Рыбки плавали в четырёхугольных банках из гнутого стекла. Банки стояли у окна. На дне их был жёлтый песочек, и оранжевые цветочные горшки в воде, и зелёная вьющаяся травка.
И всё это было подсвечено лампочками, как в подводном царстве.
Рыбки были маленькие — красные и чёрные, довольно красивые, но можно было и без них.
В стекле банки отражалась комната и диван. А на диване больной мальчик Валерий. И чтобы он не заметил, что Петя всё же глядит на него, Петя стал стучать пальцем по банке, и от этого вздрагивала вода, рыбки останавливались, начинали шевелить хвостами и открывать рты.
Пете уже надоели эти рыбки. Он не глядел на них, а просто стоял спиной к больному мальчику. Но тут вошла тётя Тася и следом за ней дядя Борис.
— Ну что, познакомились? — спросила она весело. — Давайте-ка пить чай.
Тётя Тася очень быстро пододвинула к дивану стол и поставила на стол чашки и домашний пирог. Когда Нина Игоревна пекла такой пирог, она говорила:
«Глядите, пирог прямо дышит! Жаль на стол подавать!»
Петя всё не глядел на мальчика и старался ничего такого не сказать. Но говорить что-то надо было, и он сказал:
— Сегодня на рынке мясо — свежьё!
— Что-что? — переспросила тётя Тася и почему-то засмеялась.
Нина Игоревна никогда не смеялась, когда говорила про мясо.
Дядя Борис — Седьмая Вода и этот Валерий тоже засмеялись.
— Ты кушай, — вытирая глаза платком, сказала тётя Тася и отрезала ему большой кусок пирога.
Петя хотел сказать, что этот пирог прямо жалко на стол подавать, но не сказал, потому что вдруг они опять будут смеяться.
Он стал есть пирог, но пирог почему-то не проглатывался. Петя отхлебнул из чашки и обжёг язык. И чай пролился на скатерть и на коленку. Тогда Петя тихонько сполз со стула и пошёл к двери, чтобы никто ничего не заметил.
Уже в сенях его подхватили ручищи — по табачному запаху сразу можно было узнать Седьмую Воду.
— Ничего, брат, — сказал дядя Борис и шершавой ладонью вытер ему щёки и нос. — Пошли-ка потихонечку домой, а завтра снова придём.
Петя хотел сказать, что он больше не придёт, но не сказал. И они пошли по лопуховой дорожке.
Капитан
На другой день было солнышко. Оно было сначала на полу комнаты, потом на крыльце, а потом и в саду — это когда Петя перешагнул колышки и пошёл по садовой дорожке.
Теперь Петя знал, что здесь ходить можно, раз он ничего не сорвёт.
За калиткой — тоже солнышко. И — пустырь. Валялись банки из-под консервов, и белые кости, и жёлтая солома. От соломы шёл пар — она просыхала на солнышке. А кругом росли толстые лопухи. Они все стояли неподвижно, и вдруг один — шук! — качнулся. А потом другой, соседний, и ещё один, будто там, под лопухами, кто-то бежал. Это точно, там кто-то бежал!
Петя приподнял один лопух — никого. Приподнял другой. А под ним сидел КТО-ТО и глядел на Петю круглыми чёрными глазами. Клюв был по краям жёлтый.
Птенец!
Птенец был серый и большой, и ещё он был удивлённый. И никуда не летел. Он весь ссутулился, а из крылышка торчало отдельно серое перо. Может, он даже мог клеваться?!
— Иди ко мне, — сказал Петя и нагнулся.
Птенец не двигался и всё глядел. Тогда Петя схватил его обеими руками.
Птенец сразу начал толкаться и вцепился когтистыми пальцами Пете в руку. Но Петя его не выпустил. И пошёл, пошёл по лопушиной дорожке в гору, по которой поднимался вчера дядя Борис. И незаметно дошёл до поваленного забора.
А около дома стояла кровать-раскладушка, на кровати лежал мальчик и — сразу было заметно — глядел на Петю.
Петя хотел убежать, но в руках у него был птенец, и Петя поднял его над головой.
— Кто это у тебя? — крикнул мальчик. И голос у него был весёлый, как у обыкновенного мальчика.
— Птенец! — крикнул Петя.
— Иди покажи! — ещё громче крикнул мальчик и приподнялся на локте.
И тогда Петя перемахнул через поваленный забор и, запутываясь ногами в траве, побежал.
— На, на, смотри! Я его на пустыре нашёл!
Мальчик взял у Пети из рук птенца и стал разглядывать.
А Петя стал разглядывать этого мальчика.
Он был намного старше Пети и какой-то не больной, не скучный, загорелый весь, и одна рука поцарапана. Мальчик как мальчик. А глаза рыжие, как у кошки или у деревянной совы, и несерьёзные. Он вертел птенца и разговаривал с ним:
— Ну как, вывалился из гнезда? А летать не умеешь. Дурак ты, вот ты кто!
Птенец глядел во все глаза, будто не совсем понимал, о чём разговор, но очень хотел понять. А когда его назвали дураком, закрыл глаза — обиделся.
Петя и Валерий засмеялись.
— Он кто? — спросил Петя.
— А ты как думаешь? — сказал Валерий.
Валерий нагнул голову и стал разглядывать Петю. Ему тоже было интересно — что это за Петя такой?
Петя подумал немного, пожал плечами. Он не знал, кто этот птенец.
— Тогда я загадаю загадку, — сказал Валерий. — Идёт? И Петя ответил, что идёт.
— Ну, слушай. У кого грудка чёрная, а крылья и голова серые?
— Я не знаю, — сказал Петя. А потом догадался: — У орла?
— Ну уж и орёл… — И Валерий опять немножко засмеялся, как вчера за чаем. Потом увидел, что Петя надул губы, и сразу перестал. — Ну ладно, ладно! А кто любит всякие блестящие вещи у людей таскать?
Петя это знал.
— Сорока! — закричал он.
— Правильно, — сказал Валерий. — Только этот, наш, — не сорока. Другие птицы тоже таскают. Знаешь какие? Которые кричат: «Карр! Карр!»
— Вороны! — ещё громче прежнего крикнул Петя. — Значит, это ворона?
— Ага, ворона… и ещё растяпа, — засмеялся Валерий и поглядел на птенца.
А птенец взял и клюнул его в палец: опять обиделся.
— Ой, кто это у вас? — Это спросила тётя Тася. Петя не видел, как она подошла.
Она была такая же весёлая, как вчера, и нарядная, только платье было голубое.
— На, держи, — сказал Валерий и отдал ей птенца.
И она стала глядеть на него и смеяться, как маленькая.
— Какой ты тёплый! — говорила она птенцу. — Ах ты бедный, ах ты рассеянный человек!
И птенец склонил голову к её большому пальцу.
— Тася! — крикнул Валерий. — Этот воронёнок, по имени Ворон, всё понимает. Его ругают — он обижается; если над ним смеются — сердится. А вот теперь…
— Нечего над нами смеяться! — сказала Тася. — А надо нас накормить. — И она понесла Ворона в дом.
А Петя всё глядел, как она уходила. Неужели она Валерию не мама?
Пете хотелось спросить, но было неудобно.
— А мне Нина Игоревна не настоящая бабушка, — сказал он, не глядя на Валерия.
— Знаю, знаю, — ответил Валерий, и Пете показалось, что он опять смеётся. — А мне Тася самая настоящая мама. Просто я её так зову.
Потом протянул Пете крепкую, загорелую руку:
— А ты занятный паренёк. Давай знакомиться. Тебя Петя зовут?
— Петя.
— Ну, а моё имя ты слышал, верно?
— Да.
— А ты знаешь, кто я?
Петя пожал плечами. Он знал, только не знал, как сказать.
— А что со мной случилось?
Петя покраснел и опять ничего не ответил.
— Ну так вот, слушай. Я капитан. Попал в кораблекрушение. Команда погибла, а меня вот выбросило на этот берег.
— А где же твой корабль? — спросил Петя.
— Вон там. — Валерий махнул рукой в ту сторону, откуда пришёл Петя. — Одни обломки на берегу.
Петя сразу вспомнил пустырь, и кости, и консервные банки. Моря он там не видел. И корабля тоже. Может, они где-нибудь ещё дальше, за пустырём?
— Как же теперь? — спросил Петя.
— Придётся здесь зиму зимовать, — ответил Валерий.
— Я тоже хочу здесь зиму зимовать, — сказал Петя.
— Тогда надо строить шалаш, — объявил Валерий.
И Петя начал строить шалаш.
Шалаш
Шалаш строить очень просто, надо только выбрать материал. Так сказал Валерий.
А материал — это из чего делают шалаш. Например, ветки.
— Какие возьмём? — спросил Валерий.
— Вот эти можно, — сказал Петя и показал на ёлочку: лапы у неё были длинные, очень удобные.
— Ну-ка, подлезь под неё, — велел Валерий. Петя полез. Под ёлочкой было темновато и душно.
А иголки очень кусачие. Пете все руки покололи. Травы под ёлкой почти не было, а земля сухая. И в одном месте, где корешки, — бугорок.
Петя разгрёб сверху землю, и показалась зелёно-белая шапочка гриба, вся в комочках земли.
Петя взял и выковырнул весь грибок — маленький такой, шапочка круглая, совсем почти закрытая возле ножки.
— Я гриб нашёл! — закричал он и выскочил из-под ёлки. Валерий положил грибок на ладонь:
— Это сыроежка.
— Её, что ли, сырую едят? — спросил Петя.
— Нет, — сказал Валерий. — Это только так говорят — сыроежка. А вообще это значит, что она под сырой веткой любит сидеть, раньше говорили — под «вешкой». А как тебе под ёлкой? Понравилось?
Петя потёр поколотые руки и сказал:
— Конечно, понравилось. Там грибы растут.
— Ты хочешь, чтоб и в шалаше росли грибы? — засмеялся Валерий.
Петя ничего не ответил. Он очень любил жареные грибы, и, если бы мама была здесь, они бы давно набрали грибов и пожарили.
Но он знал, что гриб, где ему нравится, там и вылезет, это ведь не клубника «виктория».
— А у вас нет сада? — спросил он.
— Нет. У Таси есть огород. Там огурцы и горошек. Хочешь?
Петя никогда не видел, как растут огурцы, и очень хотел их, даже очень! И зелёного горошка хотел! Он ведь в таких стручочках, и стручки тоже сладкие. Мама покупала.
Мама всегда знала, когда Пете хочется есть и чего именно хочется. А больше никто не знает.
— Нет, — сказал Петя, — спасибо. Я сыт. — И проглотил слюну. И пожалел, что не съел утром манную кашу, хотя и не любил её.
Валерий поглядел на Петю очень внимательно, потом вытащил из-под подушки часы — да, да, настоящие часы! — и приложил их к уху.
— Иди сюда. Видишь длинную стрелку? Ну так вот: не успеет она добежать до коротенькой, как придёт Тася и принесёт нам кефир.
Петя стал смотреть на стрелки, а когда устал и оглянулся, увидел тётю Тасю: она быстро шла от дома и несла в руках два белых стакана.
— Точность — главное в морском деле! — сказал Валерий.
Петя был очень рад. Ему тоже нравилась точность; а ещё больше — кефир с сахаром.
Волчья ножка
Вот если сказать Нине Игоревне: «Мне хочется построить шалаш». Что она ответит?
Она ответит: «Хочется и расхочется».
А тётя Тася, как услыхала про шалаш, сразу принесла Пете перочинный ножичек — маленький такой, с жёлтой костяной ручкой.
— Режь пока ветки, — сказала она.
— А какие?
— Это уж Валерий знает лучше меня.
— Тащи мне от каждого куста по листочку, — велел Валерий.
Петя притащил.
Один листочек был круглый, с зазубринками и шершавый.
— Это берёза, — оказал Валерий, — её ломать нельзя, она большим деревом станет.
— А разве берёза не белая? — спросил Петя. Он немножечко не поверил Валерию, потому что ведь берёзы белые, а у этого кусточка ствол коричневый.
Валерий, должно быть, понял, — поглядел на Петю и сказал:
— Пётр, премудрый человек, приходи сюда лет через десять — проверишь.
Петя покраснел и подал Валерию второй листок. Этот был гладенький, и рядом с ним на веточке несколько ягод: одни красные, а другие почернели уже.
— О, это волчьи ягоды, — сказал Валерий. — Некоторые глупые ребята их едят. Ты не ел?
Петя не ответил. Он нагнулся и сорвал травинку. Потом спросил:
— А почему это — волчьи? Для волков?
— Нет, — ответил Валерий, — для людей. — Он вытянул шею и сделал большие страшные глаза: — Кто их съест, у того волчья ножка вырастет.
— Какая это — волчья? — шёпотом спросил Петя.
— Обыкновенная, как у волка.
Петя не дышал.
— А потом?
— Потом она утаскивает в лес.
— А когда?
— Ночью, конечно. Ну, показывай, какие у тебя там листья!
Петя не стал больше показывать по одному. Он раскрыл ладонь, и Валерий выбрал самый большой круглый лист, понюхал его и дал понюхать Пете.
Петя всё хотел спросить: «Если человек в доме, как же его утащишь? Из дома не утащишь!»
А у листа никакого такого особенного запаха не было, но Валерию он очень понравился.
— Из ольховых веток сделаем шалаш, ладно? — спросил он и весело заглянул Пете в лицо.
— Ладно, — сказал Петя.
Он пошёл и стал ножичком отрезать ветки.
А сам всё смотрел в ту сторону, где за деревьями опускалось солнце.
Оно делалось всё краснее и холоднее и падало, падало очень быстро.
И вот уже трава стала мокрой и холодной, а на небе, на светлом ещё небе, вдруг проступил белый полукруг.
Петя никогда такого не видел, чтобы ещё солнце и уже луна. И не знал, что же это — день или ночь? Тогда он схватил в охапку срезанные ветки, хотя их было не так уж много, и быстро пошёл к даче.
Валерий сидел на кровати и читал.
— А, принёс. Ну, молодец, — сказал он, не глядя на Петю. Он был совсем большой, Валерий, и книжка у него была без картинок.
— А где дядя Боря? — тихо спросил Петя.
— Он, может, и не придёт, — ответил Валерий и отложил книжку. — Темно становится.
— Я пойду домой, — ещё тише сказал Петя.
— Подожди. Тася хочет что-то твоей бабушке передать. — И крикнул: — Тася!
— Сейчас! — сразу же откликнулась тётя Тася из комнаты. Окно осветилось, и вокруг светлого окна воздух стал тёмным.
— Тася, Петя уходит! — опять крикнул Валерий и обернулся к Пете: — А ты, собственно, куда спешишь?
Петя даже сам не знал, куда он спешит, но он очень спешил.
От солнца ни краешка не осталось, и небо там было уже тёмно-синим, а половинка луны из белой стала жёлтой, почти такой же, как освещенное Тасино окно.
Тася вынесла лёгонький столик, поставила его возле Валериной кровати и накрыла белой скатертью. А кругом всё темнело: и кусты, и ветки елей, и трава.
— А когда дядя Борис придёт? — опять спросил Петя.
— Придёт, придёт, — ответила Тася. — Иди-ка помоги мне притащить стулья. — А когда Петя вложил замёрзшие пальцы в её тёплую и крепкую руку, нагнулась и сказала по секрету: — Сегодня у Валерия день рождения. Только он забыл. А мы с Борисом помним… — Она засмеялась и обняла Петю за плечи. — Не замёрз, Петушок? Ты что грустный?
— А если только одну ягодку съесть? — спросил Петя.
— Какую ягодку? — не поняла Тася.
— Ну, волчью…
— Волчьи ягоды нельзя есть, — сказала тётя Тася и дала Пете плетёный стул: — На, неси.
Петя донёс стул до сосны, под которой стояла кровать, сел на него и заплакал. Тася испугалась.
— Ушибся, да? Петя, что ты? О корень ногу сбил?
— Я съел одну, — всхлипнул Петя.
— Что съел?
— Волчью ягоду.
— Ну ничего, — сказала Тася. — Живот не болит?
И Пете показалось, что кругом лес, а у них тут домик — маленький такой, круглый светлый домик и очень дружный.
День рождения
В домик под лампой залетела белая толстая бабочка. Потом ещё одна. И ещё. Закружились у стекла. Над самой кроватью вылезли из темноты зелёные прозрачные листья — днём они не были такими зелёными и прозрачными. А у сосны, на которой висела лампа, была тёмно-коричневая кора, и в ней — глубокие неровные морщинки, как на земле после дождя от ручьёв.
Может, это улицы и на них кто-нибудь живёт, только кто-то очень маленький?
У Пети никогда ещё в жизни не было такого домика из света лампы. И он всё оглядывался, глядел.
Тася молча ставила на стол конфеты, печенье, потом принесла большой пирог. И улыбнулась Пете секретной улыбкой.
А Валерий лежал на спине, глядел на прозрачные листья над кроватью и молчал. Он не спрашивал Тасю, почему столько конфет и этот пирог.
Потом в темноте, на лопушиной дорожке, засветилась красная точка и стала приближаться. Никто её ещё не видел, только Петя. Он совсем даже не подумал о волках. Потому что там, где была эта точка, что-то чуть позванивало. И Петя знал уже, что это. Но он молчал, потому что, может быть, так было нужно.
Так было секретнее.
На траву их освещенного домика шагнул дядя Борис с гитарой. Он заиграл и запел громко, прямо закричал:
Валерий засмеялся и захлопал в ладоши.
— Дядя Боря, я тоже помнил про рождение, я только думал, ты не знаешь! В городе все знали, а тут ещё — никто.
— Видишь, и здесь уже знают! — сказала Тася очень весело.
А дядя Борис отошёл в темноту, нагнулся и поднял с земли из-за сосны две корзиночки. В одной были яблоки, в другой — клубника «виктория». Петя сразу узнал.
Тася замахала руками:
— Что ты, Борис…
— Не от меня, не от меня, это от Нины Игоревны, — сказал дядя Борис. — Она сама скоро придёт. Вот допилит Лёку и придёт.
Петя хотел спросить, чем это она его пилит, но тут дядя Борис поднял над головой свою прекрасную гитару и положил её Валерию на кровать.
— А это — от меня!
Валерий даже охнул, даже забыл сказать спасибо. А тётя Тася вдруг заплакала. И отвернулась. Потом засмеялась:
— Боренька, да у тебя у самого ничего нет.
— Зато у меня есть вы! — сказал дядя Борис: Пете очень понравилось, как он сказал — серьёзно. Валерий схватил гитару и стал тихонечко дёргать то одну, то другую струну: соу-зоу-жоу…
— Ты меня научишь, дядя Боря?
— Ну конечно!
Тётя Тася тем временем принесла большой свёрток, и там оказался полосатый джемпер и компас. Настоящий моряцкий компас: такая круглая металлическая коробочка со стеклянной крышкой. А под стеклом стрелка с двумя концами — синим и красным. И она вздрагивает там, внутри, как живая… Петя никогда такого не видел! По компасу можно определять, где север и где юг и куда плыть кораблю, — так сказал Валерий. А ещё он сказал: