харугота времени не теряли.
Но зато и стрелы перестали лететь.
– Спасибо, парень! – воскликнул Гундихар, когда Такули-Варс оказался рядом с ними. – Если выберемся из этой передряги, то я поставлю тебе самую большую кружку пива, что отыщу в Терсалиме!
А Саттия просто спросила:
– Почему?
– Нельзя запрещать колдовать… – срывающимся голосом проговорил молодой гоблин. – Это против всех установлений богов. И еще – я чувствую их силу, она омерзительна для жизни…
Похоже, что Мастер Вихрей с «Дельфина» был и в самом деле очень талантливым магом.
С берега дали еще один залп, но его постигла судьба первого. Мощный порыв ветра отбросил стрелы в сторону, и те начали с плеском падать в воду. Даже ученики Харугота не смогли состязаться с гоблинским колдуном в обращении с той стихией, с которой его народ имеет сродство.
– Вперед! Убить всех! – крикнул тот из них, что приехал позже, круглолицый и лысый, и первая шеренга хирдеров шагнула на причал.
Саттия глянула на Бенеша – тот стоял, закрыв глаза и сложив ладони вместе, точно молился, – и поняла, что еще какое-то время им придется держаться самим. Она выхватила меч, мигом позже краем глаза заметила, как рядом сверкнул клинок тар-Готиана, длинный и узкий.
По лезвию тянулись черненые символы – то ли девиз, то ли магические знаки.
– Идите сюда, трусливые морды! – пригласил Гундихар, пошире расставляя ноги. – Я вам покажу…
Если бы причал был чуть шире, они никогда не смогли бы перекрыть его втроем. А так меч сельтаро ударил два раза, Саттия отвела чужой удар и сама сделала выпад, целясь выше щита, в пылавшие яростью глаза на загорелом лице. Звякнула цепочка, что связывает секции «годморгона», и на доски упало первое тело. Другое с плеском шлепнулось в воду и пошло ко дну.
«Почему они не атакуют магией?» – думала девушка, отбиваясь сразу от двоих хирдеров, решивших, что противник им достался слабый.
Судя по всему, сегодня этим парням предстояло пережить сильное разочарование, причем пережить только в самом лучшем случае.
Тар-Готиан свалил еще одного, разрубив шлем вместе с черепом. Убитый рухнул под ноги товарищам, брызнула в стороны теплая кровь. Захохотал Гундихар, ухитрившийся обезоружить одного из врагов, и верхняя секция его цепа с гулом шарахнула кого-то по щиту.
И тут ученики Харугота пустили в дело свою силу.
Саттия вздрогнула, увидев, как над берегом вздыбилась полупрозрачная фигура, сотканная из частичек Тьмы. Расправила крылья, распахнула пасть, сквозь которую была видна городская стена, и взвилась в воздух подобно уродливому маленькому дракону.
– Айма теос![11] – воскликнул Такули-Варс, колдовским зрением увидевший грозившую им опасность.
Для обычных роданов тварь оставалась невидимой.
Саттия пошатнулась от боли в сердце, едва не пропустила удар. Злясь на себя, заработала мечом с удвоенной энергией, сделала три финта и вогнала острие врагу в подмышку, не защищенную кольчугой. Не обращая более внимания на него, занялась другим хирдером…
Нужно успеть, выгадать паузу, чтобы встретить чудовище из Тьмы сплетенным из нее же клинком. Рядом достаточно чужой боли, чтобы опереться на нее и пустить в ход то знание, что передал ей старый Хранитель.
Но молодой гоблин ударил первым. Он выкрикнул что-то, и с ладоней его сорвались две голубовато-золотые спирали. Обвили готовую к броску тварь, и та зашипела, да так, что звук этот услышали все. С галеры донесся испуганный крик, оставшиеся на берегу воины завертели головами.
– Это еще что?! – рявкнул Гундихар.
И только тар-Готиан остался невозмутимым.
Спирали обвивали сотканное из Тьмы существо, давили его в объятиях, выдирали куски плоти, стреляли в разные стороны короткими молниями. Такули-Варс держал заклинание из последних сил, его шатало, из прокушенной губы текла кровь, а глаза были белыми от усилия.
Свистнула стрела, за ней вторая, а третья вонзилась молодому магу в горло. Лицо его отразило почти детскую обиду, но на смену той пришла твердая, взрослая решимость. Такули-Варс поднес пальцы к ране и обмакнул их в собственную кровь. Махнул, и брызги ее полетели вверх, туда, где уродливый дракон, шипя, выпутывался из объятий гаснущих спиралей.
Кровь мага – жуткая сила.
Капли загорелись ярким алым огнем и ударили в чудовище подобно выпущенным из катапульты ядрам. Прозвучал жалобный взвизг, пламя охватило крылатую тварь с головы до хвоста. И погасло, оставив только несколько хлопьев сажи, что отправились в полет к земле.
– Эго кано анго…[12] – проговорил Такули-Варс, после чего упал на спину.
Кровь мага – жуткая сила, и пустивший ее в ход должен быть готов к тому, что она убьет и его самого.
Напор врага на мгновение ослабел, и Саттия ухитрилась оглядеться. Учеников Харугота на берегу оказалось уже трое, а к хирдерам прибыло подкрепление – пара десятков всадников и полсотни пехоты. На соседних причалах и кораблях объявились любопытные, что всегда слетаются на зрелище, точно мухи на падаль.
– Готово, – сказал Бенеш, открыл пылающие зеленым огнем глаза и небрежно взмахнул руками.
Показалось, что вода в гавани вскипела, из нее поднялась волна изумрудно-белого тумана и, словно крошечное цунами, пошла к берегу. Саттия представила, как она рушит городскую стену, уносит в водовороте хирдеров и их предводителей в уродливых бурых балахонах, оставляет голую, девственно чистую землю, лишенную даже мусора, травы и камней…
Наступавшие по причалу хирдеры начали падать, засыпая на ходу. Звякнул меч, выпущенный ослабевшей рукой. Самый невезучий из воинов бултыхнулся в воду, но не утонул, а поплыл, словно его тело сделалось деревянным, с разинутым ртом и закрытыми глазами.
Оставшиеся на берегу отступили, волна покатилась за ними и… встала, наткнувшись на преграду. Закрывая ей дорогу, из земли ударили мощные фонтаны черного дыма, словно недра Терсалима породили ряд из гейзеров. Поднялись, будто громадный частокол. Несколько попавших в их струи дружинников завыли от боли, рванулись прочь.
Все трое учеников Харугота стояли, вытянув перед собой руки, и лица их были перекошены от усилий.
– Аххх… – простонал Бенеш, и девушка кинула на него косой взгляд.
Тот, кого сельтаро почитали как посланца Великого Древа, корчился, словно его мяли громадные ладони. По лицу текли настоящие струи пота, над вставшими дыбом рыжими волосами клубилось облачко зеленого свечения. Плечи были согнуты, точно их давила незримая тяжесть.
Заклинание столкнулось с заклинанием, сила с силой, и ни одна пока не могла одолеть.
– Не будь я Гундихар фа-Горин! – с чувством проговорил гном. – Чем мы можем ему помочь?
– Боюсь, что ничем, – ответила Саттия. – В поединок колдунов лучше не соваться. Прикройте меня, я гляну, что с гоблином.
Она быстро склонилась к Такули-Варсу, приложила ухо к груди. Сердце не билось – Мастер Вихрей с «Дельфина» отдал всю свою силу без остатка, чтобы спасти почти незнакомых ему роданов.
Осознав это, Саттия ощутила бешеный, опаляющий гнев.
«Подождите, твари, – подумала она, глядя туда, где стояли трое в бурых балахонах. – Дайте мне только подобраться поближе».
Пропитанную Тьмой плоть способно поразить лишь то оружие, что само несет в себе частички Предвечной Госпожи, и Хранительница в состоянии наложить подобные чары на свой клинок…
Бенеш отступил на шаг, из горла его вырвался сдавленный хрип. Бело-зеленая волна покатилась назад, а черные фонтаны, наоборот, выросли, поднялись чуть ли не до неба.
– Э, так не пойдет… – Недоумение отразилось на лице Гундихара, и тут Бенеш упал, сначала на колени, а потом уткнулся лицом в доски причала.
Свалился и один из учеников Харугота, и два заклинания, что до сих пор давили друг на друга, разрушились. Волна погасла, фонтаны рухнули, во все стороны ударили ошметки силы. Налетевший вихрь заставил покачнуться корабли на глади Теграта, глухо заворочалось что-то в глубинах.
А потом катаклизм закончился, и стало ясно, что Саттия, тар-Готиан и Гундихар остались втроем против всего терсалимского воинства.
– Ну что же, теперь можно только красиво умереть, захватив с собой побольше врагов, – сказала девушка и подняла перед собой меч.
В зиндане Олен и Харальд провели четырнадцать дней.
Время в душной яме, полной приглушенных жалоб, вони и мрака, тянулось невыносимо медленно. Отсюда не было видно неба, восходов и закатов, и только очередная кормежка давала понять, что миновали еще сутки. Сверху на веревках опускали бадейку с тюрей и факел, свет падал на склизкие стены, на изможденных существ, мало похожих на людей.
Бадейка пустела, и свет исчезал, вновь сгущалась тьма, такая плотная, что ее можно было кусать.