- Мы думали о том, что могло случиться, - сказал я. - Если ведутся расспросы, значит, они не уверены в том, что ищут. Все то, что мы делаем, должно сбивать их с толку: мы ведь ведем себя как нормальные. Если Джо или еще кто-нибудь знает что-нибудь, то это только неопределенные подозрения без единого доказательства.
Дядя не выглядел успокоившимся.
- Рэчел казалась слишком ошеломленной самоубийством сестры. Ты думаешь, она…
- Нет, - твердо ответил я. - Если бы она пыталась скрыть что-либо, мы бы знали.
- Что ж, тогда остается Петра, - сказал он.
Я с удивлением взглянул на него.
- Откуда вы узнали о Петре? Я никогда не говорил вам.
Он удовлетворенно кивнул.
- Значит, она тоже. Я так и думал.
- Но как вы обнаружили? - Повторил я вопрос, спрашивая себя, не могла ли у кого-нибудь еще возникнуть такая мысль.
- Она вам сказала?
- О, нет! Я наткнулся на это случайно, - он замолчал, потом добавил. - Косвенным образом это пришло от Энн. Я говорил вам, что нельзя было позволять ей выходить замуж за того парня. Это тот тип женщины, которая не успокаивается, пока не превратит себя в рабыню мужа, полностью предоставив себя, его власти. Такой была Энн.
- Вы думаете? Вы думаете, что она рассказала Алану о себе?
- Да, - кивнул он. - Она сделала большее, она рассказала ему обо всех вас.
Я недоверчиво посмотрел на него.
- Да, Дэви. Может, она и не хотела этого. Может, вначале она рассказала только о себе, будучи из тех людей, которые не умеют хранить свои секреты в постели… И может, он вытащил из нее имена остальных… Но он хорошо их знал… Он знал…
- Но даже если он об этом знал, то как же вы об этом узнали? - Спросил я с растущим беспокойством.
Он заговорил, вспоминая.
- Была когда-то банда в порту Риго. Ее организовал парень по имени Кроуч, кстати, с большой выгодой для себя. Туда входили три женщины и двое мужчин, они делали все, что он приказывал. Если бы он рассказал все, что знал про них, то один из этих мужчин был бы повешен за мятеж в открытом море, а две женщины были бы казнены за убийство.
Я не знаю, что сделали другие, но он и их держал в повиновении. Это была очень искусная организация, занимающаяся шантажом. Они добывали всякие компрометирующие сведения. Кроуч посылал женщин к матросам, и то, что они приносили от матросов, он забирал. Я знал, каким путем он держит их в повиновении, я видел выражение его глаз, когда он ждал их. Выражение тайного злорадства, поскольку они были полностью в его власти, и он знал об этом.
Как только он нахмурится, они бросаются выполнять его приказы.
Дядя Аксель в задумчивости молчал.
- Никогда не думал, что вновь увижу такое выражение в церкви Вакнука. Я удивился и встревожился, но так оно и было. Оно было на лице Алана, когда он взглянул на Розалинду, потом на Рэчел, потом на тебя и на маленькую Петру. Его больше никто не интересовал, только вы четверо.
- Ты мог ошибиться, ведь это только выражение… - Сказал я.
- Но не такое выражение. О, я бы узнал такое выражение сразу, оно перенесло меня в Риго. Если бы это было не так, откуда бы я узнал о Петре?
- Что же вы сделали?
- Я пошел домой и немного подумал о том Кроуче и той комфортабельной жизни, которую он вел, потом еще о разных вещах. А потом я вложил новую стрелу в мой лук.
- Так это были вы? - Воскликнул я.
- Это был единственный выход, Дэви. Конечно, я знал, что Энн будет обвинять вас всех, но она не могла разоблачить вас, не выдав себя и свою сестру. Риск был велик, но я пошел на него.
- Да, риск был. Мы чуть не попались, - и я рассказал о письме Энн к инспектору.
Он покачал головой.
- Я не думал, что она так далеко зайдет, бедная девочка, - сказал он. - То же самое, что должно было произойти с Аланом. Он был не дурак. Он принял бы меры до того, как начать действовать: он написал бы письмо с указанием вскрыть после своей смерти. Это было бы чрезвычайно опасно для вас.
Чем больше я обдумывал все это, тем более опасным мне казалось сложившееся положение.
- Вы подвергали себя большому риску, дядя Аксель, - сказал я.
Он покачал головой.
- Небольшой риск для меня, небольшой риск для вас. Вы стоите того, чтобы за вас бороться. Иначе все повторится…
Дядя Аксель замолчал. Потом заговорил, немного поколебавшись:
- Помнишь, я рассказывал тебе про Мортена. Так вот, с ним плавал еще один человек. Он не был профессиональным моряком, и никто теперь не помнит, как его звали. Но у него была громадная жажда познать историю древних людей. За этим он и отправился в плавание на юг. И там он отыскал-таки древние книги и рукописи, а возможно и еще что-то. По ним он написал книгу «Путь древних», а найденное принес на корабль. К сожалению, он не дожил до конца плавания. В своих поисках он слишком далеко забирался в дурные земли, и это сказалось. Все найденное им уничтожили церковники, но рукопись удалось утаить и сохранить. Собственно, это он, своим огненным энтузиазмом, пробудил в Мортене стремление к раскрытию людям правды о южных землях и вызвал стремление к осмыслению природы Наказания.
Дядя Аксель тяжело вздохнул, внимательно поглядел на меня и продолжал:
- Мне удалось прочесть его рукопись и даже переписать ее. Именно она пробудила во мне, как и во многих других, читавших ее, такое отношение к нашей жизни. В ней тоже не все понятно, видимо, он успел слишком много узнать, но все же его мысли более близки нам, чем писания древних авторов. Наступило время тебе ознакомиться с этой книгой. Я думаю, что тебе предстоят тяжелые испытания, и ты должен знать про ошибки и надежды твоих предков. Кто не желает помнить прошлого, навеки приговорен к тому, чтобы переживать его вновь и вновь.
И дядя Аксель протянул мне исписанную тетрадь.
С трудом, разбирая его почерк, я начал читать. Книга начиналась словами: «Я обложу вас жилами и выращу на вас плоть, и покрою вас кожей, и введу в вас дух - и оживете».
Понемногу чтение захватило меня.
«…Как показали последние исследования, в системе отношений «природа - человек» природа выступала отнюдь не пассивным, тем более страдательным партнером. Человеку казалось временами, что он берет над природой верх, что не природа ему, а он диктует природе свои законы, которым она начинает послушно следовать. Чем дальше развивалась наука, тем глубже она постигала систему вселенной, в которой человеку отведено не малое, но и не столь уж большое место, тем чаще склонялась к выводу, что путь прогресса определяется отнюдь не навязыванием природе своих желаний. Этот путь требует вдумчивого и неторопливого постижения законов и закономерностей природы, умения ими пользоваться, поскольку человек в своей биологической сути остается частью природы, подчиняется законам биосферы.
Терпеливая, гибкая, самовосстанавливающаяся природа отступала перед натиском человека, когда человек овладел силами пара, электричества, атома, используя природные ресурсы, уничтожая и перерабатывая для своих нужд огромные количества биомассы. Человеку богатства биосферы казались неисчерпаемыми. Он вырубал леса, распахивал степи, создавал огромные водохранилища, собирался растопить ледники в горах и направлял в обратную сторону воды рек. Но внезапно все изменилось.
После сотен лет победоносной войны с природой за какие-то полтора - два десятилетия выяснилось, что все это не так просто и не так хорошо. Что, беря у природы, ей нужно обязательно давать соответствующую компенсацию. Что при концентрации промышленных предприятий, необходимо создавать вокруг них леса и парки, создавать искусственные водоемы и очищать воду. Что вырубленные леса не восстанавливаются сами, а их исчезновение резко меняет климат в худшую сторону. Что огромные водохранилища на месте бывших лугов и полей катастрофически нарушают сложившееся на тысячелетия экологическое равновесие. И если человек заинтересован в собственном будущем, он должен со вниманием относиться к своему настоящему, в первую очередь к природе, которую получил в наследство от предыдущих поколений.
«Венец природы», каким привык, было считать себя человек, внезапно обнаружил, что существование его вида зависит от существования природной среды - и не вообще какой-нибудь, а именно той, в которой он возник, сформировался, вместе с которой развивался на протяжении сотен тысяч и миллионов лет. Человеку нужен воздух - но лишь того химического состава, которым он дышал на протяжении всех тысяч поколений; ему нужна вода - но вода с теми примесями, к которым приспособился его организм, а не с какими-либо еще; ему нужна пища - но именно такого химического состава, который удовлетворяет потребности его организма, и так - до бесконечности. В конце концов, ему нужна вся биосфера Земли - такая, в какой он вырос, а не измененная промышленными выбросами и радиоактивными отходами.
Эта биосфера, состоящая из бесчисленного количества компонентов, часть которых употреблялась в пищу, часть сжигалась и уничтожалась, часть видоизменялась, при ближайшем рассмотрении оказалась единой. Из нее ничего нельзя было изъять безнаказанно. Каждый мельчайший биологический вид, каждый кусок территории со своей фауной и флорой, каждый кубометр воды, участвующий во всеобщем круговороте, являлся необходимым звеном в единой цепи жизни.
Эта биосфера, состоящая из бесчисленного количества компонентов, часть которых употреблялась в пищу, часть сжигалась и уничтожалась, часть видоизменялась, при ближайшем рассмотрении оказалась единой. Из нее ничего нельзя было изъять безнаказанно. Каждый мельчайший биологический вид, каждый кусок территории со своей фауной и флорой, каждый кубометр воды, участвующий во всеобщем круговороте, являлся необходимым звеном в единой цепи жизни.
Рано или поздно, разрыв каждой такой цепи приводил к необратимым изменениям.
Еще недавно мы привыкли смотреть на болота как на пустопорожние, «бесполезные» пространства, которые необходимо осушить, раскорчевать, обработать. Правота такой точки зрения казалась столь очевидной, что человек с присущим ему пылом принялся за уничтожение болот и преобразование природы по своему усмотрению. Результаты не замедлили сказаться. Причем совершенно не те, на которые человек рассчитывал. Вместе с болотами стали исчезать реки, леса, пересыхать поля. Там, где еще недавно зеленели луга и сочные поймы, пронеслись первые черные бури, разрушавшие, уносившие за мгновения всю ту благородную почву, которая накапливалась тысячелетиями… Так оказалось, что болота - огромные резервуары воды, приготовленные природой на аварийный случай, резервации растительной жизни на случай засухи и пожаров, которые останавливаются у его края или опаляют болото только поверху. Как человек запасает на случай пожара огнетушители, бочки с водой и ящики с песком, так предусмотрительная природа, создавшая жизнь, во множестве запасла болота, где не только человек, но и все живое в критический момент может найти убежище и поддержку…
Понемногу я стал понимать, что Наказание возникло не на пустом месте и не из-за какой-либо вины перед богом, а каждодневно подготавливалось людьми. И быть оно могло в любой форме, которая была следствием либо земных условий, либо условий развития разума во вселенной, либо синтеза того и другого, как, собственно, и получилось у нас на Земле в результате Посещения.
«…Однажды и только однажды в ходе своего планетарного бытия Земля могла создать оболочку жизни. Точно так же лишь единожды эта жизнь оказалась в состоянии подняться на ступень сознания. Одно время года для мысли, как одно время года для жизни. Не надо забывать, что вершину древа с этого момента составляет человек. Человек не сотворен таким уж могучим, чтобы ему не требовалось сузить окружающий его мир и соорудить себе какое-нибудь укрытие… Адам и Ева по преданию обзавелись лиственным кровом раньше, чем одеждой. Человеку был нужен дом и тепло - сначала тепло физическое, потом тепло привязанностей. У людей есть все: красота, любовь, тепло, у них есть все это с древнейших времен, и поэтому им нужно только тепло, любовь, доброта, внимание, чтобы полностью раскрыться. Значит, глупо сокрушаться из-за гнусности ушедшего мира. Нужно строить свой, но не забывать про прошлое. А если вас огорчает и даже ужасает невозвратность однажды утраченного счастья, однократно полученной жизни, единственного друга или милой сердцу, то стоит уничтожить этот риск мгновенной потери содержания целой жизни - и пропадет все величие и святость жизни, ее прелесть, доблесть души и правда Земли. Людям трудно вообразить мир без себя. «Да здравствует мир без меня!» - Это хорошо, великодушно сказано, однако предпочтительней мир со мной, в крайнем случае - я без мира. Соглашаться с тем, что мир будет существовать без тебя, крайне трудно, сознание этому противится. И тогда - у скольких! - Звериная, кошачья хватка: пусть все, что угодно, только бы я! Пусть весь мир перестанет существовать, но лишь бы - я, я, я вот сейчас, вот в эту минуту! Лишь бы я существовал!..
Чуть отдышавшись, они прибавляют: «…И при этом неплохо чтоб существовал! Любой ценой!»
И тогда им назначают цену…
Так уничтожается тепло привязанностей, так рождается потребитель. Потребитель - всегда только разрушитель, пусть даже потенциальный. Чтобы стать созидателем, надо научиться сохранять существующее. Наука эта настолько сложна, что и сейчас, через два с половиной миллиона лет, как я исчисляю древо человеческое, далеко не каждый из нас оказывается охранителем. Не охранником, нет (для этого нужно не сознание, подготовленное жизнью и бытом многих поколений, а всего лишь приказ и дубинка), а охранителем - по любви и пониманию, по способности к самоотречению, - чтобы в охраняемое вложить всего себя не для сегодняшнего, а для завтрашнего дня, для других поколений, ради которых и твоя жизнь согрета огнем далекого костра предков.
Тот человек, вооруженный топором, копьем, но отграниченный пламенем костра от окружавшей его природы, которая, казалось ему, тонет в беспросветном мраке, еще не был человеком. Он не мог претендовать на это высокое звание потому, что его глаза слепили голод, желание и костер, который не столько освещал мир, сколько превратно толковал его, утверждая свет, жизнь, истину только в освещенном им круге. На самом же деле все это лежало вне его пределов. Дочеловек именно боролся с природой, уничтожая ее, разрушая, сокрушая ударами топора, навязывая ей свое собственное сопротивление, наделяя ее собственными яростью и страхом.
Мне часто кажется, что мы, живущие сейчас, вновь те же люди. Мы ограничили себя кругом веры и, пусть внутренне критикуемой, покорностью всем решениям правительства. Все, что написано в наших догматах, и все, что высказано нашими чуткими и мудрыми вождями, неукоснительно признается единственно верным, не подлежащим не только сомнению, но даже осмыслению. Мы считаем, что верно и нравственно только то, что лежит внутри одобренного верой и постановлениями круга. мы уничтожаем отклонения, уничтожаем ростки всего нового, того нового, что не укладывается в рамки ранее принятых законов, удовлетворяющих вождей и их окружение. И борются за чистоту перед лицом господа не охранители, а охранники. Перед нами лежит мир чудес, мир, ждущий наших рук и умов, мир, ждущий и ищущий в нас не мелочных, фанатичных и ограниченных надзирателей, а внимательных друзей, старших братьев, являющихся гармоничной частью всего сущего, частью единого целого, неотделимой частью разума вселенной. Нужно выйти за пределы нашего круга, сделать то, что не удалось нашим предкам, но что они завещали нам. Свободу и счастье человек приобретет не от церкви, не от правительства - от них мир лишь переполняется приказами: «делай, как я, не то арестую! Молись, как я, не то изобью!» - А от внутреннего самовоспитания, раскрытия в себе умения понимать красоту и сложность мира, умения разделять чистоту и грязь, правду и ложь, заблуждения и продуманную корысть. И при этом не бояться…
У древнего человека было достаточно сил и жизнестойкости, чтобы выжить в этой борьбе, понять кое-какие идеи, воплотить их в орудия из дерева, камня, кости, защититься от первого натиска стихий. Но к созиданию и преображению природы он мог прийти тоже только через понимание и наблюдение. Для этого требовалось не противостояние. Человек должен был почувствовать себя заодно с природой, увидеть в ней не противника, а союзника, во всяком случае, партнера… То же предстоит и нам. Осознанная любовь к своему народу не соединима с ненавистью к другим. Любя свой народ, свою семью, скорее будешь любить другие народы, другие семьи и людей, пусть даже они отличаются от тебя, от твоего народа. Даже если они отклонения. В каждом человеке существует общая настроенность на ненависть или на любовь, на отъединение себя от других или на признание чужого - не всякого чужого, конечно, а лучшего в чужом, не отделимая от умения заметить это лучшее. В этом сила людей, которая позволит им пройти через вселенную. Эта сила напомнит нам нашу собственную забытую историю, шаг за шагом проведет по ней и покажет, что не войны, не страх и ненависть, а дружба, сотрудничество с окружающим миром и взаимопонимание позволят нам выстоять, вырасти и найти свой путь в трудных коридорах времени - путь, который сейчас еще далек от своего конца, и от которого, возможно, зависит нечто большее, чем сохранение жизни на нашей родной планете…»
Читая, я начинал видеть наш мир, свои поступки, поведение дяди Акселя, моего отца и других в совсем ином свете. Мне было горько, что я тратил и трачу свои способности исключительно на приспособленчество, что не понимал этого раньше. Досадовал, что дядя Аксель дал мне прочесть это только теперь, хотя осознавал, что раньше я не был достаточно зрел, чтобы сделать правильные выводы из прочитанного и мог бы наделать массу глупостей. Во мне рождалось что-то новое и прекрасное. Ясно, что немедленно за чтением я не стал бы другим, но книги вкладывали в меня все то, что рано или поздно, после беспощадных раздумий, поставило бы меня в ряды искателей и борцов за человечность, рядом с Мортеном и его товарищами.
Я продолжал читать про события во время Наказания…